Также он пообещал, что вернет четыре пакетика ванилина завтра после школы. Он купит их в магазине в Гайдуке и больше никогда не будет рассчитывать на единственный продуктовый магазин на хуторе Убых, где сегодня в продаже их оказалось всего шесть. Самсон сделал все, чтобы правда отразилась на его лице, и Юлия не стала докучать новому соседу. Только посоветовала ему внимательнее смотреть под ноги, потому что Убых всегда был настолько глухим местом, что помощь могла вовремя не успеть.
Самсон положил руку на сердце и сказал, что впредь будет смотреть себе под ноги, даже когда ходит во сне. Сегодня он всего лишь упал в овраг, заглядевшись на зайца. Завтра он будет внимателен ко всему, что происходит вокруг, и не допустит столь нелепых ситуаций. Однако, когда он вернулся домой, ему пришлось придумывать новую историю, потому что мама спросила у него вовсе не о том, где он был, а о том, почему он ушел из дома, ничего ей не сказав. Чуть позже ее взгляд встретился с порванной футболкой, а еще позже она заметила странные припухлости в районе шеи. Самсон сказал честно: порвал футболку, зацепившись за гвоздь в заборе. Откуда взялись припухлости на шее, он запамятовал, но со знанием дела ответил, что они совершенно его не беспокоят и уже завтра от них не останется и следа.
Мама вздохнула и обняла его. Самсон тоже обнял маму. Они покачались в любви и горести, а потом сели к столу обедать. Прогулку в горы, намеченную на воскресенье, пришлось отменить.
Глава 8
Поезд
В понедельник Самсон пришел в школу раньше обычного. Он сел за последнюю парту, подальше от того места, где разгильдяйничал Георгий Бочаров и всегда концентрировался шум. Неожиданно он обнаружил, что стулья обоих братьев пустуют вопреки тому, что первым уроком значилась алгебра и преподавала предмет самая строгая учительница школы №23.
Зоя Андреевна никогда не пускала опоздавших. Она не имела любимчиков, и ее не интересовал статус родителей учеников. Она ценила исключительно знания и никому не делала снисхождений. На ее уроках большинство детей молчали, потому что молчание – единственный верный способ не разгневать старую учительницу. Но имелись и такие, кому молчать было невтерпеж, и именно от них на занятиях алгебры и геометрии умные ребята старались держаться подальше. Самсон не удивился тому, что еще до звонка вокруг его парты разместились девочки и мальчики, которые соображали в математике, а вокруг парт, где сидели Георгий и Саша Балык, образовалась пустота, будто там скапливалась негативная энергия. Его удивило другое: прозвенел звонок, а Бочаровы так и не появились. Миновал второй урок, Бочаровых по-прежнему не было, и никто не знал причины их отсутствия.
На третьем уроке Самсон готовился выступить. Он выучил биологию и хотел во что бы то ни стало получить хорошую оценку, но этому не суждено было случиться. Урок прервался, не начавшись. В класс вошла завуч. Пошептавшись с преподавателем биологии, она дождалась тишины, а затем сообщила ужасающую весть:
– Только что из полиции к нам пришла печальная новость. Ученика нашей школы Георгия Бочарова сбила машина, – завуч, немолодая женщина в круглых очках с роговой оправой, обвела взглядом класс, вздохнула, и даже Саша Балык почувствовал, как нелегко ей было говорить.
– Как? – вспыхнуло с одной стороны класса.
– Где? – опешили с другой.
– Какой кошмар! – спохватился кто-то.
– Не может быть! – поддержали его.
– Как такое могло произойти? – продолжился шквал вопросов.
– Инцидент случился в первой половине дня в субботу, – ответила завуч. – Директора поставили в известность только сейчас, поэтому всех подробностей мы еще не знаем. Скорее всего, к обеду что-нибудь прояснится, но на данный момент я больше ничего добавить не могу.
Самсон изумленно слушал завуча. Столбик ртутного термометра в его голове рос, и осадки собирались выпасть уже очень скоро.
Пожалуй, главный вопрос, прозвучавший в первые минуты после выступления завуча, состоял в том, жив ли Георгий. И, если бы Самсона не захватила волна страха и онемения, он бы задал его. Однако сделать это ему так и не довелось. Все было ясно без слов. По классу прокатился рокот. Девочки всхлипывали, мальчики вздыхали. Завуч и учительница по биологии попытались как-то успокоить детей. Прозвучали добрые слова надежды и благодарности. Кое-кто вспомнил о хороших поступках Георгия. Другие выразили соболезнование его семье, где один бандит растил еще, как минимум, двух. Класс внезапно стал единым коллективом, и даже на Самсона изредка падали взгляды ребят, в которых он впервые не видел никакого злорадства.
