Повести

Вот так и живу. Пётр ревностью совсем замучил. Домой идти, никакого желания нет. Тихона, сына его, встретила. Думаю, что специально встречи со мной искал. На работе задержалась. Шла, поздно через парк. Тут он из тёмной аллеи выходит, как привидение. Мне, аж, жутко стало. А он нагло так:

– Что, только со старичками нравится? Молодые не прельщают? Может, ты им сама не нужна, стерва смазливая? Или, давай, попробуем?

Меня, как прорвало:

– Шёл бы ты, сынок, лесом! А, не ночами по паркам шлялся? Дома заждались, небось? По бабам, думают, их папка бегает. А он мачеху свою решил ублажить, да на путь истинный наставить! Так, вот, запомни, ты мне не нужен! А с кем мне нравится и, что мне нравится не тебе судить! От вас мне ничего не надо! Всё, что отец ваш с матерью нажил, вам достанется. Себе копейки не возьму. Так и сестре передай! Будешь надоедать или запугивать, папашу твоего на вас напущу. Мало не покажется! Сам знаешь, ночная кукушка, дневную, всегда перекукует!

Тихон растерялся. Не ожидал от меня такого отпора:

– Чокнутая какая – то. В психушку тебя надо сдать, или на цепь со строгим ошейником посадить! Ненормальная!

Развернулся и ушёл в ночь.

А, я осталась, как оплёванная, стоять посреди аллеи. От такого выброса энергии, силы оставили меня. Еле – еле доплелась до лавочки в тенёчке и дала волю слезам. Сижу, рыдаю, себя жалко. Ну, что я такая несчастная? Ни наследство мне их, ни папаша не нужны. Сейчас, после этого разговора, я это отчетливо поняла. Всё, собираю вещи и ухожу. Благо есть куда. От УНР я ещё до замужества получила отдельную квартиру. Почти и не жила в ней. Больше у родителей находилась. Одиночество в новой квартире тяготило.

Чувствую, рядом кто – то присел. Слёзы вытерла, отвернулась. Места что ли мало? Лавочка эта понадобилась. Страха нет совершенно. Изнасиловать попытаются – глаза выцарапаю. Убьют – пусть убивают, чем так жить. Всё – равно жизни никакой нет. Повернулась… Миша…

Растерянность, нежность, злость. Все чувства нахлынули одновременно.

– Ты, что, тоже случайно здесь оказался? – спросила с вызовом.

– Не случайно. С работы провожал тебя.

– ?!

– Я в отдалении шёл, чтобы ты меня не видела. Всё слышал, – усмехнулся, – Вмешательства не потребовалось. Сама прекрасно разобралась.

Я сидела опешившая, переваривая случившееся.

– Провожать он меня пошёл, – выдала я, наконец, – Дома, что жена скажет?

– Кира знает. Дети спят. Никто меня искать не будет.

Подумала:

– Пойдём, чаем, по старой дружбе напою.

– А муж как же? – спросил Михаил.

– Ко мне пойдём. У меня своя квартира есть. Там переночую – посмотрела на Мишу, и так тепло, хорошо на душе стало, сил нет, – Посидим у меня вдвоём.

Никогда мне ещё в этой квартире не было так уютно. Мишка с собой словно солнышко принёс. Мне даже не надо было заставлять себя не думать о его жене. Её для меня просто не существовало. Были только я и Мишка. И даже годы разлуки куда – то исчезли. Неужели и я могу быть счастливой? Мне так хочется получить своё женское счастье. Я так устала от одиночества. Пётр не в счет. Это просто ошибка – очередная ошибка для мамы.

Закончилось всё постелью. Иначе и быть не могло. Боже! Какая же я счастливая! Ни за что, никому больше Мишку не отдам! Мой он! Только мой! Ну, и ещё… папа своим детям. Хорошо, что они у него есть. В этом отношении я ему не помеха.

Два часа ночи, а нам всё никак не уснуть…

Звонок в дверь прозвучал так пронзительно, что я кубарем скатилась с кровати, набрасывая на себя халат. Следом в прихожую бросился Мишка.

