Роузуотер. Восстание

Отрывок из романа

Уолтера Танмолы «Куди»

Прежде чем Эмека успел хоть что-нибудь сказать, вошел Кристофер с ухмылкой на лице и беспокойным огнем в глазах. Господи, спаси нас, он что-то задумал.

– Гони за машиной, – сказал он. – Мы отправляемся платить растленным и растлевать легковерных.

Ему не нужно было говорить Эмеке, куда ехать. Возникновение купола непрерывно показывали по всем каналам. Ездить к нему было запрещено, и поэтому автопилоты не работали. В случае кризисов власти отрубали их в первую очередь.

В обычное время поездка заняла бы пару часов, но сейчас дороги были забиты людьми вроде них, желающими поглазеть на пришельца. Кристофер использовал задержку, нарезая синюю бумагу для принтеров на мелкие квадратики. Потом найденной в багажнике ручкой он проставил на каждом число. Когда проехать уже было невозможно, Кристофер велел оставить машину и продолжить путь на мототакси. Эмеке очень не хотелось бросать машину матери, но перечить он не стал. А через милю пробка сделалась такой, что сквозь нее было не просочиться даже на двух колесах. Небо потемнело от дронов – ни Эмека, ни Кристофер никогда не видели их в таком количестве.

Спешившись, Кристофер протиснулся сквозь толпу; поле его притяжения повлекло Эмеку за собой. У кордона они договорились с охранником, и их пропустили к инопланетному куполу. Он выглядел так, словно Сатана трахнул Землю изнутри, и пенис его остался торчать наружу, пульсируя от чудовищной эрекции. У этой штуковины были вены, кожа и тепло. Кристофер шлепнул Эмеку по спине.

– Мы сюда не любоваться пришли. Начинай продавать билеты.

Он выдал Эмеке горсть синих квадратиков, и они принялись за работу. Часть навара пришлось отдать ребятам из ополчения, но все равно за следующие несколько недель они заработали кругленькую сумму.

А потом Эмека встретил Куди.

Глава четвертая

Алисса

– Мне нужно к врачу, – повторяет Алисса.

– Так и не полегчало? Я запишу тебя на понедельник. – Марк бросает ключи от машины на тумбочку.

– Нет, не надо меня записывать. Мне нужно к врачу сегодня. Сейчас.

Марк подходит, чтобы поцеловать ее, но Алисса отворачивается. Она жалеет об этом, но движение получается невольным. Она не чувствует к Марку никакой симпатии.

– Ладно. А почему? То есть я, конечно, отвезу тебя в больницу, Алисса, но ты не выглядишь больной. Что стряслось?

– Разве это не касается только меня и врача?

– Я же твой муж. – У Марка оскорбленный, обиженный голос.

Алисса вздыхает:

– Я этого не знаю.

– Что?

– Я не знаю, правда ли ты мой муж.

Марк смеется, но это нервный смех.

– Перестань меня разыгрывать, Ал.

– Я тебя не разыгрываю. Прости, но я тебя не помню.

– Ал…

– Просто послушай. Я не помню ни тебя, ни Пэт, ни этот дом. Я знаю, что наша фамилия Сатклифф, потому что заглянула в документы. Я видела наши общие фотографии, но не помню, когда мы их сделали.

– Алисса, прекрати немедленно. Это не смешно.

– Да уж, ни хрена не смешно. Я потеряла память.

Марк долговязый, с длинными светлыми волосами. Глаза у него маленькие, но выразительные, и он явно шокирован.

– А прошлый вечер ты помнишь?

Алисса качает головой.

– Ты вернулась с работы…

– Какой работы? Чем я занимаюсь?

Марк колеблется.

– Ты работаешь в «Честной корпорации». Где-то в администрации, рулишь логистикой. Все на тебя полагаются.

– Я этого не помню.

Марк вздыхает.

– Хорошо, ты не помнишь. Ты вернулась с работы…

– А ты где работаешь?

– Я художник. – Он садится в кресло напротив и проводит ладонями по его подлокотникам. – Знаешь, а это ведь ты ткань для мебели подбирала. По-моему, так она говно.

Алисса бросает взгляд на подлокотник, но ничего не делает.

– Ты поцапалась с Пэт из-за ее комнаты и домашней работы.

– Марк, ты пытаешься привести меня в чувство? Думаешь, если что-нибудь мне расскажешь, то я встряхнусь и все вспомню? Так вот, я пыталась. Пожалуйста, отвези меня в больницу.

Он вскакивает, касается ее руки, и Алисса отшатывается.

– Эй! – вскрикивает Марк.

– Извини. Я просто… Мне страшно, и у меня все чувства перепутались. – Она переводит взгляд со своего обручального кольца на его, а потом обратно на свое.

– Сейчас подгоню машину.

Доктор не смотрит ей в глаза. Он щелкает клавиатурой и глядит на экран.

– А раньше такого не бывало? – спрашивает он.

– Не знаю. Я ничего не помню, помните? – говорит Алисса.

– Этот вопрос предназначался вашему супругу, миссис Сатклифф. – Ее жалкая шутка, кажется, не оскорбила его и даже не позабавила.

– Нет, раньше с ней все было нормально, – отвечает Марк. Он ссутулился в кресле, но, возможно, виной тому его рост и среднестатистический размер мебели в кабинете.

– Наркотики?

– Никогда. Иногда вино, иногда пиво. – Марк пытается взять ее за руку, но Алисса убирает руки с подлокотников и складывает на коленях. Что-то внутри подсказывает ей, что жест Марка должен был утешить не столько ее, сколько его самого.

У доктора черная кожа, брюшко, намечающаяся лысина; он кажется холодно профессиональным или профессионально холодным. Он скачивает с имплантата ее медкарту. Осматривает Алиссу, проверяет зрачки, движения глаз, глотание, симметричность улыбки, положение языка, чувствительность тела, походку, способность исполнить несколько дурацких чередующихся жестов.

После чего вздыхает, совсем как Марк до него.

– Миссис Сатклифф, я не нахожу никаких признаков неврологических нарушений, и здоровье у вас, судя по всему, хорошее. Я возьму анализы крови, мочи и кала и направлю вас на сканирование мозга, но лишь для полноты обследования. Я не ожидаю выявить никаких проблем.

– Но какая-то проблема есть, доктор, – говорит Алисса.

– Я знаю. – Его движения становятся пренебрежительными. Он хочет, чтобы они ушли. – Но эта проблема – не в вашем теле.

Алисса утыкается лбом в окно машины и наблюдает за внешним миром.

Это Роузуотер; они здесь живут. Буйная конурбация, со всех сторон облегающая двухсотфутовый купол. Планировкой здесь и не пахнет. Улицы узкие, склонные внезапно кончаться или поворачивать под несуразными углами. Дома построены как попало, отличаются друг от друга возрастом и внешним видом; весь город возведен на скорую руку. Он кишит людьми, в основном черными нигерийцами, но есть среди них и солидная доля арабов, уроженцев Южной Азии, русских и представителей множества других национальностей. Дорожные знаки с большим трудом направляют и контролируют потоки бесчисленных горожан и управляемых автопилотами машин. Воздух непрерывно рассекают дроны, похожие на птиц, не желающих летать стаей. Настоящие же птицы кажутся запуганными, оттертыми на второй план, они держатся крыш и непрерывно гадят.

Купол похож на синий маяк, его поверхность покрыта извилистым узором и торчащими во все стороны шипами. Время от времени на эти шипы насаживаются дроны, птицы и иные неопознаваемые летающие организмы, превращаясь в шашлык для стервятников, поддерживающих купол в чистоте.

Алисса видит все это, и оно ей знакомо, она вспоминает эту информацию. Она видит измененные тела перестроенных, заторможенные движения изредка попадающихся реаниматов, и они ее не пугают.

Марк сопровождает комментариями все, мимо чего они проезжают. Он нервничает и избегает смотреть ей в глаза. Алисса молчит.

– Я считаю, что мы не должны рассказывать об этом Пэт, – говорит Марк.

– Хорошо.

– Мне просто кажется, что не стоит ее беспокоить.

– Я же сказала: хорошо.

– Как ты, Ал?

