Всё это я выдаю на одном дыхание, потому что уже у само́й начинают сдавать нервы! Задолбали все! Но смотря в глаза сестры, понимаю, что она не верит мне. Вот ни грамма понимания не проскакивает в её взгляде.
– Так. Ладно. – хлопаю по столу и начинаю подниматься. – Поехала я. У вас там праздник, а я отвлекаю тебя. Сейчас уберу и… что-то там было у меня на вечер, вроде. – добавляю уже тише, начиная убирать тарелку со стола.
– Что ты делаешь? – писком выдаёт сестра.
– Тарелку, блядь, в мойку убираю! – с психом отвечаю. – Я даже материться начала здесь. – добавляю тише. – Фух. Прости Надь. И… пока. Я поехала.
Выхожу из дома, оставляя в полном шоке сестру. Туфли даже не обуваю, просто беру в руки и иду по дорожке на выход. Где-то сбоку что-то разбивается и каждый мой шаг сопровождается полнейшей тишиной. Будто и нет здесь дюжины детей.
А уже когда я взялась за ручку, меня догоняет взволнованный голосок Поли:
– Тёть Вик, а ты ещё приедешь? – и смотрит своими глазками так внимательно.
– Конечно, родная. – отвечаю, опять приседая на уровень с племяшкой. – Сейчас только порешаю некоторые дела и приеду. Давай мы с тобой, на следующей неделе, поедем по магазинам, а? – и опять что-то где-то разбилось.
– Обещаешь-обещаешь? – подходя ближе и обнимая меня, шепчет Поля.
– Обещаю-обещаю. – отвечаю и целую в щеку.
Меня обнимаю крепко-крепко и через пару секунд уже уносятся, махая ручкой на прощание. И мне пора.
Пора! Пора дать дрозда этому непонятному мне миру, или сну, или хрен пойми чему!
Глава 9
Открываю глаза и злюсь! Злюсь так, что хочется разнести здесь всё вдребезги.
– Это в кого же ты превратилась Вика, что окружили себя вот… ЭТИМ всем! – начинаю усиленно махать в воздухе руками, не зная, куда и девать эти все паршивые эмоции, которые накрывают с головой. – А я думала, что Пашина рыбалка с мужиками довела меня. Как оказалось: рыбалка – это ещё цветочки, а вот ТЫ, Виктория, мать перемать, Викторовна – это настоящие ягодки! Шиповника!
Резко встала с кровати. И вроде же только проснулась, но настроения нет, от слова совсем.
Я же так надеялось, что всё это сон, но сегодня мне снилось, как я сижу в том грёбаном клубе, куда вчера поехала и смотрю, как «мои подруги» едят меня. Вот прямо берут и откусываю по кусочку!
Я таких ужасов, даже в старом добром кино не видела! А здесь… трандец, звездец и ещё сверху, что-нибудь эдакое!
– Я не сумасшедшая! Но всё, что происходит – это уже край! – зло рычу себе под нос, умываясь. – И самое обидное, что и поговорить не с кем! Они же меня в дурдом запрут! Или вон, как Надька, ныть начнут и спрашивать, чем я таким смертельным больна! – кинула полотенце и опять почувствовала боль в голове. И такая она… нехорошая. – Чего же так болит-то? Я и не пила вчера, почти. Только тот бокал коньяка у Нади. А в клубе…
Ох, что было в клубе! Я и не думала ехать, но когда уже поднялась в квартиру – меня там ждали.
Как оказалось, с Мариной и Леной (это ещё одна «подруга»), мы по субботам ходим в разные клубы. Отдохнуть от суеты и развеяться.
Эти две дамы – замужем. У Марины и Романа, оказывается, двое деток. Мальчики. А он, кобелина, с вином и цветами, к тебе, Вика, шастает. А у Лены есть муж Виталик и дочь Милана. И это, спасибо «подругам» за их не затыкающиеся ротики, которые выдавали эту информацию как бы между прочим.
Хотя судя по взглядам, которые они бросали в мою сторону, говоря о своих семьях и фразе «Ой, ладно, а то Вике не понять. У неё-то никого», говорили они это с определённой целью.
– И неужели тебе приятно это общество, Виктория? – спросила, грустно глядя в своё отражение, – Неужели, этот суррогат ценнее, чем время, проведённое с сестрой и племянниками? Что с тобой случилось, Вика? Кто это всё сделал с тобой?
Вот не получается у меня собрать этот пазл. Не состыковывается что-то.
Может, права Юля – это всё инопланетяне. Что-то же существует в нашем мире, что вот такое творит?
– Я ведь попросила только полдня для себя. Совсем немного. А что в итоге? – и хоть плачь сейчас.
Вот только плакать мне хотелось вчера, потому что такого дерьма в свою сторону я ещё не слышала никогда!
Сидя на втором этаже клуба, куда нас привёз Николай Иванович.
Бедный мужик, кстати! Это же, что получается, у него с таким работодателем ни выходных, ни проходных? Охренеть просто можно! Но вчера я была благодарна ему за то, что остался ждать возле этого грёбаного клуба!
Устав слушать разговоры Марины и Лены о том, что «мне не понять»! Знали бы вы, курицы драные, как мне не понять, рот бы не открывали! Но в тот момент я уже поняла, что лучше промолчать. Уж больно все нестандартно реагируют на моё поведение.
Я пошла искать туалет. Коктейль, что был заказан Мариной, я не пила, но отдохнуть хотелось уже сильно. И решила, что сделаю ход конём. Схожу в туалет, а после скажу, что стало плохо и я домой.
Не танцевать, ни тем более приключений на задницу искать не намерена! Мне бы для начала разобраться с тем, что имею, а уже потом решить, как быть дальше.
Но стоило мне запереться в кабинке, как я стала свидетельницей очень интересного разговора.
– Как думаешь, Вика обиделась? – это был голос Лены. Они, что пошли следом за мной туалет?
– Да ей до задницы всё и все! – зло выплюнула Марина, а я опешила просто, – Она уже трахается, наверное, где-то с очередным малолетним сосунком! – и столько яда в голосе, что меня даже затошнило.
– Слушай Марин, ну зачем ты так? Может, у неё что-то случилось? Ты же видишь, что Вика, последние три месяца сама не своя. – и вроде нормальные слова, но никакого сочувствия или участия в голосе нет у «подруги Лены».
– Лен, не чуди! Она всегда такая была! Всегда вся из себя. Идеальная женщина! Проститутка она идеальная! Только вместо того, чтобы получать от них деньги, сама им платит, чтобы её драли во все места!
– Фу, Маринка. Как пошло. – а после туалет наполнил их мерзкий смех.
– Пошло, не пошло, но Вика такая всегда была. Особенно после своего Кипра. Что там с ней случилось, хрен его знает. Но когда она приехала назад, вся такая идеальная и через губу не плюнет, стало ясно, что это всё. Пропала девка. Рома у меня вообще говорит, что все её гостиницы строят только те, кто хорошо её оттрахал перед этим.
И опять ядовитый смех «подруг».
А я сидела на унитазе и не могла собрать себя! И чувствовала же эту фальшь ещё когда в квартире были, но не могла понять, что не так. А тут, оказывается, вон как всё глубоко зарыто.
Зависть! Чёрная, мерзкая, липучая зависть. Пожирающая людей живьём. И никто не видит, что что-то не так. Всех всё устраивает.
– Я хочу домой, Господи. – простонала я тогда в руки. – Я хочу домой. Пожалуйста. – говорю сейчас своему отражению, пытаясь собрать себя воедино, но не выходит.
Начинаю осматривать себя опять. На мне спортивный комплект: топ и трусы. Единственное, что без полосочек и кружева смогла найти. И действительно – идеально.
Никакой лишней складочки, руки проработаны, ноги стройные, жопа накачана, живот плоский, нет даже складки под подбородком. Всё гладкое и шелковистое.
