Блеск презренного металла
Но тут всех выручил курьер Ромка, наш семнадцатилетний стажер, который в глубине души считает себя великим сыщиком и будущей звездой криминалистики и журналистики вместе взятых. Ему одному пришло в голову заглянуть в скомканную газету, валяющуюся на столе.
– Позвольте! – воскликнул он удивленно. – По-моему, мы зря толчем воду в ступе. Вы ссылаетесь на эту газету? Но ведь это «Огни Тарасова», а вы сейчас находитесь в редакции газеты «Свидетель»! Вот и все недоразумение…
Гражданин Пименов недовольно покосился на нашего Шерлока Холмса и, не желая сдаваться, буркнул:
– Ну и что?
– Ничего себе – ну и что! – разгневанно фыркнула Маринка. – Редакция «Огни Тарасова» этажом выше. Вот туда и отправляйтесь и не морочьте нам голову!
Пчеловод Пименов долго размышлял, поочередно разглядывая всех нас тяжелым недоверчивым взглядом, а потом сказал с угрозой:
– Я сам знаю, куда мне отправляться! Я правды все равно добьюсь, не беспокойтесь! Вы еще Пименова не знаете! – Он натянул на уши свою несуразную шляпу, вороватым движением схватил со стола газету и, прибавив на прощание: – Так что бывайте! – выкатился из приемной в коридор.
Едва за ним захлопнулась дверь, Маринка, сдерживавшая себя из последних сил, произнесла громко и с выражением:
– Вот это идиот! Просто какой-то чемпион среди идиотов!
– В тяжелом весе! – подхихикнул ей Ромка.
– Молодые люди! – строго провозгласил Кряжимский, обводя обоих ледяным взглядом. – Вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что подобные заявления характеризуют вас как блестящих интеллектуалов. К сожалению, впечатление создается совершенно обратное. А мне, признаться, не хотелось бы, чтобы мои коллеги роняли себя даже в узком кругу. Давайте не забывать, где мы работаем. Ведь нам, как и врачам, доверены людские судьбы…
– Ой, да, Сергей Иванович! – тут же заныла Маринка. – Ну чего тут особенного? Как же прикажете называть дурака – умным, что ли?
– А никак не называть, – твердо сказал Кряжимский. – Просто ни к чему. Знаете это выражение «дурак – это другой»? Ну, вот тот-то и оно. И потом, первое впечатление может быть очень обманчивым…
– Первое впечатление-то как раз еще было ничего, – пробормотала Маринка, подмигивая мне. Сергей Иванович сел на своего любимого конька, и теперь его было невозможно переспорить.
Но на этот раз спор прервался сам собой, потому что в приемную влетел следующий посетитель – молодой расхристанный парень в кожаной тужурке и мятых брюках, испачканных солидолом и машинным маслом.
– Это «Свидетель»? – гаркнул он с порога. – Ну, все путем – принимайте!
– Ульи привез, что ли? – прыснула Маринка, которая никак не могла отойти от встречи с пчеловодом.
Парень задумчиво посмотрел на ее ноги, вытер нос грязным кулаком, ухмыльнулся и сказал:
– Пчелами интересуешься, симпатуля? Можно договориться! Подожди пока. Я сейчас с делами разделаюсь, и, считай, весь твой!
– Да нужен ты мне! – обиженно проговорила Маринка, отодвигаясь подальше от весельчака. – Штаны сначала постирай! А то к тебе подходить опасно.
– А без штанов я еще опаснее! – серьезно заявил парень, пожирая Маринку бессовестными черными глазами.
– Господи, что это за полоса такая! – простонала я, опускаясь в кресло. – Все сговорились, что ли? Вы-то кто такой, молодой человек?
Парень обернулся ко мне, что-то прикинул в уме и сообщил деловито:
– Ага, значит, ты хозяйка! Значит, короче – куда сгружать бумагу?
Я чуть не подпрыгнула.
– Что значит сгружать? – завопила я. – Ничего не надо сгружать. Где этот ваш Галабуцкий? Я должна с ним срочно поговорить.
– Не знаю никакого Галабуцкого-Малабуцкого, – весело сказал парень. – Я – водила. У меня задание – отвезти тонну бумаги «Свидетелю». Все разговоры побоку. Вот накладная – получи и распишись! – широкой темной ладонью он припечатал к столу какую-то бумажку.
– Не стану я нигде расписываться! – заявила я категорически. – Пока не поговорю с Галабуцким, никаких накладных!
