Люди и боги. III книга научно-фантастического романа «Когда пришли боги»
Подросток гордился своей находкой. Он не расставался со своим «копьём» ни днём, ни ночью. И это ничего, что «копьё» было большим, а он маленьким.
Совсем не беда!
Однажды наступит время и он почувствует, что «копьё» приходится ему в самый раз. И тогда он крепко-накрепко привяжет к концу палки острый каменный наконечник и воображаемое «копьё» превратится, наконец, в настоящее! И станет метать его не перед собой, как сейчас, а далеко-далеко. Может быть даже дальше, чем самый проворный и сильный охотник.
Но мальчика обидели, разрушив его мечту.
Однажды мальчик слишком далеко забрёл в лес и оказался среди незнакомых ему людей. К нему подошёл чужой и наглый подросток. Он был выше и крупнее человечка с «копьём». Глаза его смотрели цинично и жадно. Ему приглянулась красивая и ровная палка незнакомого мальчика. Не церемонясь, он грубо вырвал её из рук юного охотника и вальяжно отправился восвояси.
Сначала мальчик опешил, но потом бесстрашно бросился на своего обидчика. Он хотел вернуть своё «копьё» обратно. Они сцепились в драке. Однако силы были неравны. В этой схватке мальчик уступил. Увалень повалил его на землю и несколько раз ударил ногой. Было больно. Потом он ушёл, унося с собой «копьё». Уходил неторопливо, не оглядываясь, будучи уверенным в своей полной безнаказанности.
Маленький охотник не смог преследовать своего обидчика. У него не осталось сил. Он истратил их в схватке. Ему оставалось только сдавленно плакать. От бессилия.
Тем не менее, маленький, но несломленный человечек хорошо запомнил своего обидчика. Он дал себе слово, что когда подрастёт и наберётся сил, то обязательно отыщет верзилу и вернёт ему свой долг…
Чем глубже атлант вникал в наивную проблему далёкого, маленького человечка, тем сильнее проникался к нему симпатией и сочувствием. Жаль только, что помочь ему в его беде, он не мог. Энион был приятно удивлён, раскрывшимся перед ним, внутренним миром маленького аборигена, который, неожиданно для атланта, оказался ярким и эмоционально насыщенным. Его покорили мысли и поступки пещерного человечка, отличавшиеся логичностью и естественностью.
Ноту досталось приподнять завесу над таинственным, внутренним миром первобытной женщины, а если точнее, то мечтательной девушки из каменного века. Это уже другой психологический тип, иные устремления и другие эмоции. Мечты свои пещерная красавица, а таковой она, наверное, и была, таила в самом сокровенном уголке своей наивной души. Туда, кроме её самой, допуска не было никому. Разве что благородному небожителю, да и то против её воли. Но она об этом не знала, а небожитель не собирался делиться с её соплеменниками её тайнами.
Девушку днём и ночью точила, как ржавчина железо, одна и та же мысль: достаточно ли она хороша, чтобы понравится только ему, только для неё созданному? Кто пригожее, она или соперница? Кому он отдаст предпочтение?
Если бы не он, ей на свете жилось бы проще. Если бы не он, то она смотрела бы на соперницу, как на пустое место. Если бы не он, такой пригожий и такой голубоглазый! Тот единственный, который ей приглянулся. Однажды увидев молодого охотника, она уже не могла его забыть. Почему не могла забыть, она не знала сама. Девушке очень хотелось понравиться ему…
И здесь появилась соперница. Коварно. Как шальной камень, бухнулась она в тихое озерцо её мечты. Бухнулась неожиданно и без спроса, грубо расплескав чужие надежды. Эта, другая, тоже положила свой ненасытный глаз на молодого, голубоглазого охотника. Мимоходом, и как бы невзначай. И чувства у неё были ненастоящие и мимолётные.
Девушка и её соперница были разные. Разные разительно.
Девушка была скромной и пугливой, а потому, ни юности её, ни её чарующих глаз, никто не замечал.
Зато её соперницу природа одарила избыточной энергией и решимостью. Шумная, шустрая, плотно сбитая, с одинаково пышными формами и с фронта и тыла, она неизменно привлекала к себе внимание мужчин. Её формам было тесно в незатейливом одеянии, и они непрестанно шевелились и колыхались. А глаза? Дерзкие и раскосые, они всегда смотрели призывно и не мигая.