Слава Богу! Папа.

Увидев Мишку в трусах, папа, как вкопанный, встал на пороге.

– Проходите, дядь Коль. На кухню проходите, – нашёлся, наконец Мишка, ускользая в комнату.

Мы с папой прошли на кухню, следом зашёл Миша, на ходу застёгивая брюки.

– Там Пётр тебя обыскался, – садясь на стул, сказал папа, – В милицию и морг звонить собрался. Еле отговорили. Пойду домой, позвоню ему, скажу, что у Кати заночевала.

– Можешь сказать, как есть. Я к нему больше не вернусь. Только вещи свои заберу и всё.

Папа посмотрел на Мишку:

– А с Кирой как?

– Пока не знаю. Она в курсе, что я Варьку люблю. А после нашего с вами разговора, это когда я в отпуск с севера приезжал. Мы с вами два дня на рыбалке провели, – я от плиты бросила удивлённый взгляд на Мишу, – А рыбу свежую для дома потом на рынке купили. Я к себе приехал и в запой ушёл. Хорошо отпуск был. Очнулся, Кира рядом лежит. Я в шоке, она в слёзы. Было, что у нас с ней, не было, до сих пор не знаю… Посмотрел на неё, на плачущую, Варьку представил… Так и поженились. Ну, а там уже детки пошли. От детей я не отказываюсь. Мои дети, всегда моими и останутся. Кира молодая ещё. Решим вопрос. Варьку ещё спросить надо, как она?

– Я счастлива! Никогда такой счастливой не была! Ни о чём сейчас не хочу думать. Счастьем хочу насладиться! – замолчала, пытаясь унять сердцебиение, – Па, прошу тебя, не забивай мне сейчас ничем голову…

– Так я пойду…

Мишка усмехнулся:

– Как в анекдоте? Даже чаю не попьёте?

– Мне лучше уйти. А, то сейчас ещё что – нибудь вспомнишь, о чём мы с тобой разговаривали…

– Так интерес у нас один – Варька…

Тут, уж, я:

– Ну – ка, колитесь… О чём беседовали?

– Пойду я. Петьку успокоить надо. Вы сами здесь обо всём поговорите.

Пока ничего не решили. Мишка сказал:

– Будет день – будет пища. Утро, вечера мудренее.

На работу я шла с твёрдым намерением, вечером забрать вещи от Петра.

До работы летела, как на крыльях! Настроение чудесное! Всё прекрасно! Меня просто распирало от счастья! Как всё хорошо!

Целый день была в приподнятом состоянии. Во время чаепития бухгалтерские барышни поинтересовались:

– Варвара Николаевна, посвятите нас, что произошло, вы просто светитесь от счастья?

С улыбкой ответила:

– Встретила любимого человека.

– А, как же муж?

– Муж – объелся груш, – засмеялась я, – Всё, девочки, о муже больше ни слова.

– Ну, и правильно, – промолвила пожилая главбушка, – старый он для вас. Этот – то, хоть помоложе?

– Ровесник…

– Так, это же Миша, – протянула счетовод Настя, поправляя очки.

Теперь моя очередь настала удивляться:

– Ты – то откуда знаешь?

– Мы его все знаем. Он вас каждый вечер с работы провожает. Только идёт в сторонке, чтобы вы его не видели…

– Всё. Разговоры закончены. За работу, – прервала Настю главбух.

Мне уже за тридцать. Никаких разговоров и сплетен я не боюсь. Это раньше меня можно было ввести в краску. Мне было неудобно подлецу в лицо сказать, что он негодяй. Сейчас я перешла этот рубеж. И, как говорится, могу резать правду – матку не смущаясь. Всё приходит с возрастом. Становясь взрослее, набираешься опыта, а вместе с ним появляется бескомпромиссность – в хорошем смысле этого слова. Поэтому вечером, идя на объяснение с Петей, чувствовала себя абсолютно спокойно.

Пётр был дома. Пояснив ситуацию, пошла в комнату, собирать вещи.

