Плавные движения вееров Кацуми создавали лёгкий ветерок, гонящий и перемешивающий густые и тонкие ароматы. Они то обгоняли друг друга, достигая ноздрей поочерёдно и позволяя ощутить каждый по отдельности, то тесно перемешивались, становясь общим букетом. Чем сильнее тлели палочки в подвешенных постаментах и чем насыщеннее становился чай, тем сильнее преображался окружающий воздух, даруя умиротворение и спокойствие на застолье.
Пропадало ощущение реальности, зимняя стужа за окном, какие-то важные дела и тот факт, что за столом сошлись враждующие стороны. Сейчас всё вокруг выглядело таким мирным, радушным и гостеприимным, очаровывая и заставляя позабыть обо всём, окуная лишь в атмосферу чайной церемонии.
Наконец, под религиозные песнопения и молитвы духам домашнего очага был заварен гёкуро – элитный сорт чая, разлитый из особой посуды с тоненьким носиком на отдельные миниатюрные чашки каждому сидящему за столом. За исключением самой Чиасы: все действия гейши включали в себя лишь заботу о других. Но за ней под конец вызвалась поухаживать Кацуми, не оставив юную леди без участия в чаепитие.
Элегантными круговыми движениями все зеленоватые чашечки с мозаикой керамики находили свои блестящие персональные блюдечки, отправляясь к гостям, начав с Бальтазара. Третий чай распили в тишине под аромат с поверхности чашек и душистых палочек благовоний.
У него был весьма сложный многоярусный вкус, сочетавший в себе и легкость, и насыщенность, традиционные травянистые ноты, эдакую молочную сливочность, столь эфемерную и еле-еле заметную, но при этом с ярким и выразительным послевкусием. А сразу после Чиаса отправилась из избы к походной кухне в надежде, что основные блюда уже готовы и теперь их тоже можно будет подать.
В скором времени на столе красовалась красная курица с арахисом и зелёным луком, свинина с ананасами, обжаренные кусочки змеи с цитрусовым соусом понзо, густой черепаховый суп, жареная лапша нескольких видов с ярким красивым гарниром. А также соевый творог тофу, засахаренная вишня в ликёре и несколько рыбных блюд, властно царствующих по помещению своими ароматами.
– Итадакимацу! Смиренно принимаем мы дары богов, духов и живой природы. Всё, что мы делаем и едим, мы делаем ради продления своей жизни! – произнесла Кагуя, прежде чем приступить к трапезе.
– И пусть благословит нас Инари! – добавила Кацуми. – Итадакимацу!
Фразу подхватил и генерал, а с ним и оба других гостя, сочтя тоже за некую традицию. Бальтазар знал о распространённом ритуале молитвы-мантры за столом для очищения блюд от проклятий и скверны. Древний колдовской ритуал, ныне чаще сопровождаемый обращением к определённым богам и духом за благословлением и тем самым очищением лежащего на тарелке. Происходящее здесь явно имело схожие корни.
На вкус всё это было нечто неописуемое, экзотическое. Полная диковинок феерия полученных на язык ощущений. Остро-кислое, иногда с проскальзывающими едва заметными нотками сладости, кажущееся несочетаемым, и всегда сдобренное большим количеством соусов и пряностей.
Похожие на вареники гёдза и луковичной формы вонтоны подавались в отварном и обжаренном виде с начинками из овощей, рыбы, мяса и даже краба с креветками. В качестве закусок предлагали обжаренные в масле овощи, хрустящие кусочки жирной сушёной кожи лосося, лепёшки с ослиным мясом. Угощали и шашлычками из обжаренной мелкой птицы типа клестов и воробьёв, жареными шелкопрядами и цикадами, которых в это время года в природе было не найти, а значит, разводили их пришлые захватчики где-то на особых тепличных фермах.
В квадратных миниатюрных ванночках были налиты дополнительные соусы, в которые можно было макать отдельно взятые кусочки блюд. Например, тёмный солёный тамари из соевых бобов, весьма приглянувшийся Бальтазару под блюда из птицы и мяса. К каждой тарелке супа была принесена особая керамическая ложка со спиральным рельефом и двухцветной росписью.
Особо внешним видом всем запомнился так называемый в Дайконе карп-белка, водящийся и в местных речушках. На блюдах он, предварительно обжаренный на раскалённом масле, застыл, задрав голову, напоминая уже не рыбу, а прямо-таки какого-то дракона. Хрустящее филе покрывалось кисло-сладким томатным соусом, посыпалось смесью зелени и ореховыми лепестками.
