Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры

Апелляция к министру финансов походила на жест отчаяния. 3 марта жалоба Гужона, Мусси и Мейера дошла до Сергея Юльевича. И хотя Ковалевский позднее утверждал, что «вред зубатовщины» беспокоил Витте, почему-то он не поспешил вмешаться, а всего лишь 6 марта предписал Д.С. Сипягину запросить у дяди императора, насколько законно то, чем занимаются «Общества взаимопомощи». Главе МВД понадобилось ровно десять дней, чтобы запрос оформить и отослать в Москву. Конечно же, великий князь Сергей Александрович деяния подопечных Трепова и Зубатова оправдал бы. Так что Гужону ничего не оставалось, как смириться и вернуть Синицына с Марковым на фабрику.

Перелом в баталии наступил внезапно и, похоже, стал сюрпризом для всех ее участников. 18 марта 1902 года молодая курсистка Евгения Александровна Алларт в приемной обер-полицмейстера стреляла из револьвера в Д.Ф. Трепова. Осечка спасла жизнь генералу. Алларт 9 февраля схватили жандармы прямо на улице, рассеивая нагайками рабочую демонстрацию. Тринадцать дней она просидела в Бутырской тюрьме, после чего хлопотами родной сестры добилась освобождения. Тем не менее, ей очень хотелось отомстить за полицейский произвол и пережитое унижение. То, что покушение сорвалось, мало радовало, ибо Алларт вольно или невольно нащупала брешь в диспозиции Витте. Первый министр страшился доли Н.П. Боголепова, смертельно раненного из пистолета мещанином П.В. Карповичем 14 февраля 1901 года. Министр народного просвещения поплатился за репрессии против студентов. Министра финансов тоже могли убить…

Вопрос – одиночка Алларт или за ней все же стоит кто-то – явно волновал Сергея Юльевича и в какой-то степени поколебал решимость дожать «москвичей» до конца. Эти сомнения отразились в письме Д.С. Сипягина от 26 марта. Приятель Витте вдруг поинтересовался у великого князя Сергея Александровича, не благоразумнее ли на время приостановить деятельность «обществ взаимопомощи». Прочитать ответ Дмитрию Сергеевичу не довелось. 2 апреля 1902 года в приемной Комитета министров в Мариинском дворце его застрелил эсер С.В. Балмашев. Если до того Витте и сомневался, что московские предприниматели ради самообороны не прочь прибегнуть к террору, то убийство ближайшего соратника развеяло все сомнения. Слишком точным и выверенным получился удар. Убрали не просто министра, а верного помощника главы правительства. Да и цепочка вырисовывалась пугающая: обер-полицмейстер, министр внутренних дел… Далее – первый министр…

Нервы у потрясенного реформатора не выдержали, и он отступил. В Москву срочно выехал В.К. Плеве, новый, с 4 апреля, шеф МВД, прямо перед отъездом проинструктированный Витте. Там преемник Сипягина вручил уволенным рабочим Гужона шесть тысяч рублей компенсации, заключил мировую с их хозяевами и запретил полиции встревать в трудовые конфликты. Вот так простое совпадение – террористический дебют третьей силы (Боевой организации Партии социалистов-революционеров) в разгар междоусобицы внутри российской деловой элиты – в одночасье превратило партию, терпевшую поражение, в победившую. И наоборот. Фиаско с Гужоном породило среди рабочих глубокое разочарование в «Обществах взаимопомощи». А табу на привлечение полиции не позволило тем быстро реабилитировать себя в их глазах. И детище Зубатова постепенно зачахло.

Уже летом 1902-го наметился серьезный отток фабричного народа назад, к социал-демократам. Приободрившись, те той же осенью не преминули отметиться новой громкой акцией – Ростовской стачкой. С 4 по 27 ноября бастовали мастерские Владикавказской железной дороги. К ним примкнули и другие предприятия города и окрестностей. Целую неделю тысячи горожан устремлялись в район Темерник, в Камышевахскую балку, где «марксисты» ежедневно митинговали и произносили зажигательные речи. По обыкновению, «праздник непослушания» пресекла полиция при содействии казаков. 11 ноября место несанкционированного народного гуляния прикрыли, а собравшихся людей рассеяли.

Обратим внимание, Ростов – Юг России. Иными словами, союзники московской промышленной группы намеревались продолжить исполнение возложенной на них спонсорами задачи: забастовочным движением тормозить вливание иностранного капитала в российскую экономику. Что примечательно, в центральных регионах подобной активности комитетов РСДРП (основана на съезде в Минске в 1898 году и вновь учреждена в Брюсселе и Лондоне в июле – августе 1903-го путем слияния «Союза борьбы» с другими марксистскими кружками) не наблюдалось. Стачки локальные вспыхивали, но быстро затихали, ибо антагонисты – фабриканты и рабочие – легко достигали взаимопонимания. И, судя по всему, социал-демократы в тех спорах чаще играли роль посредника, чем подстрекателя.

Когда и как возник этот, на первый взгляд, противоестественный альянс? В подмосковном Орехово-Зуево располагались две крупные сети фабрик семьи Морозовых – Викуловская (потомков Викулы Елисеевича Морозова) и Никольская (потомков Тимофея Савича Морозова). Второй с 1885 года управлял Савва Тимофеевич Морозов под присмотром матери, Марии Федоровны, хозяйки паевого товарищества. Ранней весной 1901 года в окрестностях Орехово-Зуево под видом розничного торговца поселился «Богдан», Иван Васильевич Бабушкин, в 1895—1896 годах, до ареста, член петербургского «Союза борьбы», в 1897—1900 годах, будучи в ссылке, лидер Екатеринославского филиала той же политической организации. С 1900 года по заданию В.И. Ленина в паре с Н.Э. Бауманом («Грачом») формировал социал-демократические группы в городах Центральной России. Причем Бауман в течение 1901 года – все время в разъездах, то покидая, то возвращаясь в Москву, а Бабушкин с марта постоянно проживал в Покрове, под Орехово-Зуево, изредка отлучаясь в Иваново-Вознесенск (Иваново), Шую или Москву. Де-факто Покров становится штаб-квартирой регионального отделения «Союза борьбы», в октябре 1901-го открыто признавшего свою приверженность программе «Искры».

Что любопытно, чуть ли не со дня приезда Бабушкин регулярно посылал в редакцию родной газеты очерки и статьи о невыносимых условиях работы орехово-зуевских ткачей, об их плохой социальной обеспеченности. Однако на стачку выводить многотысячный коллектив рабочего поселка, по примеру Питера и Екатеринослава, не торопился. Похоже, обличительный запал публициста – всего лишь притворство, необходимое, чтобы власть губернская и центральная не заподозрила в Морозовых покровителей социал-демократического движения. Вот и клеймил товарищ Бабушкин в печати разбогатевший семейный клан. А конфиденциально ему ничто не мешало попросить старого приятеля из Санкт-Петербурга С.И. Радченко устроить на каком-нибудь казенном заводе шумную акцию… Обуховскую оборону, например.

Когда же в Москве подняли голову «Общества взаимопомощи», туда в декабре 1901-го срочно вернулся Бауман. Получается, что на подмогу московскому купечеству. Ведь именно он организовывал февральскую манифестацию рабочих и студентов, жестоко подавленную полицией и казаками. Кстати, оба – и Бабушкин, и Бауман – тогда же угодили в тюрьму. Ивана Васильевича арестовали в Орехово-Зуево в декабре 1901 года, Николая Эрнестовича в селе близ Липецка – в феврале 1902-го. Той же зимой взяли под стражу и Радченко. Впрочем, летом двое из мест заточения бежали, третьего (Радченко) отпустили на свободу по болезни. До суда…

Ростовские события курировали, конечно же, не они. Здесь отличились «искровцы» С.И. Гусев (в 1896—1897 годах член петербургского «Союза борьбы», затем в ссылке в Ростове-на-Дону) и И.И. Ставский. Зато без влияния Бабушкина и Баумана наверняка не обошлось, когда в 1903-м по Югу России прокатилась волна всеобщей забастовки. Координировали ее, естественно, социал-демократы, приурочившие мероприятие ко II учредительному съезду РСДРП, открывшемуся в Брюсселе 17 июля. Первым с 1 июля на неделю замер Баку. 12 июля эстафету подхватил Тифлис (Тбилиси), затем – Батуми с Поти. С 21 июля, и тоже около недели, почти никто не работал в Киеве и Николаеве. Дольше всех простояла Одесса – с 4 по 22 июля. Замыкающим был Екатеринослав, бастовавший с 7 по 11 августа 1903 года. Между прочим, II съезд РСДРП завершился, правда, уже в Лондоне, 10 августа 1903 года.

Интересная деталь. Судя по переписке Ленина с соратниками, до весны 1903-го вождь не знал о связях региональных ячеек «Союза борьбы» с Морозовыми, точнее с Саввой Тимофеевичем, поддерживаемых через орехово-зуевских «искровцев». Очевидно, мануфактур-советник рискнул открыться заграничному центру единственно ради подготовки всеобщей летней стачки, проведение которой с максимальным эффектом без санкции высшего руководства социал-демократов выглядело проблематичным. Но проинформировал он эмиграцию о желании ее субсидировать крайне осторожно. Использовал для того не прямой канал (окружение Бабушкина и Баумана), а окольный – мхатовский. Писатель Максим Горький уведомил о том самарских товарищей во главе с Г.М. и З.П. Кржижановскими, а те уже в марте 1903-го о «хороших перспективах… относительно денег» для РСДРП со стороны С.Т. Морозова известили самого Владимира Ильича. Несомненно, существенная часть ассигнованной Морозовым суммы досталась забастовщикам Закавказья и Украины. Что-то потратили на «Искру», что-то – на заседавший в Брюсселе и Лондоне съезд.

Однако затраты с лихвой окупились. Всеобщая стачка рабочих Юга России произвела должное впечатление на подопечных Витте и самого министра. В конкурирующей партии поняли, что с оппонентами – «москвичами» – надо не конфликтовать, а договариваться. Прозрение удачно совпало с отставкой Сергея Юльевича с министерского поста 16 августа 1903 года. Подкосила любимца Александра III война на два фронта. На московском он капитулировал окончательно осенью 1902-го, переведя в Санкт-Петербург, официально на повышение, ненавистного купцам С.В. Зубатова. На дальневосточном потерпел поражение весной 1903-го после того, как в борьбе за благосклонность Николая II верх взял В.К. Плеве. Министр внутренних дел одолел двух главных соперников – Витте и В.П. Мещерского – исключительно благодаря собственной беспринципности. Если главный финансист империи отвращал монарха от опрометчивых действий в отношении Японии, то второй – главный редактор газеты «Гражданин» и старый приятель Александра III – убеждал царя не чураться умеренного либерализма и даровать обществу минимум свобод.

Николай II почтительно слушался обоих, пока глава МВД, кстати, удостоившийся должности по рекомендации Мещерского, не заметил, насколько государю неприятны нотации соратников его отца. Дальше все просто. Плеве принялся советовать венценосцу то, с чем тот был рад согласиться. Император считал «несвоевременным» позволять поданным какое-либо вольнодумство, и Вячеслав Константинович высказался в том же духе. В итоге манифест, сочиненный В.П. Мещерским и обнародованный 26 февраля 1903 года, утратил первоначальный смысл и превратился в невнятную декларацию, «туманную» и «неискреннюю».

Молодой царь откровенно симпатизировал проекту энергичной русской экспансии в китайской Маньчжурии и Северной Корее, но в одиночку оспаривать внешнеполитический курс Витте не осмеливался. Плеве выручил и тут, ободрив нужным словом. После чего в январе Николай II велел Министерству финансов открыть А.М. Безобразову кредит в размере двух миллионов рублей, а в мае пожаловал предприимчивого царедворца в статс-секретари. 30 июля 1903-го монарх и вовсе изумил всех распоряжением в подражание Иоанну Грозному. Приамурское генерал-губернаторство и Квантунская область (Маньчжурия) объединились в Дальневосточное наместничество во главе с генерал-адъютантом Е.И. Алексеевым, подотчетное напрямую Особому комитету по делам Дальнего Востока, наделенному правом дипломатических сношений с близлежащими странами, прежде всего с Японией и Китаем. Иначе говоря, МИД более не отвечал за восточную политику Российской империи…