Петя налетел на меня, как коршун. Резко развернув, шибанул об стенку. Такого я не ожидала. Мы прожили с ним почти два года. Он ни разу не повысил на меня голос. А, тут… схватив за шкирку, ударил по лицу… Я попыталась дать отпор. Это ещё больше разозлило его:

– Сучка! Никуда не пойдешь! Я лучше убью тебя, чем будешь таскаться с другими…

Схватив меня за горло, он с такой силой сжал руки, что я, действительно, попрощалась с жизнью. Но было чудовищно обидно, я не боялась смерти, но в этот момент, когда я только стала возвращаться к жизни, почувствовала себя счастливой, мне совершенно не хотелось умирать.

Увидев бешенные, налитые кровью глаза Петра, я поняла, что спасти меня может только чудо…, теряя сознание, услышала настойчивый звонок в дверь…

Пришёл папа:

– Пиво купил. Дай, думаю, зайду, проведаю. Давно у вас не был. Посидим пивка попьём. Таранька у меня есть, – заходя на кухню, сказал папа, сделав вид, что не заметил беспорядка.

В комнате, растирая шею, пытаясь отдышаться, я старалась прийти в себя.

С улыбкой вышла на кухню:

– Папуля, рада тебя видеть.

– Я не вовремя?

– Ну, что, ты, – пропела я, с трудом сдерживая слёзы, – Ты, как всегда, кстати…

– Присаживайся, Николай, – ставя на стол бокалы, сказал Пётр.

Я быстро ретировалась в комнату, собрать документы, мне уже было не до вещей. Бог с ними, пусть остаются. Потом заберу.

Посмотрела на себя в зеркало. Отражение не порадовало. Видок ещё тот… на шее сине – красные пятна – проступающие синяки, кровоподтёки.

Переоделась – платье после «разговора» с Петром слегка потеряло товарный вид.

На шею кокетливо повязала газовый шарфик. Сумочку в руку и на кухню.

– Ну, что, дочка, проводишь? Поговорить немного хочется, – увидев меня, вставая из – за стола, сказал папа.

Я, молча, кивнула. Пётр не возражал.

Выйдя из подъезда, я кинула взгляд на окно. Петя, опершись на подоконник, злобно смотрел нам вслед.

– Не оглядывайся. Горшок с цветами на голову полететь может. Плохо ты, дочка, Петьку знаешь, – быстро ведя меня под руку, сказал папа.

Отойдя от дома подальше, папа усадил меня на скамейку:

– Досталось тебе, доча? – я, молча, кивнула, – Убить, тебя Петька не убил бы, а покалечить мог. Вовремя я пришёл. Со мной он связываться не будет. Вот, как бы Мишка с ним не разобрался… Молодой он, горячий… Из института из – за тебя вылетел… – увидев мой изумленный взгляд, махнул рукой, – Ну, вот, опять, проговорился… Ни о чём не спрашивай. Сами разберётесь.

Дома Михаил, увидев мою шейку, пришёл в ярость:

– Убью паразита!!!

Мне стоило больших трудов успокоить его.

Перевела разговор на институт.

Оказывается, Мишка сразу, как только Захарка Фомин стал распускать обо мне сплетни, хотел с ним разобраться. Но, родители, прознав про это, быстренько отправили его к тётке, готовиться к институту. И, уже на каникулах, приехав в родной город, Мише удалось «поговорить» с Захаром.

– Да, всего – то пару раз дал по этой наглой Фоминской роже… Удар не рассчитал… Без двух зубов Захарка остался… Тут его мамаша подключилась… На папочку надавила… А, у него связи… Прощай институт. Привет армия. Хорошо, папашка у него человек порядочный. Поговорили мы с ним:

– Знаю, с «гнильцой» сынок мой. В мамочку. Может, перерастёт. Жена настаивает на статье. Так, тебе уж, лучше в армию. Похлопочу, чтоб в хорошие войска определили.

Вот, так я и попал в ВДВ. Не жалею. Армия хорошая школа. Друзья. В общем, всё нормально.

