– У-ху-хух – пролепетало, видимо скоропостижно преставляясь, злобное существо с когтями и зашлось в предсмертном кашле.
Витенька исключительно от испуга, сел на это нечто сверху и, зажав супостата промеж ободранных коленей, нанёс серию поучительных пощёчин в то место, откуда этот лохматый мерзавец издавал гортанные звуки.
– Ух-хф – умирая, всё не успокаивался его внезапный противник и вдруг взмолился на человеческом языке, да ещё и… ну вы сами догадались, конечно же в рифму. – Не губи ты меня добрый молодец. Не мутузь меня в студень-холодец. Обознатушки, видать вышли нечаянно. О перепрятушках молю я отчаянно.
Смекнув что эта дикая тварь из не менее дикого леса обладает кое-каким разумом, раздухарившийся одержанной победой Витя всё же сжалился над ней и, оставив покоиться лохматое тельце на земле, привалился спиной к дереву отдохнуть и перевести дух после стычки.
Солнечный свет, местами прорываясь сквозь кроны деревьев к месту скоротечной драки, позволил ему теперь уже более тщательно рассмотреть то, что лежало на примятой во время борьбы траве. Пушистый комок серо-зелёной шерсти, держась передними когтистыми трёхпалыми лапками за живот, задними елозил по земле. Размерами существо было примерно с матёрого енота. Без хвоста. Зато уши почти человечьи, только непропорционально большие и комично подвижные. Чудо-юдо лесное, да и только.
– Ну, ох-охо, зачем так избиваешь?! Шуток что ли совсем не понимаешь? – вновь вымолвило «чудо-юдо» человечьим голосом. – И дерёшься, не по-здешнему. Кто же топчет ногами Лешего.
Ах, вот кто меня тут попугать вздумал, ухмыльнулся Витя, объездить, небось, хотел и лошадкой своей сделать. Леший, шмакодявка, собственной персоной пожаловал. Ну-ну, будем знакомы.
– А что же вы злодействуете? На нервы сами мне действуете, – парировал Зяблик в ответ на претензии лесовика. – И лес против меня настроили. Без причины прохожего расстроили.
Леший присел и, потирая дюже ушибленные бока, продолжил жалостливо:
– Сказал ведь, обознался я. Я ж думал Поп иль Попадья. Без колокола, без креста, подумал, ай да красота. Вот подвело же зрение, без всякого сомнения. По доброте душевной мне, хотелось славно пошутить и на тебе как на коне, себя немного прокатить. А ты гляжу я, больно смел и шутки не уразумел, меня аки щенка споймал и сдуру чуть не поломал.
Опосля таких его слов у Вити всю сердитость словно ветром сдуло. Понятно, рассчитывал стервец лесной на ошеломляющую внезапность, да не проняла новоявленного Витязя его проделка. Хорошо это, что на его месте не оказался Поп или, тем паче, Попадья, вздумай кто-нибудь из них по грибы да по ягоды сюда сунуться. Посему не сдержался Зяблик, и по всей строгости закона попенял Лешему.
– То добро, что вместо Попа, ваш выбор на меня попал. Заикой сделали б его, тот вас бы тыщу раз проклял. А если б Попадья была, она б на месте умерла. Так что давайте обещайте, что более не будет так. Не озоруйте, не стращайте. Вы вроде вовсе не вахлак, – Витя ободряюще ему подмигнул, и добавил. – Чтоб каждый путник молвить смел: «Там чудеса: там Леший бродит. Он добрый и не колобродит». Дружить с тобой, чтоб люд хотел.
Леший внезапно спохватился, протёр подслеповатые глаза и присвистнул.
– Так ты и есть тот самый Витязь?! Ах вы глаза мои стыдитесь! Как вы могли так подвести. Во всём виновна, знать, сутана, – Леший кивнул на Витины изодранные обноски с батюшкиного плеча, – Клянусь, добрей отныне стану и буду я закон блюсти, – он озабоченно поглядел на солнце, давненько перевалившее зенит. – Тебе же Витязь помогу, я Леший, здесь я всё могу. Я на заветную тропу, Неведомую для людей, тебя немедленно сведу. А чтоб ты поспешал скорей, я тотчас призову лосей. Они тебя доставят споро, в Кащеев терем бегом скорым.