– А хоть с Кремлем говори! – легкомысленно отозвался водила. – Мое дело маленькое. Принял – сдал. А там уж как хотите разбирайтесь. В общем, я поехал. Бумага во дворе. Мы ее с ребятами уже сбросили – можете не благодарить. Пока, симпатуля, передавай привет пчелкам! – кивнул он Маринке и, прежде чем мы успели что-то возразить, выскочил из комнаты.
Мы ошарашенно переглянулись, а сообразительный Ромка тут же помчался вниз, во двор – проверять наличие бумаги. Сергей Иванович развел руками.
– Сколько лет живу, а такого не видел! – признался он. – То есть это все настолько кажется мне подозрительным, Ольга Юрьевна, что и передать не могу.
– Я же говорю, магнитная буря! – веско заключила Маринка.
Мы с Виктором ничего не сказали. У меня просто не было сил. Я еще надеялась, что все это шутка, и Ромка, вернувшись, сообщит, что никакой бумаги во дворе нет. Но он появился возбужденный, даже слегка напуганный, и, разведя руками на манер записного рыболова, сказал с восхищением:
– Есть! Вот такой рулонище! Как они его сгружали, не представляю!
– А машина? – мрачно поинтересовался Виктор.
Раз Виктор решился открыть рот, значит, он был по-настоящему обеспокоен. А ответ Ромки ему совсем не понравился – это было видно по его лицу.
– Машина уже уехала, – сказал Ромка. «Зилок» какой-то…
– Номер? – спросил Виктор.
– Не заметил, – виновато ответил Ромка.
– Да черт с ним, с номером! – раздраженно сказала я. – Все равно мы к этой бумаге не имеем никакого отношения. Глупость какая-то!
– Троянского коня напоминает, – блеснула знаниями Маринка. – Может, с этой бумагой нам что-нибудь подсунули? Бомбу, например, или споры сибирской язвы… Как вы насчет такой версии – биологической?
– Это не смешно, – сказала я.
– А я и не смеюсь, – возразила Маринка. – В городе полно людей, имеющих на нас зуб. Некоторые из них и рулона бумаги не пожалеют. Даже рулонища…
– Ладно, не каркай! – сказала я. – Лучше передай-ка мне эту накладную – у меня сил нет подняться.
Маринка шагнула к столу, протянула руку… Но в этот момент опять распахнулась дверь, и вошли трое. Особенно не понравился мне первый из них – лощеный молодой человек с большими залысинами на висках и ядовитой улыбкой.
– Всем оставаться на своих местах! – тихо, но внушительно произнес он, запуская руку во внутренний карман пиджака. – Мы из отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Моя фамилия Ерохин. Поступил сигнал, что в распоряжение вашей редакции поступила партия бумаги, похищенной с пензенского комбината. У нас есть постановление прокуратуры на проведение здесь обыска. Надеюсь, ни у кого нет возражений? – он улыбнулся так противно, что у меня заныли зубы.
Какие тут возражения?! У меня вообще не было слов.
Глава 4
Господин Ерохин менее всего был похож на человека, подверженного влиянию магнитных полей. Если у него и имелся внутри какой-то магнит, то, наверное, совершенно специфического свойства – постоянно ориентированный на ближайшего начальника. Однако на биологическую диверсию Ерохин никогда бы не пошел – уж слишком большой он был чистюля. Однако в конечном счете Маринка оказалась права – нам подбросили троянского коня. Неуклюже подбросили, наспех, но кто в наше время обращает внимание на такие мелочи!
Когда первые минуты растерянности миновали, я уже совершенно четко представляла себе, откуда ветер дует. Судя по тому, с каким пылом принялся за дело господин Ерохин, борец с экономическими преступлениями, на нас обиделись довольно серьезные люди, государственные.
Точнее говоря, обидели мы городскую прокуратуру. И всего-то позволили себе опубликовать небольшую статейку о странной истории с криминальным авторитетом Жмыхом, который, будучи подозреваемым в тройном убийстве с отягощающими обстоятельствами, тем не менее не попал за решетку, а был отпущен прокуратурой под подписку о невыезде. После чего, разумеется, благополучно выехал и обнаружился, по слухам, уже в районе Канарских островов. У законопослушных граждан, которыми мы считали и себя тоже, естественно, возникали недоуменные вопросы к работникам нашей славной прокуратуры.
