Я помню твоё будущее
– Густав?
Жесть! Его зовут, как одного из самых близких и родных мне людей. Такое себе напоминание!
– Неужели ваш новый друг представился как-то иначе?
– Э… Нет.
Он, вообще, никак не представился. Отказался называть своё имя. А я, боясь его спугнуть, не настаивала. Обращалась к нему просто – buddy – дружище, приятель.
От Беньямина моя фальшь не ускользнула, он повёл густой чёрной бровью и посмотрел, наконец, в мою сторону.
– От кого? От кого вы слышали? – оживилась я.
– Это важно?
– Да нет. Понятно, что Тёмные только делают вид, будто не замечают происходящего. Значит, это вы позволяете мне развлекаться таким образом?
– И как успехи? – он снова повернулся к монитору.
– Если я скажу, что слабо, то вы запретите нам встречаться. Потому что расцените, что мои уроки не приносят результатов. А если скажу, что он отлично справляется, вы сделаете вывод, что тогда уже достаточно и на достигнутом пора закругляться.
– Как вы поступите?
– Результат неплохой, но нам ещё есть, над чем поработать.
– Славно.
В возникшей тишине он снова ждал.
И только в этот раз я поняла, что каждый мой припадок всегда был вызван именно таким его резко наступавшим молчанием. Он будто намеренно провоцировал меня закрутить свою пластинку с одними и теми же волнующими меня вопросами. И стоило мне раскусить его провокацию, как я тут же почувствовала некое облегчение. Нет, меня не перестали терзать всё те же вопросы. Просто я решила, что больше не стану вести себя предсказуемо, в какой-то степени неадекватно, транслировать своё состояние раз за разом. И опробовала несколько иной подход.
– Валентину, вероятно, пришлось продать дом, возможно, даже и любимый новенький «эвок», чтобы оплатить моё пребывание здесь, да? – я постаралась произнести эту фразу как можно более нейтрально, буднично даже, будто спросила исключительно ради того, чтобы разбавить тишину.
– Мне неизвестно состояние дел вашего дяди. Не имею возможности поддержать разговор, – пожал плечами Беньямин.
– Ладно, – пожала плечами и я. И демонстративно стала закручивать выбившуюся ниточку вокруг пуговицы на тунике.
– Хм… – подозрительно выдохнул он, заинтересованный моим новым состоянием. – Ну что ж, в таком случае, не смею вас задерживать. К тому же вас, наверное, уже ждёт Густав, – резанул по ушам напоследок именем друга он.
А, может, Беньямин просто издевается надо мной, называя мальчишку чужим именем? Попробую сейчас проверить.
* * *
– Привет, дружище! Сегодня у нас новая программа, – быстрым шагом я проскочила мимо своего новоиспечённого товарища. – Конспирацию к чёрту! Они в курсе. Следуй за мной, сейчас поймёшь.
Не задавая лишних вопросов, он сел на велосипед и двинулся следом. Мы преодолели цветущий яблоневый сад и поднялись на крошечный холмик. Вид оттуда открывался как раз такой, какой мне было надо: на небольшую зелёную долину, отделявшую нас от хозяйственного поселения. Так далеко мне ещё не приходилось забредать.
Я обернулась. Тёмные не шли за нами. Что бы это значило? Мне была дозволена некая свобода?
Сколько времени мне потребуется, чтобы успеть прокатиться на велосипеде до деревни по выложенной камнем тропке через долину? Если постараться, думаю, не больше пары-тройки минут. Ну, может, пять! Наверняка деревня выведет меня к границе территории.
Ну что ж, время действий, хватит ходить вокруг да около.
– А ты не сильно-то разговорчивый, да, приятель? Мы тусуемся уже седьмой день, а я от тебя, кроме «да, понял», «не совсем» и «объясни по-другому», по-моему, ничего и не слышала. Первые пару дней я даже думала, что ты только учишь английский. Потом поняла, ты прекрасно понимаешь каждое моё слово. Верно? Ага, вижу, что верно. За последние три дня я не научила тебя ничему новому. Совершенно точно ты приезжаешь сюда не за этим. Признаюсь, и мне с тобой весело. Но настало время сменить пластинку и нарушить молчание. Ладно, Густав, колись, как тебя зовут?
Его огорошенный вид не стал для меня неожиданностью, я даже рассчитывала на такую реакцию. И меня позабавило, как он зарделся. Имя и впрямь принадлежало ему. Видно было и то, что он завис на перепутье: с одной стороны, его разрывает желание ответить, с другой – что-то иное, мне неведомое.