Леший, подскочив словно молодой козлёнок (ни следа от недавних побоев не осталось, даже ничуточки), поманил Зяблика за собой. Неприветливый доселе лес, поначалу нехотя, а с каждым Витиным шагом всё охотнее расступался, беспрепятственно пропуская того следом за Лешим, катившимся в траве мохнатым колобком. Сейчас лес уже не казался таким дремучим, ворчливым и непроходимым. Скорее всего, и доселе он был просторным и приветливым, это Леший, озорник, его на хулиганство надоумил. Шутник трухлявый!
Не успел Витя толком и оглядеться с таким-то проворным проводником, как они уже вышли на ту самую заветную Неведомую тропку. Леший повертел ушами по сторонам и, видимо, расслышав то, что ему было нужно, обрадовано потёр своими цепкими лапками.
– Сейчас сыграю на трубе, подмогу вызову тебе. Эх, где же мой инстрУмент был, когда в последний раз трубил.
Задумчиво погладив свои уши и так ничего и не припомнив, Леший решил поступить иначе.
– Уж больно надо вспоминать, есть у меня кому искать, – с некоторым бахвальством, произнёс он. – Команду дам, трубу найдут и в целости мне принесут.
Поделившись своей идеей, Леший задрал голову и заковыристо засвистел. Почти по-соловьиному свистнул. Из крон тотчас донеслась быстрая чуть ли не барабанная дробь. Невидимый средь буйной листвы дятел, выстукивал по дереву лесной «азбукой Морзе» указания Лешего. Где-то в глубине чащи взволнованно застрекотала сорока. Ещё дальше, хорошо поставленным голосом, подключилась к «эстафете» кукушка. Чаща наполнилась щебетаньем, свистом, трелями, охами и вздохами. Лесной народ искал «трубу» хозяина. Подбоченясь, Леший, тот ещё самохвал, важно вышагивал вдоль по тропинке туда-сюда, то и дело, поглядывая на человека, мол, гляди Витязь, как тут всё у меня схвачено.
Прошло совсем немного времени, как за Витиной спиной раздалось глухое ворчание. Он обернулся и увидел, как на тропу из кустов выбрался косолапый медведь, державший в передних лапах большую морскую раковину, по всей видимости, ту самую трубу. Выглядел зверь внушительно, но особого страха у Зяблика не вызывал.
Не станет же медведь при Лешем на меня бросаться, понадеялся Зяблик на своего провожатого, и всё же, стараясь не делать резких движений, на всякий случай встал так, чтобы промежду ним и косолапым оказался хозяйничавший в этих местах Леший. Нехай он сам со своим «подчинённым» пообщается.
– Умница, ведмедка! – похвалил Леший косолапого, забирая у того «трубу» и, повернувшись к Зяблику, заговорщицки шепнул, чтобы «ведмедь» не услышал. – Что бывает редко. Он чаще дрыхнет в чаще, сон ему мёда слаще. Ну, все ж люблю зверюгу, косматого хитрюгу.
Медведь встал на все четыре лапы и, уловив ласковые нотки в голосе местного начальника, потёрся носом о плечо лесовика. Леший дружелюбно похлопал медведя по щеке и, нежно почесав шею, чем вызвал у бурого бурю восторга, предложил тому убираться восвояси.
Когда обласканный косолапый скрылся в кустах, Леший, прочитав на Витином лице явное недоумение по поводу наличия несвойственной у лесного жителя штуковины, поспешил того просветить кое в чём.
– Не удивляйся, Витязь, чудесной трубе, что из морской раковины смастерил я себе. Её я выменял на снасть у Старика, заядлого морского рыбака, – пояснил он происхождение своего духового инструмента. – Глянь, лучше Витязь, как трубит Лешак. И даже ты навряд ли сможешь дунуть так.
