Пленники острова Стримов
Допустить подобного безобразия я попросту не мог, но и противопоставить шуму было нечего. Не спасали от него ни мягкая ткань спального мешка натянутая на голову, ни пальцы, фаланги которых проникли глубоко в уши, чуть не касаясь барабанных перепонок. Следовало предпринять что-то решительное, серьезное, кардинальное. Надо было взять себя в руки, собрать волю в кулак, обнаружить источник шума, задавить его, заставить замолчать. Надо было, но для этого пришлось бы открыть глаза, а вот к такому подвигу я готов не был.
В одно мгновение шум затих. Резко, разом, будто кто выключил. Это подействовало, но не успокаивающе. Ощутив столь желанное, а оттого очень даже подозрительное изменение, я непроизвольно напрягся, приоткрыл один глаз. Мигнул им, раз, еще раз. Слегка повернул голову. Попытался понять, что именно вижу, напряг ленивое соображение, оно кое-как заработало. Скрипя и сопротивляясь, не желающий просыпаться разум принялся анализировать размытую картину. Пыхтел он, медленно соображая, казалось, еще совсем немного, всего одно усилие и я получу хоть какой-нибудь результат, но нет, мыслительный процесс зашел в тупик.
Коллапс мыслей тут-таки задавил остатки настроения, ему содействовали перемены.
Шум возвратился, только это был совершенно иной шум. Изменился он. Он уже не был сплошной лавиной неразборчивых звуков, витающих вокруг меня, он разбился на множество отдельных голосов. Разных голосов, с разными интонациями, разными эмоциям, одно их объединяло – как ни старайся, а не понять ни слова…
Перемена не порадовала, наоборот, пришло осознание очевидного факта – это закончится нескоро. Шум людских масс сам собой не проходит. Люди, это такие существа, что раз начали кричать то это надолго.
Тем не менее ситуация прояснялась. Я начинал кое-что понимать, пусть не смысл, так хоть общую картину. Стало понятно, что кричат люди, кричат на непонятном для меня языке, значит, это наши рабочие. Что кричат пока под вопросом, зато кому адресованы крики ясно – нам. Мне и Витьке, а это значит, что надо подниматься, разбираться, словом, самое время начинать отрабатывать свои деньги. Правда, для начала не лишним было бы понять, чего им голосистым надо.
Изображая червя или сонного удава, я выбрался из-под спального мешка. Попытался вспомнить, почему залез под него, а не забрался внутрь, а еще, что именно заставило меня лечь на твердую ребристую подстилку, не позаботившись о том, чтобы хоть как-нибудь сделать ее мягче? Память не сочла нужным мне помочь, да это и неважно.
Выбрался, потянулся, каждым квадратным сантиметром кожи чувствуя последствия ночного «массажа». Казалось, меня били. Долго, методично, палками. Бамбуковыми. Вот поймать бы того мастера, что соорудил мой лежак, да посмотреть в его глаза, молча, с немым вопросом – за что? Но это после…
У входа в избушку, на полу, свесив ноги и смешно болтая ими, расположился Витька. Он часто кивал головой, удивительно ритмично, можно сказать, размеренно. Сразу и не поймешь, то ли соглашается он с кем-то, то ли разминает, наверняка затекшую, как у меня за ночь шею. Вот он перестал кивать, мотнул головой, заговорил. Спокойно, внятно, четко выговаривая каждую букву, но тем, кому адресовалась его речь, от этого легче не становилось:
– Вот что вы за люди-то такие! Где вас таких только нанимали? Я вам русским языком говорю, который вы попросту не хотите понимать – задача ваша состоит в том, чтобы расчистить участок. Деревья надо вырубить, кустарник. Это ясно? Размер участка озвучен. Сто пятьдесят на двести метров. Двести по фронту, сто пятьдесят вглубь. Границы обозначены. Все настолько просто, что остается лишь удивляться, – он громко выдохнул. – Да это не работа, а одно сплошное удовольствие! Знай, бери себе топор или, что там под рукой, да руби налево и направо! Очистили площадку? Отлично! Переходите на просеку в направлении маяка. Ширина десять метров, ориентир – камни старой дороги. Ну, все же просто, все понятно, чего же вы от меня хотите? Почему стоите, из-за чего митингуете?
