Маха: «это тукан. Как пеликан, только тукан. Вместо пи – ту». Ну что ж, осталось выучить, что пеликан пишется через «е», и уже можно в школу.
Таня тянет Маху за подбородок: «вот ты с бородой, Мань. Потому что тетенька Надя, наша знакомая». И обе хохочут. Но все наши знакомые Нади без бороды! Шуточки у них зверские.
Маха: «а где у цветка чашечка?» Вопрос продуманный, чтобы ей дали цветок в руки, и тут-то она его и съест. С трудом спасли.
Таня от лица одной игрушечной птички – другой: «иди сюда, давай со мной. С мужем, все приключения только с мужем». Так и выяснилось, что эти птички, оказывается, женаты. Однако, моралист растет.
Маха, одевшись в свой супер костюм, уточняет: «Адели или Одели?» Потом: «а почему тут рукава, это ведь жилетка?» Скоро буду к каждому разговору с детьми готовиться, как к лекции. Все им надо знать, что, зачем и почему. А адели – это ведь пингвины такие.
Таня впервые сама поднялась по лестнице в подъезде, на предложение держаться за мою юбку, как она это обычно делает, ответила: «нет, я сама, я уже большая, мне 4 года». Ну наконец до нее дошло.
Маха: «почему у меня носки дырявые?» Объясняю, что не дырявые, а ажурные. «Почему ажурные? Ажирал кто-то?» Маха сама специалист по пожиранию чего угодно, поэтому для нее мысль, что кто-то прогрыз носки, самая естественная.
Таня, опять озвучивая какую-то игруху: «ударила и сказала: это не больно». Вполне в танином стиле, да.
Отклеила свои тейпы. Маха с непритворным беспокойством: «тебе было не больно? А как же ты будешь без крыльев?» Заботливая.
Таня все противоречия и нестыковки в своих историях объясняет тем, что это же сказка, а в сказке может быть что угодно. Но когда папа читал ей Финдуса, она сказала: «курицы не могут сидеть и пить чай, они не могут держать чашки перьями!» И не волнует, что это вообще-то тоже сказка.
Тискаю Маху, она: «мама, мне туго! Обнимать надо нежно, вот так!» Правду сказать, Маха большой специалист по обнимашкам, ее мнение тут весомо.
Таня решила ночью поорать, видимо, сказались съеденные днем праздничные излишества. Села с ней на руках, жду, когда проверещится. Она вопит, вопит, потом замолкает, смотрит на меня: «мама?» Я: «что?» Таня с новыми силами «аааааа!»
Маха лежит в процессе надевания костюма и говорит так нежно: «мама, я лежала, как дохлая!» И хорошо, что именно так. Все время боюсь, что она его тоже решит пожрать. Но его спасает то, что Маха очень чувствительна к запахам и все время все нюхает, а он пахнет резиной. И это не вызывает у нее аппетита. «Костюм пахнет, и от этого его трудно надевать». И точно, сложнее всего прицепить резиночки, так что трудности надевания и запах однозначно взаимосвязаны.
Таня сопереживает Махе, когда та ходит на улице. Дома уже никаких проблем, а на улице все еще страдания. Таня подходит к Махе и берет ее за руку: «петушок помогает дрозду идти. Иди! Петушок держит дрозда за крылышко». Поддержка, конечно, исключительно моральная, но Махе помогает.
Дети играют, слышу душераздирающие вопли, чаще всего махины: «мамаааа! маааамааа!» Прибегаю – «а, это мы играем». Ну капец вообще.
Таня: «мне скучно с одним зверьком» – отбирает у Махи второго и, опережая мой вопрос – «а Маня пусть поскучает немножко». Добрая девочка. Но Маха ей все прощает. Больше никому.
Маха: «тюльпаны красно-желтые, но в окне ночь, и поэтому они темно-красные и темно-розовые». Художественная жилка прорезалась.
Таня Махе: «как ты здорово рассказываешь, даже помогаешь мне!» Ну да, основной рассказчик-то у нас Таня, а Маха бэк вокал.
Играют. Таня: «там никакой еды нету, только рыбка».
Маха: «тогда тебе надо рыбу ловить».
Таня возмущенно: «неееет!»
Вот прямо даже не знаю, кто из них практичнее.