В своей статейке мы робко задали эти вопросы, а в ответ получили троянский рулон и господина Ерохина в придачу. Он старался так, будто впереди его ждали полковничьи погоны, не меньше. На все наши бумаги, компьютеры и кофеварки немедленно был наложен арест, а сами мы попали под перекрестные допросы ерохинской компании. Нам инкриминировали махинации с краденой бумагой. Оснований было два – наличие рулона бумаги во дворе и чья-то подпись на липовой накладной, отдаленно напоминающая мою. Если кому-то это кажется смешным, то пусть вспомнит, что во времена не столь отдаленные, чтобы посадить человека за решетку, подчас не требовалось вообще никаких оснований.
Конечно, я не относилась к происходящим событиям как к трагедии. Скорее всего, эта некрасивая возня была затеяна просто для того, чтобы нас попугать, и закончиться она должна была пшиком. Но нервы нам явно собирались потрепать изрядно.
Кроме того, наши противники очень рассчитывали на экономический эффект своих действий. Ведь пока мы будем доказывать, что мы не верблюды, и будет простаивать наша оргтехника, пока наши материалы будут неторопливо и скрупулезно изучаться старательным господином Ерохиным, газета попросту не сможет выходить, что здорово ударит по нашему карману. Поставит нас, так сказать, на грань катастрофы.
Но они не знали, с кем имеют дело. Наш маленький коллектив не так-то просто было поставить на колени. Мы работали не только ради денег и еще не забыли, что такое энтузиазм.
– Топорно работаете, – сказала я господину Ерохину в первый же день «расследования». – Когда этот фарс закончится, я напишу лично о вас такой фельетон, что над вами будут смеяться собственные дети!
Надо отдать ему должное – на гладком лице Ерохина не дрогнул ни один мускул.
– У меня нет детей, – спокойно сказал он. – И я не вижу ничего смешного. Я выполняю свой долг. У меня имеется сигнал, и я обязан на него отреагировать.
– Сигнал, несомненно, поступил из прокуратуры? – спросила я. – Еще бы, с такой легкостью получить санкцию на арест и обыск! Только ничего у вас не выйдет, уважаемый! Бумага во дворе не имеет к нам никакого отношения, а на этой накладной нет даже моих отпечатков пальцев!
– Зато там есть ваша подпись, – хладнокровно ответил Ерохин, тонко улыбаясь. – Уверяю вас, этого вполне достаточно.
– Это не моя подпись, – отрезала я. – Сие видно даже невооруженным глазом!
– Возможно, возможно… – рассеянно сказал Ерохин. – Мы обязательно направим документ на экспертизу. Кстати, мы проверим ваши банковские счета – были ли перечислены деньги за эту бумагу и кому… Но у меня большие подозрения, что расплачивались вы за нее наличными, с глазу на глаз, так ведь, Ольга Юрьевна?
– Нет, не так! – заявила я, глядя ему прямо в глаза. – И нет у вас никаких подозрений, Ерохин! А есть большущее желание выслужиться перед начальством. Но вы учтите, что начальству тоже свойственно ошибаться. Вот только за эти ошибки отвечать приходится вассалам вроде вас!
На гладкое чело Ерохина набежала легкая тень.
– Ну вы, пожалуйста, без оскорблений, гражданка Бойкова! – неуверенно сказал он. – Я все-таки при исполнении. На первый раз я не стану заносить этого в протокол, но на будущее попрошу вас воздержаться… Если у вас есть претензии, предъявляйте их в установленном порядке!
Именно так я и сделала. Уже на следующий день я подала иск в суд на неправомерные действия отдела по борьбе с экономическими преступлениями, я накатала статью на эту тему, которую обещали оперативно опубликовать «Огни Тарасова», и я отправила Сергея Ивановича Кряжимского в прокуратуру на разведку. У него там имелись знакомые, которые могли прояснить, насколько серьезна наша ситуация.
Кроме этого, я успела еще побывать на очередном допросе у Ерохина и ответить на множество коварных вопросов. Вопросы, несмотря на очевидное коварство, были довольно бессмысленными и мало что проясняли. Но, похоже, Ерохина это нисколько не интересовало – в его планы входило подольше трепать мне нервы, и пока он с этим прекрасно справлялся.
Самое интересное, что во всем этом абсурде совершенно растворилась и без того почти мифическая фигура Галабуцкого. Ерохин реагировал на эту фамилию скептической улыбкой. Он не верил в существование моего благодетеля. Что ж, возможно, ему было лучше знать. Но хотя бы для приличия можно было сделать вид, что принимаешь показания всерьез! Однако Ерохин был готов принять от меня, кажется, любую фамилию, только не Галабуцкого.
Мягко, но настойчиво он продолжал разубеждать меня в его существовании, не обращая внимания на сопротивление. Ерохин был похож на инквизитора, подцепившего закосневшего в грехе еретика. Он призывал меня раскаяться.
– Ну что вы заладили – Галабуцкий, Галабуцкий! – с ласковым упреком повторял он, неприятно заглядывая мне в глаза. – А почему не папа римский? Ну, хорошо, допустим, я вам поверил. Где мне искать этого Галабуцкого? Вам известны его координаты? Вы знаете его адрес? Ах, вы просто разговаривали с ним по телефону? И как этот Галабуцкий выглядит, тоже не знаете? Но это же просто господин Никто получается, Ольга Юрьевна!
Я пообещала привести Ерохину человека, который знает и координаты Галабуцкого, и его лицо, и сразу после допроса отправилась в комитет печати, чтобы найти Кособрюхова. Правда, меня не столько интересовали связи этого чиновничка с Галабуцким, сколько причины, по которым Кособрюхов вдруг решил блеснуть передо мной этими связями. Скорее всего, его попросили – это было дураку понятно, – но мне хотелось услышать это собственными ушами, а возможно, и записать на диктофон.
Вообще-то я вся кипела, хотя внешне старалась сохранять спокойствие. Больше всего меня угнетало сознание того, что я умудрилась попасть в самую примитивную ловушку, какую смогли придумать ленивые чиновничьи мозги. Проще уже ничего быть не может – разве что первоапрельская шутка «у вас вся спина белая». Если дело так пойдет и дальше, я скоро и на нее буду клевать. Веселенькая перспектива, нечего сказать!
Кособрюхова я нашла в одном из коридоров административного здания, где среди прочих контор помещался комитет, который, по идее, должен был создавать для печатных изданий обстановку наибольшего благоприятствования. Очевидно, нашего издания это не касалось. Впрочем, я не собиралась лишать Кособрюхова возможности сказать слово в свою защиту.
Он меня, разумеется, не ждал. Маленький, солидный, с аккуратной проплешиной на темени, он стоял у окна в компании высокого сумрачного мужчины с орлиным носом и что-то горячо вещал, иногда производя пухлой правой рукой весьма энергичные жесты. Левая рука у него была небрежно опущена в карман. Собеседник в основном внимал, иногда одобрительно кивая. Я подошла к ним с тылу.
– Здравствуйте, Кособрюхов! – сказала я нетерпеливо. – Извините, что мешаю вашим излияниям, но мой вопрос не терпит отлагательств. Поскольку вы, в сущности, виновник моих неприятностей, потрудитесь немедленно уделить мне несколько минут!
Высокий мужчина крякнул от неожиданности и посмотрел на меня с большим интересом. Кособрюхов суетливо обернулся, и на какое-то мгновение в глазах его метнулся страх. Но он без труда подавил в себе это чувство, потому что объективно никакой опасности я для него не представляла. Напугать чиновника по-настоящему способен только вышестоящий чиновник – это аксиома. Я к этой категории не относилась, поэтому господин Кособрюхов очень быстро успокоился.
– Э-э-э…Простите, не узнаю! – проблеял он, пытаясь выиграть время. – Ах, это вы, Бойкова? Не ожидал вас здесь увидеть… А мы с товарищем обсуждаем один наболевший вопрос… Вы, кстати, не знакомы?
У Кособрюхова были блеклые равнодушные глаза, щечки как у хомяка и безвольный скошенный подбородок. На таком лице совсем не просто изобразить выражение гордого достоинства, но Кособрюхову это почти удалось. Это должно было поставить меня на место. К тому же мне недвусмысленно давалось понять, что рядом присутствует «товарищ», который в случае чего запросто может стать свидетелем. Я оказывалась в меньшинстве, и это должно было удержать меня от скандала. Но, как я уже говорила, Кособрюхов знал меня очень поверхностно.
Высокий брюнет отреагировал на предложение познакомиться с большим восторгом. Его мрачноватое лицо озарилось улыбкой, и он с нетерпением протянул мне руку. Я эту руку проигнорировала и отчеканила, что знакомиться ни с кем не собираюсь, поскольку не уверена, что знакомство с друзьями Кособрюхова может пойти на пользу.