Девушка так смотреть не могла. Робела. Её глаза, встречаясь с взглядом молодого охотника, невольно опускались вниз. Она не могла заставить себя вести так, как это делала её соперница. Её эмоции сковывала, непонятная ей, внутренняя сила.
Однако она тешила себя надеждой, что, однажды, пересилит себя, подойдет к нему и так пристально посмотрит ему в глаза, что разом затмит шаловливый зов зелёных глаз своей соперницы. Голубоглазый охотник, наконец, с удивлением и восторгом отличит её от других. Увидит и поймёт, что только она лучше и краше всех женщин на свете, что только она нужна ему и больше никто.
Неожиданно блеснувшее сокровище бесхитростной души пещерной золушки искренне тронуло небожителя. Он с удивлением отметил, что пещерная красавица может и хочет чувствовать глубоко и тонко. Её юному и неопытному сердцу уже ведомы такие сильные чувства, как любовь и ревность, хотя она, похоже, не понимала их природы. Такие эмоциональные вспышки и бури, из всех живущих на земле существ, свойственны только людям!
Для полноты картины, раскрывающей психологическую характеристику диких людей, Ила погрузился в духовный мир мятущейся души молодого охотника.
Почему атланты интересовались только молодой или подрастающей порослью? Всё просто. Дикий народ не знал старости. Или почти не знал. В ту эпоху умирали, преимущественно, молодыми. Люди, дожившие до преклонных лет, воспринимались как настоящее чудо.
Интересующий атланта охотник оказался натурой эмоциональной и сложной. К тому же он, похоже, ещё и комплексовал. Причиной его неуверенности в себе служило хроническое невезение на охоте. Его сотоварищи, с которыми он охотился, были, почему-то, всегда проворнее и удачливее. Это обстоятельство язвило самолюбие охотника. Дело было в том, что он плохо владел копьём, а потому всегда плёлся в хвосте группы. Ему не доверяли.
Даже в тех случаях, когда охотнику удавалось первым выйти к добыче на расстояние удара, и когда ему казалось, что он вот-вот схватит за хвост синюю птицу счастья, та в последний момент всё же улетала от него. Улетала, потому что охотник либо мазал, либо попадал своим копьём так, что неловким действием своим вызывал коллективное недоумение у других охотников.
Тогда они начинали тыкать в его сторону пальцем и смеяться. Каждый на свой лад. Один смеялся добродушно. Второй хихикал за компанию. Третий смеялся зло, раздосадованный тем, что из-под самого носа убежал верный обед. Четвёртый не смеялся вовсе. Он, молча, смотрел на неудачливого охотника, и в его глазах читалось сочувствие.
Однако у невезучего охотника было одно утешение. Оно преображало его духовно и помогало легче переносить неприятности охотничьей жизни.
По возвращении с охоты он всякий раз уходил в заброшенную пещеру и долго там пропадал. Сначала отсутствия охотника никто не замечал. Фигурой он был серой и неинтересной. Потом коллеги по ремеслу, таки обратили внимание на его странное поведение. Из любопытства и подозрения обратили. Что это он такое делает один в дальней пещере? Неужели втихомолку ест мясо? Что за проявление махрового индивидуализма? В цивилизованном обществе так не поступают. Это непорядок! Мясо в обществе принято было потреблять коллективно! Проследили за ним и были немало удивлены увиденным. Кто бы мог подумать, что они обнаружат у охотника-неудачника такие таланты!
Там, в самой глубине пещеры, при тусклом, многократно отражённом от стен, дневном свете, невезучий охотник занимался художественным творчеством. Он подбирал с земли чёрный, твёрдый комочек и рисовал им по поверхности шероховатого камня. Работал быстро, почти не задумываясь. Рука двигалась уверенно и твердо. Если бы такую сноровку он имел на охоте, то наверняка стал бы передовиком. Когда он изображал, то в его руках всё играло. Вот бы на охоте так. Но на охоте у него так почему-то, не получалось. Почему? Он не знал.
У пещерного художника была цепкая образная память. Он зрительно запоминал всех животных, которых встречал на охоте. Потом изображал их. Реалистично, в движении, всего несколькими энергичными линиями и штрихами. Животные узнавались с первого взгляда. Этот факт дружно подтверждали коллеги охотника, вернее художника. Они бродили по пещере и изумлённо таращились на рисунки. Посетители первобытной, художественной галереи то и дело одобрительно кивали волосатыми головами, и многозначительно переглядывались между собой. Выставка нравилась. Они громко выражали восхищение:
– О – о – о!
– У – у – у!
– Эге!
– Ах!
– Ух!
– Ых!
Часто обращали свой, теперь уже просвещённый взор на художника, и тот видел в их глазах уважение. Не насмешку, не неприязнь, не жалость, а именно уважение. То, чего более всего желал сам художник.
Творениями пещерного мастера восторгались все охотники, кроме одного. Это был тот самый охотник, который больше других насмехался над его неуклюжестью. Он с усмешкой смотрел, то на художника, то на его творения. Затем поднял с земли чёрный комочек и принялся рисовать сам. Охотник самоуверенно полагал, что эту работу он сделает не хуже художника. А может и лучше. Однако рука не слушалась его, несмотря на все усилия. В результате его творческих мук, на стене пещеры появилась нечто такое, что тут же вызвало взрыв хохота.
Не смеялся только художник. Он знал, как это больно, когда над тобой смеются. Художник искренне жалел своего недоброхота. А тот, растоптав в сердцах чёрный комочек, выбежал из пещеры. Там он больше не появлялся, но и над охотником, который ещё и художник, смеяться перестал…
Ила, остался доволен и своей работой и содержанием телепатического сеанса. Впрочем, как и его друзья-атланты. У него камень с души свалился. Небожитель ожидал встречи со свирепыми примитивными существами, которые от рождения до самой смерти озабочены всего двумя проблемами: прокормом и размножением. Однако реальность оказалась лучше, чем представление о ней. Дикие люди не оказались непроходимо дремучими. На деле они обладали зачатками поведенческой парадигмы, характерной для разумных существ.
Более всего Илу поразил факт приобщения тёмного, пещерного существа к миру прекрасного.
Просто, невероятно!
Ведь в их жестоком, насквозь прагматичном мире подобное явление должно восприниматься, как нелепость, как абсолютная ненужность. Действительно, зачем терять драгоценное время на ненужное занятие, если его можно потратить на поиск пищи…
На привале атланты поделились впечатлениями о телепатическом эксперименте. Обмен мнениями настраивал на оптимистичный лад.
Ила подвёл итог:
– Они – люди! Хотя об этом пока ещё не догадываются.
Уточнил:
– Не подошло время.
Небожители поддержали своего руководителя:
– Согласны.
Ила продолжил:
– Информация для Зевса готова. И в целом она позитивна.
Тяжело вздохнул.
– Однако есть проблема.
Энион вопросительно посмотрел на начальника.
– Что ты имеешь в виду, мой Ила?
Небожитель нахмурился.
– Вероятную встречу с дикими людьми.
– Ну?
В голосе Илы прозвучали тревожные нотки:
– Боюсь, она будет носить непредсказуемый характер.
Энион улыбнулся.
– Надеюсь, не с нашей стороны?
Лицо Илы оставалось серьёзным.
– К сожалению.
В разговор включился Нот:
– Это, в самом деле, проблема. Предсказать их поведение, действительно, сложно.
Ила задумчиво произнёс:
– Дикие люди вокруг нас. Вероятность случайной встречи с ними достаточно велика. Теперь нам надо быть особенно осторожными.
Отныне было решено передвигаться более скрытно, а на привале и во время ночлега, отряжать одного из путешественников в дозор. Предосторожности будут соблюдаться до тех пор, пока путешественники не оторвутся от дикого потока, и не выйдут на свой прежний маршрут.
Честь стать первым часовым, на время ночного отдыха группы, выпала на долю осторожного и ответственного Тара. Солнце уже давно спряталось за спиной у леса. Сгущались сумерки. Путешественники устроились на ночлег. Их приютил роскошный куст, надёжно укрыв от посторонних глаз.