А, тебя я класса с восьмого из школы провожал. Всегда шёл в отдалении. Ты внимания на меня не обращала.

На выпускной мама уговорила меня новые туфли надеть.

Костюм, туфли – всё должно соответствовать. А у них колодка неудобная. Я, чтобы ноги не растереть, пошёл, переобулся.

Вы за это время все по парочкам разбрелись.

Так я и потерял тебя…

Потом, после кино, тоже провожать пошёл.

Ты на речку.

Я следом.

Села. Обхватила колени, уткнулась в них, зарыдала…

Стою в кустах, сердце кровью обливается… Сделать ничего не могу… Знаю, только хуже будет… Испорчу всё… Вот, тогда понял всё и решил с Захаром разобраться.

Михаилу ещё предстояло объяснение с Кирой.

Суббота. С утра вместе с родителями сходили к Петру за вещами. Пока родители с ним общались на кухне, всё собрала. Быть с ним один на один после «прощания» мне не хотелось.

Всю дорогу домой мама меня «пилила». И, дочь я плохая, и ужиться ни с кем не могу, и мужа не ценю, и бросилась на шею женатому мужчине с двумя детьми, чужую семью разбиваю… Мне, настолько надоели эти нравоучения, что я чуть не сорвалась, и не нагрубила. Но тут за меня вступился папа:

– Её жизнь и решать только ей. Хватит замуж уже сходила…

– Чем Петя плох?

– Ты, хоть сама понимаешь? Стар он для неё. Пусть, сейчас, хоть немного, в счастье покупается. И, так натерпелась.

– Прямо, там, одни капризы. Всё ты ей потакаешь. Старшенькая, – мама была очень недовольна моим разладом с Петром и не скрывала этого, – Когда Мишка был свободен, он ей был не нужен. С детьми – так на шее повисла.

Принесли домой вещи. Мама с Мишей даже не поздоровалась, чай пить не стала.

– Держись, дочка, – поцеловав меня в щеку, шепнул папа.

Пообедали вдвоём. Михаил пошёл объясняться с Кирой.

На душе не спокойно. Знаю, как Мишка любит детишек. Варенька и Антошка для него словно лучик солнца. Что решит Кира? Михаил уходит от неё, а не от детей. И, что можно сказать женщине, с которой прожил более четырех лет? Нажил двоих детей. Не знаю. Хотя, она, выходя за него замуж, знала, что он любит другую… Миша не скрывал этого. Любит ли она его? Любила? Ничего не знаю. Места себе не нахожу. Мечусь, как тигрица в клетке.

Я с Петей меньше двух лет прожила. О любви не говорила. Обязательств никаких не давала. Общих детей нет. Расставание… Врагу не пожелаешь. А тут – дети! Она мать! Он уходит из семьи… Может, права мама, нельзя отнимать отца у детей? Голова просто раскалывается. Как тяжело. Что же он так долго? Вечереет. Что делать?

Звонок в дверь. Ноги, как ватные. У Миши есть ключи…

Открыла… На площадке Михаил… На руке Антошка. За руку Варенька.

– Ну, вот, мама, мы и пришли… Примешь? – вопрос в глазах.

У меня по щекам потекли слёзы:

– Родные мои…

Схватила Вареньку… целую…

– Таксисту три рубля дать надо. Вещи забрать. У меня ни копейки, – услышала голос Миши.

Опомнилась… Схватила кошелёк… Вытрясла деньги на тумбочку…

Какая я счастливая! У меня есть семья! Дети!

Вечером, уложив детей спать (пришлось разложить кресло, подставить стулья), пошли на кухню.