После такого заявления щечки Кособрюхова покрылись пятнами, а губы слегка задрожали. Все-таки он не был таким непрошибаемым, как хотел казаться.
– Что вы себе позволяете? – разгневанно пискнул он, безуспешно пытаясь распрямить свои пухлые плечи. – Есть вещи, которые не прощаются даже женщинам, Ольга Юрьевна!
Его грозный вид не произвел на меня никакого впечатления – слишком я была зла.
– Вот как? – зловеще произнесла я. – А есть вещи, которые даже женщины не прощают! И мы будем сейчас говорить именно о них.
Высокий брюнет неожиданно захохотал, хлопнул Кособрюхова по плечу и, промолвив: «Ну, ладно, бывай! Потом как-нибудь…» – зашагал прочь по коридору. Все-таки я, наверное, зря его обидела – кажется, он оказался не таким уж плохим человеком.
Кособрюхов беспомощно посмотрел ему вслед и сделал попытку скрыться. Он даже не пытался ее завуалировать – просто совершенно по-заячьи метнулся в сторону и устремился к ближайшей двери. Я едва успела схватить его за галстук.
Маленький Кособрюхов побагровел от унижения и попробовал вырваться. Однако с физической подготовкой у него было слабовато, а мне гнев придавал силы. Драться всерьез Кособрюхов не смел. Сцена была не слишком красивая, но меня утешало, что кроме нас двоих ее никто не видит – свидетелей рядом не было.
– Что вам надо, ненормальная? Отпустите сейчас же галстук! – просипел Кособрюхов, кося глазом в надежде углядеть кого-нибудь, кто придет ему на помощь.
– Отвечайте, откуда вы знаете Галабуцкого? – грозно спросила я. – Где он сейчас, а самое главное, с чьей подачи вы свели меня с этим типом?
От Кособрюхова удушающе пахло каким-то диковинным дезодорантом, и меня жутко замутило от этого запаха. Я не ослабляла хватку, но чувствовала, что надолго меня не хватит. Кособрюхов, наверное, тоже это почувствовал.
– Я не знаю никакого Галабуцкого! – задушенным, но гордым голосом провозгласил он. – Отпустите галстук, идиотка! Что вы себе позволяете?
Я пропустила мимо ушей оскорбление, потому что меня поразил ответ.
– То есть как не знаешь?! – возмутилась я. – А кто мне звонил и убеждал, что Галабуцкий твой хороший друг и может помочь мне с бумагой? Не ты случайно?
– Не я! – заявил Кособрюхов, глядя на меня бесстыжим взглядом. – Вы обознались. В следующий раз будьте внимательнее. Иначе с вашим характером можете и под суд попасть!
– Ах, вот ты как заговорил, иуда! – сказала я, внезапно успокаиваясь. – Ну, черт с тобой! Все равно горбатого только могила исправит.
Я отпустила сконфуженного чиновника и демонстративно отряхнула руки. Кособрюхов нервно поправил галстук, пригладил жидкие волосы и, мстительно посмотрев на меня, буркнул:
– Доиграетесь, Бойкова! Это вам даром не пройдет. Настоитесь на бирже труда, попомните мое слово! Вы уже получили пилюлю? Так это еще цветочки!
– Так ты знал, что подставляешь меня, Кособрюхов? – ахнула я.
– Нам не о чем разговаривать, – сухо ответил чиновник. – Вам все объяснят в прокуратуре!
Все мое раздражение в один миг выплеснулось наружу. Не особенно соображая, что делаю, я размахнулась и отвесила Кособрюхову полновесный подзатыльник, звук от которого раскатился по всему коридору.
Ошеломленный Кособрюхов по инерции пролетел после этого метра четыре, что-то угрожающе прошипел себе под нос и поспешно скрылся за какой-то дверью. Я осталась одна в коридоре в некоторой растерянности, не зная, плакать мне или смеяться.
Ясно было одно – наша команда действительно стала жертвой наскоро состряпанной интриги, целью которой было поставить нас на место. Кособрюхов по чьей-то подсказке от имени таинственного Галабуцкого сделал мне заманчивое предложение. Я на него клюнула – возможно, мои телефонные разговоры где-то даже зафиксированы – и тогда мне подбросили партию подозрительной бумаги. Собственно, подбросили ее не столько мне, сколько старательному Ерохину, чтобы было вокруг чего городить огород. Конечно, это было глупо, но в результате мы оказались не у дел, и одному богу было ведомо, сколько эта двусмысленная ситуация продлится!
Помочь нам теперь могла только полная гласность. Когда эта история всплывет на всеобщее обозрение, ее инициаторы скорее всего пойдут на попятную. Вряд ли они доведут дело до судебного разбирательства. В этом плане я очень рассчитывала на солидарность коллег из «Огней Тарасова», которые должны были уже завтра опубликовать мою язвительную статью.
Однако пока мне приходилось удовлетворяться предвкушением будущего триумфа да сомнительной победой над негодяем Кособрюховым. Офис редакции был опечатан, и мы все чувствовали себя сиротами.
Тем не менее всех нас упорно тянуло в редакцию. Из комитета печати я поехала именно туда и в скверике напротив встретила сидящих на скамеечке Кряжимского и Ромку.
– Вы по какому случаю здесь? – спросила я растроганно.
– Вероятно, по тому же, что и вы, Ольга Юрьевна! – немного смущенно сказал Сергей Иванович. – Знаете, я открыл поразительную вещь! Оказывается, я совершенно отвык отдыхать! Другой бы сейчас закатился куда-нибудь на дачку или с внуками в парк отправился, а я как будто потерял что-то… – он виновато развел руками.
– А я открыл другую поразительную вещь! – солидно сообщил Ромка. – Я, Ольга Юрьевна, перерыл «Огни Тарасова» за последние два месяца – так вот, ни о каком пчеловоде Пименове они не писали!
– Ну и что? – не поняла я.
– Как что?! – возмутился Ромка. – Вы только подумайте – этот Пименов пришел к нам как раз накануне всех этих событий! А теперь выясняется, что он все врал! Вы думаете, это случайность?
– Не знаю, – честно сказала я. – Но не думаю, что это имеет какое-то значение. Пчеловодом больше – пчеловодом меньше, какая разница? Вряд ли его появление сильно нам повредило. А кроме того, я подозреваю, что он и насчет «Огней Тарасова» ошибся…
– А мне кажется, он появился неспроста, – упрямо заявил Ромка.
– Это в тебе Шерлок Холмс говорит, – легкомысленно заметила я. – Мало ли какие чудаки появляются в нашей редакции! В первый раз, что ли? Как появился, так и исчез. Удалился в неведомую страну Шангри-Ла…
– Куда, видимо, удалился и ваш знакомый Галабуцкий и его злосчастная бумага, – подхватил с улыбкой Кряжимский. – Предмет всеобщего беспокойства не далее как час назад погрузили на какой-то фургон и увезли в неизвестном направлении.
– В самом деле? – удивилась я. – Вот это серьезная новость. Как бы нам не пришили повторную кражу этой чертовой бумаги! Вы не поинтересовались, куда ее увозят?
– Поинтересовался, Ольга Юрьевна, – признался Кряжимский. – Да что толку? Куда положено, папаша, туда и увозим – вот и вся моя информация. Работяги, сами знаете, говорить много не любят.
– Ну что ж, будем надеяться, что больше мы этой бумаги не увидим и не услышим, – сказала я. – А вообще не стоит опускать хвост. Вот увидите, через день-два нас оставят в покое… Наша жизнь, как известно, матрас – черная полоса, белая полоса…
Эта оригинальная мысль пришла мне в голову еще раз – уже вечером. Я возвращалась домой из гаража. Уже начинало темнеть, и в домах одно за другим вспыхивали окна. Я целый день моталась по городу, переделала кучу дел, и состояние мое в эту минуту можно было метко охарактеризовать тремя словами – язык на плечо.
Никаких неприятностей я уже не ждала, поэтому появление прямо перед своим носом двух подозрительных типов встретила непростительно беспечно. С моим жизненным и профессиональным опытом можно было бы вести себя и поумнее.
Эти двое возникли из темноты подворотни бесшумно, как привидения. Оба были худыми и долговязыми, как наш Виктор, и точно так же до поры помалкивали. Но потом один из них резко надвинулся на меня и, грубо схватив за руку, выдохнул прямо в лицо:
– Цепку снимай! И – тихо, если жить хочешь!
Глава 5
Сначала я даже не очень испугалась. Просто за день я так намоталась, что новое препятствие повергло меня в отчаяние. Передо мной вставала довольно мрачная перспектива – на сон грядущий меня собирались ограбить, а возможно, и отправить в больницу. О худшем варианте я старалась не думать. Но у того типа, что со мной разговаривал, была заячья губа, а люди с такими дефектами обычно обладают довольно скверным характером.