Я – телохранитель. За пригоршню баксов

Но Андрей Андреевич не осерчал и не нахмурился, а с выражением благожелательного спокойствия на лице направился через зал к гостям, еще на дальних подступах протягивая руку для приветствия. Китайгородцев бросил быстрый взгляд на Марецкого. Тот приветливо улыбался. Свои. Крепкое рукопожатие. Щёлк! Маша продолжала выполнять свою работу.

– Рад вас видеть, – сказал Андрей Андреевич, обращаясь к Марецкому.

Композитор благосклонно кивнул. Он знал себе цену.

– Готовимся кое-что добавить в экспозицию, – продолжал Андрей Андреевич.

– Что-нибудь новенькое?

– Через историю вашей матушки, вашего деда и прабабушки хотим показать эпоху. Весь двадцатый век через призму судьбы троих человек. То есть что я говорю? – засмеялся он вдруг и осторожно тронул Марецкого за рукав. – Четверых, конечно же.

– Интересно будет посмотреть, – сказал Марецкий. – Я как-нибудь сюда свою невесту привезу.

Сказал и бросил быстрый насмешливый взгляд на Машу. А та сделала вид, что не услышала.

Юшкин проснулся и вернулся к жизни, хотя на самом деле он предпочел бы умереть. Голова не отрывалась от подушки, словно прибитая к ней огромным железным гвоздём. Любая большая пьянка в последнее время заканчивалась для Юшкина подобным образом, но на этот раз ему было совсем уж плохо. Организм уже не справляется, понял он. Загонит себя за год-другой, если не остановится. А он не остановится. Об этом Юшкин подумал со спокойствием обречённого.

Лежать было неудобно. Сетка кровати прогнулась, и непривычное к подобному ложу тело, намаявшись за ночь, ныло теперь нещадно. Казалось, болел каждый мускул.

Он повернулся. Кровать под ним скрипнула. И тут же раздался какой-то другой звук. Рядом явно был ещё кто-то. Юшкин оторвал наконец голову от подушки. На другой кровати лежал человек, которого Юшкин раньше никогда не видел. Правда, это его нисколько не удивило, он привык за последние месяцы к тому, что просыпался в самых разных местах, зачастую совсем неожиданных, в присутствии людей, совершенно незнакомых. Обычное дело для человека сильно пьющего. Пьянка начинается в одной компании, потом, как всегда, выпивки не хватает, начинаются пьяные поиски «живой воды», следуют бессмысленные пьяные драки, теряются прежние собутыльники, но обретаются новые. Пьянка катится дальше, и не разберёшь, день или ночь на дворе, а спать ложишься окончательно, когда свалит с ног выпитое. Пробуждение – и вот он рядом, вчерашний собутыльник, с которым наверняка братался и целовался, а сейчас и имени-то вспомнить не можешь.

– Привет! – сказал Юшкин голосом таким глухим и незнакомым, что и сам его не узнал.

– Привет, – отозвался парень. – Выпить хочешь?

Вот тут Юшкин впервые удивился.

– А разве есть? – спросил он, не веря в возможность подобного.

Наутро после пьянки – только пустые бутылки. Если где-то что-то и осталось – это законная добыча того, кто проснулся первым и нашёл. Так принято, и никто на это не обижается.

– Есть, – сказал парень. – Будешь?

Поднялся со своей кровати, прошел по комнате. Юшкин проследовал за ним взглядом и увидел, наконец, стол, а на нём – несколько непочатых бутылок водки и небрежно сваленную в кучу снедь. Так не бывает. Должны быть только пустые бутылки и объедки. Удивленный Юшкин нашёл в себе силы сесть.

Парень налил водку в пластиковый стакан, выбрал среди горы снеди банку консервированных огурчиков, достал огурец и подошел к Юшкину.

– Держи!

– А ты? – проявил вежливость Юшкин.

– Ты пей, – сказал парень.

И стало ясно, что он с Юшкиным пить не будет. Он вообще был какой-то странный, этот парень. И совсем не походил на обычных юшкинских собутыльников.

Юшкин выпил, закусил огурцом и преданно посмотрел на парня.

– Ещё? – догадался тот.

– Ага! – с готовностью кивнул Юшкин.

И второй стакан ему налили. Он даже удивился тому, как всё удачно складывается.

– А остальные где? – поинтересовался Юшкин, аппетитно хрустя огурчиком.

– Какие остальные? – не понял парень.

