Оберучева Татиана Николаевна (Таня, 1889–1929) – дочь полковника Николая Михайловича Оберучева, среднее образование получила в Киевской женской гимназии Министерства народного просвещения (Ольгинской женской гимназии), которую окончила в 1908 году с серебряной медалью. Поступила в 1909 году на исторический факультет Санкт-Петербургских высших женских (Бестужевских) курсов, была подававшей большие надежды ученицей С. Ф. Платонова и А. И. Заозерского. Обучалась восемь семестров и окончила курс в 1913/14 учебном году по группе русской истории, соавтор нескольких работ Н. П. 5 февраля 1914 года состоялось венчание Татьяны Николаевны и Николая Павловича в Царском Селе. Скончалась от туберкулеза через полтора месяца после отправки мужа на Соловки, 23 сентября 1929 года. Похоронена на Смоленском кладбище Санкт-Петербурга.
Фортунатов Александр Алексеевич (Саня, 1884–1949) – сын Алексея Федоровича Фортунатова, окончил 1-ю Киевскую гимназию, обучался на историко-филологическом факультете Московского университета, являлся учеником историка-медиевиста Д. М. Петрушевского. Преподавал в Московском университете, Народном университете им. А. Л. Шанявского вплоть до его закрытия в 1920 году. В 1919–1925 годах работал с С. Т. Щацким в 1‐й опытной станции по народному образованию при Наркомпросе, заведовал внешкольным отделением, с 1934 года – в Центральной педагогической экспериментальной лаборатории (ЦПЭЛ) Наркомпроса. Автор многочисленных методик преподавания истории в школе. В 1923–1929 годах работал научным сотрудником в Институте истории при РАНИОН. Заведовал кафедрой Средних веков, являлся деканом исторического факультета Московского городского педагогического института им. В. П. Потемкина. Был женат на Елене Яковлевне Казимировой, авторе многочисленных учебников и пособий для начальной школы. Имел двух сыновей, Георгия и Юрия52.
Фортунатов Алексей Федорович (1856–1925) – профессор сельскохозяйственной экономики, статистики, экономической географии, политической экономии, общественной агрономии; педагог. В 16-летнем возрасте познакомился с произведениями Людвига Фейербаха, которого он не только конспектировал, но и частично перевел на русский язык и увлечение которым, наряду с творчеством А. И. Герцена, пронес через всю жизнь. В 1874 году поступил в Московский университет на историко-филологический факультет, одновременно посещал курсы и на медицинском факультете. На первом курсе Фортунатов прочитал и тщательно законспектировал первый том «Капитала» Карла Маркса. При первичной обработке фонда № 492 (ГИМ) оказалось, что Фортунатов не только сделал первый перевод на русский язык послесловия к немецкому изданию «Капитала» 1872 года, но стал автором первой в России биографии Карла Маркса, напечатанной анонимно в «Московском телеграфе» в 1883 году. После второго курса под влиянием народнических идей решил посвятить себя медицине и поступил в Медико-хирургическую академию и посещал курсы П. Ф. Лесгафта. На старших курсах большое влияние на него оказали лекции С. П. Боткина. В годы жизни в Санкт-Петербурге Фортунатов был близок к чернопередельцам, тесно общался с братьями Игнатовыми, Верой Засулич и Г. В. Плехановым. Не окончив курса, решил идти в народ – «осесть на земле» и поступил в Петровскую академию, где изучал сельскохозяйственную статистику. В 1884–1894 годах преподавал в Петровской академии. После закрытия академии в 1894 году в числе «крамольных профессоров» был уволен за штат и принял приглашение В. В. Докучаева, директора Ново-Александрийского института сельского хозяйства и лесоводства, занять должность профессора сельскохозяйственной экономии и статистики. В 1899 году перевелся в Киевский политехнический институт, в 1902 году вернулся в Москву. Период с 1902 по 1915 год стал временем расцвета преподавательской деятельности А. Ф., когда он одновременно преподавал в пяти московских высших школах и на многочисленных курсах.
