Адмирал: Адмирал. Заморский вояж. Страна рухнувшего солнца

Надо сказать, генерал живо заинтересовался распиаренным на всю Германию морским сражением, так что пришлось не только слушать, но и рассказывать. И внимание и уважительный тон сухопутчика, как ни странно, весьма польстили, хотя Колесников и понимал, что это дают о себе знать остатки памяти Лютьенса.

А еще, было интересно мнение Роммеля, воюющего уже вторую войну, о противнике. Французов он не то чтобы презирал, но относился к ним, скорее, с пренебрежением. Британцев не любил, но как о солдатах отзывался о них уважительно. Русские… С ними войны пока не было, но что она не за горами для понимающего человека секретом не являлось. Так вот, о них Роммель говорил с опаской. Здравомыслящий человек, однако.

Что в зале что-то изменилось, Колесников сообразил с запозданием. Недоуменно покрутил головой – и вдруг понял: к музыке добавилась песня. На сцене появилась девушка, лет, наверное, двадцати, или чуть старше. Классика истинной арийки – высокая, спортивная, светловолосая, но это было неважно, главное, пела она замечательно. Вот только поразила не чистота ее голоса, а то, что пела она не только по-немецки, свободно переходя от песни к песне то на английский, то на французский, а пару раз даже на русский язык, причем акцента почти не ощущалось. И как это, спрашивается, понимать?

– О, – улыбнулся Роммель, видя неподдельный интерес собеседника. – Это местное чудо, племянница нашей хозяйки. По слухам, ее родители из России, выехали оттуда после их революции. Родилась она уже здесь, но владеет, в числе прочего, еще и этим варварским языком. Экзотика, правда?

– О да…

– Такое впечатление, вы понимаете, о чем она поет.

– С пятого на десятое, – следовало срочно уходить от темы, а то хоть Эрвин и хороший мужик, но мало ли. – Я все же моряк. Говорю на трех языках и ругаюсь еще на тридцати.

Успевший малость захмелеть Роммель вновь рассмеялся. Смеялся он хорошо, не цинично, не зло, а просто весело. Так смеются уверенные в себе люди, которым нечего доказывать, они и без того знают, чего стоят. Колесников даже позавидовал немного, у него так смеяться пока не получалось, во всяком случае, в этом теле.

История получила внезапное продолжение ближе к ночи, когда они с Роммелем, не прекращая уже вполне приятельский треп, вышли на улицу. Концерт уже закончился, но народ все еще сидел, и в зале стало не продохнуть от табачного дыма. Вот и выбрались они на улицу… покурить. Неисповедимы пути логики слегка подвыпивших мужчин.

Безобразная сцена, происходящая тут же, буквально в двух шагах от входа, сразу же привлекла их внимание. Классика жанра, мужчина добивается благосклонности женщины… Только вот не надо женщину хватать за руку, если она того не хочет. И уж тем более не стоит делать это, если ты в форме. Честь мундира и все такое. Даже если это мундир СС. Тем более если это мундир СС. Хотя бы потому, что военное крыло правящей партии, выполняющее, вдобавок, функцию службы безопасности, должно если не отвечать за законность, то хотя бы демонстрировать, что люди в этих мундирах ее поддерживают. Ну а если ты этого не понимаешь, то не обижайся. И погоны оберштурмбанфюрера не помогут. Тебя все равно будут считать тем, кто ты есть на самом деле – жирной и безграмотной свиньей.

Именно эти мысли Колесников озвучил, причем максимально громко и доходчиво. Как оказалось, дебошир нажрался до потери адекватности, но понимать, что ему говорят, был еще вполне способен. И, обернувшись, отреагировал совсем не так, как положено доброму немцу. В смысле, не встал по стойке «смирно», увидев перед собой двух военных в немалых чинах, а выпустил свою жертву, сжал кулаки и молча двинулся на них. Ну неадекват, право слово, или просто совсем одурел от безнаказанности.

Адмирал подпустил его поближе, легко уклонился от богатырского, но не слишком умелого и чрезмерно размашистого удара, и с наслаждением пробил ему в печень. Это были уже рефлексы не Лютьенса, пусть и не дурака подраться в молодости, а собственно Колесникова. Все же когда-то в СССР спорт являлся неотъемлемой частью жизни, и полученный еще в студенчестве первый разряд по боксу сейчас весьма пригодился. Годы прошли, тело сменилось, но что-то с тех времен явно осталось.

