Любовник змеи

По ночам мне снился мир, прошедший очистительное пламя революции. Он виделся мне залитым солнцем краем садов, зеленых лугов, белых дворцов и кипарисовых аллей.

Я был почти счастлив.

4. Один в поле (не) воин

Я был почти счастлив.

Но длилось это недолго.

Слишком резок был контраст между мечтой о светлом послереволюционном завтра – о красивых обнаженных людях, водящих хороводы под медовым солнцем – и реальностью безрадостного «сегодня», когда небо беспросветно, а сердца отравлены злобой и жадностью.

Собака, которую поманили сочным куском мяса – тем сильнее почувствует голод. Аж пасть переполнится пеной.

Я снова начал соскальзывать в депрессию и самоедство.

Михайло Букунин писал: «…«Непрерывная революция» – это, прежде всего, руководство к действию. Бесполезно читать ее, как Библию – устраивая догматические споры по поводу каждой фразы. Нет!.. «Непрерывная революция» должна вдохновить вас действовать. Действовать!.. Проявить социальную активность во имя освобождения угнетенного класса… До конца понять теорию непрерывной революции можно только применяя эту теорию на практике…».

Бесполезно читать «Непрерывную революцию» как Библию…

А я?.. Вопреки указанию товарища Букунина – я относился к «Непрерывной революции» как восхищенный древнеиранский жрец к Авесте. Догматических споров – положим – мне не с кем было вести. Но сам я – точь-в-точь бородатый богослов – толковал и перетолковывал каждое предложение полюбившейся мне книги.

Но ведь это неправильный путь?..

Меня постиг мучительный кризис.

Что толку, что я прочел умную книжку?.. Что толку, что я – вроде как – сочувствую обманутым и обездоленным массам?.. Сам-то я остаюсь кем был. Студентишкой с юридического факультета. Не знающим ни в чем отказа племянничком зажиточного дяди.

Я по-прежнему пью кофе и наворачиваю бутерброды с колбасой в роскошной факультетской столовой. Социальная прослойка, к которой я принадлежу – безусловно, примыкает к классу-верхушке. Несмотря на все свои красивые мечты – я паразит. Пиявка, сосущая кровь из народа.

Я плакал – плакал!.. – по ночам. Кусал подушку и рвал простыни от осознания своей бесполезности для дела революции.

Когда в университетском корпусе я видел уборщицу, моющую полы в коридоре – мне хотелось пасть перед старой женщиной в темной робе на колени и воскликнуть: «Прости меня, прости!.. Мне так стыдно, что я принадлежу к сидящим на твоей шее угнетателям!.. О, я бы отдал на отсечение правую руку – нет, обе руки!.. – лишь бы освободить тебя от грязного труда за корку хлеба».

Интересно: как бы отреагировала бы тетенька-уборщица на такую мою тираду?.. Достала бы мобильник и набрала бы психиатричку: «Алло. Доктор, тут у нас гражданин студент умом поехал».

Сердце мое трещало по швам.

Что мне оставалось делать?..

Я решил во всем положиться на Михайло Букунина. Раз он написал: «…«Непрерывная революция» – руководство к действию» – значит, я и буду действовать. Как умею. На свой страх и риск. Исходя из принципа: и один в поле воин.

Революционеры борются против существующего строя, объединяясь в партии или террористические группы. Мне же приходилось выходить на бой без соратников. Возможно: я был последний революционер на Земле.

Немного поразмыслив, я запасся баллончиками с краской и несколькими пачками бумаги.

Дождливой темной ночью – когда только оранжевый свет фонарей отражался в зеркале мокрого асфальта – я, одетый (ну прямо ниндзя) во все черное, подкрался к университетскому корпусу, пряча под курткой баллончик красной краски. Сердце мое гремело турецким барабаном – а руки дрожали. Я должен был совершить подвиг во имя всех бедняков и страдальцев. Внести свою лепту в изменение мира к лучшему.

Достав аэрозольный баллончик, я принялся расписывать корпус заранее придуманными лозунгами.

«За бесплатное и общедоступное образование» – «Повысить зарплату уборщице и дворничихе!..» – «Да здравствует революция!..» – «По телевизору врут» – и т.д.

Для кого я это писал?..

Господа министры-капиталисты – конечно – не прислушаются к неизвестному «ночному рисовальщику» – и не откроют двери университетов перед забитым оболваненным народом. Воротилы из финансового отдела нашего факультета – не ощутят резкого приступа совести и не увеличат оклад ни уборщице, ни дворничихе. А о том, что телевидение и интернет наполнены враньем – многие догадываются и без меня.

Я не мог признаться себе, что совершаю свою ночную вылазку ради себя. Лепечущим ребенком примеряю шапку революционера. Чтобы только не чувствовать себя ничтожеством – без смысла коптящим небо.

– Эй!.. Какого?..

Меня заметили охранники, вышедшие на крыльцо корпуса – видимо, покурить. Широкими шагами два амбала в униформе двинулись ко мне.

Не чуя под собой ног – я ломанулся прочь. Я летел, как душа, за которой гонится дьявол. А в груди моей пело: «Я герой!.. Я герой!.. Я герой!..».

Только на остановке маршрутного такси я понял, что суровые ЧОП-овцы давно меня не преследуют.

Остаток ночи я почти без сна провалялся в своей постели – мечтая о том, как поразятся студиозусы, когда прочтут утром мои лозунги.

Подходя утром к факультетскому корпусу, я увидел бригаду маляров, которая тщательно закрашивала мою «наскальную живопись». Холеные студентики – с сигаретами прогуливаясь по двору – показывали на маляров руками. Переговаривались. Смеялись.

Декан – мрачнее грозовой тучи – стоял на крыльце, выдыхая голубоватый дым сигареты. Перед деканом по стойке «смирно» вытянулись охранники.

Толстая дворничиха отчаянно бранилась:

– Да какой вандал, что за упырь додумался писать на стенах?..

Дворничиха – похоже – не оценила, что одним из своих лозунгов я требовал поднять ей зарплату.

Я был разочарован.

Мои надписи так быстро замазали!.. Мало кто успел их прочесть.

Но другой половиной сердца я ликовал.

Ух, какой шорох я навел!.. Точно разворошил муравейник. Сам декан при полосатом галстуке отчитывал увальней-охранников за то, что упустили «вандала». А прилизанные студиозусы таки обсуждали: что там за надписи закрашивали с утречка пораньше маляры?..

Сейчас это вызывало у меня горький желчный смех – а тогда я чувствовал себя Персеем, отрубившим голову Медузе Горгоне. Я воображал себя великим подпольщиком-конспиратором.

Я решил действовать дальше.

Я набрал на компьютере в текстовом редакторе и распечатал на принтере то ли большую листовку, то ли маленькую газетку под названием «Классовая война».

В этом листке я сжато излагал основные идеи Михайло Букунина.

Общество расколото на враждебные классы. Убедительно – как мне казалось – я доказывал: без уничтожения классового антагонизма невозможно решить проблемы экологии, ни предотвратить ядерные войны.

Я появился у факультетского корпуса под утро – когда небо из черного начало превращаться в серое. Я рассчитывал: до наплыва студиозусов дворничиха не успеет собрать все листки, которые я разбросаю.

Я оставил «Классовую войну» на скамейках, на ступенях лестницы, у цветочных клумб; просто усеял листком асфальт. Несколько экземпляров «Классовой войны» я скотчем наклеил на стену.

Меня опять спугнули охранники.

Я убежал – и засел в круглосуточной кафешке. Пить кофе «три в одном» и уплетать за обе щеки кулебяки и салат «мимоза».

В девять утра – закинув за спину рюкзак с книгами (среди учебников в рюкзаке лежала «Непрерывная революция») – я, как дисциплинированный студент, отправился в университет.

Дворничиха (ловкая дама!..) – конечно, подобрала большую часть моих листков и отправила на помойку. Но два или три экземпляра «Классовой войны» пошли по студенческим рукам.

Студенты читали – гоготали – передавали друг другу листки – отпускали шуточки – крутили пальцем у виска. Для «золотой молодежи», поедающей бутерброды с семгой, идеи Михайло Букунина были бредом пьяного лешего.

«Это потому, что вы – из класса-верхушки», – стискивая зубы, думал я. Никто не хочет верить истинам, заставляющим сомневаться: а правильно ли я живу?..

Но я не повесил нос.

Пусть девяносто восемь студиозусов гиенами посмеются над моей «Классовой войной». Найдется девяносто девятый – который задумается: а все ли в порядке с нашим обществом?..

Я сеятель. Я бросаю зерна в свежую борозду – в надежде, что хоть одно-два зернышка дадут всходы.

Сеятель тем больше шансов имеет на успех, чем просторнее поле. Я задумал расширить аудиторию, в которую швыряю семена моей «Классовой войны».

Я распечатал восемьдесят экземпляров второго номера «Классовой войны». В этом выпуске я делал упор на мысли, что государственные институты, законы, религия, армия – служат, как учит Михайло Букунин, корыстным интересам привилегированного класса.

По соседству с корпусом факультета лежал парк с прудами и фонтанами.

В парке любили прогуливаться – затягиваясь легкими или «тяжелыми» сигаретками – наши студентики и очкастые профессора с блестящими лысинами. Мамаши катали здесь детишек в колясках – а собачники совершали моцион с далматинами и таксами.

В мою дурную голову взбрело: как «человек-бутерброд» раздает приглашения для дам на шугаринг, так и я буду раздавать в парке свой революционный листок.

Вы скажете: это неосторожно и даже откровенно глупо – обнаруживать перед всем народом, кто стоит за «Классовой войной». Теперь-то я это хорошо понимаю. Но тогда я заигрался в народовольца. Плюс к тому: мне и не снилось, что за свою «р-р-р-революционную деятельность» я могу понести наказание. Я думал: на крайний случай – погрозят пальчиком да по-отечески пожурят.

Итак – вечерком, после занятий – я встал у фонтана (у медного дельфина, изрыгавшего пенную струю воды) и начал раздавать «Классовую войну» номер два.

Люди у нас охочи до халявы. Даже если эта халява – всего только рекламная или политическая бумажка.

Скоро пара профессоров от юриспруденции задумчиво скручивала «Классовую войну» в трубочку. «Классовая война» ездила в колясках с сосущими соску малышами. Даже покрытый жирными прыщами бомжеватый старик – от которого пахло мочой, потом и водкой – хмыкая и с шумом втягивая сопли читал мой листок.

Подходили студенты. Смотрели на меня кто исподлобья – а кто широко распахнутыми глазами. Брали у меня листок.

«Классовую войну» взяла у меня сама блистательная рыжая лисичка Алиса – по которой вздыхало полфакультета. Посмотрела на меня – хлопая раскрашенными тушью ресницами.

Спросила:

– А, это ты?.. В комми заделался?.. Или в анархи?..

Я уже собирался сворачиваться – когда передо мною выросли четыре фигуры. Два бугая-охранничка с проходной нашего факультета. Кудрявый, как барашек, замдекана Колосс – известный своей приверженностью идеям либеральной демократии. И еще какой-то хлюст в клетчатом пиджаке – мне не известный.

Четверка глядела на меня со злобой и сумрачностью косматых гоблинов.

Прежде чем я покрылся гусиной кожей от страха – «гоблины», чуть не разбрызгивая слюну, схватили меня и потащили.

– Попался, Томас Мор хренов!..

Прогуливающиеся горожане со смешками смотрели нам вслед – довольные неожиданным зрелищем.

Я обмяк у «гоблинов» на руках.

Вражины волокли меня, как полупустой мешок.

Я аж закрыл глаза. В голове пронеслось: недолго прыгала саранча… Мне не дали безнаказанно транслировать во Вселенную учение революционера Михайло Букунина. Привилегированный класс – в лице университетской бюрократии – оскалил зубы. Очевидно: верхушка топчет не только костер – но и крохотную искорку протеста.

Я всего лишь покрыл стену надписями – которые сразу закрасили. Распространил листок – который вряд ли кто-то от корки до корки прочтет. И вот меня уже схватили, как преступника. А кудрявый носатый Колосс – швыряет молнии влажными глазищами и шепчет грязные ругательства в мой адрес.

Меня дотащили до кабинета декана.

Бугаи-охранники остались снаружи. А Колосс и хлюст-в-клетчатом-пиджаке втиснулись со мной в кабинет.

Бровастый декан восседал в кресле-троне с величественностью Сталина или фараона Хеопса. Смерил меня тяжелым взглядом:

– Ну и что нам с тобой делать, господин революционер?..

– Гнать эту крамолу из университета!.. – тонко взвизгнул Колосс. Как будто в пятку «барашку» вонзилась колючка. – Не хватало только, чтобы этот мерзавец заразил кого-то своими красными бреднями!.. Прощай тогда, добрая слава нашего ВУЗа!.. Как известно: рыба гниет с хвоста!..

– С головы, – машинально поправил я. – Рыба гниет с головы.

– Ах, ты еще и издеваешься?!.. – подпрыгнул Колосс.

Мне показалось: сейчас он меня ударит.

Декан чмокнул губами:

– Да, молодой человек… Нам придется тебя отчислить… Но это не все… Как ответственные взрослые люди, мы должны позаботиться о твоем благополучии…

– Бла-го-по-лу-чи-и?.. – выдохнул я, по-настоящему испугавшись.

Когда сиятельные бюрократические мужи вздумали заняться твоим «благополучием» – жди беды.

Декан поднял трубку телефона и набрал номер:

– Он у нас. Можете приезжать.

Пятнадцать минут прошло в ожидании.

Хлюст-в-пиджаке стоял с каменным лицом. Багровый Колосс истерично рассуждал о том, какой вред моя «Классовая война» наносит государственным устоям и общечеловеческим ценностям демократического либерализма. Декан – как и надлежит главной шишке – сидел надутый и важный. Сверлил меня немигающими глазами.

– Ну-ка. Где тут наш клиент?..

В кабинет колобком вкатился маленький лысый докторишка в белом халате, с бейджиком «врач-психиатр высшей категории».

За Айболитом в кабинет ступили два здоровенных – как быки – санитара в синей униформе.

– А, это вы, юноша?.. – коротышка-доктор посмотрел на меня снизу вверх и расплылся в лисьей улыбочке. – Значит – раздуваем мировой революционный пожар-с?.. Ну да не наматывайте соплю на кулачок: месяц-другой – и мы приведем вас в чувство.

«Месяц?.. Два месяца?.. В психушке?..» – с ужасом подумал я, так что волосы у меня на голове зашевелились.

А Айболит закончил:

– Не волнуйтесь, приятель: мы позвоним вашему уважаемому дядюшке – и объясним, что вам необходимо лечиться. Берите клиента, ребята.

Дэвы-санитары опустили на меня широченные – как совковые лопаты – ручищи…

…На авто с красным крестом меня увезли в психиатричку.

В приемном отделении у меня отняли ключи, рюкзак и мобильный телефон. Сорвали с меня всю одежду – взамен выдав какую-то лоскутную пижаму.

Полтора месяца я валялся на скрипучей железной койке в палате отделения психиатрической больницы. Время тянулось, как в каком-то сюрреалистическом сне. Я плохо соображал от препаратов, которые мне кололи. У меня дрожали руки (во время обеда я едва не ронял ложку) и пропала эрекция.

Раз в три-четыре дня меня водили к жирному иезуиту-доктору – моему лечащему врачу. Иезуит сверкал на меня змеиными глазами сквозь стекла очков и задавал мне вопросы – точно вбивал гвозди в мой череп.

По-прежнему ли я верю в дикие построения псевдо-философа и лжепророка Михайло Букунина?.. Неужели я не понимаю, что деление общества на верхи и низы, на лучших и худших – извечно и нерушимо?.. Не раскаиваюсь ли я в учиненном мною бунте?..

Как апостол Петр, предавший Христа – я отвечал глухим голосом: не верю – понимаю – раскаиваюсь. Что я действительно понимал: нельзя обнаруживать перед жирным лечащим врачом свои подлинные мысли и чувства. Иначе меня продержат в психушке еще долго.

Вряд ли жирный врач не догадывался, что я неискренен. Но ответами моими он был доволен, как свинья желудями.

Он пускался в длинные казуистические рассуждения, призванные доказать несостоятельность теории непрерывной революции.

– Вся эта классовая борьба – такое детское агуканье!.. – давился врач кашляющим смехом.

Я сидел насупленный – и только кивал, как китайский болванчик: «Угу. Угу. Угу». А внутри меня клокотала настоящая буря. Я готов был вцепиться зубами в буйволиную шею доктора – и придушить ублюдка.

Раз в неделю ко мне приезжал дядя. Он привозил бутерброды с салом и колбасой, на которые я набрасывался, как голодный волк: больничные борщи и солянки были – на мой вкус – отвратительны.

Дядя не сказал мне ни слова упрека. А только удрученно глядел на меня – пока я с чавканьем поглощал бутерброды – и полузадумчиво-полупечально ронял:

– Эх. И что же мне с тобой делать?..

Полтора месяца за несокрушимыми железными дверями психиатрички (мне не полагались даже прогулки) надломили меня.

Глубоко в недрах души я остался революционером. Но я превратился в жалкого слизня. Запуганного эгоиста. Я возненавидел весь мир – который повернулся ко мне ягодицами, а не лицом.

Иногда мне до чертиков хотелось умереть.

В таком я был состоянии – когда нашел в интернете Акбалу.

5.Акбала

Кое-как я провалялся остаток ночи.

Я все порывался вскочить. И – даже не сунув ноги в шлепанцы – ломануться к ноутбуку. Проверить: нет ли ответа от моей прекрасной Акбалы.

Но я сдерживался. «С девушками, – говорят пикаперы, – нужно терпение». Я совсем не пикапер. Но счел за лучшее последовать мудрости «гуру по соблазнению», Я решил: подожду до утра – и тогда за чашечкой кофе проверю сообщения.

Я думал, что до утра не сомкну веки. Но не заметил, как провалился в сон.

Мне снилась красавица Акбала. Как мы гуляем по летнему парку – под золотым солнцем, по кипарисовым аллеям. Мы нежно улыбаемся друг другу. Сплетаем пальцы. В агатовых глазах Акбалы пляшут веселые искорки.

Потом все поглотила чернота.

Из которой я вынырнул, как из омута.

Господи!.. Как же долго я спал!.. Сколько часиков успело натикать?..

С тех пор, как меня выперли из университета – у меня не было стимулов рано вставать и вообще соблюдать здоровый режим. Я мог до трех утра рубиться на компьютере в «Месть царицы Египта» – а потом давить подушку до пяти вечера.

Но сегодня… Сегодня я ждал весточки от Акбалы.

Неумытый, опухший со сна, в одних семейных трусах в горошек – я метнулся к ноутбуку. Но на полдороги запнулся – как конь, запутавшийся в собственных ногах.

Что если Акбала не ответила?.. Не прочитала или – того хуже – проигнорировала мое полное огня сообщение?..

О, это было бы падением с горы в пропасть. Как если бы истомленный жаждой вместо родниковой водицы хлебнул бензину. Только-только потянувшийся к свету и любви, снова поверивший, что мир не такое уж дрянное место – я был бы сброшен обратно в пучину эгоизма, нигилизма и страданий…

Нет!..

Я рванул к ноутбуку со скоростью гепарда. Включил. Открыл социальную сеть. И облегченно выдохнул: вверху странички горело уведомление о непрочитанном сообщении.

Сообщение – действительно – было от Акбалы. Я затрепетал, сглотнул слюну.

Девять из десяти девчонок нашего возраста (да и парней – что уж греха таить) совершенно не владеют речью на письме – и способны выдать в переписке разве что глупое «привет!..» с длинным хвостом из смайликов.