Джим Хокинс и проклятие Острова Сокровищ

4. Могущество закона

Наших спасителей привел не доктор Ливси. Сын Тома Тейлора не застал его дома и поэтому поскакал в Холл. Не кто иной, как сквайр Трелони кликнул клич: «К оружию, джентльмены! К оружию!»

– И вы осмеливаетесь, сэр? – раздался один из тех голосов, что так устрашали нас совсем недавно.

– Я осмеливаюсь. Опустите оружие.

– Прошу вас осведомиться о том, с кем вы имеете дело.

– Да будь вы сыном самого короля, – ответствовал сквайр, – вам пришлось бы подчиниться законам его величества, применяемым в нашем округе. А теперь, сэр, извольте спешиться и приготовьтесь отвечать на вопросы.

– Я и есть закон, – ответил этот человек. – Самый законный закон, с каким вы только можете повстречаться.

Что-то в его тоне заставило сквайра приутихнуть. Он сказал:

– Объяснитесь.

– Наш сотоварищ, весьма известный вельможа и мой родственник, был подло убит.

– Да, я знаю. Двое из моих людей сейчас убирают с дороги его труп.

– А в этой гостинице, – продолжал главный из осаждавших, – прячут убийцу. И еще двух беглецов.

– Такое может всякий сказать, – пробурчал сквайр в ответ. – Это никак не доказывает, что вы – блюститель закона.

– Я – сэр Томас Молтби. Убитый – мой кузен… то есть он был моим кузеном. Это герцог Бервикский.

Заговорил еще один из осаждавших. В речи его был заметен иностранный акцент. Судя по тону, он пытался смягчить ситуацию своими объяснениями, при этом не сдавая позиций.

– Сэр Томас Молтби – один из советников при дворе его величества. Как таковой, он имеет полномочия блюсти законы его величества на территории всего королевства, где бы ни почел это необходимым. А я – его секретарь.

Сердце мое сковало холодом. Придворный советник обладал правом проводить срочное расследование, назначать судебное разбирательство и выносить приговор – то есть мог быть судьей, присяжными заседателями и, по всей видимости, палачом одновременно. Я слышал, как посетители трактира с ужасом рассказывали о скорых и неправых судах, вершившихся такими персонами. Этот человек обладал властью осудить меня и повесить в моем собственном дворе.

Сквайр Трелони тоже понял, к чему клонится дело. Тон его стал еще более сдержанным.

– Мировой судья нашего округа сможет оказаться вам весьма полезным, сэр, – пробасил он. – Я могу за него поручиться и жду его с минуты на минуту.

– Тем не менее «мирового судьи вашего округа» здесь нет, – заявил сэр Томас Молтби, едва скрывая презрение. – И позвольте мне усомниться, что король знает его в лицо. В каковом случае я прихожу к заключению, что нам самим следует применить закон.

Сквайр Трелони умолк. Это было настолько необычно, что я еще больше встревожился. Все решения сквайра диктуются зачастую не мыслью, а желанием действовать. В наступившей тишине к нам в дверь снова яростно застучали чем-то твердым.

– Эй, в доме! Выходите! Укрывательство преступников противно законам короля. Выходите, убийцы! Выходите! – Это опять был Молтби.

Щеки у моей матушки зарделись от возмущения, и она прошептала:

– Убийцы? Я сама стану убийцей, если он не перестанет обзываться!

Сквайр Трелони вступился за нас, но казался несколько притихшим.

– Я знаю эту гостиницу так же хорошо, как собственный домашний очаг. Там нет никакого убийцы – ни постоянного жителя, ни постояльца.

– Ну что ж, – прозвучал голос еще одного из нападавших, голос человека явно пьющего; его я еще не слышал. – Тогда пусть выйдут и покажут, что им нечего опасаться со стороны закона.

Мы трое провели молчаливый военный совет, задавая вопросы и отвечая на них лишь движениями бровей. Затем я медленно приоткрыл ставню – всего наполовину – и выглянул наружу, стараясь оставаться незаметным.

Видеть окружающее я мог только под определенным углом, но все же видел. Сцена во дворе гостиницы выглядела прелюдией к небольшой, но яростной битве. Наши преследователи сидели на лошадях, выстроившись в одну шеренгу, держа мушкеты на изготовку, нацеленными на сквайра и его всадников. Он, оказывается, вооружил нескольких мужчин, работавших у него в поместье. Чуть поодаль все происходившее наблюдал, сидя в седле, горбун; глаза его были холодны, как черные камни.