Эсэсовец забавно хрюкнул, скособочился, и как-то весьма неловко опустился на колени. Ну да, в печень – это больно, даже алкогольная анестезия не спасает. А вот если после этого еще и сапогом по враз растерявшей наглость роже, то еще и обидно. Во всяком случае, этот конкретный фриц явно обиделся и принялся шарить непослушными пальцами по кобуре. Колесников стоял рядом и с интересом смотрел за его манипуляциями, будучи вполне уверен, что если противник все же сумеет извлечь свой вальтер или парабеллум, что там у него, он вполне успеет размазать его по асфальту. Однако крайних мер не потребовалось.

Откуда появился Вальман, Колесников так и не увидел. Поразительно, с какой скоростью лейтенант подскочил, и… нет, он не пытался обезоружить коллегу по мундиру, он просто шепнул ему что-то на ухо. Совсем немногое, судя по продолжительности фразы, но тому хватило. Даже при неярком свете уличного фонаря было видно, как он побледнел и, бросив попытки извлечь застрявшее в кобуре оружие, машинально зашарил рукой по вороту. Попытки его застегнуть оказались, правда, ничуть не более успешными, но, особенно с учетом того, что немец по-прежнему сидел на земле, выглядели забавно.

– Простите, герр адмирал… Простите…

Звучало невнятно – похоже, только разбитыми и сейчас напоминающими мясные оладьи губами пострадавший не отделался. Наверняка еще и зубы пострадали. Тем не менее, Колесников понял, кивнул небрежно:

– Пшел вон.

Эсэсовца как ветром сдуло. Вот он был, а вот его и нет. Адмирал прищурился и сказал, обращаясь к лейтенанту:

– Похоже, вас приставили ко мне ангелом-хранителем?

Вальман улыбнулся:

– Наверное, можно и так сказать, герр адмирал.

– Тогда благодарю, что избавили от необходимости марать руки об этого хама. Вот что, Петер, езжайте-ка вы отдыхать. Обещаю, что покурю сейчас и больше из гостиницы до утра не выйду. И… отвезите фройляйн домой. Боюсь, красивым девушкам гулять по улицам Берлина ночью стало небезопасно.

Лейтенант щелкнул каблуками, как заправский гренадер. Непрост мальчик, ой, непрост, куда интереснее, чем показалось вначале. С таким надо держать ухо востро. Впрочем, Гиммлер явно покровительствует Лютьенсу, иначе не приставил бы к нему охрану как раз на такие случаи. Поэтому бояться нет смысла, а вот поостеречься стоит.

– Спасибо вам…

Голос девушки не дрожал, похоже, успела прийти в себя. Крепкие нервы, хорошие, дурной экологией не измученные. Только сейчас Колесников сообразил, что перед ним та певичка из ресторана. Да уж, незадачливого ухажера понять можно, деваха красивая и, вдобавок, представительница профессии, которая считается легкодоступной. Так что пал мужик жертвой стереотипов. Оставалось лишь галантно поклониться:

– Не волнуйтесь, фройляйн. Мы должны защищать свой народ… в том числе и от недостойных его представителей.

Когда девушка села в машину и та, глухо ворча двигателем, скрылась в темноте, Роммель, внимательно наблюдавший за происходящим, только головой покрутил:

– Однако же вас уважают.

– О да, есть за что, – усмехнулся Колесников, доставая сигареты и мельком подумав, что пора бросать. А то снова рак заработать можно.

– А девушка красивая.

– Я женатый человек, да и вы, Эрвин, тоже.

Роммель лишь усмехнулся, но ничего не сказал. Так и закончился этот не в меру насыщенный событиями день.

На следующий день была церемония награждения. Рыцарский крест – награда при таких раскладах вполне ожидаемая и заслуженная, и, получая ее, Колесников ощутил настоящую гордость, хотя вроде бы должно было оказаться наоборот. Германия, фашисты, враги… Но ведь награда-то заслуженная! А главное, за таких же врагов. Будучи человеком, воспитанным на советском интернационализме, позже насмотревшимся на то, как начали относиться к русским те, кого эти самые русские вытащили из грязи, и пережившим и лихие девяностые, и хамство «цивилизованного мира», Иван Павлович имел вполне конкретные взгляды на международные отношения. Описывались они всего двумя фразами: «У России нет друзей, только враги и временные союзники, которые могут завтра стать врагами» и «Да хоть сдохните все, нам от этого не тепло и не холодно». Так что никаких угрызений совести в отношении уничтоженных британцев он не испытывал.