– Я очень вас попрошу собраться с духом, – закончила свою речь завуч. – В этот сложный период семье Георгия, как никогда, нужна наша поддержка. И… мы собираемся открыть школьный фонд по сбору средств для помощи в организации траурного мероприятия. На втором этаже напротив моего кабинета будет размещен ящичек. Ребята, – она сделала короткое отступление, – опустите туда, пожалуйста, кто сколько сможет. Я лично передам деньги матери Георгия.
Класс отреагировал мертвым молчанием.
Когда завуч ушла, урок биологии перешел в режим обсуждения, что же могло случиться с Георгием и где его сбила машина. Кто-то предположил, что во всем виноват водитель. Другие склонялись к тому, что произошла нелепая случайность. Третьи утверждали, что Георгий сам виноват и погиб из-за своей бесшабашности и легкомыслия. Только один человек в классе не строил никаких предположений. Он знал все, о чем и не догадывались его взбудораженные одноклассники, но молчал, потому что ему было муторно от нелепых масок на лицах людей, для которых смерть Георгия была лишь очередным поводом поболтать. Девочки изображали скорбь и сочувствие, мальчики – жалость и сострадание, но всем им было одинаково плевать на смерть одноклассника, потому что в глубине души никто не любил Георгия за его выходки, подначивание, хамство и лицемерие. Можно привести еще множество доводов, за что Георгий заработал репутацию изверга и тунеядца, но оживить его они уже не смогут.
Самсон сидел, как застывшая свеча, и ему казалось, что фон голосов вокруг него раздваивается. Он вспомнил, как Георгий кричал ему: «Поделом тебе, Жиробас! Колючки выпустят из тебя жир. Придешь в школу – посмотрим, на кого ты будешь похож!»
«Я-то пришел, – подумал Самсон, – а смотреть на меня некому. Никто не знает, что произошло в лесу. Никто, кроме…»
Тут он вспомнил Макса и его свиту. Конечно, они знают, что произошло на перевале. Самсон тоже догадывался, но до конца урока просидел смирно и молчаливо. Ему хотелось как можно быстрее очутиться одному и подышать воздухом подальше от неугомонных птиц, расклевывающих трагедию, как стервятники – падаль. С тяжелым камнем на душе он покинул класс биологии сразу после того, как прозвенел звонок.
В «ящичек помощи» Самсон опустил десять рублей и, таким образом, лишился билета на автобус до хутора. Путь домой он собирался проделать пешком, что не было сопряжено с большими трудностями, но навлекало гнев родителей. Самсон не взвешивал за и против. Решение помочь семье Бочаровых родилось в его сердце так же быстро, как порой в нем гасла надежда.
Георгий причинил ему много бед, еще больше мог причинить в старших классах, но Самсон решил оставить эти мысли. Простить человека и дать ему спокойно уйти на небо было для него приоритетом всех желаний. Опуская деньги в ящик, он даже не думал о том, что скажут его родители. Он просто поступил, как человек.
После уроков Самсон вышел из школы через центральные ворота и заспешил к железнодорожному переезду. Если родители не разрешали ему ходить вблизи автодорог, то так же легко он мог добраться до дома по шпалам и тропам, вытоптанным параллельно им. Он уже пересек переезд, когда услышал позади себя тихие поспешные шаги. Самсон обернулся и от неожиданности едва не утратил дар речи.
– Привет, – по его следам шла Аня Покойченко.
Самсон расцвел. После сумрака и душевных тягот он вдруг перенесся на другое поле, где было тихо, уютно и тепло.
– Привет! – отсалютовал мальчик. – На его губах должна была появиться улыбка, но он сдержал себя, чтобы девочка не догадалась, насколько он рад ее видеть. – Что ты здесь делаешь? – опомнился Самсон, понимая, что железнодорожный переезд – совсем не тот путь в Убых, по которому следуют послушные дети. Скорее, это был путь, на котором встречались все остальные.
– Я увидела тебя еще в школе, – сказала девочка. – Решила, что у тебя закончились уроки и ты идешь на автобусную остановку. Побежала, а потом ты свернул и теперь… вот.