Леший начал не спеша, обстоятельно, набирать в себя воздух. Он медленно надувался, увеличиваясь в объёме, что вскоре стал смахивать на мохнатый дирижабль. Витя, по доброте своей душевной, уже настроился было переживать, как бы тот чего доброго не лопнул, но непоправимого происшествия не произошло. Леший, наконец, прекратил надуваться, приложился губами к раковине и затрубил.
Ничего не скажешь, громко затрубил, Витя даже уши прикрыл ладонями, дабы его не контузило. Громко и долго трубил Леший. Сразу видно – больно нравилось ему это духовое дело. Когда, наконец, он иссяк и оторвался от своего сигнального инструмента, в глубине чащи послышался страшный треск. Кто-то большой, сильный и быстроходный мчался напролом через лес, прямиком в их сторону. Несколькими минутами позже на тропу выбежало стадо огромных лосей. Впереди стада, мягко ступая, трусил приличных размеров, в холке без малого десяток локтей, широкогрудый самец, без вариантов, вожак сохатого стада. И вот этот вожак, полностью игнорируя Витино присутствие, остановился напротив Лешего и склонил перед ним голову, украшенную шикарными ветвистыми рогами невиданного размаха (трофей-мечта для любого маломальского охотника).
Леший, кивая на Зяблика, пошептался на своём зверино-лесном с сохатым. Лось, с виду обычная, ну может быть немного крупнее чем обычная, лесная животина, придирчиво оглядел Зяблика и утвердительно тряхнул рогами.
– Смотри сохатый мне! Задачу я поставил! – уже громко и на человеческом, попенял лосю Леший. – Чтоб в целости-сохранности ты Витязя доставил! Тебе, Лось, говорю: бежишь – смотри вперёд, вдруг кто-нибудь навстречу по тропе идёт.
Лось весело фыркнул, видимо вспоминая кое-какие случаи из своего славного прошлого и, опустившись на переднее колено, приглашающе взглянул на Витю.
– Влезай скорее Витязь, в путь пора! – сказал Леший, показывая на высокий лосиный горб. – Свезёт тебя сохатая гора, на место где тебе почёт окажут и направленье нужное покажут.
Зяблик с плохо скрываемым страхом посматривал на лесного великана. Он-то от лошадей в парке культуры и отдыха шарахался, а тут ему дикого лося оседлать предлагают. И ещё неизвестно как сохатый себя поведет, когда Леший исчезнет из поля зрения. Вдруг брыкаться начнёт.
Витя всё не решался подойти к новому средству передвижения и это не укрылось от проницательного лесовика.
– Чего ещё ты Витязь ждёшь? – вновь обратился Леший к Зяблику. – Толков мой лось, зря ты боишься. Как ветер ты на нём помчишься. Пешком же ты полдня «убьёшь».
Вите стало не по себе, что его, «Витязя», заподозрили в трусости. Раньше ему и в голову бы не пришло на такое сердится, зато теперь…
– С чего ты взял, что я скотинку испугался, – уняв дрожь в коленях, «возмутился» Зяблик, перейдя на ты со старшим (и намного старшим) по возрасту существом. – Я просто к животине примерялся. Достоен ли сохатый подо мной скакать. На ком, на ком, а на лосе не прочь погарцевать.
Витя неуклюже взобрался сохатому на спину и, намертво вцепившись в рога, так что костяшки на руках побелели, приготовился к захватывающей дух скачке. Действительно, какой же «витязь» не любит быстрой езды.
Лось поднялся во весь свой немалый рост и, ударив копытом землю, незамедлительно рванул по неведомой тропке. За ним помчалось его верное стадо.
– Витязь, ты держись, давай! Коту привет передавай! – сквозь свист ветра в ушах, донёсся до Вити голос Лешего.
– Коли жив ещё я буду, передать не позабуду! – оглянувшись назад, пообещал он и с удивлением отметил, как вокруг лесовика, махавшего на прощанье лапкой, живо собралось лесное сообщество. Лисы и белки, зайцы и куницы, косули и соболя, мыши и еноты, и ещё много-много всяких местных тварей дружно высыпали поглазеть вслед уезжавшему с лосинным стадом Витязю.
После знакомства с Лешим и всех сопутствующих этому событий, Витя дал себе слово больше ничему не удивляться в этом «краю чудес».
О, это было незабываемо!
Витюша с Лосем развили приличную скорость на этой лесной стёжке. От остроты ощущений у него порой дух не просто захватывало, а местами и перехватывало, особенно на виражах при поворотах. Иногда приходилось даже зажмуриваться. Несомненно, на пеший путь у нашего героя бы точно ушло никак не меньше половины светлого времени суток. А здесь даже не берусь сказать, сколько они уже неслись во весь лосинный опор. Время словно притормозило, посмотреть, кто это тут балует на заветной тропке. Сохатый скакун, склонив рога, из-за чего Вите было прекрасно всё видно впереди, наматывал на свои широкие копыта версту за верстой. Изумлённые деревья, мелькавшие по обеим сторонам тропинки, в мгновенье ока оставались где-то далеко позади, уступая место своим зеленеющим собратьям. Сильное животное, практически не ощущая человечьего веса на своём горбу, увлёкшись игрой в перегонки с ветром, оторвалось от стада и, не сбавляя скорости, кое-как вписалось в очередной поворот.
Жаль, конечно, что всё так некрасиво вышло!
Буквально за поворотом лось со своим всадником наткнулись (тоже в буквальном смысле) на большую ступу, неспеша бредущую на курьих ножках сама собой им на встречу. В ступе, обняв метлу, дремала сухонькая старушонка, типичный «божий одуванчик».
Вот и всё, что Витя успел рассмотреть, прежде чем они врезались со «встречкой» на всей скорости. Лось от столкновения с тяжёлым предметом получил сотрясение пусть небольшого, но всё-таки мозга. Ступа от столкновения с Лосем особых повреждений не получила, но опрокинулась, вываливая из себя всё содержимое во главе со старушкой. А Витя от столкновения по инерции полетел дальше. Шучу! Будь он Колдуном, может быть и полетел, а на самом деле, кувыркаясь, он всего лишь перелетел через внезапное препятствие и благополучно совершил «мягкое» приземление в придорожные заросли колючего репейника,
Пока лось, сидя в раскоряку на взмыленном крупе, считал «звёздочки», а Зяблик приходил в себя после краткосрочного полёта, с виду хрупкая «божий одуванчик» шустро очухалась от столкновения и, узрев «виновника торжества», бесстрашно пошла в психологическую атаку на лося с метлой наперевес.
– Ах ты, вредная скотина! Длиннорогая дубина! Нет спокойствия в лесу! Лешему я донесу, то, что ты «таран» сохатый, повредил на днях мне хату, и за ступу мне теперь, ты ответишь, уж поверь! Я Кащея попрошу, чтобы он тебя споймал и сама распотрошу, ты своё уж отгулял! – возмущённая старушка треснула метлой едва отошедшего Лося, который вскочил и, не разбирая дороги, с перепугу сиганул в чащу, подминая кусты и молодые деревца.
Подоспевшее стадо, не вникая в детали, устремилось следом за вожаком.
– И на Неведомой дорожке, покой лишь снится Бабке-Ёжке, – проворчала бабуся, грозя метлой вслед улепётывающему стаду лосей, и похромала к безуспешно пытавшейся подняться на куриные лапки ступе.
К этому времени Витя, обвешанный репейными колючками, выкарабкался из колючего кустарника и шагнул навстречу бойкой старушке.
– Вы, бабушка, на лося не серчайте, поверьте не со зла он, так и знайте, – попытался он извиниться перед пожилой дамой за своего невнимательного проводника-перевозчика, которого, кстати, уже и след простыл.