Похоже, я окончательно проснулся. Выпрямился, чувствуя, как оживают мышцы, доковылял до двери, сел рядом с Витькой. Как мог дружелюбно улыбнулся, кивнул двум десяткам рабочих, которые собрались у нашего крыльца. Они загомонили громче, то ли продолжая свой «митинг», то ли приветствуя меня.
Реакцию «просителей» на мое появление понять было трудно, но вот Витька искренне обрадовался. Он энергично пожал протянутую ладонь, кивнул и спросил:
– Слушай, Серега, ты языками владеешь?
– Русский – без словаря, английский – со словарем, украинский – на уровне интуиции, – скороговоркой выпалил я.
– Понятно, ты такой же полиглот, как и я, даже хуже, жаль! – энтузиазм друга моментально угас.
– А что собственно произошло? – я громко зевнул. – Пока я спал…
– Да кто их поймет, – Витька пожал плечами и махнул рукой. – Они вообще странный народ. Все у них не по-человечески. Казалось, вчера приезжал шеф, если кому есть что сказать – не молчите, скажите! Нет, все нормально, все всех устраивает. Только начальство за порог, пожалуйста, митинг просто у дверей спальни…
– И что в подобных случаях полагается делать?
– Как обычно, слушать надо, договариваться. Только просто слушать мало, надо еще понимать то, что слышишь! – тяжкий вздох стал иллюстрацией к Витькиным словам. Он раз вздохнул, второй, но вдруг заметно повеселел, соскочил на землю, ступил шаг, обернулся, призывно махнул мне рукой. – Спускайся, сейчас во всем разберемся. Вот человек, который нам поможет, Пак Искандар Буана! Единственный, кто говорит не только на родном наречии. Он английский знает, правда, не очень, но это на порядок лучше, чем… ничего…
Высокий худощавый мужчина в годах пробрался сквозь толпу. Уверен, именно этого человека я видел с верхушки маяка вчера. Завидев его, рабочие моментально умолкли, они расступились, низко кланяясь и застывая в полупоклоне. Я последовал примеру друга, спрыгнул вниз, стал рядом с ним. Витька слегка наклонил голову, я в точности скопировал его жест.
Мужчина поклонился Витьке, повернулся ко мне, отвесил точно такой же полупоклон, обвел взором своих соплеменников, повернулся к нам, часто, сбивчиво заговорил. В его монологе действительно проскакивали английские слова, вот только мало их было…
– Я так понял, он что-то о могиле говорит, – растерянно пробормотал я, стараясь мысленно повторить то, что услышал. Не получалось, наверняка все из-за того, что в голове надрывно гудели отголоски вчерашнего вечера. – Или о захоронении, если это не одно и то же.
– Да, какая-то могила была, – согласился Витька, – более того, могила священная.
Осознавая тот очевидный факт, что мы его не очень понимаем, мужчина решил помочь себе жестами. Он заговорил снова, при этом энергично размахивал руками, изображая удивительные, просто-таки неповторимые фигуры. Пытаясь уследить за его руками, я терял нить разговора. Добавляли путаницы собравшиеся у нашего жилища рабочие. В такт словам и жестам они смешно кланялись, перешептывались, обменивались красноречивыми взглядами, отвлекали. Похоже, то, что нам говорили, им нравилось, скорее, веселило их…
– На острове, нет, в глубине острова? Недалеко отсюда, ага! – удивительно, как Витька поспевал за словами и жестами. – Понимаю, в джунглях. На огороженной территории. Они нашли могилу! Начальник? Главарь? Скорее всего, вождь. Так, какой-то вождь похоронен на острове, его могила священна. Кто посягнет на святыню, ну это понятно, проклятия на всю голову и тому подобное. Вот чего только не выдумает человек, лишь бы не работать!
– А где она, могила эта? – удивляясь лингвистическим способностям друга, которые гармонично переплетались с сообразительностью, спросил я. Опомнился и тут-таки выдал эту же фразу по-английски.
Мои слова возымели действие. Высокий и худой мужчина, чье имя я к тому времени еще не запомнил, внимательно посмотрел на меня, в его глазах читалось нечто, что было сродни уважению. Думаю, в его понимании каждый, кто хоть немного владеет английским – большой человек, может, своим величием равен тому вождю, чья могила так некстати вклинилась в наши планы. Он осмотрел меня, будто только теперь увидел, поклонился гораздо ниже, чем кланялся здороваясь. Громко и чуточку заикаясь, заговорил, указывая пальцем в сторону горы. Я опять-таки ничего не понял, повернулся к Витьке.
