Ведьма и закон. Игры вестников

– Ничего с твоей метлой не случится.

Верблюд под ней издал гнусавый вой и повернул голову, отчего ведьме выпал лишний шанс полюбоваться на слюнявую забавную морду иномирного переселенца.

– Меня Пустоши не пропустят. У меня в голове искусственного много.

Лик неопределенно повел плечом.

– Посмотрим. Ты, главное, пылью не пользуйся.

На самом деле Эйдолон был уверен, что не пропустить могут как раз его, а вот Козлова пройдет. Какой бы искусственной она ни была физически, эмоционально и интеллектуально ведьма остается чистой. Это имеет первоочередное значение для Пустоши. Лик уже поднимался в эти горы однажды и знал точно, с какими мыслями туда можно пройти. Да и не послал бы змий родню на погибель.

– Он серьезно в твою бабушку влюблен был?

Как ни странно, Маруся поняла, о ком идет речь.

– Он и теперь влюблен.

– А Береслава?

Ведьма удивленно покосилась на неожиданно миролюбивого, обаятельного собеседника. Где ее шеф? Где знакомый командный, не терпящий возражений тон? Откуда столько тепла в голосе?

– Ну, – запнулась Руся. – Она его любит. Я не знаю причину расставания.

Лик задумался на минуту, потом вновь заговорил:

– Долго под его крышей жила?

Козлова пожала плечами.

– Все детство и юность. Разве ты не знаешь? Я думала, у вас на меня какая-нибудь отдельная папка.

– Две.

– Что?

– Две папки. Просто за документами живое создание не видно. Я вот не догадался, что Вукола и «деда Куля» – одно лицо.

– Прости, – мягко произнесла Руся. – Я забываю, что он змий.

– Счастливое детство было?

От Лика не ускользнула боль, промелькнувшая на ее лице. К тому же Шут за плечом вдруг задергался, забился в оковах.

– С бабушкой и Кулей – очень. Береслава меня спасла от пожизненной изоляции.

Эйдолон нахмурился. Он хорошо помнил свой единственный визит в интернат, где содержали таких, как Маруся. Маги с безумными покровителями, оборотни без регулярных циклов обращения, феи, неспособные слышать Сатира, и тому подобное. Одинокие, сильные, отгороженные от мира, семей и сверстников, глубоко несчастные дети и их тихая, красивая, дорогая тюрьма. Те злополучные часы, проведенные в интернате, оставили тяжелый осадок.

– Дедушка Шута усмирил, а потом со временем и меня научил его подавлять. Бабуля силе родовой учила, – продолжала меж тем Руся. – Счастье мое закончилось в шестнадцать. Знаешь ведь этот древний закон магов «отзовись или отрекись»?

Лик кивнул, стараясь скрыть раздражение. Еще одна безумная черта магических родов. Любой маг, принадлежащий роду и вступивший в полное владение собственной силой, был обязан по первому требованию семьи явиться и жить в родовом гнезде, в противном случае отречься от фамилии. Маги вступали в полное владение силой к шестнадцати годам.

– Зачем ты понадобилась семье? Разве не пытались они от тебя избавиться?

Маруся перевела взгляд с дороги на Эйдолона. Лик с удивлением отметил, что на веснушчатом лице намека на рассеянность нет. Сосредоточенная, внимательная, она оценивала что-то, просчитывала. Затем в ее глазах появилась странная решимость. Она остановила верблюда и неуклюже с него спрыгнула.

– Иди сюда.

Лик, тоже остановивший свое животное, удивленно смотрел на нее.

– Иди ко мне, – повторила она.

Бог спрыгнул на землю и, не веря, что подчиняется далеко невежливой просьбе, подошел к ведьме.

– Ближе, – вновь скомандовала она.

Когда Ликург исполнил и этот приказ, она вдруг прижалась к нему, встала на цыпочки, взяла его голову в ладони и, заглянув в глаза, проговорила:

– Я – ученик аптекаря.

Эйдолон на мгновение замер, потрясенный информацией, проникшей в его сознание. Древняя бесконечная магия сняла пелену с его разума, позволяя знанию ожить и оформиться, восстановить связи с произошедшими в прошлом событиями.

– Искусственный ангел, – прошептал бог.

– Восстановил? – улыбнулась ведьма, все еще не отпуская его и не отводя взор. – Ты впервые открываешь ученика, да?