По-прежнему не сводя пристального взгляда со сквайра Трелони, Молтби окликнул меня сквозь зубы:

– Окно для этого не годится. Люди входят в дом и выходят из дома через двери. Но если они еще и воры, а не только убийцы, то…

За моей спиной возмущенно ахнула матушка. В этот миг я заметил во дворе быстрое движение, и что-то сверкнуло в воздухе. Небольшой молоток, со всей силы брошенный горбуном, ударил в открытую ставню, резко качнув ее назад. Она закрылась, ободрав мне костяшки пальцев. Я захлопнул ставни, а сквайр выстрелил из пистолета в воздух: пуля пролетела над головой горбуна. Сквайр прорычал:

– Следующая будет тебе в глаз, господин хороший. А вы, Молтвич, или как там ваше чертово имя, придержите этого урода, не то ему смерть!

Горбун выкрикнул новое ругательство, столь непристойное, что меня бросило в краску: хотя моя матушка и была привычна к грубым речам выпивающих матросов, мне было стыдно, что подобные слова коснулись ее ушей.

– Велите им открыть дверь, и мы больше ничего не станем предпринимать, – крикнул Молтби.

Не очень охотно сквайр Трелони окликнул меня:

– Все улажено, Джим.

Очень медленно мы с Томом Тейлором приоткрыли тяжелую дверь всего на фут или около того. Я следил за происходящим сквозь щель между косяком и самой дверью, но видел только сквайра и его людей. Некоторые из них вдруг пришли в движение, словно поняли, что чужаки собираются силой взять дверь или открыть огонь.

– Оставайся на месте, Джим! – крикнул мне сквайр. – Не выходи…

Он не закончил – его прервал Молтби:

– Мы сложим оружие. И надеемся, что всякий, кто называет себя джентльменом, сделает то же самое.

Я услышал звяканье медленно опускаемого на землю ружья. Затем новое звяканье, еще и еще. Сквайр Трелони отдал своим людям команду «Вольно!» и махнул рукой в сторону двери, чтобы мы выбросили во двор свое оружие. Том Тейлор вышел и положил охотничье ружье на землю.

Однако я и не подумал выходить наружу. Я оставил себе один пистолет, а другой вышвырнул на каменные плиты дорожки. Все, что им было видно, – это моя рука до плеча, бросившая во двор оружие. Я снова отступил за дверь. Многие месяцы после этого я не уставал благодарить благословенную тьму за тяжелой дверью «Адмирала Бенбоу»: не один раз она спасала мне жизнь.

Молтби выдвинулся вперед и теперь был виден мне много лучше. Сходство его с человеком, погибшим на дороге, было весьма значительным. Не такой щеголь, как тот, он явно был человек богатый, так же склонный к полноте: подбородок двойной, руки будто небольшие окорока, а глаза большие и умные. Один из его сопровождающих выглядел человеком ученым; я счел, что он и есть секретарь. Другой, судя по цвету лица, предавался удовольствиям, какие дарят охота, военная служба и крепкие напитки. Одеты все трое были весьма вычурно. И там же, словно хищная птица, сидел на коне горбун, глядя на происходящее немигающими глазами.

Молтби рявкнул, повернувшись к гостиничной двери:

– Вы убили герцога Бервикского?

– Джим, не отвечай! – крикнул мне сквайр.

– Вы укрываете беглянку и ее пащенка, – проревел Молтби снова. – А вы, сэр, – обратился он к сквайру, – способствуете им и их подстрекаете.

Он вышел вперед и подозвал своих соратников к себе поближе.

– Властью, каковой облек меня его величество король Георг, я созываю судебное заседание.

Это был весьма опасный противник – человек, способный мыслить быстро и точно, умеющий незамедлительно принимать важные решения и обладающий даром использовать в своих интересах реакцию противной стороны.

Когда все и каждый осознали важность момента, секретарь Молтби заявил своим тоненьким голоском с французским акцентом:

– Нам понадобится на чем-то сидеть.

– Очень хорошо, – медленно произнес сквайр Трелони и крикнул в дверь: – Скамью сюда, будь добр, Джим.