Фортунатов Григорий Алексеевич (Гриша, Гриня, Мут, 1891–1976) – сын Алексея Федоровича Фортунатова, окончил Московский университет историко-филологический факультет (1909–1916) по специальностям психология, русский язык и литература. Кандидат педагогических наук, доцент. Преподавал во 2‐м Московском государственном университете на педагогическом факультете (1924–1930), в Московском областном педагогическом институте (1931–1941), Высшем коммунистическом институте просвещения (1934–1935), Московском городском педагогическом институте им. В. П. Потёмкина (1932/3–?), Институте психологии Московского государственного университета им. Ломоносова (1942–1943). Был женат на Марии Александровне Георгиевской, детей в семье не было.
Фортунатов Константин Алексеевич (Костя, 1882–1915) – старший сын Алексея Федоровича Фортунатова, после переезда в Киев держал выпускные экзамены на аттестат зрелости при 1‐й Киевской гимназии. В 1900 году поступил на физико-математический факультет Киевского университета, одновременно занимался в химической лаборатории, после переезда семьи в Петровско-Разумовское перевелся на второй курс естественного факультета Московского университета. В 1905 году примкнул к Всероссийскому крестьянскому союзу, ездил пропагандистом в Тамбовскую область – агитировать за кандидатов Союза. Принимал участие в декабрьских событиях 1905 года, после окончания университета был арестован и выслан из Москвы. Отказавшись от научной карьеры, работал в селе Абрамовском Калужской губернии земским врачом, для чего получил диплом медика. В Абрамовское семья приехала 1–2 мая 1913 года. Почти сразу же, благодаря усилиям К. А., началось строительство больницы, он сам занялся ежедневной врачебной деятельностью с выездами к больным в окрестные деревни. Кроме того, основал сельскохозяйственный кооператив и занимался культурным просвещением крестьян. В начале Первой мировой войны был мобилизован и назначен врачом военно-полевого госпиталя. В 1915 году, отступая вместе с армией генерала Самсонова, заразился брюшным тифом, умер и был похоронен в братской могиле города Гольдапа (Восточная Пруссия). Был женат на Вере Михайловне (урожд. Золотаревой). После его смерти остались две дочери – Вера (детское прозвище Арочка) и Ольга – и сын Игорь (детское прозвище Кирок)53. Судьба К. А. и его счастливый брак описаны в мемуарах Анциферова54.
Фортунатов Михаил Алексеевич (Миша, 1899–1984) – последний, восьмой ребенок в семье А. Ф. Фортунатова, гидролог, лимнолог-ихтиолог. В 1933 году был арестован и осужден на 10 лет по так называемому делу «Автономная Камчатка», освобожден в 1945 году, полностью реабилитирован в 1957 году. В 1946 году был назначен заведующим лабораторией ихтиологии Аральской научной рыбохозяйственной станции ВНИРО, в 1951‐м сослан в Богучанский район Красноярского края. После освобождения в 1956 году он поступил младшим научным сотрудником на биологическую станцию «Борок» под Рыбинском. В 1961 году М. А. была присуждена степень доктора биологических наук55.
Фортунатов Федор Алексеевич (Федя, 1888–1965) – сын Алексея Федоровича Фортунатова, окончил юридический факультет Московского государственного университета (1907–1912). В 1910–1913 годах занимался историей культуры и историей искусства на историко-филологическом факультете МГУ в качестве вольного слушателя. Учился на вокальном отделении музыкально-вокальных курсов Малинина (1909–1912). Обучался сценическому искусству по режиссерской специальности в Первой студии Московского художественного театра в 1913–1916 годах под руководством К. С. Станиславского, где преподавателем по практике сценического искусства был Е. Б. Вахтангов. В 1916–1921 годах посещал занятия по сценическому искусству, проводившиеся К. С. Станиславским. В 1916–1918 годах был вольнослушателем на архитектурном отделении Строгановского художественно-промышленного училища, получил специальность архитектора-проектировщика. С 1916 года занимался созданием Музея Первой мировой войны. После революции был преподавателем истории культуры в Опытно-показательной школе им. Карла Маркса, тот же курс он читал и в составе 2‐го МГУ. В 1921 году организовал театральный техникум в системе МОНО (позднее – Художественное училище им. 1905 года), в этой же системе работал инспектором по художественному образованию. Работал режиссером «районных спектаклей», воспитывая своих питомцев по системе Станиславского. Женат был на Любови Ивановне Дмитриевой, а в конце 1920‐х развелся и вновь женился – на Ирине Николаевне Теплых, своей ученице по театральному техникуму. В 1937–1938 годах – руководитель методического кабинета Московского областного управления по делам искусств. Позднее – преподаватель техникума им. Глазунова. Описан в мемуарах Анциферова56.
Фортунатов Юрий Александрович (1911–1998) – сын Александра Алексеевича Фортунатова, музыковед, композитор, педагог. Служил в музвзводе Ташкентского пехотного училища, с 1941 года военный капельмейстер. В 1944 году возвратился в Москву.
Фортунатова Александра Александровна (урожд. Данилович, 1853–1916) – жена А. Ф. Фортунатова, библиотекарь, училась на медицинских курсах в Петербурге.
Фортунатова Вера Михайловна (урожд. Золотарева, 1883–1981) – жена К. А. Фортунатова, родилась в семье художника Михаила Михайловича Золотарева, закончила с золотой медалью Московскую женскую гимназию на Страстном бульваре. В 1908 году, после свадьбы, избрала специальность врача и вслед за мужем переехала в Петербург, где в 1911 году окончила Высшие женские медицинские курсы. В 1930‐х годах ее неоднократно арестовывали. В 1933–1953 годах она отбывала ссылки в Казахстане, Горьком, Александрове.
Фортунатова Мария Александровна (урожд. Георгиевская) – жена Г. А. Фортунатова, семья была бездетной.
Фортунатова Мария Алексеевна (Маня, 1894–1918) – дочь А. Ф. Фортунатова, студентка Высших женских сельскохозяйственных курсов. Умерла от туберкулеза в Симеизе. Описана в мемуарах Анциферова57.
Штерн Георгий Александрович (Гога, Гогус, Гогушка, 1905–1982) – познакомился с Анциферовым осенью 1919 года в Тенишевском училище, когда учился здесь в четвертом классе. После окончания училища в 1922 году поступил в Ленинградский университет, специализируясь как историк-медиевист. Его учителями были Гревс и О. А. Добиаш-Рождественская, под руководством которой была подготовлена и опубликована единственная научная работа Штерна: «Портоланы XVI века в Российской Публичной Библиотеке»58. Прослушав в 1924 году семинар по экскурсионной работе под руководством Анциферова и Я. А. Влядих, с 1926 года Штерн начал работать в Экскурсионной лекторской базе Политпросвета. Штерн стал не только учеником и последователем Анциферова, но и другом его семьи. После ареста учителя 23 апреля 1929 года он собирал деньги для больной Татьяны Николаевны и для передачи в тюрьму. Это послужило затем одним из пунктов обвинения самого Штерна. Он был вначале арестован по так называемому делу «вредительской группы „Просвещенцы“»59. Первый ордер на его арест и производство обыска выписан 17 июля 1930 года, но Г. А. не оказалось дома. Повторно ордер был оформлен 3 сентября 1930 года на производство ареста в здании Полномочного представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе, куда Штерн был вызван к следователю для дачи показаний. 1 ноября 1930 года на допросе он сообщил: «Будучи предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний, по существу дела показываю. По своим политическим взглядам я во многом согласен с политическими взглядами Анциферова. Что же касается политики Советской власти по отношению к интеллигенции, то я не согласен с тем, что Советская власть не доверяет интеллигенции, что не предоставляется свобода слова и печати, а также не согласен с репрессиями Советской власти, в частности с расстрелами и т. п. Относительно сбора средств во время ареста Анциферова в помощь его семье, то я признаю, что я был первым, который поднял вопрос об этом, что я собирал среди сотрудников ЦБК пожертвования и собранные мною деньги я сам относил семье Анциферова, а то на эти средства устраивал Анциферову передачи»60.