– Если вдруг ты стесняешься акцента, уверяю, зря. Ведь я сама ученица…
Закусив губу, он поднял на меня глаза и решился:
– Я – Густав. И никакого акцента не стесняюсь.
– О! Густав, значит. Роковое совпадение, – с болью произнесла я. Чувства, со всеми усилиями блокируемые на протяжении последних месяцев, пошатнули мою стойкость. Едва сдерживаясь, я с кривой улыбкой протянула ему ладонь для рукопожатия. – Приятно познакомиться… Наконец!
– Спасибо, что возилась со мной, – смущённо поблагодарил он. – И, ну, я, правда, не хотел, чтобы у тебя возникли проблемы из-за меня, – он говорил с ярко выраженным твёрдым звуком «r».
– Брось, какие у меня могут быть проблемы? У меня всё в порядке!
Даже если бы я накосячила, что ещё такого Беньямин мог бы придумать, чтобы наказать меня? Мне кажется, хуже уже не сделать.
– Я никогда не забуду тебя, – давая не совсем уместное мне обещание, будто мы уже прощаемся, резким движением он бросил велосипед на землю и угловато прижался ко мне.
Растерянная, но невероятно соскучившаяся по обнимашкам, я со всей силой тепло прижала его к себе.
– Ничего такого я и не сделала. Серьёзно! Основам же только научила… – И в это мгновение в моей голове родился план. – Даже не показала, как ездить стоя …
– Стоя? – кажется, заглотил наживку маленький Густав (иначе называть его у меня просто язык не поворачивался).
Заинтересованный, он отстранился от меня.
– Ну да! Если хочешь, покажу.
Стоило мне потянуться к его старенькому велосипеду, как мальчишка, опомнившись, опередил меня. Испуганно, не позволяя мне продемонстрировать упомянутый трюк, он слегка нарушил мои планы.
– Да я просто показать хотела, – пожала плечами я, стараясь выглядеть как можно более непринуждённо. Будто, если он не позволит мне прокатиться, я от этого вовсе ничего не потеряю. В отличие от него.
Прежде мне не приходилось использовать эту уловку. Но результат оправдал ожидания, когда подход «я ни капельки в этом не заинтересована» сработал на ура. В одном из пунктов можно было поставить галочку: транспорт организован. Дело за малым: осталось только осторожно выведать информацию у приятеля, да подготовить всё необходимое для побега.
Учить маленького Густава получалось куда проще, когда он допустил меня непосредственно к велосипеду и, наконец, разговорился. Также я поняла, что ошиблась, предположив происхождение своего маленького друга. Ведь английский – родной ему. За тем лишь исключением, что маленький Густав – шотландец, потому говорит на интересном, соответствующем его происхождению, приятном диалекте. Выходит, причина его недельного молчания не заключалась в языковом барьере.
– Слушай, всегда было интересно, почему ты ушёл от дома так далеко, чтобы учиться кататься на велике? – участливо поинтересовалась я, передавая в очередной раз руль маленькому Густаву. – Ещё и среди кустарников скрывался?
– Не так-то уж и далеко, – нахмурил смущённо брови он. – Здесь минут десять пути пешком. – Но заветный ответ на интересующий меня вопрос всё же прозвучал. – И, знаешь, стрёмно как-то в тринадцать падать с велика на глазах у всей деревни.
– О! Тебе тринадцать!
– А ты что думала? – заинтересовался он.
– Четырнадцать. Может, даже с половиной… – я отвернулась, чтобы не выдать себя. Прекрасно помню, как важно в этом возрасте не выглядеть моложе. Да что там, помню! До сих пор страдаю.
– Правда? Круть! – обрадовался Густав, не заподозрив лести. – А тебе, наверное, четырнадцать уже точно есть.
Дьявол! Ну, хоть не меньше!
И до меня вдруг дошло. Он думал, мы почти ровесники! И живёт он в крохотной деревне, где, если даже есть девчонки, то выбор невелик. Вот же! А, может, это и к лучшему.
– Так точно. Угадал, – стрельнув глазами (не уверена, что получилось), нагло соврала я. Кажется, раньше для обмана у меня просто не было причин. А жизнь научит и соврать заставит ещё и не такое. – Смотри, как у тебя получается! Или ты гений, или я убила в себе потенциально гениального велотренера! Тогда мне стоит усомниться в выбранной профессии?