Там же он впервые увидел Гитлера. Точнее, Лютьенс-то его видел и раньше, воспоминания остались, вот только искаженные восприятием адмирала. Колесников же имел возможность лицезреть фигуру главного злодея двадцатого века впервые в жизни, и, надо сказать, впечатления оказались неоднозначными.

На растиражированный советскими фильмами образ Гитлер походил только мордально. Правда, здесь сходство было почти фотографическим, но на том оно и заканчивалось. Гитлер не выглядел психом или неадекватом, напротив, это был весьма обаятельный человек с буквально прущей во все стороны харизмой. Пожалуй, неудивительно даже, что он сумел не только захватить власть в Германии, но и до последнего момента, до самой смерти пользовался непроходящей поддержкой населения. А еще он умел и любил быть ведущим шоу – именно участником такого действа чувствовал себя Колесников.

С другой стороны, почему бы и нет? Процесс у режиссера получился весьма занимательным. Само-то награждение ладно, но экспрессивная речуга, фото на память, потом выступление лично доктора Геббельса… На местных, зрелищами неизбалованных, такое должно действовать убойно. Можно не сомневаться, что с завтрашнего дня еще и в кинотеатрах крутить начнут – вон, оператор над камерой склонился. Единственно, концовку подзатянули, а может, просто Колесников начал терять интерес к происходящему.

Беседа с фюрером тоже не принесла чего-либо неожиданного. Как и предсказывал Редер, от флота требовали закрепить успех. Правда, Гитлер оказался неожиданно вменяемым и осторожным, но все равно пришлось пообещать ему, что флот, пусть и ослабленный, максимально активизирует свои действия. Скорее всего, первое лицо государства уже имело разговор с Гиммлером, и слова адмирала падали на хорошо унавоженную почву. В результате карт-бланш на задействование любых необходимых сил и средств для скорейшего ремонта «Шарнхорста» и достройки авианосца был получен. А активизация действий… Ну, это уж как получится.

Вечером он ужинал в гордом одиночестве. Просто из-за церемоний с последующими разговорами пропустил обед, а на полагающемся к церемонии банкете все было как-то несерьезно. Это вам не Россия, где если уж праздник – так чтобы наесться от пуза. Здесь все по-немецки, в смысле, по чуть-чуть. Поэтому непривычный к такому подходу мозг Колесникова солидаризировался с привыкшим к сытным флотским харчам желудком адмирала Лютьенса.

Выход был прост – вернувшись в гостиницу, он направился в ресторан, и, хотя до момента, когда все начнут подтягиваться сюда, чтобы вкусно поесть, было еще далеко, накормили его без проблем. Ну и на финал – классические немецкие копченая рулька и пиво – у-у-у! Такого вкусного пива Колесников в жизни не пил, в его времени, похоже, производить по-настоящему хорошие напитки давно разучились. И, хотя Лютьенс был к пиву достаточно равнодушен, новый хозяин его тела оценил качество.

– Здравствуйте.

Он поднял глаза, чтобы посмотреть, кто осмелился нарушить его медитацию. Ну надо же, вчерашняя… гм… фройляйн. Хотя, учитывая ее происхождение, стоило бы называть сударыней.

– Здравствуйте, – ответил адмирал, вставая. – Чем обязан?

– Я хотела вас поблагодарить…

Ну вот, понеслось. Интересно, ее в ведомстве Гиммлера успели завербовать, или как? Но, тем не менее, надо было продолжать играть роль истинного, как говорят англичане, офицера и джентльмена. Поэтому адмирал вышел из-за стола и галантно отодвинул стул, предлагая даме садиться. Она и села, абсолютно не чинясь.

– Что будете заказывать?

– Э-э-э…

Вопрос, похоже, сбил гостью с толку. Колесников усмехнулся мысленно, а вслух сказал:

– Я сомневаюсь, что здесь вам много платят. Поэтому экономите вы на всем. Полагаю, и на еде тоже. А раз так, сейчас вы не то чтобы голодны, иначе выступать не сможете, но и не слишком сыты. Имеется ли ошибка в моих рассуждениях?

– Э-э-э… нет, – ответила девушка и покраснела. Как и многие блондинки, изменять цвет лица она могла легко и абсолютно независимо от собственного желания.

– Ну вот видите. Поэтому, раз уж вы здесь, то, полагаю, вам следует поужинать. И не скупитесь при заказе, мой бумажник выдержит небольшое кровопускание, – и рассмеялся собственной немудреной шутке.

М-дя… А казалось, сильнее она покраснеть уже не может. На самом деле еще как могла. Но, очевидно, исходя из принципа «терять все равно нечего, а кушать хочется», заказ сделала вполне серьезный. Ну и ладно, все равно не так часто в пятьдесят лет оказываешься за одним столиком с красивой девушкой. Так что не жалко.

– Я и в самом деле хотела вас поблагодарить. Не люблю оставаться в должниках, – сказала она, закончив есть.

– Не любите? Хорошо. Вы вчера замечательно пели. Споете еще раз, для меня?

– Вы считаете…

– Я не люблю считать. Простите, как вас зовут? А то мы друг другу даже не представились. Вы меня, скорее всего, уже знаете, или лейтенант проболтался, или просто журнал учета постояльцев посмотрели. И мы оказываемся в неравном положении. Вы меня знаете, а я вас нет.

– Хелен.

Лена, значит. Скорее всего, вначале и была Елена, позже адаптировали под местные стандарты.

– А фамилия?

– Орлова.

– Русская фамилия. Ваши родители эмигрировали сюда?

– Да, после революции. Сначала во Францию. Потом мама осталась, а отец, он был офицером, отправился к генералу Деникину. Потом вернулся, и они переехали сюда. У нас здесь родственники. Я родилась уже здесь.

– Понятно… Так вот, Хелен, возвращаясь к нашему разговору. Я не люблю считать. Предпочитаю знать. И сейчас я точно знаю, что вы мне ничего не должны, я просто исполнил свой долг. Но если вы споете, я буду вам весьма признателен.

И она пела, и весь вечер он знал, что поют для него. И утром, уже улетая, Колесников все еще слышал этот голос и слова «Я буду помнить вас, адмирал». Оказывается, он и забыл уже, каково это, когда о тебе кто-то помнит, пускай даже и сопля на тридцать лет тебя моложе.

Немецкие корабелы в очередной раз подтвердили свою квалификацию, уже через три недели введя в строй «Гнейзенау», причем не только отремонтировав повреждения, нанесенные вражескими снарядами, но и проведя профилактику капризной силовой установки, очистку днища и еще кучу незаметных взгляду, но важных работ. «Шархорсту», правда, до момента, когда он сможет выйти в море, предстояло находиться в доке еще минимум два месяца, и то при условии, что все необходимое будет доставляться в срок, но от этого было никуда не деться. Но все равно, вместе с «карманным линкором» «Адмирал Шеер», модернизация которого была закончена в рекордно короткие сроки, и отремонтированным после полученных в операции «Учения на Везере» повреждений тяжелым крейсером «Адмирал Хиппер» получалась солидная эскадра. «Хиппера» протаранил британский эсминец, но свои тяжелые крейсера немцы строили крепко. Корабль пережил столкновение без фатальных последствий и не только не встал в доки до конца войны, но и вообще отправился туда лишь после успешно проведенного обстрела норвежских батарей.

Колесников предполагал, что работы, во всяком случае, по «Шееру», в разы ускорились благодаря оставшейся незаметной постороннему взгляду накрутке хвостов, проведенной кем-то на букву Г. Впрочем, это его устраивало. Куда хуже было, что однотипный «Хипперу» «Блюхер» отправился во время той операции на дно, а «Принц Ойген» еще не был достроен. Систершип «Шеера» «Лютцов», еще недавно гордо именовавшийся «Дойчландом», тоже застрял в ремонте надолго, словив торпеду с шального британского самолета. В результате сейчас под командованием Колесникова оказались три разнотипных и не слишком подходящих для совместных действий корабля. Увы, выбирать не приходилось, а пилюлю слегка подслащал тот факт, что скорость самого медленного, «Адмирала Шеера», составляла двадцать восемь узлов, что позволяло надеяться на отрыв от британских тяжелых кораблей в случае, если дела пойдут совсем плохо и придется быстро-быстро делать ноги. С другой стороны, восемь орудий калибром двести три миллиметра и пятнадцать одиннадцатидюймовок, не считая среднекалиберной мелочи, давали реальные шансы навалять даже серьезному противнику. В бою с «Ринауном» обошлись меньшим.

Выходить в море ночью, в шторм – удовольствие ниже среднего, требующее недюжинной подготовки экипажей и мастерства командиров. Однако что поделать, шторм давал хоть какой-то шанс незамеченными проскочить мимо вражеских кораблей и вырваться на просторы Атлантики. В мастерстве британской разведки можно было не сомневаться, но если удастся проскочить, то ловить эскадру на океанских просторах даже с помощью новейших радаров будет занятием неблагодарным. Главное, не нарваться на мину – чем дальше, тем больше эти воды напоминали суп с клецками. И, хотя ставили их пока что достаточно аккуратно, частенько мины, особенно старого образца, срывало штормом с якорей, после чего они отправлялись в дальнее плавание, угрожая любому, с кем доведется пересечься. Однако на сей раз обошлось без происшествий, и вскоре все три корабля уже резали океанскую волну. Британцы еще не привыкли посылать свои корабли в составе конвоев – что же, тем хуже для них.

В течение суток им удалось перехватить аж четыре транспортных корабля. Правда, к сожалению, не с войсками. Три шли с грузом руды, возвращались из Норвегии, а четвертый, под французским флагом, который непонятно как занесло так далеко на север, и вовсе направлялся в Британию с грузом продовольствия. Рудовозы, как оказалось, перебрасывали туда солдат, а обратно – сырье, вполне логичные действия. Британцы торопились вывезти со складов еще контролируемых ими скандинавских портов все мало-мальски ценное до того, как трофеи достанутся немцам.

С этими кораблями разобрались просто. Снять команду, по паре снарядов ниже ватерлинии – и все, только пузыри пустили. С четвертым провозились дольше – продовольствие топить оказалось банально жалко. Поэтому, недолго думая, воспользовались опытом «Эмдена». Кое-что перегрузили на корабли. В самом деле, почему бы матросам не порадовать желудки элитными сырами и колбасами, каких они в жизни не пробовали и уже, скорее всего, не попробуют, а господам офицерам не продегустировать новые сорта вин? Остальное, посадив на судно призовую команду и, заодно, всех пленных, отправили кружным путем в Германию. Как выяснилось позже, ценный приз добрался до цели, хотя и с трудом проскочил британские дозоры.

Настоящее веселье началось на следующее утро, когда локаторы засекли среднеразмерную быстроходную цель, идущую встречным курсом. По всему выходило, что это британский или французский военный корабль, скорее всего, крейсер, хотя, возможно, и эсминец, с местной аппаратурой точнее не скажешь. Возможно, еще и польский, у пшеков оставалось несколько вполне приличных эсминцев, которые после разгрома их псевдостраны ушли в Англию и довольно активно воевали, но это вряд ли. Слишком уж малая вероятность, привычно сформулировал Колесников.

Впрочем, это как раз неважно, чьим бы ни был корабль, ему надо понять, с кем он встретился. А вот немцам понимать ничего не требовалось, друзей в этих водах у них быть не могло. Правда, теоретически здесь можно было столкнуться еще и со шведским кораблем. Эти нейтралы, де-факто поддерживающие Германию, тем не менее, предусмотрительно делали ставку и на наших, и на ваших, так что поделиться с Британией информацией могли запросто. Однако шведский флот маленький и далеко от своих берегов старается не отходить, поэтому такую вероятность также можно оставить за скобками. В общем, надо топить, а кого – потом разберемся.

Германские корабли не увеличивали ход практически до момента, когда стало возможно визуальное обнаружение цели, после чего дали полный ход. Колесников не без основания полагал, что чужому кораблю для бегства (а другого варианта у противника и не было, бой с тремя тяжелыми кораблями – самоубийство) потребуется время на разворот. Развернуть же эсминец, а тем более крейсер, хотя они и считаются маневренными, дело не такое уж и простое. Стало быть, есть шанс накрыть его артиллерией, сбить ход и, сблизившись, утопить. Именно сблизившись – бить с дальней дистанции с нынешним уровнем точности артиллерийского огня занятие неблагодарное. Стало быть, догнать и утопить, а потом быстро сваливать и, желательно, в родной порт – чужой корабль наверняка успеет сообщить о бое, и в океане сразу же станет неуютно.