– Есть выпить что – нибудь? До сих пор никак не успокоится. Руки дрожат, – начал Михаил, – Ты не представляешь, как это тяжело? Никогда не думал, что Кира такая… Знал, что меня не любит, дети ей не нужны. Но не до такой же степени: «Забирай своих выродков, чтоб духу вашего не было…» И, это, она о детях?! Как сдержался, не знаю…, до сих пор её перекошенное от злобы лицо перед глазами стоит. До какой степени надо ненавидеть человека, чтобы так относиться к его детям? Это же наши с ней, общие, дети… Хотя про Варю, сказала – не от меня… Но, какая разница? Это ребёнок… Наш… Я из роддома их забирал… – Мишке было никак не прийти в себя, – Неужели деньги значат всё? Варя, объясни мне, может я совсем дурак? Вообще уже ничего не понимаю…

– Любимый, успокойся… Всё хорошо… Мы вместе… Мы все вместе… Детки спят… Всё будет хорошо… – начала я, обнимая Мишу.

– Нет. Ты только подумай? – отстраняя меня, сказал Миша, – Ей дети не нужны! Ладно я… Но, дети? – выпил стопку, продолжил, – У меня всегда твой пример перед глазами… Дядя Коля из Зоси всё вытряс… Она поэтому к вам не приезжает… Боится… Всё рассказала… И, как ты под капельницами лежала… И, как врачи тебе шансов на жизнь не давали… Потом ещё почти полгода на уколах и таблетках… – я опустила голову, – Вы же, женщины, порой бываете непредсказуемы… сколько от криминальных абортов умерло? Нет такой статистики… Мужики, хоть и сволочами бывают, но мыслят по – другому… Вы же полностью с катушек слетаете… Ничего не понимаю… Квартиру, машину, деньги, что на севере заработал, всё отдал. Так ещё карманы вытрясла… Варька, у меня до зарплаты денег ни копейки нет…

Обняла, заплакала:

– Не переживай. У меня на книжке есть немного. Проживём. Главное – мы вместе. Дети с нами. Всё будет хорошо!

Приближалась Горбачёвская перестройка. Впереди маячили девяностые.

Как хорошо с Мишкой.

Семья, дети.

Сколько я об этом мечтала.

Я просто растворилась в любви.

Мне много не надо.

Я хочу обыкновенного человеческого счастья.

А оно и заключается в любимом человеке, семье и детях.

Если все живы, здоровы это и есть счастье.

По – разному было принято известие о моём новом замужестве.

– С Петей не развелась, к Мишке бросилась. Двух детей себе на шею повесила. Так и знай, сидеть я с ними не буду. Внуками не признаю, – зло выговаривала мне мама, даже не смущаясь, что рядом стоит Миша.

– О чём разговор? – пробасил папа, – Бабка не хочет – дед с внуками посидит. Доверите ребятишек деду?

– Конечно, дядь Коль, – улыбнулся Мишка.

Катюха прямо повисла на Мишке, визжа от радости:

– Как здорово! Я так рада, что вы, наконец – то вместе! Петя – какое – то недоразумение. Никогда не могла понять Варьку, зачем она за него замуж вышла. Ведь любила она тебя. Только вы со своими, общими, детками не затягивайте. Ты даже себе представить не можешь, как Варька детей любит. Я даже своих, к ней ревновала. Как я рада за вас. Ты меня понял? Будут у вас свои детки?

– Обязательно, Катечка, – осторожно отрывая от себя Катьку, нежно целуя её в щёку, говорил Миша, – Смотри, Илья приревнует.

– Ха-ха-ха, – закатилась Катька, – К мужу сестры он никогда ревновать не будет. Он тоже Варьку очень любит. Если бы ты знал, как он переживал её замужество с Петром… – и, на ухо, чтобы я не услышала, – Ты даже вообразить не можешь, как он заставлял меня с ней поговорить… Но, ты же знаешь Варьку. Решила и всё.

На работе меня все поздравляли. Инженер Виталий Денисович, пожав руку, сказал:

– Вот, теперь, у меня действительно никаких шансов нет. Вашему Михаилу я не конкурент.

– Виталий, оглянитесь вокруг, столько рядом прекрасных девушек, – мне хотелось, чтоб все были счастливы, – Настенька на вас заглядывается…

– Сердцу не прикажешь…

Вот так началась моя счастливая семейная жизнь.

Как белка в колесе – ясли, садик, работа, магазины, дом.

Но, мы вдвоём. Нас двое. Семья.

