Блеск презренного металла

Я быстро обернулась. Обычно в нашем дворе и его окрестностях допоздна толчется народ, играют дети и собачники выгуливают своих питомцев. Но сегодня, как назло, вокруг было пусто и рассчитывать мне было не на кого.

– Цепку давай! Не поняла?! – мерзким голосом повторил тип с заячьей губой, выворачивая мне руку.

Весь юмор был в том, что никакой цепочки у меня и в помине не было. То ли этот образ олицетворял для грабителя драгоценности вообще, то ли у него и с глазами было не все в порядке – в любом случае положение мое выглядело незавидным.

О том, чтобы справиться с этим мордоворотом, не было и речи – он держал меня мертвой хваткой. И тогда я выбрала самый примитивный способ защиты – я завопила.

Грабители на какую-то секунду растерялись. Пожалуй, я бы даже назвала это паникой. Они засуетились, а тип с заячьей губой поспешно зажал мне рот ладонью.

– Тише, тише! – зашипел он почти умоляющим тоном, но тут же, словно спохватившись, опять пригрозил убить.

Однако я уже поняла их слабое место и заорала еще пуще, а потом укусила грабителя за палец. Он взвыл и отскочил в сторону, кроя меня отборным матом. Я бросилась бежать.

Правда, убежала я совсем недалеко. Второй подонок успел поставить мне подножку, и я что есть силы грохнулась на асфальт, разбив в кровь коленку. Боль была жуткая, и мне не сразу удалось прийти в норму. Я еще стонала, скрючившись на земле и вцепившись в ушибленную ногу, как вдруг откуда-то прогремел уверенный негодующий голос:

– Вы что же такое делаете, мерзавцы?! Немедленно прекратите!

Любопытство пересилило боль, я повернула голову и увидела, как из-за угла появилась довольно внушительная мужская фигура, которая быстро приближалась. Не было заметно, чтобы незнакомец испытывал хотя бы какое-то подобие страха, и это обстоятельство очень подействовало на моих обидчиков. Они сразу сникли, сделались даже будто меньше ростом, крикнули друг другу «Атас!» и разбежались. В ночной тишине некоторое время раздавался их затихающий топот, а потом все смолкло окончательно.

Мой спаситель был уже рядом. Он остановился, деловито присел на корточки, отставил в сторону портфель, который держал в руках, аккуратно взял меня за плечи горячими сильными ладонями и с тревогой заглянул мне в лицо. Сквозь слезы я первым делом успела рассмотреть большие очки в роговой оправе и волевой квадратный подбородок мужчины.

– С вами все в порядке? – спросил он своим глубоким, даже немного торжественным голосом, который так напугал грабителей.

Со мной было далеко не все в порядке, но сейчас это вызывало у меня совершенно особую досаду. Я не из тех женщин, которые разыгрывают роль беспомощных, робко лепечущих пташек, ежеминутно нуждающихся в мужской заботе и утешении. Перед мужчиной с таким бархатным голосом и такими могучими ладонями я предпочитаю предстать во всей красе.

Поэтому я превозмогла боль и постаралась побыстрее подняться на ноги. Наверное, это получилось у меня не слишком грациозно, да и вообще вид у меня был сейчас не ахти – впечатления на мужчину я, кажется, не произвела. Он по-прежнему смотрел на меня тревожно-заботливым взглядом – каким, например, может смотреть ветеринар на занемогшую корову – почему-то именно такое сравнение пришло мне в голову.

– Спасибо, со мной все в порядке, – сказала я почти весело. – Но это только благодаря вам! Боюсь, не окажись вы поблизости, мне пришлось бы по-настоящему туго.

– Я не могу спокойно видеть, когда кто-то творит безобразие, – серьезно пояснил мой спаситель.

– Это хорошо, что на свете еще остались такие рыцари, – сказала я.

– Я не Дон Кихот, конечно, – скупо улыбнулся мужчина. – Но перед мельницами тоже не пасую…

– Ну, это были далеко не мельницы! – возразила я. – Вы на самом деле рисковали. Сейчас каждый второй подросток носит с собой нож. А у таких типов вполне мог оказаться пистолет. Таких случаев – миллион. Говорю это вам как репортер криминальной хроники.

– В самом деле? – оживился мужчина. – Вы – журналист? Это очень интересно! Я в молодости мечтал стать журналистом, но оказалось – не судьба. Теперь вот учительствую в деревне… Кстати, позвольте представиться – Старостин Андрей Петрович. Приехал вот на двухдневный семинар… Завтра уже домой. Хотел перед сном прогуляться по вечернему Тарасову. А тут вы…

– Испортила вам прогулку, – засмеялась я. – Значит, придется ее как-то вам компенсировать… Знаете что? Пойдемте-ка ко мне, я угощу вас чаем!.. Кстати, меня зовут Ольгой Юрьевной. Так что теперь мы представлены друг другу и можем делать визиты.

Забавно было видеть, как переполошился этот крупный бесстрашный мужчина. Он потоптался на месте, потом схватил с земли свой портфель и едва ли не прижал его к груди. Наконец он сказал, запинаясь от смущения:

– Право, не стоит беспокоиться! И мне вас не стоит беспокоить. Уже поздно, да и мне совсем не хочется чаю!..

– Ну, выпьете чего-нибудь покрепче, – улыбнулась я.

Старостин и к этому отнесся крайне серьезно.

– Ни в коем разе! – сказал он. – У меня закон – учитель не имеет права употреблять алкоголь – ни капли! Даже пиво – это исключено, табу!

– Не слишком ли строго? – спросила я.

– Ни-чуть! – по слогам отчеканил Андрей Петрович. – Дети очень остро чувствуют фальшь. Как я могу учить их разумному, доброму, вечному, одновременно поклоняясь зеленому змию? Это недопустимо!

– Нет, положительно человек таких высоких моральных качеств заслуживает награды! – заявила я. – Свое предложение насчет алкоголя беру обратно, но поужинать со мной вы должны! Тем более что вы сейчас в командировке, и вряд ли в гостинице вас ждет роскошный стол, верно?

Старостин смущенно улыбнулся.

– Вообще-то, вы нащупали мое слабое место, – признался он. – Люблю, грешным делом, хорошо покушать. А гостиничное житье рассматриваю как неизбежное зло, с которым бесполезно бороться. Кстати, по моему мнению, это единственный вид зла, на который не стоит обращать внимания. Во всех прочих случаях я считаю себя обязанным вмешаться.

– Как говорится, побольше бы нам таких, как вы, коммунизм давно бы был построен, – улыбнулась я. – Но, однако, что мы с вами тут стоим? Идемте же! Я живу здесь рядом – вот в этом доме.

Андрей Петрович с необыкновенно серьезным видом – как все, что он делал, – предложил мне свою руку, не занятую портфелем, и мы пошли. Опираясь на твердую десницу этого крупного, кругом положительного человека, я испытывала странное волнение. Несмотря на некоторую архаичность и провинциальность, Андрей Петрович обладал несомненным обаянием и удивительной притягательной силой. Он являлся как бы живым воплощением мечты миллионов женщин о заботливом и самостоятельном, без вредных привычек мужчине, о мужчине, с которым можно чувствовать себя как за каменной стеной. Разумеется, я задала ему этот вопрос. Ничего конкретного, конечно, в этом вопросе не было, но, сами понимаете, не задать я его не могла.

– Вы женаты, Андрей Петрович? – спросила я.

– Женат! – ответил он, не задумываясь. – Супруга тоже учительствует. Пятнадцать лет мы уже бок о бок и на работе, и дома! – в голосе его звучала простодушная гордость.

– Понятно! – сказала я чуть разочарованно. – Вы и здесь образец для подражания. Другого я и не ожидала.

Старостин слегка нахмурился и сказал, как бы оправдываясь:

– Я так не считаю, извините! Никогда не стремился быть образцом. Каждый для себя решает, как жить. Я предпочитаю жить по четким правилам. Когда живешь по правилам, все становится как-то проще, яснее… Люди просто не представляют себе, как это приятно и необременительно – жить по правилам. Не нужно притворяться, хитрить, лицемерить, понимаете? Не нужно растрачивать массу сил по пустякам. Как сказал Лев Николаевич? Делай что должно…

– И будь что будет, – не совсем уверенно закончила я. – Кажется, так? К сожалению, уже давно не перечитывала классиков.

– Классиков нужно не перечитывать, – строго сказал Андрей Петрович. – Их нужно читать! Читать постоянно, ежедневно, сверяясь с каждой строкой!

Я пообещала, что с завтрашнего дня непременно возьмусь за классиков – причем, должна заметить, это лицемерие, вопреки теории моего спутника, далось мне без малейшего труда. Но я утешила себя тем, что покривила душой вовсе не из-за какой-то выгоды, а просто не желая огорчать хорошего человека. Не знаю, поверил мне Андрей Петрович или нет, но, к счастью, больше мы к этому щекотливому вопросу не возвращались.

До квартиры мы добрались без приключений. Говорю это потому, что тогда я была уверена – черная полоса в моей жизни отнюдь не закончилась, и в любую минуту можно ждать каких угодно сюрпризов – пожара, например, наводнения, обрыва высоковольтных проводов…

Но все было спокойно. Я отперла дверь, быстренько зажгла свет в прихожей и гостиной и предложила Андрею Петровичу располагаться. Сама же срочно отправилась в ванную, где у меня хранилась аптечка, – нужно было привести себя хотя бы в относительный порядок.

Я вымыла руки, перепачканные пылью и кровью, беззвучно шипя, обработала йодом разбитую коленку, а потом туго перетянула ее белоснежным бинтом. Ну и, конечно, некоторое время ушло на прическу и прочие необходимые мелочи.

Когда я вернулась в комнату, Андрей Петрович все еще стоял столбом, как посетитель в музее, и придирчиво разглядывал интерьер моей квартиры. О чем он думает, по его серьезному неулыбчивому лицу понять было трудно.

Кстати, при хорошем освещении выяснилось, что моему спасителю не менее сорока лет. Сначала мне показалось, что он гораздо моложе. Честно говоря, внешность Андрея Петровича меня немного разочаровала. На нем был старомодный темный костюм, кое-как повязанный тусклый галстук и разношенные, покрытые пылью башмаки. Но это еще полбеды. Во всем облике Старостина было что-то педантичное и, пожалуй, даже ограниченное – такое выражение лица часто можно встретить у педагогов со стажем. Если бы не богатырская фигура Андрея Петровича и не пылающий взгляд, его внешность можно было назвать даже неприятной.

Подумав об этом, я немедленно устыдилась – берусь судить человека, которому обязана здоровьем, если не жизнью! Мне даже показалось в какую-то минуту, что гость угадал мои мысли, и я поспешно сказала, улыбаясь изо всех сил:

– Что ж вы стоите, Андрей Петрович? Присаживайтесь, займите себя чем-нибудь. А я пока приготовлю ужин. Ничего особенного не предлагаю. Надеюсь, вы не против вчерашних котлет?

Старостин кивнул и неожиданно деловито сказал:

– Обстановка у вас приличная! Неплохо зарабатываете у себя в… в газете вашей? – он запнулся и бросил на меня быстрый и какой-то странный взгляд.

– Бывает по-всякому, – растерянно проговорила я. Что-то смутило меня в этом взгляде и этой мгновенной запинке.

Но Андрей Петрович уже улыбался открытой, немного застенчивой улыбкой.

– Простите, как вы сказали? Вчерашние котлеты? – с интересом переспросил он. – Я обожаю вчерашние котлеты! Особенно с жареной картошкой – просто слов нет!

– Вот и отлично, – сказала я. – Тогда вы пока тут развлекайтесь, а я пошла на кухню. Помогать мне не надо. Ненавижу, когда мужики трутся на кухне!

На самом деле мне было абсолютно наплевать на взаимоотношения сильного пола с кулинарным искусством. Мне просто нужно было побыть одной и пораскинуть мозгами.

Хочешь не хочешь, а годы работы в криминальном издании сформировали эти самые мозги совершенно определенным образом. Слишком часто мне и моим коллегам приходилось сталкиваться далеко не с самыми лучшими проявлениями человеческой натуры. Мы слишком хорошо знали, как может быть опасен и коварен самый заурядный на вид обыватель, какие зловещие сюрпризы может он преподнести. Люди упорно не желали жить по правилам и сверять свои дела с заветами классиков. Мы привыкли автоматически делать поправку на это печальное обстоятельство, то есть, попросту говоря, подозрительность стала нашей второй натурой. Конечно, это вовсе не повод для гордости, я просто пытаюсь объяснить, почему в ту минуту насторожилась.

Когда Старостин задал вопрос: «Неплохо зарабатываете у себя в…», мне показалось, что он уже готов был договорить «…в «Свидетеле». Андрей Петрович этого не сказал, но это как будто стоило ему некоторого усилия. Правда, в результате он все-таки сказал «в газете», но ведь я и об этом не успела сообщить ему – что работаю именно в газете!

Впрочем, и в этом не было ничего удивительного – профессию репортера люди в первую очередь связывают, конечно, с работой в газете, – но что означал тогда этот быстрый испытующий взгляд, который Старостин бросил на меня? Меня не покидало ощущение, что мой гость едва не проговорился, что он заранее знал, с кем имеет дело.

Если это так, то что это может значить? Я разогревала ужин, заваривала чай, а сама ломала голову над загадкой. Неужели я опять запустила в свои владения троянского коня? Получалось, что именно так. Не помогла и подозрительность, ставшая второй натурой.

Если мои опасения не беспочвенны, то этот Андрей Петрович отменный психолог. Он совершенно правильно рассчитал, как завоевать мои доверие и признательность: темная ночь, насильники, благородный защитник, и все это на фоне двухдневной нервотрепки, которая притупила мою бдительность. Разумеется, я опять клюнула, как и положено слабой женщине.

Но зачем это ему (или им) нужно? Откуда, как говорится, ветер дует? Неужели опять прокуратура? Но что им дает эта ситуация? Может быть, теперь меня собираются обвинить в моральном разложении? Дальше этого предположения моя фантазия не шла. Не прикончить же меня собрались, в самом деле!

Ну что ж, придется быть крайне осторожной и тщательно оберегать – если не жизнь, то уж честь непременно. Я пошарила взглядом по кухне, и на глаза мне попался длинный узкий нож, который я использовала для резки хлеба. У меня были ножи и поновее, и поизящнее, но я пользовалась именно этим, потому что он был изготовлен из настоящей стали и его можно было наточить до остроты бритвы.

Мне подумалось, что в сложившихся обстоятельствах будет нелишним держать этот нож под рукой. Если честно, подобная мысль меня смущала и казалась немного смешной – ведь я не могла быть уверенной, что не нафантазировала эту страшилку от начала и до конца. Но, с другой стороны, у меня больше не было желания попадать врасплох ни при каких обстоятельствах.