Ликург тяжело выдохнул. Страшнее змия может быть только магия аптекарей. Маруся могла сотню раз прежде говорить, что ученица. Если это было необходимое знание для поставленной ею цели, то оно шло на пользу, не оставляя следа в сознании ее собеседников. Если цели не было, то и слова были ни к чему. Береслава – аптекарь, Лик это знал. «Поцелуй» на трупе Маруся нашла. Это он тоже знал. Но складывать два плюс два в мозгу просто не стал. До сего момента Эйдолон ни разу не сталкивался с открытием, и, как следствие, никогда вот так вмиг не осознавал, насколько беспомощен перед силами, границ которых не знает. И неизвестно, какие еще факты об аптекарях он знает, но не осознает и не анализирует.

– Тяжело с пониманием, что знал и не осознавал? – догадалась о его мыслях ведьма.

– А дальше что? Отпустишь, и я забуду?

Руся отрицательно покачала головой.

– Дашь мне закончить, и осознание останется.

– Что подразумевает «закончить»?

Лик поймал себя на мысли, что смотрит на свое отражение в ее внимательных выразительных глазах с удовольствием.

– Ты все равно не запомнишь. И даже не осознаешь, что я это тебе сейчас сказала. Просто стой смирно.

– Ладно. – Бог глубоко вздохнул и замер.

Руся привела мысли в порядок и начала читать хорошо заученный заговор, перевода которого не знала. Сама она делала это впервые, поэтому выговаривала слова тщательно, сосредоточенно. Одна-единственная неточность, и слушатель погибнет.

Ведьма закончила и вопросительно взглянула на шефа. Получилось у нее или нет, она пока не знала. Магия аптекарей сама определяет, какому созданию стоит доверять знание, а какому – нет. Руся всегда поражалась этой совершенной многоступенчатой системе безопасности. Неприступный сейф, где хранятся инструменты власти над всем сущим.

– И что дальше? – не понял ее взгляда Лик.

Маруся опустила руки и отступила на шаг назад, освобождая начальство от вынужденных объятий.

– А дальше вопрос. Кто я?

– Каштановый кудрявый смерч с веснушками на носу, – невнятно пробормотал Лик. Из колеи она его выбила сильно. Во-первых, он теперь вдруг осознал не только, что его подчиненная будущий аптекарь, но и еще тот факт, что ученика аптекаря открывают посторонним не аптекари и не сами ученики, а их магия лично. И делает она это крайне редко. Уже мысли в голове путаться начинают. Во-вторых, впервые он подчинялся командам женщины неосознанно. Не нарочно позволял собой командовать, а действительно подчинялся. От этого обстоятельства в голове образовывалась каша. И, наконец, третье: теплые ладони на висках, столь же теплое, стройное тело и чуть бледные полные губы, от которых ему неожиданно с трудом удавалось отрывать взгляд. Слишком много всего, чтобы не потерять на время самоконтроль и способность стройно мыслить.

– А? – не поняла ведьма.

– Говорю, запомнил я. Поехали. До заката успеть надо.

Бормоча под нос эпитеты в адрес начальства, Руся взгромоздилась на верблюда и поскакала навстречу неизвестности.

– Пап, – позвала Женя, протягивая Ярославу чай.

– Ну?

– Ты уверен, что Лику не понадобится информация по ангелам?

Ярослав на секунду зажмурился, делая глоток горячего сладкого напитка, затем откинулся на спинку дивана в приемной, где хозяйничала Женя. Здесь ему нравилось больше, чем в кабинете. Когда должность не обязывала, Атум старался быть поближе к своему единственному ребенку.

– Уверен. Нефилимы об ангелах ничего не знали и с ними не соприкасались.

– А если убил ангел?

– Я промежуточные результаты запрошу. Будет что-то нужное, раскрою.

Женя нахмурилась.

– И кто меня учил искать факты, обладая максимальной информацией?

– Не знаю. – Ярослав пожал плечами, тут же сощурился и подозрительно оглядел своего отпрыска.

– Дочь! Ты в него влюбилась?

– В кого?

От неожиданности Женя выпрямилась и уставилась растерянно на Атума.

– В Эйдолона.

Женя сначала прыснула, потом рассмеялась.

– Намек понял. Не издевайся над стариком.

Ярослав вздохнул и продолжил релаксацию, размышляя над судьбой нового создания. Костя не был рожден частью этого мира, а значит, он тот, кого старались когда-то безуспешно искусственно вывести ангелы. Тот единственный, независимый от всех магических полей, кто свое маниту и свою судьбу выбирает сам. Уникальный и неповторимый. Не полукровка, коими были нефилимы, а истинный обладатель двух полноценных сущностей – человека и создания.