– Ну, вроде как ещё был кто-то.

– Не было никого.

– А, понятно, – не стал спорить Юшкин.

Другие-то были, это точно. Несколько человек. Одного Артемом звали. Или Артуром. И другие ребята были. Были, да сплыли. Видно, он в другую компанию попал. Бывает.

– Уф-ф! – сказал Юшкин. – Башка прямо раскалывается. А у тебя?

– Нормально всё у меня.

– Значит, ты свою норму знаешь, – сказал Юшкин уважительно. – Слушай, а туалет тут где у тебя?

– На улице.

Надо же – на улице! То-то ему сразу показалось, что не обычная это квартира. На дачный домик похоже. Вот как его занесло. Прямо какая-нибудь платформа Опалиха. Ехал он электричкой или нет? Не помнил.

Парень открыл дверь, за которой было что-то вроде летней веранды. Близкий лес заглядывал в окна. Деревья подступали вплотную к дому, деревянной дряхлой постройке со стенами, когда-то выкрашенными в синий цвет, и кособоким крыльцом, готовым рассыпаться в любую минуту. И дальше, за деревьями, виднелись маленькие домики, а от одного к другому бежала узкая тропинка – дорог тут вовсе не было, впрочем, как и заборов, фонарных столбов, людей. Действительно, дачи.

– Так это не Москва? – уточнил Юшкин.

– Нет, – ответил парень. – Сортир вон там.

И указал рукой направление. Юшкин проследил взглядом и увидел почерневшее от времени деревянное строение, в предназначении которого невозможно было ошибиться. Он удалился с достоинством только что опохмелившегося человека. Жизнь уже не казалась ему такой постылой, как пятнадцать минут назад.

Когда Юшкин вернулся, парень всё так же стоял у крыльца дома. Стоял и смотрел внимательно. Будто какая-то стена между ними была, между Юшкиным и этим парнем. Вот не свой он, этот парень. Не юшкинского круга. Рядом с ним Юшкин чувствовал себя не очень уверенно, словно чем-то обязанным этому парню. Вроде и наливает, но… как официант в ресторане. А жаль. Тут хорошо. И воздух чистый. И нет никого. Людей совсем не видно. Юшкин это любил – чтобы никого. Или чтобы незнакомые. Вот знакомых он боялся. Они ведь могли продать его с потрохами. А незнакомые о Юшкине ничего не знают. По крайней мере, до первой большой пьянки. И пока им по пьяной лавочке не раскрылся – он в безопасности. Как сейчас. Нет, в самом деле, с удовольствием пожил бы тут недельку. Если бы парень не демонстрировал слишком явно свое отчуждение. Вроде как говорил: я тебя поил-кормил, и всё это за мой счет, братец, а теперь извини, загостился ты что-то. Вон как взглядом сверлит.

– Ну что – ещё по маленькой, да я поеду? – произнес Юшкин нарочито жизнерадостным тоном.

Вон сколько у этого типа водки – неужели ещё одного стакана пожалеет?

– Заходи!

Не пожалел.

И точно – наливал и наливал. Сам не пил. Юшкину это не нравилось, но он молчал до поры и осмелел, только когда нагрузился основательно.

– Ты странный, – сказал он парню. – Почему не пьёшь? Не уважаешь?

Застолье стремительно катилось к привычному пьяному скандалу, но скандала не случилось. Парень невозмутимо подливал Юшкину, и тот в конце концов спекся. Когда он уже не мог ни пить, ни даже удерживать более-менее вертикально свое тело, парень дотащил Юшкина до кровати и уложил. Не очень аккуратно, но и без грубости.

К дому Марецкого подъехали уже поздним вечером. Потомок графского рода Тишковых выглядел неважно. Долгий кутеж в ресторане, потом прогулка по ночной Москве, короткий сон, а потом – день поездок по местам былой славы предков.

– Сегодня никуда не пойдём, – сказал Марецкий Китайгородцеву. – Ты Машу довези до дома и можешь быть свободен.

Маше он только коротко кивнул на прощание, демонстрируя полное отсутствие интереса к ней. Будто накануне ничего и не было. Или это всего лишь игра такая была – с показным равнодушием? Китайгородцеву показалось, что игра.

– Машину пригнать к вашему дому? – спросил он.

– А зачем? – вяло отмахнулся Марецкий, которого нисколько, казалось, не волновала судьба его сокровища на четырех колесах. – У тебя там рядом где-нибудь автостоянка есть?

– Есть.

– Охраняемая?

– Да.

– Вот там и оставь. А завтра приедешь.

– Во сколько?

– Я позвоню тебе.

Марецкий потянулся к ручке двери. Китайгородцев тотчас же выскочил из машины.

– Зачем? – воспротивился Марецкий. – Я сам к себе поднимусь.

Китайгородцев сделал вид, что не расслышал, и сопровождал композитора до двери его квартиры. Марецкий на прощание сказал ему со вздохом:

– Ты всё-таки не надрывайся так на службе. Меня твое рвение иногда утомляет.

Сказал и закрыл дверь перед самым носом Китайгородцева.

Телохранитель Китайгородцев: «Я никогда не обижаюсь на своих клиентов. Не имею права на них обижаться. По крайней мере, до тех пор, пока я их охраняю. Потому что у меня не может быть личных отношений с клиентом. Я не имею права ни любить своего клиента, ни ненавидеть. Я – человек-функция. Почти что робот. Если с этой мыслью не свыкнуться, не руководствоваться ею постоянно – в конце концов всё закончится большой бедой. На моего коллегу-телохранителя однажды накричал клиент. Был не в духе, мало ли что там у него произошло, всё-таки бизнесом человек занимался, постоянные стрессы, вот и сорвался, на телохранителя спустил собак, образно говоря. Телохранитель ему, конечно, не ответил, попробуй только ответь, за такие штучки с работы выгоняют в два счета, да еще с волчьим билетом в кармане, так что парень смолчал, но расстроился, похоже, сильно. А ему нужно было дочку клиента в школу везти. Девчонку он до места довёз, но там подъехать к самой школе нельзя. Обычно телохранитель запирал машину, брал девчушку за руку, переводил через дорогу, потом через школьный двор, и только у дверей школы они расставались. А в тот раз, всё ещё продолжая злиться и эту злость распространяя на ни в чём не повинную дочь клиента-грубияна, телохранитель сказал ей, что спешит. Не захотел выходить из машины. Это была как бы его маленькая месть. Так он думал. А месть оказалась большой. Девчонка побежала через дорогу и попала под машину. Хорошо ещё, что обошлось, не насмерть. От кого-то я услышал однажды, что тот телохранитель просто проявил характер. Но я считаю, что настоящий телохранитель не имеет права давать волю своим чувствам – любить или ненавидеть клиента».

Маша ждала его в машине, сжавшись теплым комочком-воробушком на заднем сиденье автомобиля.

– Свиблово? – на всякий случай уточнил Китайгородцев.

– Да. – И сразу, без всякого перехода: – А ты кем у Марецкого? Телохранителем?

Было такое впечатление, что этим вопросом Маша терзалась едва ли не весь сегодняшний день, но только теперь вот её прорвало в отсутствие Марецкого.

– Да, – односложно ответил Китайгородцев.

– Ты что – серьёзно? – позволила себе усомниться Маша.

Её изумление было совершенно детским. Так искренне удивляется ребёнок, узнав о существовании в окружающей его жизни чего-то такого, о чем прежде он даже не имел представления.

– Настоящий телохранитель? Да? У тебя и пистолет есть?

– В Свиблове какая улица? – вместо ответа спросил Китайгородцев.

– Берингов проезд. Так я насчёт пистолета…

– Ну откуда у меня пистолет? – врастяжечку, почти лениво сказал Китайгородцев.

– А защищать ты его как будешь?

– Кого? – всё так же лениво осведомился Китайгородцев.

– Марецкого.

– От кого его защищать? Разве ему кто-нибудь угрожает?

– Но он же тебя нанял зачем-то.

– Вот у него и спроси – зачем, – подсказал Китайгородцев, закрывая тему.

Маша поняла. И про пистолет уже не спрашивала.

– И давно ты?

– Что – давно? – уточнил Китайгородцев.

– В телохранителях ходишь.

– Давно.

– Сколько?

– Несколько лет.

– Ну и как тебе такая работа?

– Нормально.

– А что-нибудь интересное с тобой приключалось?

– Не-е, – протянул Китайгородцев. – Это только со стороны кажется – экзотика. А на самом деле скучища неимоверная.

– Ты это серьёзно? – не поверила Маша.

– Абсолютно.

Она недоверчиво посмотрела на Китайгородцева.

– Ну хоть что-нибудь расскажи. Или придумай, в конце концов.

– Зачем?

– А я про тебя напишу, когда буду готовить материал о Марецком. Представляешь? У Марецкого собственный телохранитель, настоящий громила, очень крутой парень, ему даже пистолет не нужен, потому что у него черный пояс по карате и он врагов убивает голыми руками. И фотографию поместим: Марецкий, а за его спиной ты маячишь – в черных очках, весь такой таинственный…

– Не надо, – коротко сказал Китайгородцев.

– Чего не надо?

– Фотографии не надо. И писать про меня – тоже.

– Почему?

– Начальство моё этого не любит.

– Жаль, – искренне призналась Маша.

В зеркало заднего вида Китайгородцев видел, как она скользнула взглядом по его плечам. Во взгляде угадывался интерес.

– Значит, не расскажешь ничего? – спросила Маша.

– Нет.

До Свиблова ехали не разговаривая. Когда подъехали к дому, Маша предложила:

– Поднимемся ко мне? Я приготовлю кофе.

Она смотрела выжидательно. И, кажется, очень хотела, чтобы он согласился.

Для Китайгородцева происходящее оказалось неожиданностью. Так бывает, когда находящийся рядом человек совершает поступки, которых ты от него не ждёшь. Прежняя кротость Маши Мостовой и её готовность краснеть по любому, даже вполне безобидному поводу – это была всего лишь маска? Он и не предполагал, что она такая бойкая девушка. Оказывается, умеет ставить в тупик. Но у Китайгородцева отговорка была уже готова.

– Ну что ты! – сказал он таким тоном, будто она предлагала ему что-то совсем уж невозможное. – Как же я машину хозяина оставлю? У нас за это с работы выгоняют.

– Тогда до встречи.

Вышла, хлопнула дверцей, помахала на прощание. Китайгородцев кивнул в ответ и, убедившись, что Маша зашла в подъезд, прямо из машины позвонил своему шефу. Хамза ещё был на месте.

– Это Китайгородцев. У меня к вам просьба. Надо проверить Марию Мостовую, уроженку города Торжка, выпускницу журфака МГУ, журналистку, которая сотрудничает с рядом московских изданий. Точно знаю только про «Московский комсомолец». Интересует, кто она… Откуда взялась… Что за люди её окружают…

– У тебя с нею проблемы, Толик?

– Проблем нет. Но она проявляет интерес к клиенту и пытается войти в ближний круг его окружения.

– Я понял. К завтрашнему вечеру предварительную информацию по этой девице я тебе передам.

Телохранитель Китайгородцев: «Львиную долю работы охранной службы составляет наблюдение за ближайшим окружением клиента и отслеживание всех его контактов, особенно новых. Есть люди, которые находятся рядом с твоим клиентом давным-давно. Они уже проверены, просвечены, и с ними всё более-менее ясно. Труднее с новенькими. Они появляются, как правило, неожиданно, и службе безопасности часто не хватает времени отследить предысторию их появления.

Приходится копать быстро, но тщательно. Иногда выплывают очень интересные подробности. Например, кто-то специально внедряет своего человека в ближайшее окружение клиента. Целью может быть что угодно: от экономического шпионажа до ликвидации. Либо на клиента готовится компромат. В этом случае ему подставляется особа противоположного пола. А дальше уже дело техники. Техники аудио- и видеозаписывающей. Всех, кто проявляет к клиенту интерес, приходится просеивать через мелкое сито. Причем подозреваются все. Абсолютно. Исключений не делается ни для кого. Изначально каждый считается противником, и обратное доказывается только соответствующими результатами тщательной проверки. С точки зрения морали выглядит это, может быть, не слишком привлекательно. Но у телохранителя своя мораль. Особенная. В своде правил, которыми он руководствуется, первым пунктом значится: клиент всегда должен быть в безопасности».

Хамза позвонил во второй половине дня.

– Толик, я готов разговаривать с тобой о Марии Мостовой, двадцати двух лет, уроженке города Москвы…

– Как – Москвы? – удивился Китайгородцев.

– Другой Марии Мостовой у меня для тебя нет.

Ай да Маша! Ай да Мостовая! Китайгородцев даже развеселился. Неспроста он на эту девчонку обратил внимание. Действительно, штучка. В тот раз брякнула про Торжок, и ни Марецкий, ни Китайгородцев не заметили, что это у Маши такая изощренная форма издёвки.

– Выпускница журфака МГУ, – продолжал Хамза. – За сутки, как понимаешь, много накопать не смогли, но по состоянию на сегодняшний день ничего особо компрометирующего её не обнаружили. Журналистка, никто о ней ничего худого не говорит, о связях в криминальном мире не слышно, круг общения вполне благопристойный. Ксерокопии материалов, опубликованных в самых разных изданиях под её фамилией, мы сейчас для тебя готовим. Кажется, там нет ничего интересного. Обычная журналистская работа. Я попросил своего знакомого журналюгу оценить опусы Мостовой, он почитал и выдал такое заключение: девушка не без способностей, но опыта у неё ещё явно маловато, это как в средней школе третьеклассник – учится неплохо и пятёрки домой приносит регулярно, но астрономию и экономическую географию зарубежных стран ему ещё рано преподносить – не поймет, потому как не дорос.

– Значит, по ней ничего особенного?

– Торопишься, дорогой, – попенял своему подчиненному Хамза. – Самое интересное я для тебя под занавес приберег. Установлено, что три недели назад Мария Мостовая совершила недельную турпоездку в город своей мечты Париж. Насчет города мечты – это я серьёзно. До этого за границу она вообще не выезжала. А тут – сразу Париж, недельный тур обошёлся ей в девятьсот с небольшим долларов, а с собой она вывозила по банковской справке одну тысячу восемьсот пятьдесят долларов. Суммируем и получаем около трех тысяч «зеленью». И тут возникает такая коллизия. Родители у девушки – люди среднего достатка. Богатых родственников тоже не наблюдается. Спонсора, который мог бы оплатить недешёвую поездку, мы пока не обнаружили. И про крупный выигрыш в лотерею тоже ничего не слышно. У неё откуда-то вдруг появились деньги. Три тысячи долларов. И сразу после этого Мостовая нарисовалась рядом с твоим подопечным, с Марецким. Может быть, тут и нет никакой связи. Но история с невесть откуда появившимися у девушки деньгами лично меня настораживает. Толик, хочешь бесплатный совет человека, уже немало в этой жизни повидавшего?

– Хочу.

– До тех пор, пока мы все не выяснили, не подпускай ее близко к Марецкому.

Мог бы и не советовать. И так понятно.

Прогулочный теплоход стоял у причала близ Киевского вокзала. Гирлянды разноцветных лампочек, протянутые от носа до кормы, перемигивались, даря ощущение близкого праздника. Официанты сновали среди столиков, покрытых белоснежными скатертями.

– Погуляем, – беззаботно сообщил Марецкий.

Они с Китайгородцевым стояли у парапета набережной и наблюдали за тем, как к месту предстоящих событий съезжаются гости. Ожидался приезд, как обещал Марецкий, божественной Аллы со своим Филиппом и мэтра Кобзона. Ночная прогулка на теплоходе с непременными шампанским и икрой проводилась в честь юбилея одного музыкального издания, поэтому приглашёнными были те, кто приносил девять десятых доходов российским звукозаписывающим компаниям. Этих людей Китайгородцев видел по телевизору. Сегодня он столкнулся с ними лицом к лицу.

– Пойдём? – предложил Марецкий, первым направляясь к трапу.

Здесь все были ему знакомы. Приветствия, полупоклоны, вежливые улыбки, узкий круг людей, которые знают друг друга давным-давно.

Китайгородцев стрелял взглядом по сторонам, просеивая толпу. Эстрадные звезды. Их спутники и спутницы. Журналисты. И еще непонятная публика, непременный атрибут всех тусовок, на которых Китайгородцеву прежде доводилось бывать. Китайгородцев называл их прилипалами. С этими людьми всегда самые большие сложности. Не имеющие никакого отношения к происходящему действу, но зато обладающие феноменальными способностями проникать всюду, они оказываются даже на самых закрытых мероприятиях, действуя то ли из азарта, то ли из тщеславия, а может, преследуя какие-то корыстные интересы. Пьют дармовую водку и норовят держаться поближе к знаменитостям, нервируя охрану. Телохранители нутром чуют эту публику, их ненужность здесь. Никогда не знаешь, чего от этих людей можно ждать.

Вдруг он увидел Машу. Любительница прогулок по Парижу стояла у борта с фужером шампанского в руке и разговаривала с каким-то длинноволосым, типичным представителем музыкального племени. Маша что-то говорила ему и сама же над своим рассказом веселилась. Её собеседник отвечал ей заливистым смехом. Хорошо и беззаботно им жилось, даже завидно. Неожиданно Китайгородцев увидел, как Маша, всё ещё смеясь, повела вокруг взглядом, скользнула им по Марецкому, не задержав на нём своего внимания. Что-то в её поведении подсказало Китайгородцеву, что присутствие на теплоходе композитора девушка зафиксировала.

И тут человек, стоявший у борта совсем недалеко от Маши и которого всё это время Китайгородцев видел только со спины, медленно повернул голову, провожая задумчивым взглядом пробиравшуюся по забитой машинами набережной карету скорой помощи, и Китайгородцев тотчас же его узнал. Это был Костюков, его товарищ и коллега. Костюков выглядел таким отрешённо-задумчивым, что невозможно было заподозрить его в том, что рядом с Машей он оказался совсем не случайно. Китайгородцев благоразумно сделал вид, что Костюкова не узнал.

Теплоход отвалил от причала, унося на речную прогулку своих пассажиров. Солнце катилось к закату, от близкой воды было свежо, но свежесть эта представлялась приятной после бесчинствовавшего дневного зноя, все пили шампанское, градус общего настроения непрерывно возрастал, и только устроители, как показалось Китайгородцеву, пребывали в некотором унынии – главные гости сегодняшней вечеринки не прибыли.

Официанты метались по палубе, разнося спиртное. Марецкий взял с подноса фужер с шампанским, полюбопытствовал:

– А что, уважаемый, больших денег стоит ваш теплоход арендовать?

– Около двух тысяч за час, – сообщил официант.

– Долларов?

– Рублей.

– Рублей? – удивился подобной дешевизне Марецкий.

– Ресторанное обслуживание отдельно.

– Да-да, это я понимаю, – кивнул Марецкий, после чего задумался о чём-то своём.

Может быть, тоже захотел арендовать теплоход?

Потом знакомые увлекли его в дальний угол палубы, где ширмочкой было отгорожено несколько столиков для самых дорогих гостей. Для Китайгородцева места там не нашлось. Марецкий махнул рукой, показывая, что на ближайшее время он в опеке телохранителя не нуждается. Китайгородцев всё-таки далеко не ушел, остался стоять у борта, контролируя на всякий случай подходы к импровизированной VIP-зоне.

– Привет! – сказала ему Маша.

Подошла неслышно и встала рядом. В вечерних сумерках её лицо казалось совсем детским.

– Здравствуй, – кивнул Китайгородцев. – Какими судьбами?

– Нелёгкая журналистская судьба забросила меня в этот вертеп, – рассмеялась Маша. – Мы же с тобой вроде как на работе.

– Твоей работе я завидую.

– Нечему завидовать.

– Работа – как отдых.

– Разве это отдых? Отдых – это когда ты плывешь на речном трамвайчике, а за бортом – не Москва-река, а Сена.

– Ты была в Париже?

– Меньше месяца назад, – сказала Маша с нескрываемой гордостью.

– Тогда понятно, – протянул Китайгородцев. – Романтическая поездка на двоих, ночные прогулки по Парижу…

– Ну что ты! Я летала в Париж одна!

– Неужели за свои деньги? – шутливо изумился Китайгородцев. – Я-то думал, ты хорошо устроилась…

– Упала кому-то на хвост, да? Сейчас таких рыцарей нет, – засмеялась Маша. – Женщинам приходится самостоятельно устраивать свой отпуск.

– Ты так много зарабатываешь? Я всегда считал, что журналистика – не самая высокооплачиваемая профессия.

– А это кому как повезет. Бывает, что журналисту перепадают очень даже денежные заказы.

Она сказала это совершенно спокойно. Так говорят люди, которым нечего скрывать.

– И как раз такой заказ тебе достался, – понимающе произнес Китайгородцев.

Ему нужно было продолжение этой истории. Истории поездки в Париж начинающей журналистки из бедной семьи, у которой к тому же не было богатого спонсора.

– Да, халтура подвернулась, – подтвердила Маша. – Ты сам-то много зарабатываешь?

– Мне хватает, – пожал плечами Китайгородцев.

– Сколько? Цифру можешь назвать?

– Не могу.

– Почему?

– Запрещено.

– Кем запрещено? Начальством?

– Условиями моего контракта. Там отдельным пунктом записано: данные о размерах заработка являются конфиденциальными и не подлежат разглашению.

– Жалко, – вздохнула Маша.

– Почему же?

– Мне очень интересно, сколько тебе платит Марецкий.

– А зачем?