Тар повёл чутким ухом, прислушиваясь к звукам засыпающего леса. Ничего подозрительного. Охотник присел на поваленное дерево, рядом с обширным кустом, в сени которого прикорнули путешественники. Монотонные, ночные шумы убаюкивали. Он на мгновенье смежил веки. Тело мигом обмякло. В сладостном полузабытьи охотник услышал, как за его спиной, неожиданно, хрустнула ветка. Но Тора привёл в чувство не столько подозрительный звук, сколько запах. Незнакомый и тяжёлый. Охотник встрепенулся. Он резко повернул голову назад, в сторону подозрительного звука. Но было уже поздно…
Глава 5. Алкмена
Чар сидел на мраморном крыльце своей просторной пещеры. Прислонившись спиной к мраморной колонне, он грелся на солнце. Каннелюры трепетали под лучами солнца и казались живыми.
Перед взором Чара искрилась широкая, круглая река. По велению богов, «жуки» вымостили её берега ровными белыми камнями. Вдоль берега стояли пещеры людей. Их было столько много, что и не сосчитать. Да Чар и не пытался этого делать. Он радовался, что у каждого его соплеменника была своя, личная пещера. А были ещё и незаселённые. И все у реки. Все рядом со становищем богов. Ни одному соплеменнику не обидно.
Хорошо!
С тех пор, как Чар пришёл в становище небожителей, прошло много вёсен. Каждая новая весна добавляла ему морщин и делала немощным его тело. Все меньше оставалось тех, кого он привёл. Они, один за другим, уходили к предкам. Вождь лишь вздыхал, да качал головой. Люди совсем стали забывать, что он был вождём. Как забыли они и о титуле его друга – хромоногого Кру. Хотя бывших вождей, как известно, не бывает.
Теперь у них были другие вожди – небожители. Вождей много. Их трудно сосчитать. Но есть у них и главный вождь. Его зовут Зевс. Правда, он добр и на вождя совсем не похож. Вождя все должны бояться. А его, если говорить серьёзно, то никто не боится. Так, побаиваются немного, и то ради приличия. А всё потому, что не карает. Даже смешно!
Небожители придумали для людей много дел. Дел было даже больше, чем людей. Поэтому все люди были при делах.
Продолжали они заниматься и охотой тоже. Но, мало. Да и охотники пошли не те, что раньше. Боги вооружили их кривыми палками и прямыми лёгкими копьями с белыми наконечниками. Охотники нынче за добычей не гонялись. Добычу настигали совсем мелкие копья, пущенные кривыми палками. Быстра косуля, но маленькое копьё ещё быстрее!
Чар лишь качал головой. В его время были другие охотники. Они бегали, как косуля и столько, сколько косуля. А по-другому как? А по-другому никак. Уйдёт косуля, умрёт охотник. От голода.
А теперь что? Теперь всё просто. Охотник стоит, а косуля бежит. Охотник пускает маленькое копьё и косуля падает. Охотник подходит и берёт добычу.
Хорошо!
Вот только охотники, не как раньше. Совсем другие стали. Слабые. Ленивые. Бегать не хотят.
Чар снова качал головой и кряхтел. Он мог бы рассказать про настоящую охоту, да некому. Молодые охотники не слушали. А если кто и слушал, то из жалости. Его советы устарели. Другие сейчас времена пришли. Цивилизация на дворе!
Хотя самому вождю, в целом, жилось хорошо. Ничего не скажешь. В его пещере было всё, что нужно. Даже было то, что не нужно.
Вот взять хотя бы эти шары с живыми картинками. Стоит вождю только переступить порог, а шар тут как тут. Выплывает из потолка и начинает гнать картинки, которые можно увидеть на улице. А если показывает другие картинки, то вождю становится скучно. Он их не понимал.
А ещё шар разговаривал. И на языке небожителей, и на человеческом языке тоже. О языке небожителе Чар квалифицированно судить не мог, а вот человеческий, по его мнению, был никакой. Так могли говорить только женщины, а не настоящие охотники!
Шар, по началу, забавлял вождя, а потом надоел. Поэтому заходя в пещеру, Чар сразу нажимал на красный сучок, что у входа. Тогда шар не появлялся, и вождь мог спокойно полежать в тишине, на широком ложе.
На всевозможных «жуков», снующих по пещере, он уже давно не обращал никакого внимания.
Некоторое смягчение зуда от потребности поделиться жизненным опытом, он получал от визитов своего коллеги по руководящей работе, хромого Кру. Тогда они степенно усаживались на крыльце, подпирая спиной мраморные колонны, и начинали беседу. Неспешно, со знанием дела начинали. Вспоминали былое. Сначала говорил один. Говорил долго, пока не уставал. А другой благодарно слушал и согласно кивал головой. Потом они менялись ролями. Начинал говорить другой. Общались на сугубо охотничьем языке, и оба были довольны.
Они никогда друг другу не надоедали, хотя встречались регулярно.
Почему не надоедали друг другу? Неужели они так много знали? Отнюдь. Фокус заключался в том, что вожди, вскоре, забывали то, о чём ранее вели речь. Поэтому встречи были всегда новые, а разговоры всегда старые. Хорошо, что они ещё узнавали друг друга, а то пришлось бы при каждой встрече знакомиться.
В пещере, вместе с Чаром жила его дочь, Алкмена. Женщина стареющего вождя, Авела ушла в мир теней, когда Алкмена была ещё подростком. Чар остался с Алкменой. Благо, они уже тогда жили в становище богов, и у маститого вождя была персональная, благоустроенная пещера с кучей обслуживающих «жуков».
Алкмена сильно привязалась к своему отцу. А он отвечал взаимностью, оберегая и лелея её. На его глазах дочь выросла и расцвела. И как расцвела! Красотой своей она могла свободно соперничать даже с теми, кто спустился с небес. Сколько не присматривался вождь к девушкам из окрестных пещер, равных ей по красоте, не увидел. В связи с чем, сильно гордился.
А ещё она была доброй и умной. По этой причине вождь не мог нарадоваться на свою дочь!
Может, такой её сделала богиня Гера? Ведь боги всё могут! Дело в том, что Алкмену и других девушек Гера учила всяким премудростям, совсем не постижимым для старого вождя. Ведь он был специалистом в сфере управления и охоты, а не в области иероглифов и других закорючек.
Знания дочь вождя хватала на лету. Как-то раз она радостно сообщила отцу:
– Знаешь, я уже смогу написать на песке, или нацарапать на камне целое слово. И не одно.
Вождь озадаченно почесал затылок.
– Что такое «нацарапать», я знаю. А что такое «написать» – нет.
Недоверчиво покряхтел:
– Я не понимаю, как это можно нацарапать слово?
Уверенно продолжил:
– Его можно сказать, выкрикнуть, прорычать, прошептать, и, даже, дать. А чтоб нацарапать? Такого никогда не слышал.
Усмехнулся.
– Спроси у всякого охотника. Он скажет тебе то же, что и я.
Алкмена лишь рассмеялась в ответ:
– Всё просто, отец. Я тебе сейчас объясню!
Чар покачал головой.
– Не стоит, дочь. В нашей семье довольно одного мудреца.
После этого случая, ещё много раз солнце поднималось в небо и опускалось обратно.
И вот однажды Алкмена вернулась в пещеру иной. Она глядела на отца, но не видела его. Не прикоснулась к вкусной еде, которой угостил «жук». Сидела камнем и неотрывно смотрела на круглый остров. Солнце утонуло в большой воде, а она сидела. Ночь пришла, а она сидела.
Чар по-началу испугался: не заболела ли она? Потом успокоился. Так бывает всегда, когда приходит пора любви. Так было с Авелой, матерью Алкмены, когда она смотрела на него, на могучего вождя Чара! И у неё были такие же глаза, какие сейчас у Алкмены. Бездонные, как две пропасти и слепые. Видно, дочь влюбилась… Бедняжка!
Чар и радовался и печалился. Ожидались большие перемены.
Кто он, её избранник?
Напрасно думал седовласый вождь, что это кто-то из молодых охотников. Совсем нет. Охотники не интересовали Алкмену.
Это был тот, о ком Чар, и помыслить не мог.
Избранником её дочери был сам Зевс! Вождь небожителей и людей! Чар получил настоящий шок! Как на охоте, когда над тобой зависает разъярённый медведь, а помощи ждать неоткуда!
Как это случилось?
Виноват был случай. Алкмена и её подруги упорно выводили иероглифы, когда в учебную пещеру кто-то вошёл. Усердные ученицы оторвали глаза от предмета занятий и посмотрели на посетителя. Посмотрели и, от великой неожиданности, чуть не уронили свои кисти.
В пещере, рядом с их наставницей, благородной и величественной Герой, стоял сам Зевс!
Ученицы дружно встали и склонили голову, приветствуя высокого гостя.
Алкмена, дрожа от страха, осмелилась поднять глаза на вождя небожителей. Ведь она никогда его не видела так близко.
А теперь, вот увидела! О! Лучше бы вовсе не смотрела в его сторону!
Его неземная красота и стать сразу же околдовали несчастную Алкмену!
Зевс медленно прошёлся по рядам, чтобы оценить старания учениц своей царственной супруги.
Не задерживался нигде.
Подошёл к трепетавшей дочери вождя. Остановился. От великого смущения та не поднимала глаз своих. Ей показалось, что небожитель стоит рядом с ней уже целую вечность!
Наконец, она пересилила себя и посмотрела на него. Нечаянно встретилась с его взглядом. Утонула в синем океане его глаз. Смутилась ещё больше. Опустила взгляд. Замерла, не дыша.
Зевс, молчавший до этого, спросил:
– Скажи, как зовут тебя?
Ей показалось, что голос его похож и на говор хрустального ручья, и на шелест листвы, и на тихий рокот волн, набегающих на песок. Она осмелилась ещё раз поднять свои глаза.
Едва выдохнула.
– Алкмена…
Зевс переспросил:
– Алкмена?
Она ещё раз посмотрела на него. Уже не так робко.
– Да.
Небожитель похвалил её:
– Алкмена, ты старательная ученица. Иероглифы написала искуснее своих подруг. Хвалю.
Улыбнулся.
– Да и сама ты хороша! Очень хороша!
Повернулся и пошёл к Гере. Что-то тихо сказал ей и, чуть наклонив свою гривастую голову, покинул учебную пещеру.
Остановившееся было сердце Алкмены, забилось вновь. Случилось чудо: её похвалил сам Зевс! Бывает же такое на свете…
Теперь все её мысли, в свободное от иероглифов время, кружились, как стайка робких птичек, вокруг смутной мечты о нём.
Позже, подобное мятущееся состояние души проникновенно описал один великий поэт. И описал он его, для вящей убедительности, высоким слогом.
Там тоже простая и очень наивная девушка увидела однажды одного небожителя, но не с Марса, а из Петербурга. Увидела и заболела навязчивым, и очень сердечным томлением. Осмелилась даже робко открыть ему своё трепетное сердце.
И что получила в ответ? Одно разочарование!
Её хрупкое чувство к нему, небожитель высокомерно отверг. Так было по началу. Но позже капризной судьбе стало угодно, чтобы он сам изведал к ней те же чувства, какие некогда она испытывала к нему. Теперь его сердечные притязания уже отвергла она.
Грустная история…
Она, конечно, могла закончиться по-другому, но так бывает только в фильмах известной киностудии, да в сказках.
Может, Алкмене повезёт больше? Возможно, небожитель с Марса и небожитель из Петербурга, это не одно и то же?
Хотя… мужчины все одинаковы.
Бедная Алкмена!
И даже тогда, когда она усердно выводила иероглифы, то вместо символа, сам собой начинал рисоваться профиль небесного сердцееда. Вернее, пока только карикатура. Она не хотела, а он рисовался.
Удивлённая наставница терпеливо объясняла ученице, что такого иероглифа в природе не существует. Та виновато кивала головой и снова рисовала то же самое.
Знала бы величественная Гера, чей профиль маскируется под иероглиф, то поговорила бы со своей дерзкой воспитанницей по-другому.
А Алкмена ждала, когда Зевс посетит их учебную пещеру ещё раз. Напрасно ждала. Зевс не появлялся.
Они успели нарисовать уже много раз по многу иероглифов, а его всё не было.
Может, забить его? Пыталась. Не получалось!
Видно, ещё со времён бедной дочери вождя Чара вошло в жизнь выражение утверждающее, что женщина любит ушами. Сделал небожитель красивой девушке комплимент, она и растаяла. Стала после этого делать далеко идущие выводы. Раз он так сказал, значит она, действительно, хороша.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги