– Киевицами, – покорно приняла правку Катя.
– И спасли мир! – похвасталась Чуб.
– Только Киев, – поправила Маша.
– Ну и что? – отбилась от умаления их подвига Даша. – Можно подумать, спасти Киев – не землепотрясно!
(Вставлять словечко «Землепотрясно» к месту и не к месту было второй из Дашиных привычек.)
– Можно не перебивать?! – Дображанская оскалила зубы и, сложив руки на груди, прибила Землепотрясную Дашу повелительным взглядом. – Мы – Киевицы. Мы властвуем над Киевом.
– Так же, как и он над нами. – Судя по всему, Маша не терпела нечеткости формулировок.
– Так же, как и он. – Судя по всему, в отличие от Дашиных реплик, Машины правки Катя воспринимала бесконечно толерантно. – У нас есть личный офис, – Дображанская окинула взором круглую комнату Башни, затянутую в дубовый корсет книжных шкафов, – куда не может попасть ни один человек.
– Если у него нет ключа и он не знает пароля, – сказала Маша.
– Есть три говорящие кошки.
– Только две, – весело хрюкнула Чуб. – Бегемот с нами не разговаривает!
Кончик хвоста черного кота недовольно задергался.
– Есть килограммов 100 – 150 раритетного золота, которое преподнесли нам на шабаше киевские ведьмы и которое надо еще как-то реализовывать, – проигнорировала Дашину реплику Катя.
– Зачем? – Чуб рефлекторно вцепилась в свою серьгу. – Я свое золото носить буду.
– …И самое главное, – окончила Катя, – Книга Власти!
– Книга Киевиц, – сказала скрупулезная Маша.
В то время как Катя подошла к тонконогому дамскому бюро, на коем возлежала упомянутая вещь, и с вожделением прикоснулась пальцами к черному переплету.
– А еще мы должны каждую ночь дежурить на Старокиевской горе, – влезла Чуб.
– Даша! – разозлилась наконец Дображанская.
– Это важная поправка, – не поддалась та.
– Я к этому и веду! – осадила ее Катерина. Она по-прежнему не отрывала пальцев от Книги, словно прикосновение к ней доставляло ей непреодолимое удовольствие, которого она не в силах себя лишить. – Я перечислила «плюсы»: власть, золото, квартира в центре… Но есть и «минусы». Как верно заметила Маша, мы – Киевицы. Мы владеем этим Городом и защищаем его. «Киев властвует над нами так же, как и мы над ним» – так написано в Книге. В частности это выражается в том, что мы обязаны каждую ночь дежурить на нашей горе, «чтобы, завидев на небе красный огонь, полететь туда». Туда, где нужна наша помощь.
– Ну а я что сказала? – обиженно буркнула Чуб.
– Тем не менее, – продолжила Катя, – прошлую ночь мы сидели там совершенно зря. На небе ничего не загорелось.
– И что ты теперь предлагаешь? – спросила Землепотрясная Даша.
– Я не предлагаю, – с удовольствием выправила ее Катерина, – а выношу на обсуждение. Быть может, целесообразней дежурить по очереди? Еженощные дежурства – изматывающая вещь. А у меня бизнес. У Маши послезавтра экзамен. Только ты у нас можешь спать по полдня, потому что нигде не работаешь.
– А как мне работать? – закипела Землепотрясная. – Я ж работала в ночном клубе! По ночам! А теперь все ночи заняты. И если завтра что-то где-то опять загорится, дни тоже пойдут побоку. Это ты у нас сама себе хозяйка. А Маша во-още студентка. Экзамены сдаст – и каникулы. А кто будет держать на работе певицу, которая в любую минуту может скакнуть со сцены, всех кинуть и побежать спасать Город?
– Именно поэтому, – завершила Катерина, – я и предлагаю немного облегчить себе жизнь и дежурить парами. Сегодня ты и Маша. Завтра мы с тобой, чтобы Маша могла подготовиться к экзамену. Послезавтра я с Машей. И так далее.
– Ну-у-у, давайте попробуем. – Чуб отвернулась.
Будучи в недавнем прошлом профессиональной полуночницей – певицей и арт-директором ночного клуба «О-е-ей!», – Даша не видела особой проблемы в том, чтобы не спать каждую ночь.
Но сиднем сидеть ночь напролет, бесплодно вглядываясь в небо над Старокиевской горой, было для ее подвижной натуры занятием куда более тяжким, чем любая дикая пахота.
– Я согласна, – сказала Маша. Теперь она смотрела на свои ноги в старых растрескавшихся кроссовках. – Мне все равно.
– Прекрасно, – подбила итог Катерина, метнув на Машу озабоченный взгляд. – Теперь третий вопрос – самый важный. Что происходит с нашей Машей?
– Со мной? – Впервые за весь разговор рыжая подняла глаза и сконфуженно посмотрела в лицо «председательнице».
– Да! – Впервые за весь разговор Даша Чуб встала под Катины знамена. – Это точно! С ней точно че-то происходит!
– У тебя какие-то проблемы? – Катин голос стал сладко-ватным. – Ты как в воду опущенная.
– Хуже, – уже утопленная! – поддержала ее Даша и с энтузиазмом почесала нос.
(Чесать нос в припадке задумчивости было третьей из Дашиных привычек.)
Маша неуверенно посмотрела на Катю, решая, действительно ли та беспокоится за нее, и спрашивая себя, хватит ли у нее сил открыть свою Тайну.
– Дело в том… – проговорила она, – что я… Нет, сначала другое. Вы должны это знать. Я как раз собиралась сказать. Дело в том, что…
* * *
Дело в том, что всего пять дней назад Мария Владимировна Ковалева, студентка исторического факультета педагогического университета[1 - Поскольку свой педагогический университет сама Маша по-прежнему именовала – институтом, в дальнейшем мы последуем ее примеру, так как, по мнению Маши (и автор с ней совершенно согласен), – Университет в Киеве только один.], двадцати двух лет от роду, была серым и мечтательным существом, проживающим по адресу улица Уманская, 41, с мамой и папой.
И была она им до тех пор, пока не получила в подарок Город.
Умирающая Киевица Кылына, властительница тысячелетнего Киева, передала свою власть им, троим и случайным, оставив в наследство круглую Башню на Яр Валу – с тремя говорящими кошками, с кладовыми, полными зелий и трав, со шкафами, полными объезженных метел, – и книгу Киевиц, полную древних и страшных знаний…
И оказалось, мир совсем не такой, каким казался им – затюканной студентке непрестижного вуза, горделивой владелице сети супермаркетов и арт-директору ночного клуба «О-е-ей!», бывшей по совместительству певицей-неудачницей.
В этом открывшемся им мире не было ни времени, ни смерти, ни тем паче случайностей. Здесь можно было ходить сквозь время и воскрешать мертвых, летать над землей и вселять любовь в своих врагов.
Но чтобы ты ни делал, твое добро всегда оборачивалось злом, а зло добром.
И тот, в кого наивная отличница Маша была безответно влюблена с первого курса, оказался убийцей.
И умер, спасая Машу от смерти, оттого что испил приворотного пойла.
И теперь Маша считала его убийцей себя.
А человек, которого полюбила новая Маша, умер сто лет назад, а за восемь лет до смерти похоронил единственного сына, умершего в Киеве в наказание за поступок отца.