– Сколько же ты времени проводишь в своих фитнесах и салонах, Вика? – опять спросила у отражения. – Кому ты только это делаешь? Смысл в этом всём, если даже не с кем поделиться, тем, что с тобой за день произошло?
И не клеится что-то. Вот не сходиться, и всё тут! Если здесь, Вику, боятся даже аниматоры на детском празднике, значит… А что это значит?
И полный ступор! Не могу собрать всё.
– Мне нужна информация. А где её взять? – опять спрашиваю у отражения. – И не смотри так на меня! Я тебя не знаю. Я выгляжу не так! Ясно? А вот информация нужна.
Интернет? – А это вариант! Если меня знают многие, значит, и в интернете есть много информации.
А может и сейф у тебя имеется, Виктория Викторовна?
Нужно поискать. Нужно… и опять звонок. В дверь. И в этот раз я даже не подпрыгнула от неожиданности, но видеть никого не хотелось. У меня здесь только план вырисовывается начал, а меня опять отвлекают. Но накидываю на себя халат и иду смотреть, кто в этот раз пожаловал.
Но как только я открыла дверь, чуть не зарыдала от облегчения.
– Папа. – выдохнула со всхлипом и просто повисла у него на шее. У своего настоящего папы. Такого же, как дома!
Хотя я так всегда делаю и всегда воюю с детьми за первенство в обнимашках деда. За что всегда получаю от мамы. Она-то внуков больше любит, чем нас с Надюхой.
Но сейчас я не слышу отклика. А только чувствую, как напрягается тело отца под руками.
– Викулёк. Ты чего, дочь? – как-то странно спрашивает папа, наконец-то обнимая в ответ. – Как же ты давно не обнимала меня, моя Викуля. – хрипловато проговаривает, а мне так больно от его слов становится.
Ведь неправда всё это. Обнимала. Буквально неделю назад были в гостях и обнимала!
А здесь…
Но я быстро прихожу в себя и начинаю затаскивать его в квартиру, осматривая коридор.
– Пап, а ты что один? – спрашиваю бодро, стараясь проглотить ком в горле.
– Один. – проговаривает в ответ, но взгляд его показывает всю степень его непонимания сейчас.
– А-а-а, ясно. Мама с внуками осталась, да? Как обычно, спасать их от нерадивых родителей. – начинаю подначивать папу, чтобы разрядить обстановку, но получается всё наоборот.
– Как обычно… – и всё. Папа замолкает и замирает посреди прихожей.
Ага. Значит, Вика, ты полностью охреневшая женщина, которая даже с родителями общаться перестала.
Тогда… думай, думай Вика!
– А давай чай пить, пап? – предлагаю и быстро прячусь за стеной кухни, что отделяет основную зону от коридора. – Дура, дура, дура! – рычу себе под нос, набирая воду в чайник, и начинаю рыскать по всем шкафчикам в поисках кружек и чая. Или хотя бы чего-то, что можно сделать сейчас и занять руки.
Сзади раздаются неспешные шаги папы. Я прямо начинаю ощущать его пытливый взгляд, но вот за его молчание – спасибо. Мне бы тоже сейчас понять, как я должна разговаривать. Да только в голову вообще ничего не приходит.
Я ещё не отошла от ночного «приключения», а здесь ещё одно нарисовалось. Хотя нет! Папа всегда может понять меня… мог! А здесь, скорее всего, не может!
– Так. Ладно! – резко растираю ладошками лицо и поворачиваюсь к папе, который сидит и даже не дышит, наверное. – Чай? Кофе? Хотя лучше чай. Кофе ты не пь… или здесь ты пьёшь кофе, пап?
– Не дочь, я и… здесь кофе не пью. Чай давай. – как-то даже тяжело выговаривает папа, а мне хочется подойти и обнять его. Спрятаться в его объятьях, попросить прощения. За что понятия не имею. Но так хочется, что даже слёзы к глазам подступают.
– Ну, значит, чай. – прохрипела и отвернулась.
Расставляю чашки. Достаю сахар, потом замечаю хлеб и ветчину в холодильнике. Начинаю делать бутерброды. Мне нужно хоть чем-то занять руки, чтобы не начать «пороть горячку».
А в голове колокольный звон! Нереальный шум, который мешает сосредоточиться. И с каждой минутой он становится всё сильнее, заставляя моё терпение трещать по швам. Хотя я думала, что оно у меня сшито капроновыми нитками и не порвётся уже!
– Викулёк. – тихий голос папы врывается как раскат грома в моё сознание, заставляя подпрыгнуть на месте. – Присядь, дочь. Не мельтеши. – и вроде спокойно говорит, но ослушаться желания не возникает.
– Хорошо пап, хорошо. – отвечаю, разворачиваясь и встречаясь с ним взглядом. В таких родным и любимых глаза я вижу непонимание и… боль. – Чай. – решаю оттянуть ещё наш разговор на минутку хотя бы.
– Викулёк. – опять зовёт папа, а мне так больно слышать горечь в его голосе.
В чём огромный плюс материнства? – Ты начинаешь слышать эмоции. В голосе, в слезах, в смехе. Ты учишься различать каждую интонацию. А дети – это первые учителя в таком нелёгком деле!
– Вот твой чай. – тихо проговариваю, ставя кружку напротив, – И бутерброды… с чего вышли. Точнее… это Наде спасибо. Я так понимаю, что она снабжает мой холодильник… Фу-у-у-у-ух! – просто опускаюсь напротив и начинаю нервно растирать лоб, прикрывая глаза. – Я не могу такого говорить, да пап? – поднимаю взгляд на растерянного отца и слышу тихое:
– Не можешь. А ещё… ты губу жуёшь…
– Жую. – еле слышно соглашаюсь, прикрывая глаза.
– Как в детстве. – хрипло закончил, а у меня всё сжалось в груди.
– Пап…
– Ты ведь не моя Виктория Викторовна. – начинает он спокойно, но грустно, – Ты моя Викулёк. Та, которая осталась на тех грёбаных островах. – а руками сжимает кружку, да так, что пальцы его белеют.
– Папа. – опять зову его, но чуть громче. – Что со мной случилось, пап? Как я превратилась в… ЭТО? – провожу в воздухе руками, указывая на себя.
– Совсем ничего не помнишь? – горько спрашивает.
– Нет. Ничего. Я… да даже говорить не буду. Меня уже и так всё достало! А все вокруг ноют и говорят, что меня инопланетяне, бл…ин поменяли!
– Ну-у-у, здесь тяжело не согласиться.
– Да па-а-ап! И ты туда же?
– Поверь мне. Те, кто тебя знают, будут так говорить! Ты не та, кто был ещё неделю назад.
– Неделю назад, я пыталась отмыть кухню от кулинарных экспериментов Ксюхи. – вспомнила с улыбкой это пиршество, но вот голос папы вернул меня назад.
– А Ксюха – это…
– Это моя дочь, пап. Старшая… – начинаю говорить и уже даже не стараюсь сдержать себя.
Выдаю всё как на духу, стараясь не смотреть на папу. Но его взгляд чувствую как живой. Он меня просто сканером ведёт, будто проверяя вру я или нет.
Но когда я дохожу уже до вчерашних приключений, благоразумно опуская «некоторые» детали, и со злостью выдаю всё, что думаю о себе же и своих «подругах», папа поднимается и быстро подойдя просто заключает меня в объятиях.
– Ну всё, всё Вукулёк. Всё! Прекращай. – тихо проговаривает, гладя меня, а я просто выдыхаюсь. Сил нет даже обнять в ответ.
– Пап, я хочу домой. – шепчу тихо. – Я хочу проснуться, а потом пойти и рассказать всё Паше. А после сесть за стол и долго смеяться, вспоминая всё это…
– Эх, девочка ты моя. Как же так? Как же так? – тихо заканчивает, отстраняясь.
Он опять начинает осматривать меня. Внимательно. Даже очень!
– Я не твоя Вика, да пап? – спрашиваю тяжело.
– Нет. – спокойно соглашается, – Ты не моя Вика. Ты моя Викулёк. Та, которая после ссоры с тем… хреном, бросила всё и уехала, оставив нас в…
– Куда уехала? – удивлённо спрашиваю.
– На Кипр.
– Я не уезжала, пап. – тихо проговариваю, а сама вспоминаю тот период жизни.
– Уехала. Ночью собрала вещи и уехала. Хотя мы с мамой, до последнего надеялись, что тебя попустило.
– Так я же…
А что я? Смотрю на своего седого отца, который не изменился особо. Такой же, как и всегда. Высокий, подтянутый, небольшое пузико, но возраст ведь берёт своё. Тёплая улыбка, светлые глаза… такой родной, но такой… не мой. Мой папа так не смотрит на меня.
И тут меня осеняет:
– Ты сказал: что собрала вещи и уехала ночью?
– Да.
Я ведь помню, как меня приглашали на работу за границу. Помню, почему так рвалась туда. Помню предательство! И боль ту помню, как сейчас.
Но я не уехала! Я осталась… И пошла работать администратором в местном санатории.
И спустя всего пару месяцев я встретила Пашу. А ещё спустя полгода мы поженились.
А тот… кто растоптал меня тогда, больше не появлялся в моей жизни!
– Викулёк. – опять позвал папа. – Моя маленькая Викулёк. Может, если ты не помнишь ничего, оно и к лучшему? Может, это тебе жизнь даёт шанс всё переосмыслить? А, дочь? Может, пришло время всё менять? Тебе же тридцать пять, а я так и не увидел ещё внуков от тебя.
– Эх, папа. – тяжело выдохнула я, но добавлять уже не стала ничего. – Ладно, разберёмся. Ты давай лучше чай допивай, или… хочешь, я испеку что-то?
– Пф-ф-ф. – выдохнул отец, – Да. Права Надя. Сильно ты головой ударилась.
Глава 10
Понедельник – день тяжёлый. Какое хорошее обозначение для первого рабочего дня. А если ты ещё и находишь не там и не с теми, так вообще – это первое, что должно проявиться в воспалённом от постоянных изменений мозгу!
Но годы практики и тренировок показывают мне: не такая я уж и фарфоровая.
Вот и сейчас я сижу в огромной светлой комнате. За огромный прямоугольным столом. Вокруг происходит… а Бог его знает, что происходит? А я смотрю на свои красные ногти и думаю, что скоро нужно бы сделать коррекцию, а то как-то некрасиво с таким ярким лаком и отросшие ноготки.
Шум вокруг начинает набирать обороты. Кто-то с кем-то, что-то решает. А во мне сейчас абсолютно по барабану. Полностью! Может разогнать их всех? Ведь я же не хотела ехать сегодня сюда.
Моим первым планом было найти побольше информации, которая бы помогла мне понять: кто я такая. Но моя Дюймовочка Юля заявилась ко мне ни свет, ни заря и начала щебетать птичкой о куче дел, которые требуют моего присутствия.
– Виктория Викторовна. – тихо позвала Юля. – Вам нехорошо?
– Всё в порядке, Юль. Всё в порядке. – ответила отстранённо.
Когда мы ехали на «работу», я даже представить не могла, что должна буду делать, если последние пять лет, с перерывом на декрет, я работаю в музее. Небольшом поселковом музейчике, в котором организовую скучные экскурсии для подрастающего поколения. Составляю разные планы мероприятий, на которые, кроме пенсионеров, никто не приходит, и веду учёт данных по экспонатам.
А здесь, оказывается, у меня две гостиницы и проектный план на санаторий.
Куча персонала. Заместители. Заместители заместителей. Помощники и ещё целая рота «солдат» обслуживающего персонала!
И этим всем «Я» руковожу! Ох, как же всё не вовремя! Как же не вовремя!
– Юля. – зову спокойно помощницу, – А долго ещё продлиться вся эта вакханалия? – спрашиваю у девочки, а она давится воздухом. Вот прямо видно, как она вдыхает и начинает краснеть, потому что выдохнуть не может.
– Виктория Викторовна. – хрипит в ответ. Значит, пришла в себя. – Вам же нужно… – начинает нервно что-то листать в планшете, после открывает мой ежедневник, который сама же и принесла, а потом просто поднимает на меня растерянный взгляд.
Во-о-о-от! Теперь вижу, что ей дошло: мне вот по барабану, что этой Вике нужно. Я хочу сейчас понять, что делать со всем этим. А в идеале – вернуться домой!
Но этот шум! А-а-а, была, не была!
– Дети ра-а-аз! – произношу громко и чётко, поднимая свой взгляд на всех присутствующих. И… о чудо! Все, с охреневшими лицами, резко замолкают и уже смотрят на меня. Ага, эффект есть, значит, заканчиваем, – Ой. Простите, оговорилась. – произношу с самым невинным видом, но реакция получается обратная. Все почему-то напрягаются. – Меня все слышат? – в ответ получаю нестройных хор кивков, – Отлично. Значит так: сейчас вы все, соберётесь и дружненько свалите из этой комнаты по своим рабочим местам. Андестенд ми?
О, как я заговорила! Прямо сама в шоке. Но мой шок не сравнится с тем, который сейчас выражают лица присутствующих.
И самое обидное – я же никого из них не знаю! А должна слушать все эти отчёты, в которых ничего не понимаю.
Но все сидят. Никто даже с места не сдвинулся. Интересно, может, я на каком-то непонятном языке заговорила?
– Юленька, – поворачиваю голову к белой как мел, помощнице и улыбнувшись спрашиваю громко, – Я на русском языке разговариваю сейчас? – она кивает. – Мг. И ты меня понимаешь? – опять кивок, – Отлично. – теперь уже перевожу взгляд на всё ещё сидящих за столом сотрудников, – Так какого же хрена, меня не поняли остальные? – грубовато? – возможно. Но уж очень хочется остаться сейчас в тишине и подумать.
Я смотрю на них – они на меня. И… тишина! Только слышно, как кто-то громко сглотнул.
Сцепляю руки в замок и кладу на стол перед собой. Ну сказала же, что нужно делать и даже по-хорошему вроде. Ладно, попробуем по-другому.
– Быстро оторвали свои попы от стульев и разошлись по своим рабочим местам! – гаркнула, и тут свершилось чудо!
Первым поднялся «коллега» Сергей, которому я обещала пальчик оторвать. Он, бедолага, вообще сидел всё время тише воды, ниже травы. И только когда, извинившись, он выскочил за дверь, его примеру последовали все остальные.
И пока все выполняли мой… приказ, получается, я перевела взгляд на Юлю:
– Мне нужно, чтобы ты сегодня ни на шаг не отходила от меня. Вот вообще НИ-КУ-ДА! – последнее проговаривая по слогам, прямо как детям своим, – Даже в туалет ходим вместе! Я понятно объяснила? – внимательно вглядываюсь в бледное личико Юли, но мне нужна другая реакция!
– Мг. – нервно кивает.
– Нет. Так не пойдёт, Юль. – сокрушённо качаю головой. Вчерашний разговор с папой очень многое показал мне, но вопросов стало только больше! Намного больше. – Если я говорю остаться, значит, ты остаёшься. Если Я говорю, что мы идём куда-то, значит, мы идём. И если даже кто-то захочет остаться со мной наедине, ты всё равно сидишь на месте с полностью отмороженным видом и НИКУДА не идёшь. Так понятнее?
– Мг. То есть, да, так понятно Виктория Викторовна. – прохрипела Юля.
– И перестань меня называть Виктория Викторовна. По крайней мере, когда мы вдвоём…
– Виктор-р-рия! – протягивает мужской грудной голос, а меня аж передёргивает от такого обращения.
Прикрываю глаза, а сама уже даже знаю, что сейчас будет. Простой мужик не может позволить себе называть своего непосредственного руководителя просто по имени в присутствии, пускай и личного, но всё-таки помощника.
Ох, Вика, Вика! Пороть тебя надо!
Медленно поворачиваю голову в сторону, откуда пришёл звук, подмечая, что зал уже пустой, и натыкаюсь на совершенно рыжего мужчину!
Ёб-твою-мать!
Он сидит с противоположной стороны стола и смотрит на меня с… ухмылкой? Или это у него немного лицо перекосило?
Поворачиваюсь к Юле обратно: она нервно сглатывает, но видно, что старается держать себя в руках, что-то листая в планшете.
Ага! Значит, ещё один! Зашибись просто!
Опять смотрю на это человеческое создание и думаю: «Мне вот интересно, Вика. Ты их, что по какому-то принципу подбираешь? Мало того что их целый гарем, так они ещё и разноцветные у тебя! Да что там разноцветные! Они и роста, и телосложения разного. Или каждый из них под определённое настроение у тебя?»
– Юленька. – почти шёпотом зову девушку, – А это…
– Дмитрий Михайлович Матросов – начальник службы безопасности. – также шёпотом и не поднимая головы, отвечает Юля.
Ага. Значит, начальник службы безопасности. У тебя, Виктория, что все мужики при должностях? Обычных холопов не берёшь?
– Вы что-то хотели уточнить Дмитрий Михайлович? – решаю прекратить эти гляделки, подтолкнув мужика к нужным действиям. А то работы невпроворот, а здесь нужно ещё и каждому персонально доносить всё, что ли?
– Виктор-р-рия, а не могли бы мы с тобой остаться без посторонних? – вместо ответа, спрашивает. Да ещё и откидывается в полностью расслабленной позе на спинку кресла, не переставая ухмыляться.
– А мы с вами здесь находимся без посторонних. – стараясь держать себя в руках, отвечаю. Хотя «температура» моего внутреннего кипения начинает стремительно подниматься.
Но если бы всё было так легко.
Этот… мужчина резко поднимается и начинает двигаться в нашу сторону. И движения его такие, будто он вышел на охоту, а не на работу пришёл. Чисто с эстетической точки зрения, потенциал налицо. Хорош… для кого-то. А вот мне хочется ему под ноги гороха насыпать да посмотреть на его «танцы с бубенцами», которые он так явно поправляет через штанину, не стесняясь никого!
Дмитрий Михайлович подходит вплотную к моему креслу, разворачивает его к себе и оперевшись задом о стол, начинает наклоняться ко мне.
– Юленька. – хрипит, медленно приближаясь к моему лицу, – Деточка… – добавляет чуть чётче.
А в глазах его танцуют искорки победы. Вот только не угадали вы, товарищ Матросов. Победа здесь я!
Легонько отталкиваюсь ногой от пола и отъезжаю от мужчины сантиметров на пятьдесят. Он же, бедолага, чуть не падает вперёд носом от моего манёвра. Благо успевает ухватиться за стол.
Но кто же ему сказал, что будет легко.
Я немного сдвигаю юбку вверх, показывая где заканчиваются чулки. И начинаю медленно поднимать ногу.
«Паша – прости. Но не переживай, лишнего никому не покажу!» – проговариваю мысленно к мужу, но на лице ни единой эмоции, только улыбка.
Ох, бедный, ты бедный Дмитрий Михайлович. Зря ты ручки свои потянул не к своему.
И пока мужчина не понял моего манёвра, я с небольшим, но всё же усилием прижимаю ногу к его «бубенцам». Всё-таки хорошо, что он сел на край стола. Двойное нажатие, так сказать, делаю.
Юля ойкает и что-то роняет. Надеюсь, не планшет. Но смотреть не буду, так как вот сейчас уже вижу, что кому-то начинает доходить вся патовость ситуации.
– Дмитрий Михайлович. – копируя его речь, начинаю говорить, – Деточка… А не охренели ли вы? – и на последних словах чуть сильнее прижимаю туфельку, ещё и каблучком снизу придавливаю.