Эффект

С этими мыслями я вошёл в кабинет шефа.

Шло какое-то совещание. Я тихо сел в сторонке и стал ждать, когда обратятся к моей скромной персоне. Майк Скиннер делал вид, что не замечает моего присутствия, только по окончании совещания театрально повелел задержаться. Когда всё закончилось и народ стал уходить, я так и остался на выбранном стуле.

– Ты что творишь?! – взбеленился Скиннер, стоило только моей роже остаться наедине с ним. – Где пребываешь со вчерашнего дня? Что творишь? Я спрашиваю. Почему не отвечаешь на сообщения? Вот, посмотрим… Отправлено сегодня, в семь сорок.

– Я ещё спал.

– Спал. А потом? Не поверю, что ты сегодня мои сообщения не читал.

Я действительно ещё не читал этих сообщений. Руки не дошли, но не признаваться же шефу. Решил промолчать.

– Если работа у нас тебе в тягость, – продолжал шеф, – так и скажи. Выбирай что-то одно. Или работа, или эти твои увлечения. Мы можем расстаться, я не стану задерживать. Вон русский композитор девятнадцатого века Бородин так и не дописал своей симфонии[7], но государственную службу исполнял чётко и качественно.

Такой острой реакции со стороны Майка я никак не ожидал. Не знаю, при чём тут композитор Бородин, я же в качестве развлечения писал и публиковал записки о жизни там, в другом мире. Тексты пользовались некоторой популярностью, приносили мне кое-какой доход, и шефу кто-то что-то донёс. Типа того, что я вместо работы всякой ерундой занимаюсь.

– Мне писать рапорт об отставке? – с некоторым вызовом спросил я.

– Знаешь, что делает начальник, получив от подчинённого рапорт об отставке? – встречным вопросом ответил Скиннер, разглядывая что-то мелкое у себя на столе.

– Подписывает.

– Правильно, подписывает, – согласился шеф и замолк на несколько секунд. – Так что, ты готов к увольнению?

– Если честно, то пока нет, – вынужден был признаться я.

– Так что? – Скиннер поднял глаза и выжидательно посмотрел на меня.

– Тогда объяви мне выговор.

– Выговор, – задумчиво повторил шеф и опять устроил паузу. – Знаешь, что после выговора на три месяца снимают премию со всеми надбавками? Оставляют голый оклад.

– Для меня голый оклад – это двадцать процентов зарплаты.

– Правильно. Вот я не понимаю, мы же давно знакомы. Ты – профессионал. Почему же так себя ведёшь?

На это я не нашёлся что ответить. А как я себя веду? Такой выволочки, честно говоря, никак не предвидел. Выглядело это настолько неестественно и нелепо, что я чуть не рассмеялся. Едва подавил мучительное желание нахамить шефу. Явно на меня регулярно стучали, и Скиннеру надоело выслушивать жалобы в мой адрес. От кого, интересно? Шеф сам затянул это дело. Обратился ко мне в самый последний момент, когда случилось то, что случилось. Эти его сообщения надо было посылать месяц назад, а не сегодня утром. Из-за такой его неторопливости и беспечности мы теперь можем провалить дело, а виновным опять назначат меня.

– Я просто немного подлечился в нашей амбулатории, – решил оправдаться я, изображая раскаявшегося грешника. – Честно говоря, ещё не окончательно восстановился. У меня сломаны два ребра, множественные ушибы и…

– Вот зачем мне сейчас знать особенности твоей внутренней жизни? – возмущённо перебил Майк.

– Но я же должен как-то защищаться.

– Здесь на тебя никто не нападает, – резко оборвал Скиннер.

– А что не так? По твоему заданию я только начал работать, но уже получил ключевые данные.

– Только начал? Мне уже два раза из полиции звонили. А вот только сейчас – из Администрации Города ещё. Несколько видео прислали с твоими похождениями и своими комментариями. Ты там совсем сдурел, с этой своей подругой? Она – ладно, но ты-то? Перестрелка в кафе, нападение на охрану отеля, до полусмерти перепугал администратора. Избил девушек. Грубо превысил скорость, нарушил чуть ли не все мыслимые правила движения. Стал виновником нескольких критических аварийных ситуаций, не подчинился законным требованиям дорожной полиции. Сильный стресс у случайных свидетелей устроил.

– Шеф, я тебя умоляю. Никто же не пострадал.

– Как это – никто? Ну а бармен?

– А что бармен? Мы тут ни при чём, и ты это знаешь. Его застрелил тот отморозок. Случайность. Зато по нашей вине никто даже не поцарапался. А в том отеле, который бордель, на каждой из девиц имелся защитный бронекомплект. Защита от таких вот ударов. Женский облегчённый вариант, правда, но всё-таки. Я специально бил в самые защищённые места, и мои пинки никак не могли им повредить. Материальных потерь тоже ни у кого нет.

– Как нет материальных потерь? – повторил Скиннер. – А погром в кафе? А повреждения на улицах Города?

– Да какие там повреждения?! Это такие пустяки, что даже не смешно. Каждую пятницу в этом милом заведении бывает какая-нибудь потасовка, так что всё это в порядке вещей. А про испуг свидетелей – вообще полная фигня. У нас каждый вечер, если погулять выйти, такой испуг обеспечен, что потом хоть к психиатру иди, хоть нейроимпланты ставь. Про Город я вообще молчу.

– Ты понял, о чём я, – сердито прошипел шеф.

– Понял, конечно. Но мы сейчас работаем с такими бандами, что сантименты неуместны. Там нужно всё грубое. Грубое поведение, грубые приёмы, грубые шутки.

– Бармена ухлопали в твоём присутствии. Прямо на глазах. Шутки, по-твоему?

– Вот этого не надо! Мне самому его жаль. Он, конечно, был редкостной сволочью и отъявленным мерзавцем, но мне два кредита остался должен.

– Слушай, у тебя вообще есть хоть какие-то принципы? Уже до убийств дошло, – пробормотал шеф, но казалось очевидным, что он уже отошёл и больше скандалить не собирается. – Что-нибудь реальное отыскал?

– Отыскал, конечно, – честно признался я. – У тебя в офисе. Здесь, совсем рядом с тобой, сквозит со свистом, и бандам сливается свеженькая инфа.

– Твоя подруга ещё вчера сообщала.

– Справились?

– Разумеется. Что там справляться-то? Жучок установили прямо в стол, – Майк хлопнул рукой по столешнице, отчего виртуальные окна дёрнулись и на мгновение исказились рябью. – Сейчас тут чисто, но надолго ли. И ещё вопрос – кто поставил. А наши орлы прохлопали. Вот веришь, лично позабочусь, чтобы мало им не показалось.

– Верю. Я думаю, настало время мне внедряться в банду. Надеюсь, ты не против?

– Что, совсем дурак? Тебя же каждая собака знает.

– Вот это и хорошо. Скажу, что достало всё. Работы много, платят мало, ежедневный риск. Шеф наезжает. Недавно вообще чуть не убили. Решил всё бросить и заняться свободным бизнесом.

– Бред. Ты спятил.

– Нет. Мы так никогда ничего не узнаем, а ты потеряешь всех людей в бандах. Тех, кто уже работает на тебя. Кто-то нас переигрывает, надо узнать, кто. Сам же мне это поручил. А этот шум, по-моему, очень удобно использовать для внедрения.

– Ладно, работай. Отмажу тебя. Но это – в последний раз, запомни! И в банду не лезь! Запрещаю! Выкинь из головы и забудь. Свободен.

Я слегка поклонился, соблюдая корпоративную этику, и вышел назад, в приёмную. Шеф всегда грозился, что отмазывает меня в последний раз. Это стало уже вроде ритуальных слов, типа приветствия или прощания. В общем, пока не возникало сомнений, что я могу на него рассчитывать.

Он казался моим ровесником и, как почти все мои ровесники, имел свои слабости. Одна из них – страсть к молоденьким девушкам. При этом он не был извращенцем, как может показаться на первый взгляд, просто любил молодых женщин. Любил до такой степени, что иногда даже забывал, что он – мужчина. Все остальные его слабости были не столь сильно выражены и особого значения не имели. Например, он страдал повышенной аккуратностью, не применял никаких стимуляторов, не признавал даже алкоголя. Я поддерживал с ним хорошие служебные отношения, но не более того.

Ещё тогда, когда меня только приняли на работу, я не имел тут ничего своего. Шеф проникся. Подогнал мне в полное распоряжение небольшую, но вполне продвинутую служебную машину. Когда я впервые в неё влез, сразу понял, что она для меня. Приятная обтекаемая форма, красивый неброский цвет, прекрасный ход, удобный салон и хороший искин. Я постепенно натаскал его и обучил так, что машина сделалась настоящей помощницей. Много знала, многое умела. Ездить на ней было одно удовольствие. У неё имелось всё, что нужно для нормальных перемещений по городу, а уж если при этом не быть одному, то можно было позволять себе разные вольности. Я стал часто ездить не один. С вольностями, правда, получалось далеко не всегда, и мой любимый байк Streetfighter-3500 пришлось срочно продавать: понадобились деньги.

Чуть позже Майк Скиннер обеспечил меня служебной жилплощадью и познакомил со всеми коллегами. Почти со всеми.

Вот зачем было меня сейчас вызывать? О чём вообще думал шеф? Оторвал от дел, наорал, ничего полезного не сказал, разве что про жучок, что его больше нет. Но что-то мне подсказывало: не последний это жучок. Ой не последний! Ещё будут, если пока нет.

Белл заглянула ко мне, когда офис практически опустел. Даже робот-уборщик закончил вахту в коридоре и встал на подзарядку.

Она вошла в мой кабинетик, плотно закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. Похоже, девушка не знала, с чего начать.

– Белл, что случилось? – спросил я. – На вас лица нет.

– Лицо есть, только оно умученное. Я же обещала зайти. Просто… – Она замолчала, но явно едва сдерживала себя.

Потом выдержка её подвела, и девушку будто прорвало. Белл уже не могла остановиться. Всё, что ранее накопилось у неё внутри, выплеснулось наружу. Как и многие на подобных должностях, она давно и безответно оказалась влюблена в своего шефа. Сам же шеф делал вид, что ничего не замечает, и продолжал пробавляться девицами из службы секс-услуг.

– Я так не могу, – наконец девушка закончила сумбурную речь. – Не могу же я всё рассказать ему. Только вам. Это нечестно. Вы можете не поверить мне, но я знаю, что вам можно доверять. Просто должна была сказать, что чувствую. Хочу, чтобы вы знали.

Девушка даже всхлипнула.

– Успокойтесь, пожалуйста, – попросил я, перепугавшись, что она сейчас разрыдается. Потом достал бутылочку питьевой воды, наполнил стакан и плеснул туда виски. – Вот, выпейте, вам станет легче.

– Он до того дошёл, – обиженно продолжила Белл, – что заказывает шлюх из фирмы Матушки Медоуз![8] Это же полный треш! Только, умоляю, не говорите никому. Кроме меня, об этом никто не знает.

– Буду молчать, я же себе не враг. Не переживайте так… – я неуклюже попытался успокоить девушку, но она перебила:

– Слушайте дальше. Как-то раз закончил он дела с очередной потаскухой, она ушла, а дверь кабинета осталась чуть-чуть приоткрытой. Вы же знаете все эти наши охранные системы, шеф чуть ли не помешан на защите офиса. А тут – такое. Видимо, защёлка не сработала. Так вот, он, наверное, сидел спиной к двери и не знал, что осталась щель. А мне-то всё слышно. Шеф с кем-то связался и стал излагать идею новой операции. Речь шла о вас. Я сначала не поняла, но потом дошло: шефу доложили, что вы побывали на объекте. И он, похоже, решил вас прощупать. Он сказал, что ему нужно время, чтобы обдумать ваш визит. Попросил дать ему три дня. После этого он собирался с вами встретиться, поговорить и, возможно, отстранить от работы за непрофессионализм. Это его слова! Потом он сказал: «Если что-нибудь срочное – звоните». И положил трубку.

– Прямо так и сказал? – не поверил я.

– Слово в слово, уверяю вас! Я была поражена. Не мог же шеф так сразу усомниться в ваших профессиональных возможностях? Или это другой план? А может быть, шеф просто решил перестраховаться и сделать ставку на вас? Потом он вызвал Лин Чжуан и долго говорил с ней. Вышел в приёмную, дал мне парочку указаний, вернулся и опять говорил с Лин. Так или иначе, но шеф попросил вас зайти к нему завтра. То есть уже сегодня. Он вчера так и сказал, что это будет разговор без лишних свидетелей. Просто просил обеспечить. Он, естественно, даже не намекнул, о чём именно будет с вами говорить. Мне такое знать не положено. Когда вы пришли сегодня, он просто велел: «Проводи». А потом закрыл дверь, и больше ничего слышно не было.

– Думаете, он оставил щель специально? Хотел, чтобы вы услышали что-нибудь из того разговора? – спросил я.

Она кивнула с серьёзным лицом. Я посмотрел на неё, ожидая, что она скажет что-нибудь, но она молчала. Наконец я спросил:

– Что ещё сказал шеф, уже потом, после моего ухода?

– Ничего, – она покачала головой. – Как всегда, попросил вызвать сотрудницу из службы сервиса Матушки Медоуз. Он каждый раз так поступает в конце дня.

Когда я снова посмотрел на неё, она выглядела очень серьёзной, как будто собиралась поведать нечто важное. Но это оказалось не так. Просто она была очень-очень расстроенной. Как будто что-то искала в памяти. Это продолжалось несколько секунд. Потом девушка сказала:

– Надо идти. Поздно уже.

На этом пришлось покинуть мой кабинет. Позади нас дверь автоматически закрылась и заперлась. До завтра.

Примечания