Старушка от его голоса вздрогнула, но взяв себя в руки, не подалась панике, а повернувшись к Зяблику, тут же устроила допрос с пристрастием:
– Чую я поповский дух! – подслеповато щурилась она, держа метлу на весу. – Али бес лесной протух! От святош и от чертяк, дурно мне бывает так. Отвечай мне сей же час, пошто караулил нас? – и тут у неё видимо мелькнула смутная догадка, – Эй, разбойник ты, небось? Вот где свидеться пришлось. А отведай-ка метлы, из магической ветлы.
Витя даже не успел толком осмыслить её «обличительные» слова. Старуха, не дожидаясь ответной оправдательной речи, замахнулась своим грозным оружием. Зяблик, хоть и был всегда учтив со пожилыми людьми, не без труда перехватил метлу и вырвал её из бабкиных рук. Показав своё не такое уж и большое физическое превосходство тем, что отобрал оружие самозащиты у престарелой дамы, Витя, в свою очередь, всё же решил перевести диалог в мирное русло.
– Вы, мадам, не горячитесь, выслушайте, не деритесь, – он мило улыбнулся, стараясь сгладить напряжённость момента, – Так что, я прошу, уймитесь. Не разбойник я, не бес и не Поп, обычный Витязь, пробираюсь через лес, я к Кащею за одёжей, чтоб сутаной не смущать, местных и вообще, негоже мне Кота так навещать. Мне сказали, Кот лишь сможет, объяснить чего да как. Разобраться мне поможет, как всё вышло это так.
Его немного сумбурная речь тем не менее подействовала на старушку успокаивающе. Агрессивное выражение на её лице сменилось на недоверчивую гримасу. В знак дружественных намерений Витя благородно вернул лесной пенсионерке метлу. Старушка пристально его осмотрела, повела носом, обнюхивая, и удовлетворившись результатами наблюдений, окончательно сменила гнев на милость.
– Тебя, милок, я не признала, знать дух поповский перебил, а то б я Витязя узнала, пусть и нагой бы вовсе был, – наградила она последнего кокетливым взглядом.
Эх, старая шалунья! В обед триста лет, а всё туда же, кокетничать пытается, флиртовать. Да, чего уж с неё взять – баба, она пущай и Баба-Яга, а в первую очередь… женщина.
– А сколько я ещё отсюда, к Кащею добираться буду? – попытался Витя переключить внимание не в меру бойкой старушки со своей персоны на интересующий его вопрос.
– Да ты, милок, дошёл почти. Отсель уже не заплутаешь, – кивнула старая на тропу, – там терем, вмиг его узнаешь. Тут мимо мудрено пройти.
Отлично! Итак наш Витязь оказался уже практически у первой «вешки».
Как того требовали приличия, Витя перекинулся ещё парочкой слов со старушкой, в которых она предложила Вите при первой возможности заглянуть на чай с мочёными поганками и «волчьеягодным» вареньем в «мою скромную халупу, навестить меня и ступу». Витя, естественно, пообещал, что при первой же возможности обязательно заглянет на огонёк. После этого, он, как и полагается воспитанному мальчику, с превеликим трудом поставил на ноги, пыжившуюся самостоятельно подняться, ступу. Галантно подсадил в неё старушку и, поклонившись, распрощался с новой (хоть по возрасту и очень-очень старой) знакомой.
Ступа, скрипя и хромая, побрела по воле бойкой ведьмы дальше по заветной тропинке, а Витя отправился Неведомой тропой-дорогой в противоположную сторону.
Совсем скоро он вышел к приземистому, срубленному из толстых брёвен, терему. Из трубы валил дымок, а по округе витал дурманящий запах жаркого. Значит, точно сюда.
Обойдя жилище, Витя нашёл дверь и постучался.
– Заходи! Не запираю! – раздался старческий дребезжащий голосок из-за двери.
Зяблик толкнул грубо сколоченную дверь и, пригнувшись, вошёл внутрь.
– Я тебя всё поджидаю, – улыбнулся ему тщедушный старик в расшитой узорами косоворотке – Кащей собственной тощей персоной, – и гостеприимно повёл рукой. – Проходи и не стесняйся. Вода в кадке. Умывайся. Вытрешь руки рушником. А чегось ты босиком? – оглядев пришедшего Витязя, поинтересовался Кащей, но, не дав тому и рта раскрыть, сам сделал верное умозаключение: – Ясно, Поп наш «расщедрился». Кто бы смог так одарить. Прохвост старый, умудрился, обноски Витязю всучить. Э-эх! Смех и грех!
Витя благоразумно промолчал, не став ничего комментировать. Умывшись и присев на лавку у стены, он огляделся.
Ишь ты! Да, Кащеюшка, как поглядеть, тот ещё гурман.
На стенах были развешаны пучки трав и корешков, узелки со специями, гирлянды сушенных фрукты, овощей и грибов. На полках, в разнокалиберных туесках и писаных коробах стояли приправы к блюдам, крупы и сушеные ягоды. В бочонках, приютившихся по углам, смиренно дожидались своего часа моченые яблоки, квашеная капустка и солёные огурчики.
В общем, зрелище и запах были не для голодных и слабонервных. Витя чуть было слюной не захлебнулся. Благо, расторопный Кащей, быстро накрыл на стол и гостеприимно пригласил отведать того «что черти не зажали».
Подсев к столу, Витя учтиво пожелал приятного аппетита хозяину и накинулся на еду.
Ох! Что это было за угощение, словами не передать: печеная картошечка, приправленная маслом, жаркое в горшке, тыквенная каша, кислые щи, подливы, маринады, соленья и варенья, зелень, клюквенный морс, вишнёвый компот и ещё много всякой вкусной всячины. Давно Витюша так не лопал. Наверное, с той прошлой жизни. А что значит наверное? Он ведь и впрямь ещё с утра не подкреплялся! Чай с бутербродами не в счет.
Кащей, польщённый вниманием Витязя к своей стряпне, сам же нехотя ковырялся ложкой в своей полупустой тарелке.
– А чего вы не едите? – обратился Витя к нему с набитым ртом. – Неужели не хотите?
Кащей бросил ложку на стол и ответил:
– Глянь-ка на меня, милок. Ну, какой же я едок? Люблю стряпать, это да, с аппетитом, брат, беда, – старик пристально посмотрел на Зяблика, который был ненамного упитаннее чем он, прежде чем продолжить. – Правда нравится мне блюдо, вкусное, ну просто чудо, давно многими отмечена – свеженькая человечина.
Кащей громко сглотнул, а Витя поперхнулся, закашлялся и чуть было не задохнулся.
– Да расслабься, я шучу, – весело рассмеялся престарелый шутник-озорник Кащей. – Рассмешить тебя хочу.
Спасибо. Рассмешил, дедушка. Так «рассмешил», что у Вити аппетит пропал на самом интересном месте.
Запив прохладным квасом застрявший и еле протиснувшийся в горле кусок, недовольный Витязь вышел из-за стола.
– Сердечно, благодарю за хлеб и соль, – сказал он поднявшемуся вместе с ним старику.
Тот махнул рукой, мол, пустяки, не стоит благодарностей.
– Ах да, вопрос один задать? – вспомнил Витя, что Кащей вроде должен ему подсобить с новым обмундированием.
– Изволь, изволь!
– Мне тут люди добрые сказали, что у вас одёжка вроде бы есть.
– Верно, люди эти не солгали, надо на чердак тебе залезть, – ответил Кащей и показал на лаз в углу под потолком, к которому была приставлена лестница. – Там наверху твои лежат доспехи: и сапоги, и платье, и шелом, плащ алый оторочен тонким мехом, всё в сундуке хранится под замком.
Кащей протянул Вите увесистый ключ и кивнул на лаз.
– Влезай, открой сундук, там сразу облачайся. Хламиду эту сбрось и здесь оставь. Всё будет в пору, ты и не сомневайся, – уверил его Кащей и благоговейно добавил: – сам Ас хранить велел, перед уходом в Правь.
Не особенно и смущаясь, как прежде бывало, Витя стянул с себя пришедшую в полную негодность сутану и, взяв ключ у старика, полез на чердак. Краем глаза он заметил как Кащей, скорчив брезгливую гримасу, поднял поповский служебный наряд и ловко зашвырнул его в печь. Зяблик понимающе улыбнулся и покачал головой. Увидев, что Витязь заметил этот его трюк, Кащей виновато пожал плечами и пояснил:
– Я, видишь ли, желаньем не горю, и ты уж это должен понимать, поповским духом теремок свой пропитать. Тебе как Витязю я по секрету говорю.
Ещё бы Зяблик не понимал. У колдуна вон, от одного колокольного звона все его чары рассыпались, а следом за этим и они оба, в буквальном смысле, с небес посыпались. Если честно, с этим Кащеевым поступком Витя был целиком и полностью согласен.
Он махнул рукой, мол не возбраняется, и взобрался на чердак. Здесь было просторно только очень пыльно и затянуто паутиной. И, кажись, здесь давненько здесь не ступала нога человека. Весьма давненько…
Аккуратно, чтобы не запачкаться, Витя протиснулся к стоявшему в гордом одиночестве у слухового оконца, сундуку. Сундук был тяжёлый, кованый, опутанный железной цепью. Оконечные звенья цепи были сцеплены тяжёлым амбарным замком. Сдув с замка пыль веков и вставив в отверстие полученный у Кащея ключ, Зяблик с трудом провернул ключ в замочной скважине до характерного щелчка. Сняв замок и, стянув цепь с крышки сундука, Витя приподнял и откинул крышку. Огромный сундук был пуст и только на его дне лежал аккуратный свёрток. Перегнувшись через борт сундука, Витя развернул свёрток и ахнул! Кащей не надурил и даже не преувеличил. В свёртке находилось всё то, про что он и говорил: и просторные шаровары, и льняная рубаха, и красные кожаные сапожки, и атласный плащ отороченный мехом, и шлем, и кольчуга с фигурными бляхами, и наручи, и кожаный пояс. Не откладывая их примерку в долгий ящик (или в глубокий сундук, кому как нравится), Витя неожиданно быстро и правильно облачился в, словно под него подогнанные, вещи и с удовольствием осмотрел себя в новом облике. Красота! Всё сидит как по мерке деланное, даже стальной шишак в пору, и виски не сдавливает, и на уши не сползает. Вот теперича он настоящий Витязь! Ни дать ни взять, красавец-парниша!
– Ты чего застрял? Уснул? – напомнил снизу о себе старик.
Витя не ответил, залюбовавшись обновой на себе.
– Ты портки хоть натянул? – показалась в лазе голова Кащея.
Увидев своего гостя во всей красе, он восхищённо присвистнул.
– Ай да Витязь, прям Царевич! Нет, какой там?! Королевич! – сказал Кащей и тут же ударил себя по губам. – Ах, чего же я болтаю, сам того и не желая, поминаю почём зря, молодого короля.
Зяблик так и не понял, чего он так разволновался. Кащей же не стал ничего ему пояснять, зато начал настойчиво поторапливать.
– Витязь, ну-ка вниз спускайся, да в дорогу отправляйся. Засиделся здесь, поди. Быстро слазь и уходи.
Витя сильно и не удивился такой резкой перемене в его настроении. Кащей ему с самого начала странным показался: то привечает незнакомого как родного сына, то шутит по чёрному, то вот, прогоняет, как провинившегося постояльца. Наверное на то он и Кащей, чтобы так себя неадекватно вести. Раскрыл-таки свою истинную личину дедушка.
Закрыв сундук, Витя спустился за поторапливающим его Кащеем, который, ещё раз отметив как тому к лицу ратная обнова, всучил ему в руки узелок с едой и чуть ли не силком стал выставлять за дверь.