– А ты что, уже выбрала, кем хочешь стать? – покосился он, крепко держа руль и выписывая «восьмёрку» на дорожке.
Здесь врать мне не пришлось. Ведь я, действительно, ещё в четвёртом классе определилась со специальностью мечты. Тем не менее, не стала бы так откровенничать с малознакомым мальчуганом в другой ситуации, но тут мне было просто необходимо завоевать его доверие, и я не скупилась на рассказы, опуская разоблачающие подробности, о планах, мечтах и умениях; не забывая при этом выведывать у него интересующие меня мелочи об окружающей среде. И сама удивилась, когда, прощаясь с маленьким Густавом, впервые за долгое время почувствовала некоторую непринуждённость.
– Завтра научу тебя вставать на «дыбы», – пообещала я на прощание.
– Да ладно! Ты умеешь? – поразился приятель. – С такими трюками я уделаю всех знакомых пацанов! Вот это да! Жду с нетерпением!
* * *
Вернувшись к себе, я настроила чуть тёплую воду и встала под душ.
Итак, что мне удалось выведать у маленького Густава? Для начала, моё представление о высоком заборе с массивными воротами под охраной не оправдались. И территория никак не была огорожена. За одним исключением, что до ближайшего населённого пункта вела лишь одна дорога, и она проходила через рабочий посёлок. Выходило, что моя мысль о необходимости держать курс на деревню была верна.
Было бы не плохо ещё выведать расстояние до этого посёлка. Но задать такой разоблачающий вопрос мне не хватило никакой хитрости. Оставалось только надеяться, что всё же это не настолько далеко, и я смогу преодолеть этот путь на велосипеде.
А что дальше?
Если предположить, что я добралась до города и без единой копейки нашла возможность связаться с мамой. Что я ей скажу?
А что, если я пойму, что она знала всё это время о том, где я, и, на самом деле, не теряла меня?
Нет, маме звонить не стану. К тому же явно проще найти возможность позвонить через местного оператора Вэлу. Определённо.
К счастью, я выучила номер дяди наизусть, когда только приехала в Британию, на случай, если где-нибудь заблужусь, потеряюсь или окажусь вдруг без телефона. Это был как раз тот случай.
Вырисовывался вполне реальный план побега. Непонятно было только, с чего бы Беньямину быть таким уверенным в моём провале.
«Научу маленького Густава ещё парочке трюков, как раз успею провизию подготовить и слиняю. А с угнанным у мальчишки велосипедом потом что-нибудь придумаю», – решила я, передёрнув плечами, то ли от предвкушения, то ли от того, что успела продрогнуть под прохладной водой.
Глава 3
Побег,
или
Беги без оглядки!
– Поговорим о вашей обиде на Томаса, – доктор Беньямин занял непривычную для сеансов позу: опёрся задом о свой стол неподалёку от сидящей в кресле меня.
– Что? С чего вы взяли? Нет никакой обиды, – я закрылась от него, сложив руки на груди. Он проследил взглядом за моим жестом.
– Чем тогда вы оправдываете то, как неубедительно вы избегаете его ухаживаний?
– Почему это неубедительно? Вполне. Как я не раз уже говорила, дело вовсе не в Томе. Хотя и в нём тоже. Но главная причина – вспыхнувшие чувства к… – я проглотила воздух, не успев произнести заветное имя, – Феликсу!
– Утверждаете, что простили поступок Томаса по отношению к вам и не таите на него обиду?
– Вы про гонки?
– Вот видите! Даже гадать не пришлось: вы сразу поняли, о чём идёт речь, – усмехнулся Беньямин.
– Ладно! Я действительно совсем по-другому отнеслась бы к подобной выходке, будь за рулём «валькирии» какой-нибудь другой, совершенно незнакомый человек. И уж точно, можете не сомневаться, не позволила бы превратить себя в трофей. А любого общения с Томом, однозначно, избегала бы после. Но вся эта ситуация была только на руку мне…
– Или вы хотели так думать, – язвительно перебил доктор и с прищуром уставился на меня.
– О чём вы? – я встрепенулась и подалась вперёд.
– Попробуем допустить некую ситуацию, некомфортную для вас. Но начнём, пожалуй, с небольшой предыстории. В довольно юном возрасте, по своей воле или с родительской подачи, это совершенно не важно, вы покидаете семейное гнездо…
– Это была абсолютно моя идея: поступать в Честере!
– Я не зря сделал такую ремарку, повторюсь. Это совершенно не важно. Покинув гнездо, вы улетаете так далеко от родителей, что рассчитывать на спонтанную встречу с ними вам даже не приходится. Вы понимаете, что даже если вдруг вам очень потребуется материнское плечо, максимум, на который вы можете полагаться, – видеоконференция. Но вы не одна! – он сделал паузу и пронзительно посмотрел мне в глаза. – У вас есть ваш дядя, верно?
– К чему вы ведёте?
– Однако Валентин, мало того, что чаще занят, так ещё и его беззаботная натура не позволяет вам на него полагаться. Вы подозреваете, что скорее вам в его доме достанется роль родителя, чем он станет опорой для вас. И ваши предположения подтверждаются уже с первых дней переезда, когда родственник селит вас в сарайчике.
– Пфф! – прыснула я. – Гостевой домик! Это был гостевой домик! Как вы меня слушали?
– Мало того. Так ещё и сплавляет с вами строптивого питомца весьма внушительных размеров. И в первую же ночь доберман, угрожая вам, демонстрирует свою абсолютную невоспитанность. Вы не зря сомневались в зрелости дяди, теперь вы безусловно осознаёте свои перспективы. Но вот вы видите просвет, светлый луч в хмурой панораме своего ближайшего будущего, – девушка! Приятная и искренняя.
– Вы про Хлою?
– Да! У вас появляется надежда. Надежда на настоящую крепкую дружбу. Хлоя, как вам кажется, нуждается в таких отношениях не меньше вашего. Вроде можно расслабиться: у вас появляется родной человек, «свой», как вы отмечали. Что же происходит дальше? Теперь мы приближаемся к упомянутой ситуации. Хлоя, с которой вы за короткий срок успели сблизиться, в компании своего брата, с коим у вас случалось одно лишь только рукопожатие, приглашает вас принять участие в сомнительном мероприятии. С первого момента вы подозреваете, что рискуете. Но зарождающаяся дружба с этой девушкой слишком важна для вас, чтобы вы решились ей отказать. И вы соглашаетесь.
– Зачем вы всё так искажаете?
– О, что вы, Иона! Ни в коем случае я не подвергаю вашу историю профанации! Я лишь пытаюсь несколько отодвинуть ваш ракурс, стараюсь дать вам возможность взглянуть на события вашей жизни немного с другой стороны. Давайте ещё раз вспомним тот вечер. Вы вынуждено становитесь участницей событий, что претят вашему характеру и воспитанию. Ещё до начала игры вас унизительнейшим образом превращают в трофей. Но Томас знаком с вами первый день. У вас нет основания на него обижаться. Вас ранит предательство подруги, в защите которой вы так нуждались. Ведь её, на ваш взгляд, слабые попытки вразумить брата не сберегли вас от горькой участи. Пока Томас увлечён гонкой, вы догадываетесь и о причине, по которой вас пригласили в игру. Не обязательно, что ваши догадки близки к истине. Но вы уже тонете в болезненных ощущениях, так почему бы и не подлить сверху ещё кипятка. Единственное, что у вас есть в рукаве, и что остаётся вам сделать, так это только призвать таинственного и всемогущего Феликса к себе на помощь. И вот незнакомый вам человек, в машину которого вас пересаживают друзья, проигравшие битву, но оставшиеся, в общем-то, при руле, – вмиг превращается в того самого желанного Феликса. И все довольны! И вы в их числе.
– Слабо вы поняли нрав моей мамы, раз допустили, что моё воспитание не позволило бы мне участвовать в гонках, – всеми силами я старалась держаться. Следовало признать: у него получилось. Довёл! Его слова, его поза: то, как он надо мной возвышался, давили меня, словно муху. Из груди готов был вырваться крик. И чем дольше я сдерживала его, тем больнее мне становилось. – Когда я делилась своими впечатлениями с мамой, она пищала от восторга, как дикая, – мой голос дрожал, – и жалела только о том, что ей самой не довелось испытать чего-то подобного. Если уж совсем откровенно, она нисколько даже не задумалась о том, как мы рисковали в той гонке, – удивительным образом доктор заставил меня нажаловаться на маму, достать на поверхность какие-то претензии к ней, о каких ранее я и сама не подозревала. – Зачем вы настраиваете меня против друзей? – Я сбежала от разговоров ещё и о маме. – Какое это имеет отношение к моему лечению?
– Я только стараюсь достучаться до вас, приоткрыть вам глаза, пробудить. Заставить вас подвергнуть анализу обстоятельства, при которых появлялся Феликс.
Меня вдруг передёрнуло, к горлу подступил комок, и я судорожно потянулась за стаканом с водой, стоявшим на чайном столике.
– Нападение медуз! Вы едва ли не тонете. Тогда впервые является он. Заварушка на рейве с массовой давкой – на помощь к вам спешит Феликс. Вы выступаете в баре с разбитым лицом. И чтобы не думать о том, как выглядите, что? Думаете о нём же! Страшная турбулентность в самолёте – снова Феликс! Погибает ваш друг и коллега, – Феликс становится опорой для вас в трудный час. Предательство друзей на гонках, – Феликс. Отмена рейса домой, – Феликс. Мне продолжать?
Не позволяя прорваться слезам, я, кажется, заставила их искать другой выход. Приходилось то и дело шмыгать носом и вытирать его.
– Можем ли мы допустить, что в некомфортных для вас ситуациях, в таких, при которых вы испытывали не всегда даже сильное эмоциональное напряжение, ради самосохранения ваш мозг создавал для вас такую действительность, в которой одна и та же ситуация вдруг приобретала совершенно иное, положительное для вас, развитие?
– Да что вы такое несёте! А главное, зачем? – на этом я сорвалась. Не было сил больше сдерживать эмоции в узде. – Вам же известно, что он настоящий! Вы сомневаетесь в моей адекватности только потому, что прочли мой дневник и не поверили в мифическую сущность Феликса! Но зачем вы стараетесь меня убедить в том, что его не было совсем? – проорала я. Сделала глубокий вдох, вытерла лицо согнутой в локте рукой, выдохнула и продолжила немного спокойнее: – Если верить вашей теории, я могла просто приукрасить его в своих рассказах. Но вы снова и снова пытаетесь пошатнуть мою веру в то, что Феликс, вообще, был! И знаете, что? Я готова выслушать вас и все ваши аргументы. Но! И я говорила вам это неоднократно – только после того, как получу возможность связаться с родными. Вы же, однако, не позволяете мне этого сделать. А знаете, почему?
Он не ответил, лишь смотрел на меня в упор.
– Конечно, знаете! Стоит мне только сделать один звонок, я тут же получу полное подтверждение своих слов, – я сделала паузу, снова выдохнув. – От Хлои, например. А мой телефон. Он как сокровищница бесценных данных. Там вам и фотографии, и звонки, и всё, что угодно, способное подорвать вашу версию. Но вы упёрто не позволяете мне звонить и, уж тем более, не допускаете меня к моему собственному смартфону. Вы знаете! Знаете же! Стоит мне выйти на связь с внешним миром, выйти отсюда, как все ваши старания развеются прахом в тот же день! Так зачем вы тратите на это время?
Доктор так сокрушительно посмотрел на меня, а я не успела понять, что произошло, но мне вдруг разом открылась вся глубина моего несчастного положения. Уже без энтузиазма я продолжала лепетать:
– Единственное объяснение вашей абсолютной уверенности в том, что я никогда не получу доступа к доказательствам своих слов, и у меня не появится возможность поставить под сомнения ваши, – это знание. Знание о сроке моего заключения…
Опять этот его мрачный вид.
– Я никогда отсюда не выйду, да?
Он молчал. Своим тяжёлым пронзительным взглядом из-под угольно-чёрных ресниц снова подначивал меня взорваться. Провоцировал. Ждал.
– Только при таком раскладе вы могли бы программировать меня как вам угодно.
Вулканом во мне вскипели эмоции. Невыносимая физическая боль в груди разрывала меня изнутри. Желание громить всё: раздолбить этот стул дурацкий об его стол треклятый, резной, схватить ноутбук, разбить им стекло, сорвать гобелен, шторы, сжечь их к чёртовой матери!
Я не смогла больше сдерживаться и забилась в истерике.
Когда всхлипывающую меня (больше похожую на зомби из того фильма, что мы смотрели с O’Дойлами) выводили Тёмные из кабинета Беньямина, через сопли и слёзы я снова и снова бормотала себе под нос: «Только скажите, родители знают, где я?»
* * *
В тот вечер я не пошла на встречу с маленьким Густавом. Всё казалось каким-то неважным. Ни сил, ни желания на реализацию запланированного побега не было. Не говоря уже об уроках езды на велосипеде. Да и не смогла бы я притворяться, что не пытаюсь выведать у приятеля информацию и не планирую отобрать у него транспорт.
Лёжа в постели, я думала о том, зачем мне это всё. За что я цепляюсь? К чему мне теперь стремиться, чего хотеть, на что надеяться? Какой смысл в такой моей жизни? Хотя жизнью это сложно назвать, скорее, просто форма существования. Чёрт! И как так вышло, что банда лекарей Беньямина ворвалась в спальню, нарушив логичное завершение моей бренной жизни. Какие у меня теперь перспективы на будущее? В прочем, плевать! С настоящим бы разобраться…
Эту ночь и почти весь следующий день я провела без сна и покоя от беспорядочных мыслей. Я устала от них, от себя, от бессонницы, тело ломило от отсутствия движений, желудок ревел. Мне пришлось покинуть постель.
Не очень-то отрывая ноги от пола, я пошаркала к зеркалу, словно ходячий мертвец. Не знаю, к чему так драматизировать: отражение в зеркале не вызывало каких-то особых эмоций. Мне представлялось, что я выгляжу крайне уставшей, измученной, с серой кожей, впалыми щеками, мешками под глазами. Но нет, ничего подобного.
Я – это я, без особых изменений. Волосы чересчур отросли, подстричь бы их, но они даже не торчат в разные стороны. Щёки по-прежнему, как у малыша, круглые. Васильковые (так всегда называла их мама) глаза мои не потускнели, и даже краснота с них уже спала. Мешки, правда, были, и губы пожёванные. А в целом, вполне здоровый вид.
Только что это? Будто мыло попало мне в глаза, или зеркало отчего-то вдруг начало искажать отражение. Как бывает в кривых зеркалах: мой нос в отражении стал менять форму. Я уставилась на себя, потёрла глаза, попыталась остановить безобразную кожную массу, потёкшую мне на губы. Пока я смотрела на рот, нос в отражении проваливался в глубину лица. Шокированная я взглянула на руки. Ужасные руки в отражении! Старушечьи, мертвецкие. Я отвела взгляд от зеркала. Моя бледная рука выглядела вполне естественно.
Потрясённая, я снова глянула на отражение и заорала во всю глотку, отлетела от зеркала, стоявшего на полу, и, потеряв равновесие, упала навзничь. Ударилась мягким местом о каменный пол, а затылком – о край деревянной кровати.
Бессознательно я поползла прочь к массивному шкафу, в котором собирала провизию для побега. Страх сковывал движения, я боролась с желанием оглянуться назад, к злосчастному зеркалу, разлагающаяся деваха в котором, явный плод моего нездорового воображения. Казалось, она продолжала смотреть на меня и только моего ответного взгляда ждала, чтобы выйти из зазеркалья.
Всеми силами стараясь не поддаваться панике, я вытаскивала из глубины шкафа свои припасы. Если у меня будет с собой узелок, это явно привлечёт внимание маленького Густава. И он точно не позволит мне сесть на велик опять, что б я ему там ни наобещала продемонстрировать. Значит, всю необходимую одежду по максимуму надо натягивать прямо на себя. Засушенное мясо спрячу по карманам, бутылка с водой не вызовет подозрений, я и прежде брала с собой воду и предусмотрительно закрепляла её в багажнике, якобы, чтоб не таскаться. И… надеюсь, мне её хватит. На успех надо надеяться. Лишь бы не тормознули на выходе. А то оштрафуют за то, что весь день не покидала комнату и пропустила все занятия, – лишат вечерней прогулки. К чёрту всё! Я прошмыгнула мимо зеркала к двери, так и не взглянув в него и краешком глаза.
Тёмным, вероятно, дали выходной. Они не поджидали меня в холле, как это обычно бывало. Оно и к лучшему. Лишь бы маленький Густав пришёл…
К моему счастью, приятель не обиделся на меня за несостоявшуюся встречу и ждал на обычном месте. Я собрала волю в кулак, прогнала прочь отчаяние и постаралась выглядеть как можно более непринуждённой.
– Ну, дружище, давай! Продемонстрируй мне всё то, что ты успел освоить за это время, – с энтузиазмом предложила я после короткого приветствия и моего извинения за вчерашний прогул.
Маленький Густав растерялся, но всё же не мешкая, перекинул ногу через раму велосипеда.