– А ты как думаешь? Я запуталась. Доктор, по сути, сказал, что я свихнулась.

– Эй, да он просто мудак, – говорит Марк. – Хорошенькое отношение к пациентам.

– Это правда, но его манеры – не моя проблема. Моя проблема – я сама. Что у меня не так с головой?

Марк снимает руку с руля и пытается погладить плечо Алиссы, но она отстраняется.

– Ты все осложняешь, – говорит Марк. – Я пытаюсь тебя поддержать, а ты так себя ведешь, словно я насильник какой-то.

– Прости, – отвечает Алисса. Но ей не стыдно. Она не испытывает никаких чувств к этому мужчине, этому заботливому, прекрасному мужчине. Она не испытывает к нему влечения; она не хочет, чтобы он ее целовал. Она не хочет, чтобы он ее трогал. От одной только мысли о прикосновении она покрывается мурашками. Как он может быть ее мужем?

– Ты не злишься на меня? – спрашивает Марк.

– Нет.

– Тогда в чем дело? – В голосе Марка проступает напряжение.

«Неужели я обязана любить этого человека? Быть с ним вежливой?»

На окно со стороны Алиссы садится какое-то существо. Оно, кажется, состоит исключительно из пары плоских крыльев, приделанных к тонкому позвоночнику. Словно живой воздушный змей примерно в фут шириной. Алиссе видны хрупкие ребра, поддерживающие крылья изнутри, и кровь, текущая по тонким сосудам. На одном конце позвоночника заметно небольшое вздутие с двумя фиолетовыми кляксами, – возможно, это глаза.

– Что это? – спрашивает Алисса.

– Эолия. Ты не помнишь эолий?

Существо кажется ей отчасти знакомым, но не само по себе. Алисса разглядывает позвоночник, наискосок протянувшийся через стекло. Видит бесполезно подергивающиеся рудиментарные лапки и периодическое подрагивание крыльев.

И.

И другое насекомое в другом месте и другом времени. С металлическим телом – сплавы и полимеры, чисто функциональный дизайн, никакого внимания к эстетике. С чрезмерным количеством конечностей. Поразительно тихое. Окруженное тьмой. Покрывающие все тело глазки и кончики множества усиков источают свет. Как будто оптоволоконные кабели.

И.

Оно исчезает. Эолия отлепляется от стекла, и Алисса видит, как она поднимается с воздушным потоком, взмахнув крыльями всего пару раз, легкая и свободная. На окне остается тонкая пленка слизи, искажающая очертания города.

Движение останавливается, и уличный торговец направляется было к Алиссе с жареной кукурузой, но передумывает, когда машины трогаются с места.

– Ты как будто где-то далеко, Алисса, – замечает Марк.

– Я очень далеко, в очень многих смыслах, – отвечает она.

– Ну так вернись. Мы приехали за нашей дочкой.

Марк сворачивает на подъездную дорожку, и Пэт выскакивает из дома, нагруженная разноцветными подарками и окрыленная детством. Машина узнает ее и открывает заднюю дверь со стороны водителя. Алисса не очень понимает, как вести себя с девочкой, но улыбается ей. Пэт не обращает на нее внимания и немедленно принимается болтать по телефону. Алисса бросает взгляд на Марка.

– Это нормально, – шепчет он одними губами.

Алисса откидывает солнцезащитный козырек и тайком разглядывает девочку в зеркале. У нее короткая стрижка, кустистые брови, а лицо напоминает уменьшенную версию того, которое Алисса видит в своем отражении, только более энергичную, бойкую и самоуверенную. Пэт излучает присущую любимым детям уверенность в том, что она – центр вселенной и с ней никогда ничего не случится. Алиссе интересно, как скоро девочку постигнет разочарование.

«Я не чувствую, что это моя дочь».

Когда они возвращаются домой, Пэт немедленно бросается внутрь, все еще поглощенная разговором. Марк собирает то, что она притащила с праздника.

– Есть что-нибудь? – он стучит себя по виску указательным пальцем.

– Ничего, – отвечает Алисса. – Кажется, какой-то кусок фантастического фильма всплыл. Ни тебя, ни Пэт я не помню.

Алисса замечает, что с другого конца обрамленной одинаковыми домами улицы на нее смотрит женщина. Она чернокожая и стоит так неподвижно, что непонятно, живой это человек или статуя. А потом женщина разворачивается и уходит. Может, они с Алиссой знакомы? У нее кружится голова.

– Мне нужно прилечь, – говорит Алисса.

Алисса перебирает в голове то, что случилось с ней с утра. Она помнит все: пробуждение; лежащего рядом Марка; свой испуг при звуке голоса Пэт; побег в ванную; поездку к доктору; боль от иглы, через которую у нее брали кровь; гудение кондиционеров; прыщи на лице специалиста, управлявшего сканером; почти эротическую картину того, как она лежит на столе, уезжающем в круглое нутро томографа; дорогу домой; смотрящую на нее женщину – абсолютно все.

С ее памятью все в порядке. Алисса испытывала ее, заучивая строчки текстов и серийные номера стоявших дома приборов. Она помнит все, что увидела, – но ничего из того, что происходило с ней до этого дня.

Ее тошнит, но желудок пуст и рвота не принесет облегчения. Это странная тошнота; она угнездилась не только в животе, но и во всем теле, вплоть до кончиков пальцев. Даже лишившись воспоминаний, Алисса знает, что тошнота ощущается не так, но еще она знает, что не существует названия для того, что она чувствует на самом деле: потребность исторгнуть из себя не просто пищу, но и вообще все.

Она набирает полную грудь воздуха и кричит.

Глава пятая

Аминат

– Мир этому дому, сучки! – восклицает Аминат, поднимая на уровень плеч зажатые в руках бутылки водки. И трясет плечами, изображая, что танцует лимбо.

Беа выхватывает у нее бутылки, приобнимает Аминат и немедленно возвращается к приготовлению пунша.

– А ты не торопилась, девочка. Я уж думала, тебя прирезали где-нибудь.

– Аминат! – визжит Эфе. Целует воздух и стягивает с плеча Аминат ремешок сумочки. – Бросай эту штуку и айда за мной. Фисайо себе сиськи увеличила.

Беа закатывает глаза.

– Дай женщине присесть сначала, а потом уже начинай свои amebo.

Эфе подхватывает Аминат под локоть и тащит в глубину комнаты.

– Ей в лаборатории имплантаты вырастили из собственной ДНК. Ощущаются как родные, говорит, даже шрамов не осталось.

– А она разве не близняшка…

– О да! Даже ее муж не может их различить.

Беа фыркает:

– Я слыхала, он их и раньше не различал.

Все смеются, и вечер начинается.

– А где Офор и малыш Офор? – спрашивает Аминат.

– В деревню уехали. К свекрови, – отвечает Эфе.

– Haba. А ты чего не поехала?

– Вот уж увольте. Я ее терпеть не могу. От нее только и слышишь, что «Эфе, вот как надо резать ата родо[9]» да «И сколько еще ты собираешься жарить плантаны?» Abeg.

Они пьют и делятся всевозможными подробностями своей жизни. Это дом Эфе, и за эркерным окном виден северный ганглий. Сегодня он мерцает и время от времени стреляет сухими молниями. Они смотрят на него, и Аминат видит на лицах подруг отблески синего света. У Эфе круглое лицо и светлая кожа, она ниже остальных и болтлива, но добродушна. Беа – худая, сплошь острые углы и сарказм. Аминат знает и любит их целую вечность. Порой единственное, что помогает ей не свихнуться, – эти встречи раз в несколько недель. Она хотела бы рассказать подругам, что летит в космос, ей нужно рассказать им, но она не может. Поэтому Аминат просто принимает как факт, что, если бы она им все же рассказала, они бы ее поддержали. Она точно это знает и поэтому успокаивается.

Разговор продолжается, но Аминат участвует в нем лишь постольку-поскольку. Не замыкается, но чувствует себя отстраненной. Она почти не пьет и лишь вполуха слушает рассказ Эфе о новых охранных системах, которые установил в доме ее муж. Для Офора это скорее хобби – пытаться встроить в жилище как можно больше новых технологий. Аминат просто наслаждается ангельской улыбкой, возникающей на лице подруги, когда та рассказывает о причудах мужа, и счастьем, звенящим в ее голосе, когда разговор заходит о сыне.

В машине ее настигает звонок матери, которой не терпится пожаловаться на отца. Аминат выслушивает ее как покорная дочь и заканчивает разговор, посчитав, что прошло уже достаточно времени, чтобы это не показалось невежливым. Когда она подъезжает к Атево, купол озаряет ночь ярким голубым сиянием. Ближе к земле тьма испещрена точечками света – это не дома, а падуны. Из-за них на этом участке шоссе никто ничего и не строит. Падуны – это ксенофлора, которая пытается имитировать человека, чтобы приманивать добычу. Днем их маскировка выглядит нелепо – они напоминают картонных людей с биолюминесцентными глазами. А вот ночью она действует на удивление эффективно – на детей или приезжих. Не в меру любопытных падуны обливают едкой жидкостью и медленно поглощают. Мэр уже несколько лет говорит о том, что их нужно истребить, но благотворительная организация его супруги с этим не согласна.

Аминат паркует машину, снимает туфли и идет к дому босиком. Охранный протокол засекает ее РЧИД и открывает дверь. В доме темно, но она решает не включать свет. Йаро коротко рычит, подходит к ней, размахивая хвостом, и утыкается холодным носом в голень. Аминат гладит это чудовище по голове. Она не понимает, в каких они отношениях. Йаро – пес Кааро, к Аминат он особенно теплыми чувствами так и не проникся. Для собаки он посылает слишком противоречивые сигналы.

– Где твой хозяин? – спрашивает она у пса.

– Я тут.

Йаро опережает Аминат и усаживается у левой ноги Кааро. Тот сидит за столом и читает книгу. Его лицо освещено настольной лампой; он улыбается своей кроткой улыбкой. Аминат понимает, что любит этого мужчину, по тем чувствам, что охватывают ее каждый раз, когда она его видит. По этому неописуемому ощущению в животе – словно она одновременно слабеет и обретает сверхспособности. Аминат бросает свои туфли у двери в кабинет.

– Привет, – говорит она.

– Привет, – отзывается Кааро. И машет ей рукой.

– Ноги жутко устали. Что читаешь?

– Билла Хикса. «Люби всех людей».

– Понятия не имею, кто это. Наверняка умер еще до моего рождения.

– И до моего тоже.

Кааро встает, и они целуются. Его руки блуждают по телу Аминат и наконец останавливаются на ее спине.

– Хм. Ароматизированная водка. Как девочки?

– Живут долго и процветают. И хватит о них. Как ты?

– Все в норме. Знаешь, ты забыла позвонить отцу, и он вроде как ревнует, потому что с мамой ты поговорила.

– Блин!

– Не бойся. Я его успокоил. Лайи передает привет.

– Мы съездим к ним на следующей неделе. – Аминат сжимает ягодицы Кааро – этот сигнал означает, что им нужна приватность. Закрывает глаза и ждет.

Все меняется. Они больше не в доме. Здесь их никто не подслушает.

Кааро, ее любимый, перемещает их в место, где любая хронология событий сомнительна. Время может сжиматься или растягиваться. Пространство становится таким, каким они хотят его видеть. Кааро перенес их на невероятно широкий травянистый луг. Здесь солнечно и ветрено. Пчелы перелетают с цветка на цветок. Ветерок касается кончиков травинок, и они отрываются, взлетают в воздух, закручиваются вихрем и исчезают в небе. Вдалеке видны горы, а за ними уходит головой в облака колоссальное существо с вечно распахнутым ртом. Это Боло – ментальный страж Кааро. Аминат это все напоминает какую-то из «Мрачных картин» Гойи.

– Ты здесь что-то поменял? – спрашивает она.

– Нет, перед твоим приходом я занимался исследованиями, – отвечает Кааро. – Я экспериментирую с защитными свойствами открытых пространств.

– Разве это не опасно?

– Боло меня защитит.

Считается, что Кааро – последний из сенситивов, людей, которых ксеноформы наделили множеством странных способностей. Всей информацией Аминат не обладает, однако ксеноформы образовали в атмосфере Земли информационную сеть, и сенситивы могли получать к ней доступ, а значит – читать мысли других людей и даже заглядывать в будущее. Кааро называет себя квантовым экстраполятором, потому что так его охарактеризовал Энтони – аватар Полыни. Что-то случилось, и пришельцы решили убить всех сенситивов, но почему – никто не знает. Они и Кааро убили бы, если бы его не спас Энтони. Кааро работал на О45, но уволился после того, как чуть не погиб на службе. Феми Алаагомеджи пытается скрывать это, но она хочет, чтобы Кааро вернулся к ним.

Аминат гладит его по щеке.

– Я люблю тебя. Просто захотелось это сказать.

– Пока не говори. – Кааро улыбается. – Мне нужно концентрироваться, чтобы мы отсюда не выпали.

Аминат видит, как вдалеке – на расстоянии примерно в милю – шевелится трава. Что-то на огромной скорости мчится к ним, приминая стебли.

– Кто-то приближается.

– Я знаю. Их тут много. Не беспокойся. – Кааро указывает на других.

Трава шевелится еще в пяти местах. Движение кажется целеустремленным, и у Аминат не получается расслабиться так, как это, похоже, удается Кааро.

– Кто это?

– Страшилы из моего подсознания, люди, которых я встречал или выдумал. Когда мы оказались у меня в голове, они обрели плоть. В последнее время отгонять их охренеть как утомительно.

Говоря это, Кааро раздваивается; его призрачный двойник поднимается в воздух и улетает.

– Такого я еще не видела, – говорит Аминат. – Это что?

– А, это неслучившийся я. Пустые размышления о том, что могло бы быть. Не обращай внимания.

Через случайные промежутки времени от него отслаиваются все новые и новые копии. Аминат это отвлекает, но она сосредотачивается на Кааро.

– Мы можем говорить? – спрашивает она.

– Да. Как Эфе?

– Ну, ты же ее знаешь. Сегодня она поведала мне, что для того, чтобы свести мужика с ума, нужно после первого секса сказать, что ты ни с кем еще так не кончала. Или что с другими тебе приходилось имитировать оргазм. Целую пьяную лекцию закатила.

Кааро улыбается. Ему нравятся ее подруги; по крайней мере, он ведет себя так, словно они ему нравятся.

– Кааро, меня хотят отправить в космос, – говорит Аминат, резко посерьезнев.

– Правда?

– Да. Они хотят, чтобы я полетела к «Наутилусу», пристыковалась и взяла образцы воздуха и тканей космонавтов.

– Или их останков. От этой станции уже сколько лет никаких сигналов не было.

– Нам не все рассказывают. Кто знает, может, им все это время припасы поставляли?

– Ты им доверяешь?

– В смысле?

– Ну, О45 не славится честностью или открытостью. Феми…

– Безжалостна, да, ты мне уже говорил. Я не знаю. Мне сказали всего несколько часов назад.

Один из страшил уже очень близко, всего в пятидесяти ярдах, и Аминат чувствует себя беззащитной и неспособной ничего с этим поделать.

– Кааро…

С небес обрушивается деревянный столб и с чудовищным грохотом сокрушает нападающего. Земля – уж какая есть – трясется, ударная волна взбаламучивает мирно парящие кончики травинок. Над ними возвышается Боло.

– Говорю же, не беспокойся, – отвечает Кааро. – И что будет дальше?

– Видимо, тренировки. Я ведь себя запустила, скажи?

– Милая, да на тебе ни грамма жира.

– Да, но мне предстоит шесть месяцев тренировок на выносливость. Придется вернуться к борьбе с лишним весом. Сегодня у меня было что-то вроде прощания с алкоголем.

– А как с другими вещами?

– Ты о чем?

– С другими видами тренировок?..

– Вытащи меня отсюда, и мы испытаем твою выносливость.

Глава шестая

Бевон

После двадцатиминутной задержки поезд снова набирает ход. Бевон ненадолго открывает глаза, чтобы выглянуть в окно и убедиться, что они движутся. Потом пробегает взглядом по другим пассажирам и снова смежает веки.