– Возьмешь Костю?

– Уже взяла, – отмахнулась Женя.

– Не в тягость?

– Абсолютно нет. Я с людьми по-дружески последний раз не помню уже, когда общалась. Так что мне интересно самой.

– Мой бесценный подарок от Пустошей, – беззвучно проговорил Атум.

– И это вход? – слегка разочарованно спросила Руся, рассматривая низкий неотесанный каменный столб с грубо выбитой надписью «Великая Пустота» на мертвом языке. Это теперь они Пустоши, а раньше звались Пустотой.

– Это не просто вход, – нарочито сурово проговорил Лик, затем после торжественной паузы добавил: – Это парадный вход!

Ведьма издала нервный смешок.

– Тебе повязать на дерево что-то надо, иначе не найдешь ни реальность, ни точку входа. И не забудь про магию, – вернулся к деловому тону Эйдолон. – Не хочешь лишиться пыли – не пытайся ею пользоваться.

– Есть, шеф!

– Не паясничай. От меня не отставай и не отдаляйся. Что ждет нас за чертой, не знаю, поэтому лучше будь начеку.

– Поняла.

– Хорошо. Тогда вяжем якорь и вперед.

Маруся покопалась в карманах, стараясь придумать, что могло бы ей якорем послужить. В конце концов, не нашла ничего лучше, чем привязать к старому разлапистому воздушному дереву плетеный браслет с запястья. Лик достал из-за пазухи платок или что-то вроде того, Руся толком не рассмотрела. Верблюдов оставили тут же. Местные им загон предусмотрительно организовали.

И вот, закончив приготовления, с рюкзаками за спинами они ступили в Великую Пустошь. Руся даже прищурилась, ожидая чего-нибудь этакого. Молний или смерча, например, или голоса, грозно вопрошающего, что за неправильная ведьма рискнула зайти во владения всемогущей магии. Но ничего подобного не произошло. Да и вообще ничего не произошло. Та же пыльная тропа посреди степи, только каменюка парадный позади, а не впереди.

– И что? И все?! – не сдержала разочарования Козлова.

Лик плечами пожал и зашагал вперед. Говоря откровенно, он и сам был слегка обескуражен. Когда ступил за камень впервые, его восприятие вселенной исказилось. Мозг словно настройки сменил.

Во-первых, Пустошь лишала магии. Маги не колдовали, оборотни не меняли лик, боги не искажали реальность и прочее, и прочее. Во-вторых, Пустошь словно опыты ставила на своих гостях. И если опыты эти не приносили неизменной пользы подопытным, не было бы здесь столько посетителей ежегодно.

– Ты же был тут, – не унималась ведьма. Она догнала начальника и теперь бежала за ним вприпрыжку. – Что с тобой было? Все говорят, что входишь и будто проваливаешься. Что имелось в виду?

Лик сердито выдохнул и ускорил шаг.

– Шеф!

– Я оглох и потерял способность осязать. Когда через пару минут пришел в себя, понял, что звук ощущаю, как прикосновение, а прикосновение, как звук. Ветер оглушал, приходилось закрывать всю поверхность кожи. А от собственного голоса ушам было щекотно.

– Ух… А потом?

– А потом прошло. Не трогают тебя, иди и молча радуйся.

Козлова кивнула, потом вдруг спохватилась.

– А куда идти-то?

Вместо ответа Лик засмеялся и покачал головой. Любое другое создание задало бы этот вопрос еще змию, но не его особая ведьма. Его Маруся задаст важный вопрос исключительно тогда, когда и спрашивать-то уже смысла нет.

– Ой, – пробормотала Козлова виновато.

Все-таки ошибки она признает быстро, не цепляясь за гордость. В большинстве случаев с представителями древних магических домов приходится туго. Они не любят даже мысли допускать, что совершили промах.

– Здесь дорога всегда ведет конкретно к твоей цели.

Руся растерянно взглянула на затылок шефа.

– А если без цели пришла?

– Тогда в твоей голове переберут все главные желания и помогут определиться с жизненными позициями, а заодно и с жизненной философией. Мечтаешь о чем-нибудь?

– Не знаю, – Маруся пожала плечами. Пока шеф говорил, она едва не рухнула носом в пыль, споткнувшись о камень. – В юности мечтала о крыльях.

Лик засмеялся.

– Ты просто никогда не жил под влиянием Шута, – возмутилась ведьма. – Я из-за него всегда падала. Он, когда не может сам разгуливать, так развлекается. Уводит внимание, а ты падаешь на ровном месте, запутавшись в своих же ногах…

Лик не повернулся, но слова Руси застали его врасплох. За плечом зашипело от боли облако. Бог, не отдавая себе отчета, пожелал зла Шуту, и Пустоши мгновенно исполнили его желание.

– Вот я и мечтала о крыльях. Такие большие, белые, пушистые за плечами, как в Иномирье рисуют у ангелов на картинах и иконах.

– Скорее кожистые и вместо рук, как у летучих мышей. По природе к нам ближе будет, чем птичьи.

Руся скорчила гримасу.

– Не хочу по природе. Хочу по картинкам.

Эйдолон попытался сохранить серьезное выражение лица, но быстро сдался. Вообще расслабиться настолько он не позволял себе в присутствии сослуживцев никогда (Иму не в счет), а тут рассмеялся совсем некстати. Изображать руководителя вдруг стало не по силам.

Веснушчатые щеки порозовели из-за его смеха. Недовольная и его реакцией, и своей собственной, ведьма плотно сжала губы и тихо обиженно шмыгнула, что взрослости ей по понятным причинам не добавило. Лик поймал себя на очень естественной и простой мысли: захотелось не обижать ее.

– Маруся, – начал он. Козлова от этого обращения вздрогнула и подозрительно уставилась на бога. Лик на мгновение замялся, соображая, как бы тактичнее извиниться за все то, что она успела от него вытерпеть. Сложностей с извинениями раньше не возникало. Но не в этот раз. Сейчас подбирать слова оказалось очень трудно.

– Насчет первого знакомства…

– С кем? – тут же выдала уточняющий вопрос непутевая подчиненная. Лик про себя еще раз подивился ее способности уточнять невпопад.

– Со мной.

– А-а, – понимающе протянула она. – А первого знакомства с тобой кого?

Лик взглянул на Марусю. Она почти бежала рядом, стараясь не отстать, и сосредоточенно следила за почвой под ногами.

– Тебя со мной.

– О! Я не нарочно тогда. Я рассеянная, имена, если мне они не нужны, плохо запоминаю и не особо с окружающими общаться умею.

– Я знаю. Это я хотел извиниться.

Руся сначала даже не поняла смысла услышанного, а когда поняла, впала в ступор. Его ласковое «Маруся» ее из колеи выбило, и взгляд теплый, мягкий, добрый, он еще и прощения просить решил за грубость в первую встречу.

– Шеф.

– Называй меня Лик, – еще более мягко проговорил бог.

– Шеф, с вами все в порядке? – перешла на максимально уважительный тон Руся. Настолько уважительно она еще ни к кому не обращалась.

– Зови меня Лик. Тебе кто-нибудь говорил, что ты очаровательное создание?

– Шеф…

– Лик!

– Ли… Лик… Вы меня…

– Ты, – снова перебил ее бог.

– Ты меня пугаете, – закончила мысль Маруся, озадаченно глядя на начальственную ладонь на своем плече. Поначалу он просто обнял, но когда подчиненная попыталась сбежать, Эйдолон прижал к себе неудачливую беглянку вполне ощутимо. Так что ей осталось только вытянуться в струну и идти в неожиданных и очень теплых мужских объятиях.

– Знаешь, сколько раз я из-за тебя получал? Я из-за Иму столько не получал, а он далеко не подарок. Но ты же свои губки сожмешь, глаза на меня невинные уставишь или нос свой курносый с веснушками беспомощно гордо задерешь, и все! Ребенок ребенком. Разве можно от тебя пытаться избавиться?

– Шеф…

– Лик!

– Лик, по-моему, вы го…

– Ты!

– Ты говорите все, что думаете.

– Не все, что думаю, а все, что чувствую или чувствовал, – согласился Эйдолон и при этом зубами скрипнул. – А еще, похоже, делаю все, к чему эмоции толкают. Если ты меня начнешь спрашивать о чем-то не по нашему делу, я тебя по возвращении уволю, но сначала убью.

– Да.

– Красавица моя.

Руся невесело коротко рассмеялась. Когда напротив нее сидела гиена, ведьма себя ощущала более уверенно, чем сейчас. Лика она не боялась, но предугадать, на что его толкнут эмоции, тоже не могла, так что ситуация более чем странная и опасная складывалась. В какие только передряги не впутывалась, но подобное происходило впервые. А она-то, наивная, посчитала, что Пустоши ничего не сделали.

Ведьма вся напряглась, сосредоточилась, еще и нахмурилась. Лик усмехнулся, глядя на тонкую морщинку, пролегшую между темных бровей. Затем взгляд его сместился на рыжую кудрявую шевелюру. Он ухватил пальцами одну прядь за кончик, вытянул и отпустил. Словно медная пружинка, она подскочила и вновь приняла свою естественную форму. Донельзя довольный экспериментом, Эйдолон перешел к следующей пряди. Процесс завораживал так, что мысли о работе отступили на второй план.

Маруся не представляла, сколько они прошли вот так в обнимку. Лично для нее время тянулось бесконечно. Шеф успел подергать ее за волосы, погладить по голове, точно домашнего любимца, по-дружески потискать за плечи, одобрительно похлопать по спине, рассказать, какая она вредная, красивая, нелепая. У Руси в целом сложилось впечатление, что он к ней относится как к маленькой обожаемой племяннице. Если бы не сплошная стена гор, тонущих в молочном густом тумане, в которую уперлась дорога, шеф так и не отвлекся бы от своего развлечения.

– Да, Рыжик, – задумчиво протянул он, вглядываясь в туман. – Вот и первые прихоти нашего хозяина. Теплые вещи надевай.

– Не рано?

Козлова понимала, что с подъемом температура начнет падать, но не поняла, для чего одеваться здесь внизу.

– Надевай. Впереди есть граница. Мы с тобой по одну ее сторону, где тепло и сухой воздух, горы по другую сторону, там сейчас должно быть прохладно и крайне влажно.

Эйдолон оказался прав. Приближаясь к горам, они действительно переступили незримую черту, за которой их ждали совершенно иные погодные условия. Здесь тропа заставляла путников быть внимательными. По влажным камням, покрытым мхом и лишайником, идти было нелегко. Руся многократно успела помечтать о милой сердцу метле.

– Да, метла твоя не помешала бы, – согласился в унисон ее мыслям бог.

– Вы откуда знаете, о чем я думаю?

– Понятия не имею, о чем ты думаешь, – Лик пожал плечами, продолжая осторожно идти по горной тропе. – Не упади. Под ноги смотришь?

– Смотрю.

Руся опустила голову и начала искать участки каменистой почвы, не покрытые зеленью. Шеф прав. Падать здесь и ломать себе что-нибудь – не лучший вариант ведения расследования.

Они больше двух часов провели на горном маршруте, когда неожиданно дневной свет погас. Не сумерки, не затмение, просто темнота, как будто по щелчку.

– Ли-ик, – шепотом позвала Маруся.

– Вот именно, Рыжик. Субординация – не твое, – проговорил в ответ бог. – Стой, не шевелись, я лампу зажгу.

– Почему так темно?

– Скорее всего, проход нам предоставили.

Руся не на шутку испугалась. Она развернулась в направлении голоса шефа и осторожно начала вытягивать руку, ощупывая воздух. Если доверять слуху, то Лик должен был находиться совсем близко.

Ослепительно вспыхнула спичка, выхватив из темноты небольшое пространство вокруг. В Пустошах безотказно работали старые человеческие изобретения. Эйдолон зажег керосинку и взглянул на спутницу. Она стояла в метре от него и, щурясь, рассматривала неровные каменные стены и потолок.

– А почему субординация не мое? – Голос прозвучал меланхолично, немного отстраненно, заставив Лика улыбнуться.

– С самого начала с «ты» переходишь на «вы» и обратно. Помнишь?

Руся, приоткрыв рот, рассеянно уставилась на шефа, потом пробормотала:

– На пещеру похоже или туннель. В какую сторону идти?

– Хороший вопрос, – Ликург обошел небольшое помещение по кругу и тем самым ответил отчасти на последний вопрос Козловой. В какую сторону идти? Да ни в какую. Выхода не было.

– Ты ведь не боишься замкнутых пространств? – осторожно уточнил он у подчиненной.

– Пока нет.

Лик постучал костяшками по одной из стен. От Пустошей ожидать можно чего угодно. Могло так случиться, что камень окажется не камнем.

Могло, но не случилось. Пещера была самой настоящей. Холодной, влажной, темной и что самое неприятное – с ограниченным запасом кислорода.

– Придется лампу погасить, – максимально спокойным тоном констатировал Эйдолон.

Как ни странно, Маруся без лишних вопросов поняла и приняла его намерения. Последнее, что Лик увидел, погружая окружающее пространство в темноту, – испуганное веснушчатое личико с упрямо сжатыми губами.

– Что дальше? – тихо спросила она.

Лик растерянно потер лоб. Он понятия не имел, что дальше, но признать вслух такое означало подвести доверившееся ему создание.

– Не знаю, Рыжик, – сказал правду и болезненно поморщился, ругая про себя магию Пустошей за подарок в виде чрезмерной искренности.

– А что обычно дальше посетители делают, когда их куда-то заносит?

Такую реакцию с ее стороны Эйдолон ожидал в последнюю очередь. В голосе Козловой чувствовался страх, но это не мешало ей вдруг начать рассуждать здраво.

– Как правило, заносит не просто так, а исходя из неких сложных соображений. То есть обычно Пустоши избирают для каждого создания свой личный путь преодоления страхов, боли или поиска ответов, причем часто на невысказанные вопросы. Вроде головоломки, у которой есть единственно верное решение и исключительно для тебя. Решаешь – получаешь новый прыжок или выход.

– А если не решаешь?

– Я не читал и не слышал никогда о тех, кто не решил. Они не возвращаются отсюда, оседают потом в списках без вести пропавших и все.

– И все… – эхом повторила Руся. – Значит, вот эта милая комната нужна кому-то из нас.

– Нам обоим. В противном случае мы были бы уже порознь.

– А подсказок не бывает?

Ликург пожал плечами.

– Ни разу не слышал.

После этой реплики в пещере воцарилось молчание. Лик слышал ее тихое дыхание, шорох одежды, когда она медленно передвигалась, и пытался сосредоточиться на поиске решения возникшей проблемы. Ему стоило немалых усилий подавлять эмоции. Не пытаться взять ее за руку или за плечо, дабы быть уверенным ежесекундно, что она невредима. Не задавать нелепых вопросов о том, что делает, и не боится ли. А главное, не называть «Рыжиком».

Последнее нервировало больше всего. Прозвище родилось не спонтанно и не под влиянием внешней магии. Совсем нет. Рыжиком про себя он начал звать ее к концу первой рабочей недели. И до сегодняшнего дня еще ни разу не произносил вслух.

Лик вспомнил непередаваемое зрелище блестящих пружинистых прядей, которыми он так опрометчиво играл, и растерянное выражение веснушчатого лица, когда он эту забаву только начал. Нежная, смешная, умная, пугливая, наивная, оранжевая, золотистая, алая – такие эпитеты приходили ему в голову при всяком упоминании о его ведьме. Все эти эпитеты превосходно передавало прозвище «Рыжик». Словно она девочка, а не женщина. При этом Лик отлично осознавал, что как девочку ее воспринимает из всего окружения только он сам. В последние дни он все чаще ловил Зверобоя за пристальным созерцанием Руси вообще и ее губ в частности. Полные, чуть бледные. Она могла выразить ими любые свои чувства. Могла их приоткрыть, озадаченно глядя на собеседника, и тогда собеседник, если он оказывался мужчиной, чаще всего начинал терять нить разговора. Она имела привычку, нервничая, порывисто облизывать нижнюю губу кончиком языка. Это ее движение заставляло Зверобоя замирать. Лик готов был поклясться, что черт дыхание задерживает в такие мгновения.

Ее сексуальность не бросалась в глаза и не поражала мгновенно, как это случалось, к примеру, с нимфами. Маруся захватывала незаметно, постепенно, мужчина просто погружался в нее, как в тихий сладкий омут, из которого легко выбраться, но нет никакого желания выбираться.

На ум пришло ее личное дело с копиями полицейских протоколов. Бывший муж преследовал ее несколько лет после развода. Были записи о судебных запретах и штрафах для нескольких созданий уже после мужа. Конечно, теперь там был Дингир. Лик разозлился, вспомнив о гиене. Кем бы ни притворялся этот божок, но его интерес к Марусе далеко не исследовательский. Он не исчезнет просто так из ее жизни, завершив миссию с Зайцевым. Лик был уверен, гиена будет регулярно появляться в попытке добиться ведьму. Он слишком захотел ее, чтобы не попытать удачу, а еще он не настолько слаб, чтобы заставить принудить ее против воли. Нет. Дингир будет желать ее исключительно по согласию.