Таня: «это утконос, а у него есть жена, ехидна». Такая жиза. Не нас ли она имеет в виду?..
Маха с недетской интонацией: «Господи! Господи, помилуй. Это будет суп с дровами». Вот уж воистину…
Таня: «я съежилась, потому что стала как ежик» – и лезет в махин пододеяльник. По мне, так она немного путает причину и следствие, но в пододеяльнике помещается идеально, и ее сроду там не найдешь.
Расплетаю Тане косички, Маха смотрит, скорбно сморщившись: «мам, ты больно делаешь!» Я: «кому больно?» Маха: «Тане!» Но Таня полностью безразлична к процедуре, а Маха прям вся скукожилась от сочувствия.
Таня: «клю-клю».
Маха: «а мне не больно, когда меня клюют! Клюнь еще раз!»
Даже знать не хочу, что они изображали в этот раз, но Маха доиграется со своими «не больно». Танины приколы выходят за пределы допустимого просто семимильными шагами.
Чем лучше Маха ходит, тем чаще практикует 20 раз позвать среди ночи: «мама, уложи меня поудобнее, мама, переверни меня на другой бок, мама, закутай меня!» Когда я дойду до должной кондиции и скажу ей – часа так в три ночи – все, что я об этом думаю, она тут же обретает силы и умение переворачиваться и закутываться сама. Чудеса.
Таня любит оглушительно захохотать или внезапно заорать неважно что, желательно прямо в ухо, и потом с довольным видом резюмировать: «это было громко». Вот да, даже немножко слишком.
Маха: «а как делается пастила?»
Таня: «никак. Ее дарят, и все».
Это они озадачились, потому что последний кусок съели. Захотелось узнать, как добыть еще.
Прихожу в комнату, смотрю – Маха больше обычного взлохмачена. Говорю: «опять волосья жрала?» Маха тут же бросается мне на шею: «я крепко прижала к себе маму и не хотела отпускать!» Замяла для ясности, в буквальном смысле. Что ты мама все о приземленном, когда я тебе о любви. Хо.
Маха, задумчиво: «почему из моего окна видна даль?» А ведь она никогда не слышала эту песню.
Таня, играя в летучую мышь: «ночью она заснула, а утром проснулась. Потому что все это сказка». Немаловажное уточнение.
Маха очень трепетно относится к своим хождениям в костюме. Сделали перерыв, она: «а почему сегодня без костюма? Мне в нем нравится. А завтра будем в костюме?» Говорю: «наверное, там посмотрим». Маха так положительно: «как доктор скажет, так всё и сделаем». Оо. У Махи появился авторитет кроме Тани. Наконец-то.
Сидят играют, Таня: «может быть и буду колоть. Это же прививочка. Я тебе сделаю больно!» Кровожадно так прозвучало.
Маха: «я знаю, кто такой парафин. Это такой зверек фиолетового цвета, его никто не знает». Пожалуй, все так и есть, и Маха правда знает его не понаслышке. Ей раньше делали парафиновые аппликации на ноги.
Таня: «мама несла на спине тяжелую сумку детей». О да, эта картина Тане знакома не меньше, чем Махе парафин.
Маха мне с укором: «ты почему меня здесь одну оставила? Там собака лает!» Что характерно, оставила я ее не одну, а с Таней и дедулей, а собака лаяла где-то далеко за окном. Но все равно непорядок, да.
Таня: «я тут выпучила глаза и страшно зарычала: ррр!» Ну так-то это танино обычное состояние по жизни.
Девочки уложили хомяка-повторюшку в игрушечную сушилку для посуды, я прихожу, они мне: «мама, тише! Ребеночек спит!»
Таня Махе шепотом: «давай беседовать».
Маха: «давай». И натурально, беседуют шепотом, изредка прерываясь, чтобы сказать мне: «тише, ты чего шумишь?» А я вообще молчу.
Таня смотрит на свое пузико: «какая я толстенькая под кофточкой!» Да уж, 11 кг живого веса. Толстушечка.
Маха идет: «хватит мне говорить, я сама знаю!» Ее возмущает, что я ей говорю, какой ногой и с какой скоростью шагать. Беда в том, что когда я ей не говорю ничего, она вообще останавливается. А так-то знает, несомненно. В теории.
Таня: «я Маню поглажу» и гладит Маху игрушечным утюгом. Таня верна себе.
Маха, только начав делать упражнения: «ых, полежать бы, отдохнуть бы…»
Мечтать не вредно, что тут скажешь.
Таня: «Мумми-Тролль это такой зверек. Мумия и тролль». Представила и вздрогнула. Хотя что там, они обе под это описание подходят.
Маха: «а чего тебе Константин Сергеевич сказал, как сегодня ходить, без костюма? А почему всегда теперь без костюма?» – с неудовольствием. Потом прихожу, говорю: «Маха, доктор сказал, сегодня можно в костюме походить». У Махи сияние на все лицо: «пошли одеваться!» Таня подозрительно: «как сказал, ты что, сейчас у него была?» С такими детьми телохранителей не надо.
Таня: «все друзья рыбки лягут спать в кроватки, а медуза будет спать на полу. У нее теплый жир, она не замерзнет». Представила себе теплую жирную медузу и решила, что пора уже всем в кроватки, точно.
Махе не спится: «мамааа!» Прихожу. Маха: «ты пушистая!» Милота.
Таня: «будем с Маней играть в прятки. Я спрячусь, а Маня будет искать. Когда научится ходить, как я». В другой бы раз я подумала, что далека песня, но сейчас смотрю – да это вопрос ближайшего времени. Можно сказать, уже почти. Круто.
Таня, заглядывая вечером в нашу комнату: «темная нора! Это спальня». Ну не такая уж прямо нора.
Маха: «я нашла голову Шалтая-Болтая. Она была синяя, деревянная». Страшноватенько.
Девочки собираются в гости, Таня: «я буду гоняться за мальчиками, и мы снова уроним елку!» Наполеоновские планы, вот только елку уже убрали. А то бы и второй пункт точно был выполнен. Они и так закошмарили собаку, поев, изящно вытирали рты скатертью, и если б дотянулись до занавесок, непременно в них высморкались бы. Леди растут.
Маха: «это что за машина?»
Таня: «это мой автомобиль».
Маха: «автомобиль или овтомобиль?»
Таня: «автомобиль!»
Не пойму, это в меня они граммар-наци?
Маха взяла привычку на любой вопрос или сомнение говорить: «я понятия не имею!» И еще с такой интонацией, типа чего вы ко мне пристали, откуда я могу знать.
Таня: «мам, перебубни!» Это у нее так звучит просьба повторить сказанное.
Маха идет: «мама! Преследовай меня!» Махе спокойнее, когда я иду где-нибудь рядом с ней, и это вот так называется.
Махе попала в руки вешалка. Обычные пластиковые плечики. Вертит в руках: «кого бы повесить на вешалку? Оо, змея хочет быть повешенной!» И деловито ее вешает. Боже.
Играют. Таня: «они разломили червяка пополам, и в стаканчик натекло много крови. Он живой, но чуть не умер». Вот даже не знаю, порадоваться за него в такой ситуации или посочувствовать. Откуда они берут такие образы? Я им вроде ничего подобного не читала. Но судя по всему, к реальной жизни дети готовы.
Надеваю на Маху розовую кофту. Маха: «розовый дрозд стал, розовый. Похож на маленькую синюю птичку». Поэтично, и главное, так последовательно. Розовый, похожий на синего.
Таня: «я полезный! – сказал утенок».
Маха: «я тоже!»
Ну да, у них игры суровые. Вредными быть нельзя.
Маха: «Таня считает, что ванна – это самолет». Тут я вынимаю Маху и утаскиваю ее. Таня: «Маня будет из самолета выходить, а я лечу, лечу».
Наклонилась к Тане, когда она ела. Таня: «а ты не укутаешься в кашу?» Теперь буду знать, как называется, когда они в каше обе с головы до ног. Это они в нее укутались.
Поставила Махе музычку, чтобы ей было веселее заниматься. Помогло. Она вместо нытья, как ей скучно и надоело, стала танцевать. Ну, в той мере, в какой может, конечно. Причем подошла только итальянская попса. Под Pink Floyd она стала засыпать, а под Rammstein не попадала в ритм. Ну что ж, senza problemi, senza paura. Даже что-то помню еще, спасибо Данте.
Маха решила поболеть с утра. Врач пришла, когда Махе уже похорошело, смотрит ее, помяла пузико, спрашивает: «где болит?» Маха с важностью: «нигде. А раньше вот тут болело». Конкретная девушка.