Самсон заметил, как она сконфузилась, и попытался объяснить:
– У меня действительно закончились уроки, но на автобусную остановку я не иду. У меня нет денег на автобус. Я отдал их… другому человеку и теперь иду домой пешком.
Глаза Ани на мгновение расширились, но в них не было никакого осуждения. Напротив, Самсон увидел в них восхищение, какое зарождается у ребенка от мысли о чем-то новом.
– Но это же так далеко…
– Зато интересно, – ответил мальчик и указал вдаль: – Смотри, там наш поселок.
Девочка глянула на лес, куда уходил изгиб железной дороги.
– Если я пойду так, то через час буду у Малого тоннеля. Там надо перейти на тропу и подняться к автотрассе. Оттуда по обочине я приду на развилку. За ней есть другая тропа, она и приведет меня к хутору.
Аня выслушала его, и ее глаза вновь стали широкими. Такими широкими, что Самсон наконец разглядел их цвет. Ее глаза были серыми.
– А ты мог бы взять меня с собой? – осторожно спросила Аня.
Самсон смутился. Идти домой по шпалам не шло ни в какое сравнение с тем, чтобы идти домой по шпалам с девочкой.
– А твои родители не будут ругаться?
Аня подумала, но захвативший ее восторг от надвигающегося приключения не позволил ей отступить.
– Если мы им не скажем, они ничего не узнают. Папа и мама сейчас на работе. Придут домой только к вечеру. Мы же вернемся до того времени?
– Конечно, – заверил Самсон. – Но хочу тебя предупредить: половину пути нам придется идти прыжками. А это не так удобно.
Из маленького строения, расположенного близ железнодорожных путей, появился дежурный.
– Дети! – закричал он. – Поезд подъезжает! Немедленно перебегайте дорогу!
Самсон только сейчас понял, что они стоят посреди переезда и находятся в центре внимания людей, способных сообщить об их планах в школу или, того хуже, в правоохранительные органы.
– Идем, – шепнул он девочке и, перебежав переезд, остановился на другой стороне.
Самсон подождал, пока поезд закроет их от дежурного, после чего прыгнул на тропу и устремился прочь от автомобильной дороги. Аня, едва поспевая, бросилась за ним, и вскоре они были далеко от участка пути, где главную опасность составляли не поезда и электричество, а люди и их должностные обязанности.
Гайдук был промышленным пригородом Новороссийска. Здесь концентрировалось заводы и предприятия, и каждый второй рабочий каким-либо образом был связан с производством.
Железнодорожные пути еще какое-то время продолжали мелькать под ногами Самсона и Ани, а по обеим сторонам от них вместо леса простирались технические сооружения, цеха, нежилые дома и старые каменные заборы с колючей проволокой. Последним из объектов неживой природы стал цементный завод, восседающий на горе, точно средневековый замок. Из его трубы валил белый дым и слышался гул, похожий на пчелиное гудение. Дальше к рельсам стала подкрадываться лесная чаща: ее сменяли лишь редкие пустыри, поселковые дороги и вырубки, созданные путепрокладчиками.
– Как тебе наша школа? – спросил Самсон, когда скрылась последняя постройка людской цивилизации и их окружил лес.
– Самая обычная школа из всех обычных школ, – ответила Аня. – Мальчики смешные, девочки хитрые. Не знаю, какой я сама выгляжу на их фоне, но подружиться у меня ни с кем не получается.
– Это не беда, – ответил Самсон. – Ты просто новенькая, и к тебе еще не привыкли.
– А что будет, когда ко мне привыкнут?
– Все будет по-другому. Одни станут тебе завидовать, другие – насмехаться, третьи – подлизываться, четвертые – ненавидеть. Моя мама говорит, что это нормальные явления в детском мире. Но я их не ощущаю.
– Я тоже, – подумав, сказала Аня. – Хотя чувствую, что одна девочка хочет со мной подружиться. Я уже играла с ней на большой перемене. Она очень добрая, но мальчишки относятся к ней плохо, потому что она некрасивая и носит черные юбки до пяток. Они называют ее монашкой.
– Это не самое худшее, на что способны мальчишки из нашей школы, – Самсон припомнил, какими словами называли его, и усмехнулся. – Всего лишь монашка. Подумаешь! Иногда мне кажется, у нас в школе какой-то бум на остроумные клички. По имени никто никого не называет. Кстати, большинство девочек в моем классе называют меня по фамилии, а большинство мальчиков… – Самсон хмыкнул и спокойно произнес: – Жиробасом. Ну и что? Это всего лишь их фантазии. Они меня не оскорбляют. Мне все равно.
– Правда? – усомнилась Аня. – Хорошо, если так. Тебя зовут Самсон? Никогда не встречала такое имя.
– Да, назвали так назвали, – он хохотнул и запрыгнул на рельс. – Папа постарался. У него так звали отца, и он решил в его честь назвать так меня.
– А меня назвали в честь тети, – Аня попыталась пойти по другому рельсу, но не удержала равновесия. – Моя тетя имела алмазную фабрику. Выпускала много разных побрякушек для женщин и имела большой статус в городе. В начале девяностых она пропала без вести, а ее фабрику подожгли бандиты. Мама была убита горем и решила назвать свою дочь, как сестру. Вот такая история.
– У тебя красивое имя, – Самсон шел по рельсу, как по ровной дороге. – У меня в классе нет ни одной Ани, зато есть две Вани. Полное имя Иоанна. Может, слышала когда-нибудь?
– Никогда не слышала, – девочка предприняла еще одну попытку пойти так же, но ее снова повело в сторону и она оказалась на шпалах. – Как ты это делаешь?
– Очень просто, – Самсон вытянул руки и пошел по рельсу, как канатоходец по проволоке. – Старайся держать спину ровно, смотри перед собой и не думай о том, что под тобой рельс.
Он и сам удивился такому смышленому совету. Самсон не помнил, с каких пор начал вытворять подобные трюки, но делал их легко и беззаботно, словно умел всю жизнь.
– Я пытаюсь, – Аня последовала совету, но у нее ничего не получилось. Каждый третий шаг сносил ее то вправо, то влево. – Ты точно никогда не учился?
– Вообще никогда! – уверил Самсон. – Я встал на рельс первый раз в жизни. Ну, может, второй. Это очень легко. Разве нет?
– По-моему, это все равно что ходить по воде и не тонуть! – Аня поставила стопу поперек рельса, сделала четыре шага, причем три из них на месте, и упала. – Тут есть какой-то секрет.
– Никакого секрета, – Самсон продемонстрировал девочке легкость своих маневров. Он развел руки в стороны и побежал по рельсу, касаясь поверхности одними носками. – Это легко!
Аня остановилась и сбросила портфель. Она встала на рельс, закачалась, но удержала равновесие. Через три шага она оказалась под насыпью. Платье девочки измазалось в горюче-смазочных материалах, но это ее ничуть не смутило. Самсон восхитился реакцией на запачканную одежду и подумал, что в Ане есть что-то такое, что сильно отличает ее от его одноклассниц. Он поднял портфель и протянул девочке руку:
– Держись за меня. У тебя все получится. Старайся идти с ровной спиной. Так легче балансировать.
Теперь Аня шла по рельсу ровнее. Ее рука вырывалась, точно она хотела сбежать, но Самсон держал крепко и, как только девочка теряла равновесие, ловил ее. Вскоре ей удалось поймать ритм, при котором рельс не убегал от нее вправо и влево. Она постепенно выровняла стопу и пошла настолько уверенно, насколько позволял страх оказаться под насыпью. А еще через какое-то время Аня забыла и о нем и шагала со счастливой улыбкой, будто в ее жизни исполнилась заветная мечта и мир вдруг потеплел.
– А что будем делать, если пойдет поезд? – спросила она.
– Прыгнем под насыпь, – ответил Самсон.
– Мы успеем?
– У нас будет куча времени, – заверил мальчик и из личного опыта добавил: – Поезд приближается медленно, как гусеница.
Перед ними простирался изгиб железнодорожных путей, и Самсон решил дополнить свою мысль важной составляющей:
– По вибрации рельса можно заранее предсказать, откуда появится поезд. Обычно я так и делаю. Я никогда не смотрю вперед.
– Правда?
– Конечно.
Он чувствовал, что немного подвирает, но делать это было так же приятно, как держать Аню за руку. «Ничего страшного, – подумал Самсон. – Я в этом деле не новичок и поезд увижу издалека».
– Когда-то у меня была мечта прицепиться к вагону и объехать полземли, – сказала Аня. – Папа много рассказывал про поезда, хотя сам никогда не работал машинистом. Он говорил, что видеть, как меняется лес и проносятся города, бывает очень занимательно.
– Я бы тоже хотел когда-нибудь попутешествовать по железной дороге, – пробормотал Самсон. – Но у меня есть другая мечта.
– Какая?
– Я хочу полетать на воздушном шаре, – сказал он и посмотрел в серое небо. – Хотел бы глянуть на землю сверху. Мой папа рассказывал, что оттуда лес и города выглядят совсем другими. И может быть… – он запнулся, потому что странная вибрация ударила его по ногам.
– Может быть что? – переспросила девочка. – Скажи, пожалуйста, может быть что?
– Может быть, оттуда я увижу край земли. Ты веришь, что край земли существует?
– Я никогда его не видела, – Аня уже не замечала, что Самсон едва касается ее руки. Она шла по рельсу, не думая о том, как удержать равновесие. Равновесие держалось само. – Наверное, это очень далеко отсюда.
– Ага, – подтвердил Самсон. – Очень далеко. В этом вся проблема. Если бы я знал, куда идти, я бы уже пошел. А так как я не знаю, мне нужен воздушный шар, чтобы увидеть направление.
– Как было бы здорово!
– А ты бы хотела отправиться со мной? – воображение настолько захватило Самсона, что он перестал слышать и видеть. Изгиб рельса подбирался к ним, как грозовая туча. Лес густел, в воздухе собирался легкий туман. – Если случится такое, что я узнаю, где край света, ты пойдешь со мной туда?
– Я бы очень хотела, – ответила Аня. – Но мои родители… Эх! – она вздохнула и чуть не упала с рельса.
Самсон подхватил ее. Он понял, что его мечта – уже не только его мечта. Она овладела ими обоими, и они страстно желают отправиться туда, не знаю куда. В тот момент, когда они думали, как бы убедить родителей вместе с ними пойти на поиски края света, из-за поворота выскочил поезд. Самсон едва успел заметить яркий прожектор, включенный, видимо, из-за сгущающегося тумана, как вдруг лес вспорол оглушительный гудок, рельсы задрожали, и мальчик увидел железное изваяние, летящее им навстречу на сумасшедшей скорости. Все мысли выветрились у него из головы, и Самсон внезапно понял, что край света был не так далек от него. Он находился тут, на рельсах, и выглядел примерно так, как папа описывал дураков, желающих попасть в железнодорожный тоннель перед поселком Верхнебаканским. Он говорил, что все они яркие, шумные и глупые и жизнь сама заботится о них, притягивая к земле.
– Вот же он, край, – пробормотал Самсон, ослепленный прожектором.
Скрип колес разнесся над лесом, а крик Ани разнесся над скрипом колес. Самсон очнулся от краткого забытья и столкнул девочку с рельс. Через мгновение они лежали под насыпью, а поезд несся мимо них, и его колеса стучали по рельсам, выбивая шум, пыль и искры. Вскоре поезд миновал участок изгиба и унесся прочь. Самсон открыл глаза, чихнул пылью, пахнущей креозотом, и в ожидании плача и паники сел рядом с Аней. Он дрожал, как рельсы за ушедшим поездом, но сохранял трезвость и крепость рассудка.
– Как ты? – спросил он, чувствуя вину за случившееся.
– Наверное, мы заболтались, – произнесла девочка.
Ее губы дрожали. Глаза были выпучены, как у совы. Самсон не растерялся:
– Это я виноват. Надо было смотреть в оба, а не молоть чушь. Извини.
Аня резко подсела к нему. Самсон напрягся, как перед ударом. Мгновение они смотрели друг на друга, испуганные и взбудораженные, а потом девочка прошептала:
– Это было так… захватывающе! У меня душа ушла в пятки, представляешь?! Я никогда не думала, что такое возможно! Душа ушла, а сейчас только вернулась!
Она вдруг расхохоталась, а Самсон в недоумении смотрел на девочку и думал, смеяться ли ему или благодарить Бога за то, что сегодня он был с ними. Чтобы не гневить судьбу и утешить бедную девочку, он не стал делать ни того ни другого и только смотрел то на себя, то на нее уже без вины и угрызений совести.
Они были грязными с головы до пят. Белая рубашка Самсона, которую он недавно отстирывал от зерновой пыли, пропиталась черными масляными пятнами. Брюки покрылись грязью и травяной зеленью. Подошва на правой туфле отскочила до середины, и сквозь щель выглядывал носок, порванный на большом пальце. Платье Ани впитало те же пятна и грязь, собранную со шпал и насыпи и дополненную жухлой травой. Одна из лямок ее портфеля оборвалась, волосы спутались в узел, с ноги слетела туфелька. Вид у девочки был такой, будто она упала с велосипеда в глубокий овраг, и, если бы не две секунды ужаса на железной дороге, Самсон бы так и подумал. Неожиданно в его сердце вспыхнула маленькая надежда.
Надежда сказала, что теперь он не один и даже тумаки отца и просьбы матери не станут бить его так больно, как это было раньше. Теперь он не один и ему будет с кем разделить печаль и радость, и с кем он будет смеяться и плакать, встречать рассвет и провожать закат. У него появился друг, и эта мысль высвободила из него всю грусть и тревогу. Ему захотелось прижать маленькую девочку к своему теплому пухлому животу, но Самсон, взволнованный и скованный, вечно нагруженный тем, что в жизни больше нельзя, чем можно, отступил от Ани и лишь прошептал:
– Нам нужно идти.
– Ага, – она протянула ему руку.
Он помог ей подняться, и они пошли. До развилки оставалось всего ничего.
Глава 9
На скорости
Сегодня Саша Балык в школу не пошел, поэтому время провел отлично. Рано утром он сделал все обыденные приготовления, чтобы у мамы и папы не осталось сомнений, куда он идет, и выскочил во двор. Саша зашагал по улице, немного торопясь, из-за чего полупустой портфель стал подпрыгивать, а его содержимое – тарахтеть, но вскоре он перестал торопиться, ибо родители не вышли смотреть ему вслед, и он принадлежал себе самому, как самый отчаянный беспризорник.
Через два проулка он повернул направо и оказался вблизи бывшего машиностроительного завода «Молот». Он прошел в глухой, затененный кустами и деревьями лаз и вынырнул среди гаражей и сараев, где ветхость, грязь и пустота нарушались единственным ярким пятном с надписью «АВТОСЕРВИС».
Ворота автосервиса были открыты, из ворот торчал кузов пикапа, под которым, точно дополнительная подставка, топорщилась огромная выхлопная труба. Играла музыка, не имеющая ничего общего ни с машинами, ни с гаражами. Откуда-то раздавалось громыхание инструментов. Все это произвело на Сашу неизгладимое впечатление, и он окончательно убедился, что его приятель Миша Ефремов не пошутил и действительно достал ключи от машины, чтобы прокатиться с ним до поселка Верхнебаканского через цементный карьер и Атакайские водоемы. Путешествие казалось столь значимым не только потому, что они направлялись в горы, где дороги были, как чертовы петли. Главной изюминкой на торте был сам Ефрем, который в недавнем прошлом умудрился попасть под статью о лишении водительских прав, при этом их не имея. Просто Ефрему было семнадцать и никакой автошколы он не заканчивал. Зато он практиковал навык со средних классов школы, и Балык, не единожды катавшийся с ним в горах, бесконечно доверял ему.
Саша услышал, как завелся двигатель «Тойоты-Тундры» и устремился к гаражу, как пес на запах сдобных булок.
– Ефрем! – заорал он, не доходя до ворот.
Двигатель взревел так, что зашатались крыши соседних гаражей.
Балык поспешил предупредить приятеля, что если он продолжит давить на газ, то его родители могут среагировать на такой рев, как на взрыв.
– В прошлый раз, когда твой пьяный батя прогревал тачку, мой папаня хотел вызывать МЧС, – сообщил Балык то, что Ефрем и сам знал без него. – Он думал, что в одном из гаражей начали взрываться газовые баллоны.
Ефрем ухмыльнулся. Рев пятилитрового двигателя с неотлаженной газовыпускной системой доставлял ему удовольствие. По лицу семнадцатилетнего парня расползлась довольная гримаса, и, если бы не утро, отложившее на нем свой отпечаток, Балык подумал бы, что Ефрем под кайфом. Ефрем был одним из немногих, кто имел связи с ребятами, через которых можно достать травку, но, к сожалению, за неимением денег часто он это не делал. По этой причине Саша Балык до сих пор не знал, как пахнет марихуана, хотя синий «Винстон» в свои двенадцать освоил, как горшок в семь месяцев.