Некромант к острой пище не привык, а вот оба его спутника-бородача будто и не замечали никакого жжения. Уплетали за обе щеки, как с голодного края. И если для крестьянина-отшельника – генерала ополчения, это ещё было понятно, то для городничего Яротруска в глазах Бальтазара выглядело довольно нелепо, словно дома так вкусно не кормят.
По крайней мере, хоть терпкий и сладкий ликёр с вишнёвой кислинкой и засахаренными ягодами был действительно тем, что пришлось лорду Кроненгарду здесь по душе. Выделенный на стол запас он приглушил практически в одиночку, пока остальные довольствовались чаем или же крепкими напитками под самые обыденные тосты: за встречу, за успех переговоров, за процветание обеих земель.
Что-то красивое и изысканное говорила разве что Чиаса. Сначала это были поэтические строки о созерцании солнца и луны. Следом описание превращения гусеницы в бабочку с намёком, что все усердия и труды рано или поздно вознаградиться, а к мечте надо если и не идти, то хотя бы ползти, словно гусеничка. И под конец была история о мстительном освобождённом змее и хитрой лисице, вновь поставившей того на место.
Когда доставили на смену новые блюда из крольчатины и медвежатины, а также рулеты и острые закуски из птицы и свинины в кисло-сладком соусе, казалось, что после сытной первой половины застолья уже ничего не влезет. Но та же Кацуми набрасывалась с большим аппетитом, удивляя, правда, не столько им, сколько своей стройной фигурой при такой страсти к еде.
– Я словно птичка. В день половину съедаю… своего веса, – усмехнулась на мужские взгляды рыженькая компаку.
Медвежьи лапы, свиной мозг, сверчки – всё это она уплетала с удовольствием, а Бальтазару многое было в диковинку. Да и Ильдар, с детства росший среди обычаев и нравов Яротруска, даже из таскарской кухни, также полной, к примеру, змей и насекомых, знал и пробовал довольно мало и дивился подобным дайконским блюдам.
Велетир советовал обязательно попробовать «дисансьен» – ароматное блюдо, означающее «три земных сокровища». Представляло собой оно обжаренные в масле до золотистой корочки картофель, перец и баклажан, которые после ещё изрядно потушили в чесночном соусе, дополнительно облагораживающем эти овощи. Вероятно, их так и хранили – обжарив, закупоривали в масле внутри банки как соления. А потом доставали среди зимы, чтобы потушить с соусами в особой посуде, отчего те становились мягкими, нежнейшими, так и таяли во рту.
Пожалуй, самым странным из всего, что они попробовали, оба, и Ильдар, и Бальтазар, признали «суп из гнёзд ласточек». Сладковатый, похожий на желе, главным ингредиентом которого действительно были птичьи гнёзда из особой застывшей слюны горных птиц. Их собирают на скалах, очищают от перьев и используют в приготовлении.
– Её лунное высочество Кагуя-химэ, принцесса Нипа и востока Дайкона, готова вас выслушать, – чуть более торжественным и звонким тоном проговорила Чиаса гостям, когда все наелись и пришло время деловых переговоров.
Молоденькая гейша разлила всем по узким рюмкам авамори, ещё раз предложив выпить за взаимопонимание и успех переговоров уже без всяких стихов и легенд, переходя как бы к официальной и серьёзной части встречи. Казалось, ей самой происходящее между регионами кровопролитие неприятно и она бы хотела вернуться домой из этого военного похода.
– А? Как? Что? Вся еда уже закончилась?! – возмущалась слегка перепачканная вокруг рта и на щеках жиром и соусами рыжая компаку с таким видом, словно она расстроена и не наелась: губы её поджались, светлые бровки изогнулись домиком в жалобном выражении лица, а глаза, казалось, стали вдвое больше, чем прежде, умоляюще глядя на госпожу.
– Кацуми! – строго воскликнула та, отведя взор от пытавшейся разжалобить её ассистентки.
– А я фто? Я нифефо! – углядела она последнюю рисовую булочку и теперь усердно вгрызалась в неё, вспорхнув яркими рукавами своего наряда.
– Держи себя в руках! – хмыкнула принцесса.
– Я лучше вагаси в руках подержу, – жмякала рыжая леди белёсую овальную выпечку.
– У вас определённо свой уникальный язык внутри закрытого региона, но вы так хорошо общаетесь на «Общем», – заметил Бальтазар.
– Более трёх внутренних языков самого Дайкона, не считая обилия наречий, и помимо этого все хорошо знают и говорят на Имперском, иначе какая же торговля, если наши купцы будут плохо что-либо понимать? Их станет легко обмануть, обвести хитростью вокруг пальца, а этого мы совсем не хотим допустить, – строго заметила Кагуя. – Мой край никогда не был частью Империи. Это остальные людские языки они подавили, наши же развивались и процветают. Мы очень чтим традиции предков.
– Но, походу, не слишком дружны между собой, раз вместо единого у них их аж три, – тихо прошептал Ильдар некроманту. – Любые внутренние конфликты всегда можно использовать. Предложите им что-нибудь для возвышение Нипа над остальными провинциями.
– Хотелось бы для начала выяснить, в чём причина того, что мы здесь встретились при таких обстоятельствах, – проговорил Бальтазар. – Никак посол Дайкона натравила на мой край замкнутых обычно за своими стенами соседей.
– Вы звучите так, словно чего-то от меня требуете. Я ведь не обязана отчитываться о своих действиях перед вами, – сверкнула глазами Кагуя-химэ.
– Кхм-кхм… Достопочтенная принцесса, – обратился к ней Ильдар-чародей, чей язык после немалого количества выпивки слегка заплетался, – как я понял, у вас что-то произошло, о чём вы несколько раз писали Мортимеру и сочли, что лорд Червегора остался глух к вашим просьбам. Потому перешли к военным действиям, так как выбора у вас попросту не оставалось. К нашему всеобщему счастью, лорд Мортимер скоропостижно скончался, потеряв голову уж… Сколько месяцев там прошло? – поглядел он на Бальтазара, но ждать ответа не стал, тут же продолжив. – И милорд интересуется, что же случилось? Теперь Бальтазар Кроненгард владеет этими землями. Владел и этими, – похлопал он ладонью по полу, – пока вы деревню не захватили.
– Из ваших мелких вассалов пограничный Нипу край принадлежит рыцарю Дельвигу Хаймлигу, – спокойным тоном, по-женски звонким, но в строгой военной манере чеканила принцесса.
– Дельвиг уж много лет не заявлялся в эти края, не собирал дань и налоги, он совсем отошёл от дел и живёт уединённо в своей башне, – сообщил ей да и остальным Велетир.
– Он заточил в этой башне, как в темнице, дочь моего правителя от первого брака. Микадо Нипа принимал рыцаря как посла со своей делегацией, но покинули они наш край в «расширенном составе», нагло прихватив с собой принцессу Оясунэ! – рассказывала Кагуя.
– Что?! – протрезвел от рисового вина сразу же Ильдар.
– Не может быть… – полезли глаза на лоб у седеющего генерала.
– Похитил! Выкрал! Спёр! Стырил! Уволок в уголок! – жмурясь, перечисляла Кацуми.
– Ешь свою булочку, – фыркнула на неё принцесса, повернувшись затем снова к мужчинам. – Даймё, военные феодалы, по-вашему «бароны» или «князья», были весьма огорчены таким известием. Мы просили правителя разобраться, но нас проигнорировали, пришлось самим начать путь до замка похитителя! – констатировала принцесса.
– Надеюсь, вы уже поняли, что никто вас не игнорировал, – произнёс Бальтазар. – Вышло небольшое недоразумение. Правитель не получал ваших писем. Если вы сдержите натиск, перестав убивать жителей деревень, я отправлюсь поговорить с этим рыцарем и разрешу ситуацию.
– Ах, разве ж может мужчина желать чего-то решить словом, а не кровопролитием? – дивилась Кацуми. – Глядите, какой ценный экземпляр нам попался!
– Чиаса, дай уже ей что-нибудь погрызть, пусть помолчит, – вздохнула, теряя терпение, Кагуя. – Да и что слова?! – хмурилась она. – Надо вернуть Оясунэ, а не разговаривать с похитителем! Вызволить девушку, вернуть дочь отцу!
– Не понимаю, вам-то какой с этого прок? Минус наследница от первого брака, если уж вы вторая принцесса, – произнёс некромант.
– Оясунэ не претендует на трон. Она полукровка от иноземной женщины, которую ещё в качестве теньши взял сироткой к себе наш правитель. У Оясунэ необычные золотистые волосы, она главная красавица дворца, но не самая завидная невеста в Нипе, – рассказывала темноволосая чародейка.
– Вот только госпожа хочет от неё совсем противоположного, – сделав безо всякого тоста большой глоток авамори после того, как съела всё печенье и пирожные, рассмеялась рыжая беззаботная девица.
– Кацуми! – повернулась со строгим взглядом к ней Кагуя.
– Так меня зовут, ага! – жмурилась та в улыбке. – Обожаю слышать своё имя!
– Хотите вернуть девушку, чтобы она взошла на престол вместо вас?! – не понимал Бальтазар.