Колесников почувствовал легкий озноб. Он словно бы воочию увидел, как разворачиваются британские линкоры, чьи снаряды в три раза тяжелее, чем у его флагмана. Как они стягиваются, охватывая его корабли, и как палуба «Гнейзенау» вспучивается от чудовищных внутренних взрывов, когда бронебойные снаряды британцев, проткнув палубу, взрываются, разнося нежное корабельное нутро. Нет уж, нет уж. Активность продемонстрировали, британцам плюх накидали, пора и честь знать. А тонуть из-за чьих-то запредельных ожиданий он не нанимался. Жаль, сейчас не отвернуть – не поймут-с… А ему, если он хочет и впрямь влиять на ход событий, надо лезть на самый верх, делая себя незаменимым. То есть – побеждать!

Пары к моменту начала атаки были подняты до максимума, но все равно, он физически ощущал, как медленно, с усилием набирает ход бронированная громада «Гнейзенау». «Адмирал Хиппер» разгонялся немногим быстрее, а вот «Шеер» вырвался вперед. Его дизеля хотя и не обеспечивали такой же максимальной скорости хода, как у более новых кораблей, зато позволяли почти моментально выдавать полную мощность и, соответственно, выходить на максимальные обороты намного быстрее. Сейчас это обстоятельство оказалось весьма кстати.

Британцы замешкались совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы носовая башня «Адмирала Шеера» начала пристрелку. Сейчас было не до экономии снарядов, главное – зацепить, потому что опознать британца удалось, и полученная информация хоть и внушала оптимизм, но какой-то очень уж осторожный.

Легкий крейсер типа «Линдер». Какой именно? Да пес его знает. Британцы успели только для себя наклепать пять штук, да еще и своим доминионам что-то подобное поставили. Два таких корабля, правда, при активной поддержке тяжелого крейсера, не так давно разделались со «Шпее». Неплохие корабли, не новые и не старые, постройки начала тридцатых годов. Восемь шестидюймовок в четырех орудийных башнях плюс от четырех до восьми орудий стандартного для британцев калибра сто два миллиметра. Водоизмещение чуть менее десяти тысяч тонн, броня… Да какая там броня, от силы три с половиной дюйма, да и то лишь на погребах, ну и три дюйма палубы. Все остальное вообще бумага, пальцем проткнуть можно, а значит, пара хороших попаданий – и все.

Слабая защита – это, несомненно, плюс. А вот скорость – это уже минус. Даже самого быстроходного в эскадре Лютьенса «Адмирала Хиппера» «Линдеры» превосходили на пол-узла. Немного, конечно, но когда речь идет о жизни, каждая соломинка может оказаться решающей. Даже такая вроде бы тоненькая.

Тем не менее, тридцать два с половиной узла – это парадный ход на испытаниях. Машины корабля наверняка изношены, и днище хоть немного, да обросло. Немецкие корабли тоже не вчера со стапеля – зато неделю как из дока, а значит, шанс догнать имеется. Хотя бы у «Хиппера», но для британца хватит и его одного. Ну и плюс, сейчас не шторм, но балла четыре еще есть. Для тяжелых кораблей меньше, чем ничего, для более легкого британца – уже хуже. Нет, есть шансы, есть, думал Колесников, стоя на мостике и не обращая внимания на пронизывающий до костей ветер.

Время шло. Орудия медленно отстающего «Адмирала Шеера» тяжело бухали, своей пунктуальностью напоминая метроном. Пока безрезультатно, если даже и были попадания, то их с немецких кораблей не заметили, и скорость британцу сбить пока не удавалось. На самом деле одно попадание все же было, но бронебойный снаряд попал в небронированную надстройку, пробил ее насквозь и бессильно зарылся в волны. Неприятно, однако на боевых качествах корабля аккуратная круглая дырка не сказалась совершенно. В ответ британцы вели огонь из четырех кормовых орудий, однако на такой дистанции попасть в цель из шестидюймовки можно разве что случайно. Да и вряд ли даже в случае успеха такому снаряду удалось бы проломить броню «карманного линкора». А раз так, оставалось лишь подгонять механиков, требуя от них выжать еще хоть немного, и ждать результата.

Наконец «Адмирал Шеер» окончательно отстал, не только от британского крейсера, но и от своих более совершенных товарищей. «Гнейзенау» пока что вроде бы удавалось держаться, а вот «Хиппер»… Колесников присмотрелся – ну да, точно, тяжелый крейсер медленно, но верно догонял британский корабль. Ну, в принципе, и все. Если в ближайшее время не случится ничего экстраординарного, вроде британского линкора, подоспевшего на помощь орущему на всех волнах эфира незадачливому товарищу, или аварии в машине, то очень скоро все будет кончено.