– Кое-что вырисовывается, она на самом краю участка, у холма. Святыня эта, – тот медленно пожал плечами.
– Так пусть там и остается. Ты им фронт работ сдвинь чуток, на пару метров от горы вот и все! – неожиданно легко созрело решение.
В глазах моего товарища отчетливо читалось сомнение. Скорее всего, он и сам об этом подумывал, просто не мог решиться. Понять его нетрудно, кто хочет брать на себя ответственность…
– Оно, пожалуй, можно, – после продолжительного раздумья медленно выговорил он. – Вопрос только в том, как шеф ко всему этому отнесется. План утвержден, а он не любит самодеятельности.
– Да никак он не отнесется, вообще никак. Мы ему просто не расскажем, только и всего. А касаемо переноса площадки, я сверху смотрел, мы только выиграем. Там, южнее, валунов нет, местность ровненькая, работы меньше…
– Ладно, уговорили, – он махнул рукой, повернулся, изобразил короткую пантомиму, показал жестами, как он переносит участок южнее.
Просители тут-таки снова загалдели, только на этот раз одобрительно. Худощавый мужчина, владеющий английским, низко поклонился, отдельно мне, отдельно Витьке. Остальные поступили также. Дружно склонились, не переставая бормотать. Глядя на согнутые спины нескольких десятков рабочих, я вдруг почувствовал себя героем сериала, не самым приятным его персонажем – злым и коварным плантатором, эксплуатирующим бедных рабов на далекой фазенде в живописной Бразилии.
Позволив мне вдоволь поразмыслить обо всех плюсах и минусах рабовладельческого строя, наш собеседник выкрикнул несколько слов на местном диалекте, воздел руки к небу, его позу скопировали другие. Он еще что-то крикнул, прочие разом умолкли, еще раз поклонились, только уже ему, повернулись и дружно направились туда, где скоро должна была образоваться расчищенная площадка.
– Я искренне надеюсь на то, что в районе причала ничего священного не обнаружится, – недовольно пробормотал Витька. – Вот его-то перенести у нас точно не получится…
Подождав пока я умоюсь в большом деревянном корыте, в которое за ночь каким-то чудом набралась вода, Витька повел меня вниз, в долину, туда, где располагался лагерь рабочих, где находилось то, без чего немыслима любая стройка – столовая.
Не отрываясь от завтрака, более похожего на дегустацию блюд местной кухни, я расспрашивал Витьку об острове. Более всего меня интересовала живность. Все-таки я не слишком приспособлен для существования в джунглях, не довелось обзавестись подобным опытом. Да и просто единственным источником информации о жизни за пределами моей малой родины был экран телевизора, а уж там такого расскажут, такого страху нагонят!
Витька был не в духе. То ли из-за вчерашнего новоселья, то ли из-за вынуждено-раннего подъема.
– Да, я тебе не рассказывал, но прежде чем начать работу, еще до моего появления на острове, шеф отправил сюда целый исследовательский институт, толпу ботаников с зоологами, – Витька отрешенно посмотрел куда-то вдаль, в джунгли. – Облазили они весь островок, каждый листик осмотрели, в каждую норку заглянули. Вердикт выдали ободряющий – ничего опасного для жизни на островке не водится. На этот счет можешь не волноваться. Из не очень приятной живности можно выделить несколько видов змей, но от них больше страха, нежели вреда. Да, могут укусить, если хорошо попросишь. Будет больно, но это не смертельно. То же самое касаемо живности крупнее – ничего такого, что тебя убьет, на островке нет, но это не значит, что можно ходить, не глядя под ноги. Местные говорили, живет в этих краях один паучок, маленький такой, яркий весь, цветной, так вот если он примет тебя за добычу, три дня на стены карабкаться будешь. Примерно так…
– Понятно, – честно скажу, то, что я услышал, меня заметно порадовало. – Слушай Вить, а что если я пройдусь, прогуляюсь по острову? Пока не расчистят участок да не передадут планы со снимками, я никому не нужен. Разрешаешь?
– Серега, я тебе не начальник. Можешь смело идти туда, куда тебе вздумается. Только я бы на твоем месте кеды снял, да сапоги обул, такие, чтоб голенище повыше. А вообще, иди ты, Серега, иди…
Получив такое своеобразное напутствие, я отправился изучать местность. Начать решил с восхождения. Решил взобраться на высочайшую точку острова на острый пик, сереющий над сплошной зеленью, осмотреться.