Тяжело, но всё успеваем.

Очень часто Катюха с детишками гуляет. Идёт со своими на прогулку, и наших, племянников своих, не забывает.

– Когда прибавление будет? – постоянный её вопрос.

– Стараемся… стараемся…, – улыбается Михаил.

А, как только Катька уходит, нежно обнимает меня, осторожно успокаивая. Знает, как тяжелы мне эти разговоры. Это моя не проходящая боль, не заживающая рана… Но, я всё – равно счастлива…

Время летит моментально.

Ребятишки школьники.

Зося родила второго сынишку.

У Кати двойняшки – мальчик и девочка.

– Хотели третьего, для нового холодильника, а получили целый комплект, – смеётся она.

Её разговоры о прибавлении в нашем семействе прекратились. Думаю, папа с ней поговорил.

Для детишек я мама.

Варенька поначалу ещё спрашивала о «той» – «другой» маме, потом подзабыла.

Антошка Киру вообще не помнит.

Кира продала кооперативную квартиру и уехала из города.

Михаилу от работы дали трёхкомнатную.

Свою однушку я вернула в УНР.

Перестройка, перестройка… Кошмар какой – то…

Двадцать седьмой съезд КПСС – курс на совершенствование социализма, а не на построение коммунизма.

Почему? Непонятно.

До перестраивались – «Прожектор перестройки», антиалкогольная компания, виноградники вырубили. Ни вина, ни соков – ничего нет. Одни талоны на продукты.

Куда всё исчезло? Как корова языком слизала. Или облизала?

Прилавки все чистые. Как – будто в стране запасов продуктов не было.

Какие – то подачки американцев. Ножки «Буша».

Взяли дачный участок шесть соток.

Мишка теперь там постоянно пропадает. Строит, грядки размечает. Антошка с ним. Помощник.

По телевизору – борьба с нетрудовыми доходами, демонстрация борьбы с коррупцией, каждой семье к 2000 году – отдельную квартиру.

– Ты в это во всё веришь, наивная моя? – спрашивает Мишка.

– Миша, подумай сам, по телевизору на всю страну показывают, говорят, как это может быть неправдой? Неужели нас обманывают? Не могут же всю страну обмануть?

– Поживем – увидим, – вздыхает Мишка, – Мамочка, ты не забывай, у тебя дочка почти взрослая… твоей судьбы ей не хочу… как у вас отношения?

– Пока, доверительные, – выдохнула я, – но боюсь, очень боюсь за неё. В зеркало стала заглядываться. Внешностью недовольна… «Нос, – говорит, – картошкой. У вас носы нормальные, у меня нет». Вот, что ей ответить?

– Скажи, что улыбка у неё красивая, – засмеялся Мишка, – и фигура хорошая. Девушка совсем. Невеста.

– Рано ей ещё невеститься, – возразила я.

– Здесь ты не права. Пусть лучше раньше выйдет, потом разведётся, чем…, – Мишка вздохнул, – вот напиши ты мне тогда, хоть намекнула бы… приехал… на крыльях прилетел бы… всё было бы иначе. Прости, прости…, – Мишка, целуя, схватил меня в охапку, – Не сдержался… Ты не представляешь, как мне тяжело было, когда папа твой мне рассказывал. Ты его не видела, он сам аж чёрный сидел. Я его больше никогда таким не видел. А после нашего разговора на Катиной свадьбе… Да, какого там разговора…, – Мишка махнул рукой, – у тебя истерика была… Я встречи с тобой искал, а встретился с дядей Колей. Тогда он мне ничего объяснять не стал. Просто сказал: «Не береди ей душу. Плохо ей. Тяжело. Уезжай. Время покажет. Лечит оно». Я уехал. Почему? Ну, почему ты молчала?

– Никому не верила, – почти прошептала я, – Тебя всерьёз не принимала. Потом, от писем твоих, оттаивать стала. Поздно уже было. Ничего нельзя исправить…

– Слава Богу! Хоть, жива осталась. Если бы ты знала, как я, до сих пор, кляну эти новые туфли. Сколько раз пожалел, что маму послушал, одел, и, ночь в них не доходил…

– Ты, думаешь, что – нибудь иначе могло бы быть?

