– У этого ножа нет, – напомнила Эла.
Бин сумела вырваться из трясины, подтянулась на берег протоки, подальше от свирепствующих хищников, но и от мостков тоже. Ее спутники, стоявшие со мной рядом, заорали.
– Нож я ему дам. – Я вытянула один из висевших на бедре.
– Даром пропадет, – проворчал Коссал.
– У меня еще много.
Клинок с влажным хлюпаньем вошел в грязь острием вниз, прямо под руку сцепившемуся с крокодилом мужчине. Тот, увлеченный схваткой, не заметил. Сталь блестела на полуденном солнце, но он крепко жмурил глаза. Ослепшая от ужаса Бин сорвалась в воду. Никто-никто не увидел моего броска. Все смотрели на сражение под мостом.
– Беру свои слова обратно, – сказал Коссал.
Эла улыбнулась до ушей.
– Невиданное дело! – Она вдруг подозрительно прищурилась. – Какие именно слова ты берешь назад?
Коссал указал на мужчину: крокодил как раз в этот миг сполз в воду и стал уходить на глубину.
– Очень поучительный образчик любви.
– Любовь – это когда прыгаешь с моста, спасая женщину, – наставительно пояснила Эла.
– Любовь, – возразил Коссал, – это когда кидаешься на смертельно опасного зверя, а потом уж понимаешь: раз схватил, уже не выпустишь. Или он, или ты.
Он проговорил это, не глядя на Элу, но она взяла его под руку и проворковала:
– Уж конечно, я гораздо привлекательнее и любезнее крокодила.
– Самую малость.
Зверь оставался под водой три удара сердца, пять, десять ударов. Вода в том месте, где он нырнул, кипела, будто на дне развели большой костер. Сорвавшаяся в воду Бин упала на колени, и ее вопли взвились на новую высоту. По мутной бурой воде вокруг нее стало расплываться красное пятно.
Крокодил встал в воде дыбом, сбросил человека со спины на берег. Во заметно обессилел, с головы и с плеч стекала кровь, рубаха изорвалась, но он еще не сдался.
– Я иду! – крикнул он женщине. – Просто дотяни до моста, и все будет хорошо!
– Нет, – провизжала она. – Они до меня добрались. Мне конец. Конец!
– Я с этим разберусь, – покачала я головой.
Коссал обратил ко мне испытующий взгляд.
– Звери земли и вод служили нашему богу задолго до нас, – произнес жрец.
– И правила Испытания должно соблюдать, – напомнила Эла.
Мои клинки взлетели, не дав ей договорить. Один вошел точно в грудь женщине, другой рассек горло мужчине и с плеском ушел в грязь.
– Жертвы Испытания назначены песней. – Коссал обратил ко мне серьезное лицо. – Выйти за ее пределы равно провалиться.
Я покачала головой:
– Она сказала, что ей конец, – и была права. Он сказал, что идет к ней, – и ошибся.
Коссал поднял бровь, а Эла просто расхохоталась:
– Полагаю, нас ждет восхитительная прогулка!
Глядя в кровавую грязь, слушая сотрясающие воздух вопли и бой собственной крови в ушах, вспоминая прежние чувства, которые считала вытравленными и забытыми, я едва ли могла с ней согласиться.
2
– Я нахожу все случившееся большой удачей, – объявила Эла по пути на юг через разбитую переправу.
– Удивительны пути бога, – кивнул Коссал.
– Я не про бога, – ответила Эла и застенчиво покосилась на меня. – Я про манеру Пирр одеваться.
– В таком случае я промолчу, – буркнул жрец, которого никакая толкотня вокруг не могла сбить с шага.
Одни бешено пробивались к месту катастрофы, снова и снова выкрикивая имена любимых; другие так же отчаянно проталкивались в обратную сторону, подальше от беды. Коссал держался так, словно шел один: легко преодолевал проломы, путь расчищал непринужденными и расчетливыми ударами под колено или по ребрам. Когда помеха ему особенно досаждала, он, не слушая воплей, скидывал человека за перила и преспокойно ступал на освободившееся место. Мы скрывались, растворялись в толпе прежде, чем кто-либо успевал осознать случившееся.
– Не притворяйся! – прищурилась на жреца Эла. – Тебе не меньше моего хотелось бы, чтобы она нашла любовь.
– Чего бы мне хотелось, – ответил Коссал, коротким ударом деревянной флейты сбивая с ног визжащую женщину и переступая через нее, – так это тихой комнатки и крепкой выпивки. От этого переполоха голова разболелась.
Эла, покачав головой, доверительно обратилась ко мне:
– Безнадежен. Он не признает романтики, хоть бы она стала шарить теплым пальчиком в его заднице. Но ты мне поверь… – она обвела рукой мою фигуру, словно представляла собравшимся, – по сравнению с твоими мешковатыми штанами так гораздо лучше.
– Без штанов, – покивала я. – Зато по уши в грязи.
Впрочем, никому не было дела до моего одеяния. В полумиле за нашими спинами погибали сотни людей. Погибали или уже погибли. В другое время все разинули бы рты при виде облепленной грязью женщины в подштанниках с пристегнутыми к плечам и бедрам ножнами, а сегодня я, не самая интересная из жертв катастрофы, являла собой разве что вставной номер в представлении.
– По мне, лучше грязной и без штанов, чем в мокрых, – ответила Эла. – В твоем прежнем наряде на тебя никто бы и не оглянулся.
– Я думала, что и не должна привлекать внимания.
– Ты Коссала меньше слушай, – поцокала Эла языком. – Да, он стар, но знает далеко не все.
Мимо нас протолкались трое в кольчугах и зеленых накидках-надоспешниках. Во все горло проклиная толпу, они спешили на север, к обломившемуся пролету. На бедре у каждого висел короткий меч, но мужчины не спешили их обнажать, прокладывая дорогу тяжелыми дубинками.
– Зеленые рубашки, – буркнула я. – Как всегда, опаздывают.
– Городская стража? – уточнила Эла, прищурившись.
Я кивнула.