Сквайр казался растерянным и встревоженным.

Из-за спин всадников сквайра появился сын Тома, Джошуа. Вместе с отцом он принялся вытаскивать из трактира скамьи и устанавливать их на открытом воздухе.

– Нам также понадобится стол, на котором можно писать, – потребовал секретарь.

Том и Джошуа подкатили пустую бочку и установили ее днищем вверх между скамьями. Молтби и его секретарь уселись с важным видом. Третий член их компании тоже к ним присоединился, и та самая троица, что всего несколько минут назад пыталась отнять у нас жизнь и уничтожить наше имущество, взяла на себя роль судебной коллегии – вершителя королевского правосудия. Горбун наблюдал все это, и глаза его сверкали.

В этот момент на днище пустой бочки шлепнулось яблоко, да с такой силой, что кожура его лопнула и сок брызнул на Молтби. Тот завопил от ярости. Я понял, кто швырнул яблоко из верхнего окна, и хотя не мог удержаться от улыбки, пламенно желал, чтобы такое больше не повторилось. Напрасная надежда: сверху вылетело еще одно яблоко, чуть не попавшее в секретаря. Молтби в гневе вскочил на ноги.

Я шепнул матушке:

– Поднимитесь наверх и велите мальчику перестать швыряться яблоками.

Матушка тоже улыбалась, несмотря на серьезность момента; она на цыпочках стала подниматься по лестнице.

Молтби стоял у бочки, решая, не атаковать ли нас снова, но передумал; он не желал терять время и опустился на скамью.

– Именем его величества короля Георга (как гладко произносил он эти слова!) я вызываю – сейчас, сию же минуту – владельца этой гостиницы предстать перед судом.

Но тут раздался голос, который я знал и любил: он отчетливо прозвучал в тихом предвечернем воздухе:

– Нет, сэр. Нет, пока я не дам на это свое позволение.

Из-за гостиничного крыльца спокойно вышел доктор Ливси. Он остановился у большой кадки с яркими цветами; матушка всегда ставит такие под эркерами.

– Кто вы такой, черт возьми, – прорычал Молтби.

– Я истинный блюститель закона в этих краях, – ответил доктор Ливси.

– А я – королевский блюститель закона, – заносчиво возразил Молтби.

– Вздор и чепуха! – воскликнул доктор Ливси. – Если в тихий солнечный день отряд моих соседей должен спешно скакать на выручку, я понимаю, что к нам явились разбойники, а вовсе не слуги короля.

– Я – сэр Томас Молтби. Кузен убитого герцога Бервикского. Я – придворный советник его величества.

Доктор Ливси поднял бровь.

– В таком случае, сэр, вам следовало бы изучить, как осуществляется королевское правосудие. И поскольку представляется, что вам это неизвестно, я вам процитирую, – и он произнес нараспев: – «Там, где присутствует мировой судья или где он может присутствовать, придворный советник объявляет свое участие в деле нецелесообразным дотоле, пока не будет призван к участию самим мировым судьею, поскольку таковой мировой судья есть один из четырех краеугольных камней английского правосудия». А я, сэр, вас не призываю!

Доктор Ливси энергично хлопнул в ладоши – раз, потом другой.

– Иными словами, сэр, поскольку это произошло в нашем округе, дело должно рассматриваться в нашем округе, а я и есть судья нашего округа. Если вы меня понимаете, сэр.

Теперь свою долю сарказма получил Молтби; я узнал столь знакомый мне острый ум доктора Ливси, его способность играть словами, его умение поиграть со словом «сэр». Молтби и его соратники впервые стали выказывать признаки замешательства. Секретарь сделал неопределенный жест рукой:

– При мне нет юридических книг, сэр, – начал он. – Однако мне известно, что придворный советник…

– Вам ничего об этом неизвестно. И вообще ничего, – прервал его доктор Ливси. – И вы не представили нам никаких доказательств вашего ранга.

– Убийство было совершено, – сказал Молтби. – Был сражен именитый джентльмен из благородной семьи. Мы полагаем, что в этом доме укрываются убийцы. И полагаю, я сейчас смотрю в направлении одного из них. – Он обратил взгляд на дверь гостиницы. – Я также полагаю, что соучастники, способствовавшие этому убийству, прячутся в этом же здании.

