– Запуталась в голых телах, полагаю.
Пока Коссал махал подавальщику, требуя и себе чашку та, я всматривалась в его морщинистое лицо. Ему не шло слово «старый» – оно слишком крепко связано с другими: «дряхлый», «хворый». Годы не обошли Коссала – на его бритой голове виднелись старческие пятна, на длинных изящных пальцах выпирали узловатые суставы, – но жрец, как добрая сталь и хорошая кожа, с годами делался лишь крепче, будто его тело десятилетиями только и дожидалось старости. Его связь с Элой казалась необычной, но не нелепой.
– Тебя это не волнует? – спросила я.
– Волновало когда-то. В прежние годы я отдавал богу всех ее любовников.
– Сколько таких набралось?
– Сорок пять.
– А твои знакомые среди них попадались? – захлопала я глазами.
– Четверо жрецов Ананшаэля и две жрицы. Одна была старой подругой.
– Ты поэтому остановился?
Коссал, пригубив та, покачал головой:
– Остановился, потому что мне за ней было не угнаться. Она меняет постели быстрее, чем я успеваю убивать.
Я еще не придумала, что на это ответить, когда от столика поодаль донеслось громкое восклицание. Обернувшись, я увидела, что рослый мужчина в голубом жилете торопливо шепчет что-то склонившимся к нему людям. Слышно было плохо, но «Гок Ми» и «кровавые длани» я уловила.
– Так-так, – протянул Коссал, разглядывая меня сквозь поднимавшийся над чашкой парок. – Как видно, слухи о твоих ночных трудах от тебя не отстали.
Он не то чтобы кричал, но и не понизил голоса.
– Ты следил за мной?
– Пришлось, – кивнул он.
– Я думала, ты поблагодаришь меня за знакомство с величайшими городскими монументами.
– Монументы – это вершины Анказа. А тут гнилые доски и уйма тухлой воды.
– Я тебя не видела.
– Разумеется. Ты так увлеклась живописью.
– А ты заметил, что за мной еще кто-то следил? – нерешительно спросила я. – Высокий, с татуировкой на лице.
– Неподходящая наружность, приметная, – кивнул жрец.
– В городе – да. А в дельте его лицо сливается с камышами.
– Рыбак?
– Городские рыбаки с лодками не расстаются, – покачала я головой. – Он из Вуо-тона.
– Полагаю, это что-то значит?
– Первая кровь.
– Теперь все яснее некуда!
– Вуо-тоны вскоре после основания города покинули Домбанг. Устроили в дельте отдельное поселение.
– Поближе к крокодилам?
– Поближе к своим богам.
Коссал цыкнул зубом, отхлебнул та и покатал напиток во рту, изучая мое лицо.
– Расскажи, что за боги, – наконец попросил он.
Я едва открыла рот для ответа, как мир словно завалился набок. В глазах у меня жарко полыхнуло, вспышка заслонила Коссала, площадку, канал, весь город. Остался только бесконечный, словно небо, свет, а потом из сияния всплыли два узких зрачка. Они были черные, как полночь, – одни зрачки, но мне почудилась в них хищная радость.
«Нет», – хотела сказать я.
То же слово, что всегда силилась сказать, когда эти глаза всплывали передо мной во сне или в видениях наяву. Нет. И как всегда, слово не шло. Я ухватилась за столик, удержалась, и наваждение ушло, уступив место Коссалу и проступающему за ним миру. Коссал все так же сидел напротив, щурился с любопытством, и, к моему облегчению, зрачки у него были круглые.
– Не хочешь объяснить, что это было? – спросил он.
Я замотала головой, разгоняя остатки видения.
– Просто устала.
Коссал многозначительно глянул на мои руки, еще стискивавшие край столика.
– Утомительное занятие держать в руках мебель, – заметил он.
Я не сразу смогла разжать пальцы. Пошевелила ими на пробу.
– До Аннура Домбанг поклонялся другим богам. Местным божествам, созданиям дельты.
– Их когда-нибудь видели?
Я уставилась на него, загоняя в глубину хлынувший в жилы ужас.
– Ты когда-нибудь видел красную ворону?
– Таких не существует.
– Как и старых богов Домбанга.
Ко мне снова подступило слепящее головокружение, но я удержала взглядом лицо Коссала и втянула в легкие воздух. К тому времени, как выдохнула, дурнота прошла.
– В этом городе попадаются люди, – помедлив, ответил Коссал, – с поразительным усердием служащие несуществующему.