6 января 1931 года прошли аресты по делу Центрального бюро краеведения. 31 января 1931 года доставлен из Кеми Анциферов. 14 февраля 1931 года следователь Шондыш постановил привлечь Штерна по второму следственному делу, так как в нем «имеется материал, изобличающий его же в контрреволюционной деятельности». В деле постоянно упоминается фамилия Штерна как находившегося «всецело под влиянием Анциферова и воспринявшего его идеи», а также как человека, активно помогавшего собирать средства для семьи арестованного. Уже в рамках этого дела Георгий Штерн был снова допрошен 20 мая 1931 года. Протокол этого допроса краток: «В Экскурсбазе Политпросвета я начал работать с 1926 года, но в 1924 году я прослушивал семи<нарий> под руководством Влядих и Анциферова. Экскурсии я водил по быв<шему> больш<ому> Екатерининскому дворцу в Детском Селе. Я признаю, что в своих экскурсиях я делал упор на искусствоведческий момент. Занятия семинар<ия> происходили или в быв<шем> дворце Па<лей>, или в Дворце труда. Иногда ряд экскурсоводов собирались на кв<арти>ре Анциферова за дополнительными указаниями по методике экскурсий. Кроме того, иногда бывал на кв<арти>ре у Влядих, где также собирались экскурсоводы для заслушивания докладов по вопросам экскурсионного дела. Методические указания, которые давались со стороны руководителей Влядих, Анциферова, я принимал и проводил в своей экскурсионной работе».
В тот же день, 20 мая 1931 года, Особым совещанием при Коллегии ОГПУ Штерн был осужден по делу «просвещенцев» на три года. Этот арест и годы, проведенные в Ухтпечлаге, навсегда изменили жизнь Штерна – больше, чем других его «однодельцев». Он стал профессиональным геологом и только под конец жизни смог вернуться в Ленинград.
* * *Настоящее издание представляет первый опыт публикации эпистолярия Николая Анциферова, охватившей лишь небольшую часть всего выявленного в архивохранилищах Москвы и Санкт-Петербурга объема переписки. Письма печатаются по архивным первоисточникам, расположены в хронологическом порядке. Датировка писем и место написания восстанавливаются по авторским указаниям, в случае их отсутствия в тексте письма – по штампам на конверте или открытке; в случае отсутствия данных устанавливаются по содержанию и даются в угловых скобках. Авторская подпись считается частью письма. Все тексты писем печатаются по современной орфографии и пунктуации, с максимальным сохранением авторской манеры. Недописанные и сокращенные слова в ряде случаев для облегчения понимания восстанавливаются без специальной маркировки. Самое большое число сокращений, вызванных цензурными соображениями, приходится на письма из заключения. Не раскрываются сокращения, являющиеся частью эпистолярной манеры автора, общеупотребительные сокращения или аббревиатуры, характерные для социальных диалектов времени (т. е. – то есть, т. д. – так далее, ж. д. – железная дорога / железнодорожный, Л-д – Ленинград, Ин-т – Институт, Пушдом – Пушкинский Дом АН СССР, к-р – контрреволюционер, адмтехперсонал – административно-технический персонал, квра – культурно-воспитательная работа в лагерях, з/к – заключенный и др.). В письмах сохранены авторские варианты написания имен собственных, неточности при цитировании, ошибки в названиях (Е. Р. Гюбенет вместо правильного Е. Р. Гюббенет, «Воспоминания Мейзенбург» вместо «Воспоминания Мейзенбуг», «Давид Коперфильд» вместо «Дэвид Копперфилд», Алквист вместо Алкснис и проч.), правильное современное написание дается в комментариях. Редакторские примечания текстологического характера даются в тексте письма в угловых скобках. При публикации восстанавливается последний слой авторской правки. Авторские подчеркивания в тексте сохраняются. Комментарии к письмам даются постранично и не включают справок на шифр архивного первоисточника, за исключением отдельных писем, источники которых сообщаются в постраничном комментарии. Источники многочисленных цитат из произведений А. И. Герцена устанавливаются по научному собранию сочинений писателя в 30 томах (М.: Издательство Академии наук СССР. 1954–1965), кроме тех случаев, где, как указывает переписка, источником послужило издание: Герцен А. И. Полное собрание сочинений и писем: В 22 т. / Под ред. М. К. Лемке. Пг.: Лит. изд. отд. Наркомата по просвещению, 1919–1925. Библиографическое описание часто цитируемых источников представлено в постраничных примечаниях в сокращенном виде (например, Анциферов 1992). Полные сведения представлены в разделе «Печатные источники» настоящего издания. Предметом комментирования является широкий контекст переписки, литературные аллюзии и реминисценции, социально-политические, биографические и прочие реалии.
Настоящее издание не могло осуществиться без объединенных усилий целого ряда исследователей, взявших на себя труд выявления, набора и предпечатной подготовки писем Анциферова: сотрудника письменных источников Государственного исторического музея Николая Константиновича Миско, библиотекаря ОР РНБ Леонида Николаевича Сухорукова, ведущего научного сотрудника ОР РНБ Ирины Борисовны Вагановой.
Благодарим ученых-специалистов, оказавших помощь в подготовке комментария к разнообразным – культурным, политическим, биографическим – реалиям эпистолярия Анциферова: ведущего научного сотрудника ОР РНБ Марину Юрьевну Любимову, представившую для публикации письма Н. П. к Т. Б. Лозинской, главных библиографов информационно-библиографического отдела РНБ Татьяну Эдуардовну Шумилову, которая восстановила биографию Г. А. Штерна и членов его семьи, подготовила комментарии к переписке с ним Анциферова и оказывала существенную помощь в подготовке реального комментария к другим блокам публикуемого эпистолярия, и Анатолия Яковлевича Разумова, привлекшего к комментарию материалы следственного дела Анциферова 1929–1931 годов. Благодарим профессора русской культуры в Университете Оклахомы (США), специалиста по истории и литературному наследию ГУЛАГа Эмили Д. Джонсон и действительного члена Русского географического общества (Приморское краевое отделение Общества изучения Амурского края) Антона Юрьевича Шпака, взявших на себя труд по комментированию реалий лагерной переписки Анциферова с С. А. Гарелиной. Сердечная благодарность Олегу Михайловичу Карамышеву, представившему новые архивные данные к биографиям сестер Оберучевых.
Выражаем глубокую признательность сотрудникам Отдела рукописей Российской национальной библиотеки, хранителям фонда Николая Павловича Анциферова и руководителю этого архивного подразделения Алексею Ивановичу Алексееву, сотрудникам Отдела рукописей Государственного исторического музея и лично Ирине Владимировне Сурковой, составившей научную опись этого фонда.
Наша сердечная благодарность родным и друзьям Николая Павловича Анциферова – его внукам Наталии Алексеевне Лорд и Михаилу Сергеевичу Анциферову, внучке Константина Алексеевича Фортунатова, дочери Игоря Константиновича Нине Игоревне Фортунатовой, пятиюродной сестре М. С. Анциферова по Николаю Ивановичу Курбатову, родному брату «трех сестер» Курбатовых, Ольге Леонидовне Курбатовой, супруге С. М. Лозинского Ирине Витальевне Платоновой – за предоставление сведений о круге друзей и знакомых Анциферова, биографических данных о своих родственниках и уникальных документов из личных архивов.
Мы глубоко признательны Борису Евгеньевичу Степанову, одному из первых публикаторов и комментаторов наследия Н. П. Анциферова, за ценные замечания и уточнения, высказанные в ходе подготовки настоящего издания.
Наша особая благодарность Ивану Никитичу Толстому, Любови Степановне Украинской, сотрудникам ИМЛИ РАН Марине Альбиновне Ариас-Вихиль, Ольге Алимовне Богдановой, Марии Федоровне Надьярных, Марии Равильевне Ненароковой, Елене Аркадьевне Тахо-Годи, Дарье Дмитриевне Савиновой и участникам многолетних международных московских Анциферовских чтений, внесшим неоценимый вклад в уточнение биографического и историко-литературного контекста творчества Н. П. Анциферова.
Дарья Московская1900–1920‐е годы
Письма Фортунатовым 61
28 октября 1902 г. Киев Милый Гриня!Как ты поживаешь? Как твое здоровье? Весело ли тебе? Как вы устроились? Без вас нам очень скучно. С кем ты познакомился? Я недавно был на «Игоре»62, мне очень понравилось. Моя лазоревка утонула в питейке*, она, верно, поскользнулась, упала, а так как там повернуться негде, то она не могла вылезть. Под конец она была настолько ручная, что летала за мной и мамой по комнате. Теперь у меня есть другая лазоревка, но уже с хвостом; потом еще: чечетка, снегирь и зяблик. Зяблик и чечетка всегда спят рядом и вообще очень дружны, а снегирь, которого я купил на Подоле за 5 копеек, очень скучает, и хочу в это воскресенье купить другого63. Играешь ли ты в рыцари, мы играем постоянно в меченосцев. Я себе сделал большой замок и 2 отряда – одни синие, другие красные. Король Александр убит, а на его место выбран старик 60 лет64. Привет Маме, Папе, Феде, Косте и Мане.
Твой Николай Анциферов.* В той самой, что мы с Тобой купили у Ахиллеса. Шлю Мане перо снегиря. У Вовы65 сдох соловушка, извини, что я письмо так задержал.
25 октября 1910 г. Санкт-Петербург Дорогой Алексей Федорович!Очень благодарен Вам за присланную Вашу статью и анкету66. Я думаю, что выяснение вопроса о призвании будет иметь значение для реформы университета. Если Вас не затруднит, будьте добры поручить Вере Михайловне67 привезти мне 100 анкет. Я разговаривал по поводу ее с товарищами, и мы беремся ее распространить. Мне кажется, что помимо статистических данных в данной анкете очень важно, что и как ответят. Поэтому я думаю, что 100 ответов петербургских студентов и курсисток не помешает подведению итогов, т. к. они будут обозначены как петербургские. Насколько я понял, эта анкета предпринимается только в Москве.
Между прочим, студент Гизетти68 устроил кружок с целью детального изучения Эрмитажа с целью руководить экскурсиями для рабочих.
Нас пока 8 человек. Мы пригласили нескольких профессоров помочь нам разобраться в историческом материале. Начали с Египетского зала.
Оберучевой в воскресной школе сказали, что там уже давно мечтают об подобных экскурсиях. Этот Гизетти – сын Вашего знакомого. У него в комнате висит та же группа69, что у Вас.
Всего хорошего. Мама и я шлем всем Вам привет.
Коля А. 29 июня 1913 г. Молде, Норвегия Дорогой Алексей Федорович!Очень благодарю Вас за пересылку писем и еще раз извиняюсь за свою дерзкую просьбу.
Беспокоит очень меня просьба о телеграмме. Боюсь, что я попросил Вас переслать Танину телеграмму70, если таковая придет, и больше не сказал ничего. Если так, очень, очень извиняюсь перед Вами. Таня должна была телеграфировать Вам только в том случае, если я не пришлю ей телеграмму из Норвегии с обозначением адреса, т. к. мы не хотели напрасно беспокоить Вас. Не помню также, передал ли я Вам извинения Тани за то, что она забыла лично попросить Вас об этой большой услуге. Теперь телеграмма от Тани получена. Я хотел известить Вас телеграммой, но мы с Гришей решили лучше известить заказным письмом, т. к. телеграмма из Норвегии могла бы взволновать Вас.
Мы сейчас в Молде. Спешим поселиться на берегу океана. Гриша посетил Лергровик и с грустью обнаружил большие перемены. Эти десять дней провели в Флатмарке и с печалью расстались с ним71.
Между прочим, Фрекен Анна (горничная из Флатмарка)72 нашла, что Гриша за эти пять лет очень помолодел. Действительно, Гриша имеет очень бодрый вид и проявляет большую энергию. С Фрекен Анной, которая знает несколько русскую литературу, мы вели частые беседы. С грустью узнала она, что люди 60‐х и 70‐х годов больше не являются типичными для русских. Вчера Гриша прочел в норвежской газете об объявлении войны Болгарией73. Надеюсь все же еще, что это просто незнание норвежского языка заставило его сделать такой вывод из прочитанного. Все же эти 2 дня я нахожусь в большом волнении и не могу ничего узнать толком. Совершенно перестали попадаться норвежцы, говорящие по-немецки.
Привет Александре Александровне и Мише.
Надеюсь, что когда-нибудь удастся попутешествовать и с ним.
Всего хорошего,
Ваш Н. Анциферов.P. S. Извините, что пишу карандашом. Чернил не достал. С 30‐го июля мой адрес: Петербург, Петербургская сторона, Большая Спасская, д. 9-bis, 16 кв. До этого определенного не будет.
11 февраля 1914 г. Санкт-Петербург Дорогие Александра Александровна и Алексей Федорович!Спасибо за сердечный привет.
Ужасно жалко, что не удастся заехать в Москву повидаться с Вами. Слишком задержались мы в Петербурге. Как грустно было не видеть рядом с собою Мута.