Внемля совету друга и голосу разума, я не решился идти в привычных потертых кедах, отдал предпочтение сапогам. С этим проблем не было, Витька, а может кто-то другой, предусмотрительно подготовил не меньше десятка пар. Долго выбирать не пришлось, первые, которые были по ноге и выглядели более или менее прилично были назначены «моими».
Поскольку я новичок на острове, а приставать с дополнительными расспросами не хотелось, тем более что у Витьки и без меня забот хватало, я решил пойти проторенным путем. Спустился с «обжитого» холма, выбрался на мощеную дорогу, направился в сторону маяка. Шел медленно, не переставая вертеть головой и удивляться.
Я не ошибся, Витька действительно был занят. Он стоял у строящегося причала в окружении толпы рабочих. Как выяснилось позже, подобные столпотворения были нормой, дня не проходило, чтобы не образовалось нечто подобное. Точно не скажу, но думаю, так рабочие отдыхали, своеобразный перерыв на вполне законных основаниях.
Оказавшись на склоне в пределах видимости друга, я помахал ему рукой, но он меня не заметил. Ясно же ему не до меня. Очень уж энергично он размахивает руками, тычет пальцами в какую-то бумагу, что-то объясняет единственному толковому туземцу. Тот кивает, сам что-то говорит, рабочие галдят, словом, нормальная рабочая обстановка.
Скоро стихийный митинг остался за стеной деревьев. Я прошел мимо нескольких парней, скорее всего, они не слышали о том, что творилось у причала, потому продолжали работать, расчищали площадку для строительства дома. Дело шло. Отвратительно громко рычали бензопилы, размеренно стучали, опускаясь, топоры, пулями летали щепки. Одно за другим падали деревья. Выстрелами ломались сучья, громкие одобрительные возгласы сопровождали каждый поваленный ствол.
Заметив меня, рабочие остановились, застыли, будто скульптуры. Я испугался, подумал, вдруг они сейчас найдут какой-нибудь повод, обступят меня, как Витьку, там, у причала и начнется…
– Здравствуйте! – приветливо кивнул я, рассчитывая как можно быстрее сбежать.
Не думаю, чтобы они меня поняли, тем не менее, я услышал множество слов, что своим звучанием отдаленно напоминали приветствия. Множество голосов, непонятные мне слова, улыбки, поклоны. Никаких требований, никаких расспросов. Вот что делает вежливость!
Мгновение, другое и лесорубы остались позади. Я углубился в лесную чащу, оглянулся, убедился в том, что никто меня не догоняет с целью устроить маленький локальный митинг, облегченно выдохнул.
Очень скоро обнаружилась дорога, ведущая мимо маяка вглубь острова. В просветах между верхушками деревьев показался сам маяк. На мгновение я застыл, любуясь башней, которую мне доведется восстанавливать, отмахнулся от желания снова оказаться на ее верхушке. Бессмысленно это, что толку взбираться вверх, спускаться вниз. Вряд ли за ночь там хоть что-нибудь изменилось, а для изучения острова с высоты птичьего полета пока предпочтительнее вершина скалы.
Скоро я миновал «перекресток», то место, где к изрядно заросшей деревьями и кустарником широкой дороге примыкало ответвление, тропа, ведущая к маяку. Весьма условный «перекресток», слишком уж мало камней, что обозначали дорогу, сохранились. Но это ничего. Вот вырубят ребята деревья, расчистят все, соберем камни, разбросанные по всему острову, да восстановим брусчатку. Наверняка здорово получится. Но это будет позже. Сейчас же я лишь проследил глазами за убегающей в лес тропой и пошел напрямик, свернул в заросли, ориентируясь на серо-стальной пик, возвышающийся над окрестными территориями.
Переплетенные ветви деревьев, которые десятилетиями привольно себя чувствовали до появления на острове человека, старались изо всех сил. Упирались они, хватали меня за ноги, больно стегали по лицу, забирались в рукава, лезли в карманы, путались в одежде. Я же и не думал сдаваться. Размахивал руками, отталкивал живые прутья, ломал сухие сучья. Правда, это мало помогало. Стоило чуточку расслабиться, потерять бдительность, как какая-нибудь шустрая веточка, да еще и вооруженная острыми шипами впивалась в кожу. Царапали колючки руки, оставляли отметины на щеках, хлестали меня и терялись где-то позади, только шелест оставался, будто перешептывались растения со своими сородичами, хвастались, упивались гордостью за то, как поприветствовали незваного гостя.
Неудивительно, что скоро я выдохся. Усталость сдавливала грудь, мешала дышать, отбивалась она на висках гулкими отголосками пульса. В ушах нарастал мерный гул, намекая на то, что еще немного и сил у меня совсем не останется, упаду, рухну на землю, и кто знает, удастся ли после подняться. Хотя это не самое страшное, я ведь могу и застрять. Свяжут меня ветви, обездвижат и все. Мрачная перспектива, буду стоять до тех пор, пока кто-то, скорее всего, Витька обо мне ни вспомнит. Только и это еще не все, придется постоять до тех пор, пока за мной придут. Кто знает сколько!
Еще совсем немного и я бы действительно сдался. Буквально несколько мгновений и я бы поборол разумную мысль о том, что возвращаться ничуть не легче, повернул бы, пошел обратно, но…
Стоило только замедлить скорость, как я услышал шум. Тихий он, приглушенный густой растительностью. Топот? Возможно. Будто приближается кто. Близко он, тот невидимый, рядом он. Сразу же забылись слова друга об отсутствии на острове хищников. Какие тут слова, чего стоят рассказы, ведь совсем рядом шуршит кто-то сухими листьями, трещит ломающимися веточками, крадется, да догоняет он меня, не иначе!
Решительный рывок. Ветки, не ожидавшие такой прыти, выпустили меня, свою добычу. Я рванулся раз, другой и буквально вылетел на каменный склон, совершенно лишенный растительности. В подлеске, точно там, где недавно стоял я, мелькнуло что-то белое. Рука сама собой нащупала камень, я приготовился дать отпор преследователю.
Некоторое время ничего не происходило, лишь в просвете между листьями виднелось белое пятнышко. Но вот оно качнулось, с ним качнулись листья. Я приготовился, замахнулся. Куст задрожал, ветви раздвинулись. Из зарослей выглянула симпатичная мордочка, украшенная короткими рожками. Большие глаза внимательно без страха осмотрели меня, медленно мигнули.
Козленок. Маленький козленок, симпатичный, будто сошедший со страниц детской книжки! Он вдоволь насмотрелся на меня, издал блеющий звук, в котором отчетливо слышались нотки насмешливого презрения, вырвался из зарослей и побежал по склону, громко цокая копытами.
– Бывает же такое! – улыбнулся я, взвесил камень в руках, забросил его в кусты.
Несмотря на довольно крутой склон карабкаться наверх было легко, множество массивных валунов в беспорядке разбросанных по слону создавали естественную лестницу, помогая подниматься и указывая дорогу. Не более получаса прошло, как я оказался на самой вершине горы. С любопытством настоящего туриста осмотрел каменную площадку, пятачок, овальный, как и сам остров, размерами метров восемь на десять. Честно говоря, я несколько расстроился, не обнаружив жерла вулкана, пусть маленького, пусть давно потухшего. Наверняка это было бы здорово, с одной стороны, но нет, так нет. Зато было дерево. Удивительное дерево. Не знаток я живой природы, потому не смог определить его вид, так, исключительно из любви к родине нарек его сосной. Похоже, иголки есть, что еще надо!
Большое, просто огромное, оно каким-то чудом забралось на вершину скалы, обосновалось в небольшой трещине, намертво ухватилось корнями за камень, закрепилось в его трещинах. Поразительное создание, фантастическое. Особенно удивителен его профиль. Слишком уж искорежен ствол, слишком уж перепутаны ветви. Так и веяло от него чем-то, что сродни суеверному трепету. Смотришь на него и понимаешь – непростое оно, это дерево из тех, которым поклоняются…
Я уселся на ровную отполированную дождями и ветрами площадку, расположился в тени удивительного растения, глубоко вдохнул чудесный воздух, пахнущий хвоей, сдобренный морской пылью, залюбовался островом и бескрайним морем вокруг него. Медленно повернул голову в одну сторону, в другую, стараясь все увидеть, все рассмотреть. Этого показалось мало, тогда я достал блокнот, ручку и почувствовал себя настоящим первооткрывателем. Не просто первооткрывателем, а ученым, географом эры великих открытий. Тем, который взобрался на вершину недавно открытого им клочка суши и создает первую карту новой земли. Глупость, конечно, я ведь далеко не первый, были здесь люди, есть карты, детальные карты, но я создам и свою, эта будет особенная, моя, не похожая ни на какую другую…
Ничего не скажу о точности, но в оригинальности моего творения сомневаться не приходилось, все-таки картограф я еще тот! Но я старался. Старался как можно точнее изобразить на листе бумаги то, что видели глаза. Работал медленно и скрупулезно. Со всей возможной ответственностью относился к каждому штриху, к каждому изгибу береговой линии. Водил ручкой по бумаге, старался и с каждой секундой понимал – в моем лице картография ничего не потеряла. Да и не только она, сколько себя помню, ни рисовать, ни чертить у меня не получалось.