Таня, видя, что Маха не ест, а пьет только, говорит наставительно: «надо есть, а не пить!» Ну, Махе можно и не поесть немножко, не беда.
Маха: «лиса поднялась на колесо оборзения и оборзялась. Как будто она в колесе оборзения застряла».
Хорошая память у детей. Все в точности так и было, но только в октябре. И на колесо обозрения поднималась я – ну, лиса, все правильно – а оборзялась Маха. Орала так, как будто я обратно не вернусь никогда.
Таня: «я вытерла мордочку своей пушистенькой лапкой. А другая лапка тоже пушистая, и задние пушистые, чтобы было тепло». Ну в принципе да, дети мохнатые. Но когда родились, вообще все были шерстяные. С белым пухом.
Маха по нездоровью была освобождена от физнагрузок. Но к вечеру нервы у нее сдали, она сказала, что здорова, потребовала надеть костюм и ходить, а потом: «мама, сделай мне растяжку!» Когда я отказалась, она села в позу лотоса и давай сама растягиваться. Никогда такого не видела. Потом сама зарядила себе упражнения, какие вспомнила. Вот это да.
Таня лежит нежится: «мама, мамочка! мне тепло с мамой. Мамочка, папочка, все рядом со мной. И с Маней». Квинтэссенция детского счастья.
Маха утром: «а где папа?» Говорю ей: «в интернате». Маха: «в интернете? В планшетник что ли въехал?» Ну да, интернат, интернет, какая разница. Однако Маха максимально приблизилась к пониманию сути папиной работы.
Таня: «я не гном. Я человек девочка Таня». Нужное уточнение. Обычно гномьего в ней больше, чем человечьего. Но это хорошо, если она иногда сама вспоминает, что она человек.
Маха решительно берет свою реабилитацию под собственный контроль. Спрашивает, когда туда поедем, уточняет: «а мне тейпы не пора уже наклеивать? Я посмотрю, какого они цвета». Идет в костюме: «а Константин Сергеевич сколько сказал в костюме ходить, 2 секунды или 10?» Эх Маруська, 10, и не секунд, а минут. Но она только за. И все упражнения делает за обещание вот сразу после них пойти ногами, можно даже без костюма, лишь бы идти. Кажется, вошла во вкус.
Таня: «Санта-Клаус обиделся и тыкнулся носом в землю. Получился дом, и там он жил». Ее сказки только Эшеру иллюстрировать.
Маха стала фантазировать, как ее подстригут – тема постоянно на повестке дня, она все время пытается саму себя налысо ощипать. Таня: «у лысых не растет борода!» Аргумент. Для Махи особенно.
Детям подарили совершенно музейных хендмейдовских лягух ростом только чуть меньше их. Они назвали их мистер и миссис Жабсон и спят с ними. Таня впервые не пыталась отобрать у Махи и присвоить себе сразу двух, потому что и одна в руках с трудом помещается.
Маха стоит: «мне надо приземлиться!» – и натурально, приземляется на четвереньки. Судя по всему, когда она стоит или идет, для нее это как для нас лететь.
Таня: «дроздятина – это мясо дрозда. Лиса не любит дроздятину». Это она, видимо, к тому, что я Маху не съем. Я нет, а вот Таня может.
Маха слышит, как ветер хлопает форточкой: «а наш дом не улетит?» Все потому, что на коньке у нас ветряк, похожий на пропеллер. Дети постоянно беспокоятся, что мы так и улетим в ветреный день целым домом.
Таня на площадке отказывается ехать с горки. Подруга ее подначивает: «ты что, трусишка?» Таня хладнокровно: «я еще маленькая для этой горки». Аплодирую ее умению не вестись на подначки. В жизни очень пригодится.
Маха разглядывает шарфик на кукле: «он у нее закручен специальным образом». Маха готовый профессор. И фразы строит, как в диссертации, и принципиально зовет взрослых по имени и отчеству. Особенно доктора, ей прям нравится, и лучше всего получается.
Таня наконец-то выучила фразу: «спасибо, больше не надо». Правда, использует ее только по большим праздникам, но и то победа.
Маха ест мармелад, и ей не нравится: «это он незрелый потому что». Интересно, как она это себе представляет. Жаль, не спросила.
Расплетаю Тане косички, она: «сейчас расплетешь, и я буду спать. Начну храпеть. Хррр… хррр…» Я: «где ты научилась так здорово храпеть?» Таня: «в детстве, когда спала, а ты меня укачивала». Наверняка все именно так и было. Я ее укачивала как минимум в половине случаев во сне.
Маха в костюме: «космос!» И правда, сегодня ходила в нем – космос. Еще она решила озадачиться, почему у костюма нет юбочки, и вообще так заинтересовалась дизайном, что я опять начинаю опасаться за его сохранность. Только не оттого, что она его слопает, а – разберет на детальки прямо на ходу. Следи за руками.
Таня играет: «а потом папа пришел с работы и стал долбить, чтобы детям было где спать». Больше не буду им дятла показывать.
Дети хорошо умеют жить в моменте. И мне теперь постоянно вспоминается легенда про св. Людовика де Гонзаго. Когда он играл в мяч, и ему задали популярный в то время вопрос, что бы он стал делать, если бы узнал, что через полчаса наступит конец света. Он ответил: «буду продолжать играть в мяч». Вот и я буду, тем более что дети все равно не оставляют выбора.
Таня: «когда я болела, я не кричала, что мне больно, и мне было не больно». Это реально ее метод борьбы со всеми неприятностями – сказать, что это приятно и она именно этого и хотела. Действенно, на самом деле. Маху бы этому научить, да только это врожденное.
Маха, на вопрос, как ее зовут, с хитрой моськой: «Мария». Так забавно выглядит.
Таня приходит ко мне, когда я лежу тихо подыхаю от их вирусни: «я закрою занавесочку, чтобы ты поспала. Спи, мама!» Потом: «я пойду на кухню и принесу тебе что-нибудь вкусненькое. Птичку хочешь?» Мне сразу от смеха полегчало. А птичка – это испеченные из теста жаворонки. Девочки их обожают.
Маха идет, предвкушает жаворонка: «а это настоящий жаворонок? Мясной?» Махе лишь бы мясо лопать. Но она и мышцы растит огого.
Таня: «доктор поехал в больницу, к себе домой». Интересные у них представления о доме.
Маха смотрит в окно: «радуга, мама, просто мечта! И розовые облачка».
Таня: «ты что, они же белые».
Ну прямо стихи и проза, лед и пламень. Радуги там не было, кстати. А вот облака и правда были розовые.
Маха любит обниматься и попутно изучает анатомию. Логично она докопалась до темы грудного вскармливания, и это ее теперь не отпускает: «а я сосала молочко? Дай сейчас!» Я: «нету». Маха: «закончилось?» Таня, не поднимая головы: «всё выпили». И ведь точнее не скажешь. Таню тема не занимает, она умела сосать только бутылочку, а у Махи здорово получалось. Но они же не помнят.
Таня: «у тукана жена была врачом, и он отправил ее жить далеко-далеко, и купил ей машину с докторским прибором, который втыкается концами в уши». Врачебная тема прямо неисчерпаема, только сюжет какой-то драматичный. Но стетоскоп даже по такому описанию узнаваем.
Показала детям их узи фотографии в 13 и 21 неделю. Думала, испугаются монстров, а они стали умиляться, особенно Маха: «какие мииилые, какие рууучки!»
Девочки сидят и разглядывают книжку, Таня по картинкам сочиняет рассказ. Подхожу, Маха: «мама, не мешай, ты так читать не умеешь, так только Таня может». Счастье-то какое. Еще весело прийти к ним, чтобы начать заниматься с Махой, а они говорят: «мы еще 10 минуточек поиграем!» Дети не будут доставать маму, если она достанет их первая.
Маха идет: «я очень люблю лежать в гамаке!» Все любят лежать в гамаке, иди и мечтай.
Таня уже который раз спрашивает: «мама, а я такая же, как ты? Такого же размера?» Таня что-то о нас знает.
Гуляем, говорю: «дети, смотрите, какое синее небо!» Поднимают головы, смотрят, Маха: «синее! Как море. И птицы по нему плывут, как рыбы». Маха поэт. Еще и сказала так нараспев.
Таня: «Пойдем на реку! Я немножечко побаиваюсь здесь ветра. А у реки ни чуточки не страшно». Таня боится ветра панически. Чуть дунет, цепляется за меня изо всех сил. И правильно, ее легко сдует.
Маха: «а где зеленый?» (так называется игрушечный зверь, которого взяла с собой на прогулку). Говорю ей: «у Тани». Маха: «а я думала, что потеряла его навсегда». Мало того, что поэт, так еще и драматического жанра.
Таня играет, надела зверюшкам на морды кукольные валенки: «это наши намордники от запахов всяких». Не иначе, коллективное бессознательное сработало, потому что мы маски не надеваем.
Маха: «большой кусок мне не по вкусу». Важная такая. Услышала про гимназию: «что это, далеко-далеко, где живут дикие звери, гимназия?» Как-то слегка апокалиптически прозвучало.
А вообще давно не было такого живого ощущения жизни. Ветер перемен.
Таня: «мама, а если бы ты тогда, давно, снесла не два яйца, а одно? Была бы только одна девочка, только я». Я: «а может была бы только Маха?» Таня: «нет, я». Маха тут же сидит и не возражает. Я уверила их обеих, что иначе и быть не могло, их могло быть только две. А ради одной я не стала бы и начинать это все. Как вспомню так вздрогну.
Маха дает мне игрушечного зайца: «это тебе подарок, зайчик. Рассматривай его, а я пойду работать – читать книжку». Маха деловая – сил нет.
Окружающие часто спрашивают, близнецы ли девочки, и сами решают, что да, они одинаковые. Таня, в очередной раз послушав это, потом говорит мне: «когда ты залезла на колесо оборзения, Маня вопила, а я совсем нет. Мы же разные!» Вполне себе доказательство. Разумеется, разные. Я бы сказала, местами прямо противоположные. Да и внешне очень разные. Но им тоже придется привыкнуть никому ничего не доказывать.
Маха прошла через весь кабинет медцентра к какому-то хитрому спортивному снаряду, который уже давно присмотрела, и стала его активно изучать. На все мои попытки спасти кабинет от разгрома говорит строго: «мама, не мешай, у меня очень важное дело!» Да уж куда важнее, действительно. Кое-как оторвала ее от этого, Маха пошла обратно, идет и бормочет: «10 миллилитров…» Я так поняла, в миллилитрах измеряется важность.
Таня играет: «страшный! Глаза горят, когти блестят!» Не знаю, что это за персонаж такой, но по описанию больше всего похоже на саму Таню, когда она в предприимчивом духе.
Прихожу утром одевать детей, а они сидят в махиной кроватке обе и играют. Маха: «мама, нет! Мы поиграем еще немножечко, чуть-чуть, 10 минуточек». Как-то очень плавно и незаметно кошмарность того, что их две сразу, сменилась кучей бонусов. Помню, когда они орали обе, а взять на руки одновременно можно было только одну, я просто садилась рядом и присоединяла свой голос к их дуэту, и ощущения были самые отчаянные. Зато сейчас они могут играть вдвоем час подряд, и потом еще скажут – мама, погоди, мы еще поиграем. Просто мечта. Конечно, это не отменяет периодических казусов, когда надо бегом спасать одну от другой, но по сравнению с общей картиной это такие мелочи.
Маха ест: «а где макароны?»
Таня: «ты же их сама съела. Вон они, на дне».
Если бы так сказала я, Маха подняла бы вой, а Таню послушала и вернулась к тарелке. Красота.
Махе вообще очень нужен куратор в виде Тани. Ездить на машинке с одной Махой невозможно, она постоянно что-то мне говорит, требует ответа, «посмотри сюда, посмотри туда». Таня ее быстро к порядку призывает. Сама Таня к машинке относится серьезно, не отвлекает меня от дороги, и Махе не велит, беспрекословно идет на тротуар, когда высаживаю ее, и стоит ждет. Максимум, подойдет ко мне: «мама, я хочу, чтобы ты меня видела». И стоит в безопасном месте, но чтобы я ее видела. Это врожденное, я такому не учила.
Маха обнимается: «я держу одной рукой папу, другой маму. Ну что, куклики?» И растворяется в благостности.
Дети играют. Таня: «это Христос».
Маха: «а где нимб? Я в церкви видела нимбы».
Таня: «он еще маленький, у него не отросло».
Модернизированное богословие от детей. И главное, все логично.