– С Захаркой не дал бы тебе наедине остаться. Я прекрасно знал его отношение к девчонкам. Он же к вам, как к чему – то второсортному относился. Зная, что любой его проступок наказан не будет. Мать в нём души не чаяла. Всё для него готова сделать была. Но даже её он за человека не считал. Так, приложение к его капризам. Я же его ещё после армии встретил. Опять, напакостить хотел. Здесь я ему уже чётко объяснил – хоть одно плохое слово о тебе, и он покойник. Позеленел весь: «Я тебе по – другому отомщу». «Мне лично, – говорю, – сколько угодно. За Варьку убью!»

– У него мама в прошлом году от рака умерла…, – сказала я.

– Знаю. В одном городе живём. Отец, видимо, любил её. Сдал сильно. С женой Захар не ладит. Два пацана у него…

– Откуда знаешь? – удивилась я.

– К Варьке старшенький клеился… Пришлось отвадить. Гнилой парнишка. Порченый, – видя моё изумление, пояснил,

– Ты думаешь, только у тебя душа о детях болит? Я отец. У ребятишек сейчас возраст переходный. За ними глаз, да глаз нужен. Антошка всегда со мной. За Варьку беспокоюсь. Хоть бы выросла быстрее. Или ума набралась, или бы замуж вышла. Вы, то, умные, хитрые, а, то дурочки доверчивые. Вот и вешают вам ребята лапшу на уши. А, уж, если влюбитесь – вообще молчу. Ни мама, ни папа – никто не нужен.

– У меня всё без любви вышло, – непроизвольно произнесла я.

– Знаю. Порыв. Лапша на ушах, – притянул к себе. Поцеловал.

– Я думаю, куда родичи исчезли? А они на кухне лижутся, – заглядывая в кухню, сказала Варька.

– Ты, дочка, с родителями по – уважительнее. Накажу, – усмехаясь, произнес Мишка.

– Ладно. Знаю, любите друг друга. Только, чтобы, как у тёти Зоси не получилось – дяди младше племянников, – засмеялась Варька.

– А, что, такое, может быть? – встрепенулся Мишка.

– Да шучу, я шучу, – Варька хитро блеснула глазами, – Пап, тебя тётка, какая – то на улице спрашивает. В дом её пригласить или выйдешь?

Мы с Мишкой переглянулись:

– У меня от мамы секретов нет. Приглашай сюда.

Через пару минут Варька привела в дом Киру…

Киру я видела только на фото.

Михаил вместе со своими и детскими вещами привёз большой альбом с фотографиями.

Мишка любит фотографировать.

После появления детей он полностью реализовал себя, как фотограф.

Впервые рассматривая альбом, я пошутила:

– Ни дня без фото.

– Зато, как здорово, – сразу подхватил Мишка, – первая улыбка, первый зуб… И, заметь, всё по датам, чтобы память была. Я сам оформлял этот альбом, – с улыбкой продолжил, – Смотри, – он аккуратно, ногтем подцепил последний лист – я думала – это обложка, – Любуйся, – там под тоненькой калькой была моя фотография. Я на школьном дворе, в форме, с растрёпанными волосами и улыбкой во весь рот, – Узнаешь?

– Откуда у тебя это?

Мишка рассмеялся:

– Мне родители фотоаппарат на день рождения подарили. Вот я и таскал его с собой в школу. Учился фотографировать. Весна. На переменах все на улице. Вы с Лидой у турника беседуете. У тебя настроение хорошее. Светишься вся. Сашка специально тебя окликнул, чтобы я сфоткать смог. Классный кадр. Правда?

Я кивнула:

– Какие мы тогда беззаботные были. Как быстро летит время, – вздохнула я.

– Улыбнись, и, сейчас у нас всё замечательно будет. Главное, мы вместе. Из прошлого мы возьмем только хорошее, всё плохое забудем ради нашего будущего.