Как бы и все. Не прошло и нескольких минут, как я решил, что справился. На странице блокнота красовалась картинка, отдаленно напоминающая карту. Действительно отдаленно. То, что у меня получилось, более всего напоминало фрукт, который вчера красовался на нашем столике в качестве дополнения к коньяку – манго. Нет, правда, с какой стороны ни глянь, а смотрит на меня манго. Аппетитный плод, слегка коряво-овальной формы, надкусанный там, где была бухта, да еще и с хвостиком, образованным изгибающейся у северной части острова песчаной косой…
Отогнав прочь неуместную самокритику, я тут-таки решил – нормальная карта, во всяком случае, как для начинающего. Нет, правда, зачем придираться к самому себе? Вот я и не стал. Убедил себя в том, что рисунок отличный, что карта готова, правда, надо было еще дать названия географическим объектам, пожалуй, это даже важнее точности.
Фантазия, не мешкая, взялась за дело. Рисунок был озаглавлен. «Остров Манго» красовалось в верхней части листа. Ниже и чуть правее, там, где извивалась песчаная отмель, я написал «Коса Хвостик». Ту небольшую вмятину, что в восточном боку воображаемого фрукта, гавань ограниченную дотами, подписал «Бухта Омега».
– Казалось, такая мелочь, несколько слов добавил, а все кардинально изменилось! – восторженно пробормотал я, глядя на то, как непонятный рисунок просто на глазах превратился в карту. – Надо будет придумать названия еще кое-чему, для начала…
Ручка уверенно коснулась центра рисунка. Образовалась жирная точка, у которой я, чуть поразмыслив, написал «Гора Червоточина».
– Если остров у меня фрукт, то точка в его центре – дыра, в которой живет червь. Почему выпуклая? Хороший вопрос. Может это как нора у крота. С одной стороны посмотреть – нора, с другой – холм, – довольный собой я закрыл блокнот. – Действительно начинаешь чувствовать себя географом, правда, стоит отдавать себе отчет в том, что все твои открытия никому не нужны, даже самому себе. Ну и ладно, надо спускаться.
Наверняка эта возвышенность не заинтересует ни одного более или менее профессионального альпиниста. Слишком уж низкая она, склоны слишком уж пологие. Но для меня, человека, не имеющего опыта лазанья по скалам, это был настоящий экстрим. Помню, кто-то мне рассказывал, что подъем всегда проще спуска, так он был прав.
Осторожно, хватаясь руками за редкие выступы, впиваясь пальцами в трещины, я сползал вниз. Полз, с трудом заставляя пальцы выпускать опору, удивлялся, до чего же легко было взбираться наверх, и до чего трудно спускаться вниз!
Вот и «ступени». Пояс валунов, спиральными рядами подчеркивающих конусность вершины. Ноги уперлись в твердый бок одного из них, я облегченно выдохнул, теперь не нужно ползти, можно стать на ноги и спокойно шагать по склону.
Еще несколько минут и передо мною возникла стена густого подлеска. Я вернулся туда, откуда начал подъем. Желания разбежаться и броситься в заросли не возникло, кровь на ссадинах еще не свернулась, потому я медленно побрел вдоль кромки леса, выискивая место, где кусты росли не так густо.
Очень скоро такое место нашлось. Его обозначало сухое дерево на границе живого леса и зоны мертвых камней. Настолько удобное место, что я не удержался, достал блокнот и сделал пометку. Оно действительно того стоило. С одной стороны, под сухими ветвями не росли кусты, что позволяло легко забраться в чащу, с другой – над ним был очень пологий склон, что позволяло легко взобраться на вершину скалы.