– Вы имеете намерение это доказать? – спросил доктор. – А вы видели, как произошло убийство? Где же ваши свидетели? Вы швыряетесь обвинениями, джентльмены, и в то же время выдаете себя за судью и присяжных. А я, дьявол меня побери, даже не знаю, кто вы такие. Может, вы сам дьявол и есть. Но кем бы вы ни были, сэр, я арестую вас, если вы нарушите мир и покой в нашем округе, клянусь своим париком. Так что сделайте мне одолжение, сойдите со скамьи. Вы обязаны подчиниться признанному и находящемуся под присягой мировому судье его величества короля Георга. А именно мне. Мое имя – Ливси.

Молтби и его секретарь подчинились. Затем заговорил Молтби:

– Пусть будет так, сэр. Но мы подаем серьезную жалобу и посему требуем, чтобы были совершены аресты. Наш сотоварищ, мой крен, был убит в вашем округе. Конь его был украден.

– Откуда вам известно, что это убийство? – спросил доктор. – Или что это конокрадство? Я вижу, вы предпочитаете тяжкие обвинения.

– Мы полагаем, что наши обвинения точны. А те, кого мы обвиняем, скрываются в этой гостинице.

– Нет! – закричал я. – Неправда! Дело в том…

Доктор Ливси резко прервал меня:

– Молчать… Всем молчать! Я проведу это расследование, как подобает моему положению и опыту. И прежде всего – в соответствии с законом. Я начну отбирать показания незамедлительно.

Он направился к Молтби.

– Отдайте мне вашу шпагу, сэр. Истцу, так же как и ответчику, не положено носить оружие во время судебного разбирательства.

Никто и никогда еще не выказывал подобного нежелания расстаться с оружием. Доктор Ливси забрал шпаги и у остальных соратников Молтби.

– Но те люди вооружены, – запротестовал Молтби, указывая на маленький отряд сквайра Трелони.

– Вы не выдвинули против них обвинений, – ответил доктор Ливси. – Так что они не подлежат этому расследованию. А теперь, сэр, напоминаю вам, что вы не должны покидать этот участок земли, не получив на то моих указаний. – И доктор быстро прошел мимо Тома Тейлора, мимо меня, прячущегося за дверью, прямо в затемненный трактирный зал.

Том последовал за ним и принялся открывать ставни. Я заметил, что он привлек внимание доктора к повреждениям, нанесенным преследователями, и показал ему не успевший взорваться ящик под окном. Доктор Ливси прижал к носу палец; я знал, что у него это знак нарастающего раздражения. Минуты через две Том прошел мимо меня во двор.

– Сквайр Трелони! – крикнул он громовым голосом (в Томе давным-давно дремал, в ожидании подходящего момента, общественный деятель).

Сквайр прошел мимо моего укрытия, и я закрыл за ним дверь.

Очень скоро в настроении, царившем в трактирном зале, начали происходить изменения. Доктор Ливси перестал посматривать в мою сторону, и они со сквайром заговорили так тихо, что я не мог расслышать их слова.

Беспокойный день клонился к вечеру; в небе кувыркались грачи, кружились чайки, лошади склоняли тяжелые головы к траве у края двора. Во дворе царило молчание.

Вдруг я услышал, как выкликнули мое имя:

– Мистер Джеймс Хо-о-окинс!

Ну, подумал я, Том слишком уж всерьез стал принимать свои временные обязанности в суде.

По ту сторону зала сквайр Трелони удобно откинулся на спинку дивана. Доктор Ливси сидел за одним из наших старых столов – как ни смешно, за тем самым, за которым когда-то предпочитал пить свой ром капитан Билли Боне.

– Джим, – сказал доктор Ливси. – Тебе надо как можно яснее рассказать мне о том, что произошло. – Он не отрывал от меня твердого взгляда.

Я начал свой рассказ и довел его до конца; меня ни разу не прервали. Но сердце мое замирало, когда я взглядывал на мрачное лицо доктора Ливси. Наконец он заговорил.

– Джим, я не объявил официально, что это – слушание дела. Заметь – от тебя не потребовали принести присягу. У меня есть для этого свои причины. Но все это очень плохо. Боюсь, мне слышатся шаги палача.

5. Все мы – беглецы

Доктор Ливси вздохнул: он взял на себя столь тяжкую ношу, что она вывела его из душевного равновесия. Он продолжал: