Мертвая голова

       Там, помимо прочего, рассматривался вопрос о борьбе с названными антисоциальными  явлениями, и   работа правоохранителей  в данном направлении была признана неудовлетворительной.

       Особо возмутило Первого секретаря  поступившая на его имя коллективная жалоба граждан  в отношении ярой самогонщицы и спекулянтки по фамилии Бадер.

Жила она в добротном доме на окраине города близ Лугани, где   активно курила зелье, доставляла с Ростова  вяленых лещей, а с Астрахани  черную икру, и все сбывала на городском колхозном рынке, а также  среди знакомых.

       Муж ее  шабашил по колхозам, а сын, известный хулиган, отбывал очередной срок  в местах не столь отдаленных.

– До каких пор будет продолжаться это безобразие?! – грозно вопросил нас Первый, зачитав вслух письмо.  – В то время как  вся страна активно строит коммунизм, вы потворствуете антисоциальным элементам!

– М-м, – переглянулись мы с начальником милиции (спорить   было себе дороже) и заверили, что примем  в отношении  нарушительницы закона самые строгие меры.

– Вот-вот, примите,–   пробурчал партийный лидер. – И обязательно осветите это в городской печати. Дабы никому не было повадно.

       Потом заседание закончилось, мы покинули  горком и направились к своим машинам.

– Щас приеду, накручу своим хвост, –  сказал  на прощание  начальник милиции. – Чтобы служба раем не казалась.

– Ну-ну, накрути, – согласился я.  – Жду результатов.

       Результаты не заставили себя ждать.  Правоохранители плотно обложили нарушительницу и, спустя неделю,  накрыли  на горячем.

       Та поутру, в летней кухне, выгнала  три трехлитровых банки  самогона,  охлаждавшегося на  столе,    и  выводила из режима, стоявший на печке аппарат.

       Здесь же, на лавке у окна, сидел ее шестилетний внук, болтая ногами и наблюдая за процессом.

– А вот и мы, гражданка  Бадер, – нарисовался  в  дверном проеме начальник ОБХСС по фамилии Марченко, лично руководивший операцией.

       Вместе с участковым и еще одним оперативником, они пробрались  на усадьбу со стороны речки, через сад.

       Возникла немая сцена.

       Потом хозяйка вышла из ступора и  разразилась  площадной бранью, но ее быстро угомонили,  а заодно провели   беглый осмотр. Давший дополнительный результат.

       В картонном ящике,  на полу, золотились  вяленые донские лещи, явно приготовленные на продажу.

– Ну что, –  обернулся  Марченко  к участковому, – давай  Семеныч за понятыми, а мы пока обождем в доме. Очень уж тут жарко.

       После этого участковый, нюхнув одну из банок ушел, а остальные  направились через широкий двор к высокой,  увитой плющом веранде.

       В доме Бадерша, посадив на колени внука, уединилась в обставленном импортной мебелью, просторном зале, а начальник с опером (того звали Манжула)  расположились при входе в прихожей.

– Ба, а ба,– поглядывая на чужих дядей,  тихо спросил внук. – Чего теперь будет?

– Теперь, внучек,  они увезут меня в тюрьму, как твоего папу, –  погладила его по вихрастой голове старуха.

– А можно чтоб не увезли?

– Можно, – последовал ответ, и  она стало что-то нашептывать  ему на ушко.

       Мальчик понятливо кивал, а  затем спрыгнул на пол и просеменил  в прихожую.

– Дядя, можно я пойду на улицу погуляю? –  остановился рядом с Марченко.

– Погуляй, – согласился тот. И ребенок  тут же исчез за дверью.

       Время между тем шло, а участковый не появлялся.

– Его только за смертью посылать, – недовольно пробурчал   Манжула.

– М-да, что-то задерживается Семеныч, – взглянул на   часы начальник.

       Наконец на веранде хлопнула дверь, но вместо участкового появился мальчик.

– Уже нагулялся? – спросил  Манжула.

– Ага,– кивнул тот и прошмыгнул в зал к бабке.

       Спустя еще несколько минут, в дом вошел  потный участковый.

– Еле нашел  понятых,–  доложил начальнику. – Из соседей никто не согласился, опасаются. Пришлось сходить на  другую улицу.

– Так, гражданка Бадер, прошу на выход –  встал  тот со стула. – Сейчас оформим протокол  и поедете с нами.

– А этот как получится – отозвалась та. И взяла внучка за руку,– пойдем, Алеша.

       Во дворе уже ждали понятые,  (двое средних лет женщина и мужчина), а через забор заглядывали соседи.

– Значит так, уважаемые, – обратился к понятым Марченко.– Сейчас мы осмотрим летнюю кухню   гражданки  Бадер – указал на хозяйку, – а вы подпишите протокол. Ясно?

       Те молча кивнули.

       Каково же было удивление опергруппы, когда в летней кухне обнаружились только пустые банки из-под самогона и такой же ящик.

– Ну што? – уперла руки в бока Бадерша. – Давайте, составляйте свою бумагу!

       Делать было нечего,  пришлось оформлять протокол, только об обнаружении    и изъятии самогонного аппарата, за что  предусматривались исправительные работы или штраф.

       Как впоследствии выяснилось, Алеша, вылил  весь самогон в подпол, находившийся  под летней кухней, а лещей  сжег  в еще горевшей печке.

       Шустрый оказался мальчик. Под стать бабушке.

Мазурики

– Записал, – сказал  дежурный ГОВД майор Хорунжий. – Щас высылаю опергруппу.

       После чего положил  ручку на журнал,   прервал вызов и  набрал домашний номер телефона  дежурного следователя прокуратуры.

– Слушаю, – ответил  через серию длинных гудков, сонный голос.

– У нас труп, Евгений Александрович.

– Рад слышать,–  пробурчал  голос. – Высылайте машину.

       Далее майор вщелкнул трубку в пульт и нажал на нем  одну из кнопок.

       На панели замигал  красный огонек, а затем   микрофон хрюкнул  и  прохрипел  «слушаю».

– Белоусов ты? – наклонился к нему майор.

– Я.

– У нас  очередной жмур. Следователю я уже сообщил.  Давай на выезд.

       Электронные часы  на стене  показывали  без четверти шесть утра, за окнами  алел рассвет, день обещал быть погожим.

       Вскоре в дальнем конце коридора хлопнула дверь,  послышались шаги  и  за плексигласом  дежурной части  появился  старший оперуполномоченный  угро, капитан Белоусов. В сопровождении эксперта-криминалиста с чемоданчиком и  сержанта – водителя.

       Белоусов был  спортивен и худощав, а еще заочно учился в юридическом институте, повышая  профессиональный уровень. Криминалист давно его закончил и учиться больше не хотел, а водитель-сержант недавно пришел из армии.

– Так, что за жмур и куда ехать?  – зевая, наклонился к окошку  капитан.

– Бабка  померла  по  Макушкина, в доме девять, – поднял на него глаза Хорунжий. – Следователю я уже позвонил. Захватите по дороге.

– Непременно, – ответил  Белоусов, и  тройка направилась к выходу.

       На улице было свежо, пахло акацией с ближайшего парка.

       Спустившись с высокого крыльца, группа прошла на служебную,  сбоку  горотдела  стоянку, где блестели росой несколько автомобилей и уселась в зеленый с желтой полосой на борту УАЗ, именуемый в народе «канарейкой».

       Потом взревел двигатель,  и автомобиль, развернувшись  перед  зданием,   покатил по пустынному проспекту в сторону центра.

       На перекрестке, рядом с автовокзалом, где  уже стола пара рейсовых «Икарусов»  в которые вяло грузились  пассажиры, «канарейка» свернула налево, и порулила в сторону нового жилого массива.

       Там она остановилась у  одной из высоток, с  цветущими у подъездов клумбами и приняла на борт  старшего следователя городской прокуратуры   Острикова.

       Он был юристом 3-го класса, что соответствовало лейтенанту, а по складу характера являлся   оптимистом.

       Здороваться с группой следователь не стал, поскольку за  ночь они выполняли  третий выезд, а только сказал «трогай Вова», усевшись рядом с водителем.

       Сержант, выжав сцепление, врубил скорость, и автомобиль  взял  курс на нужную улицу.

       Она располагалась  в десяти минутах езды от новостроек, в старой части города  и была застроена двухквартирными, с приусадебными участками, домами. Именовавшимися с учетом архитектуры «финскими».

       После войны их  возводили  находившиеся в плену оккупанты, прочно и добротно.

       У третьего  по ходу движения строения, со старыми липами  у забора, навстречу машине замахала  решительного вида тетка. Рядом с ней стоял  благообразного вида старик.  С палочкой и в летней шляпе.

– Вроде здесь, – сказал  водитель, после чего остановил автомобиль, и  группа выбралась наружу.

– Здравствуйте. Чего тут у вас? – обратился к женщине  Остриков, помахивая в руке папкой.

– Наша соседка, Петровна померла, – испуганно заявила тетка.

– Вон, в той половине  (ткнул    палкой старик  в дальнюю часть дома).

– А когда это случилось?

– Точно не знаю, – пожала женщина  плечами. – До этого  мы ее два дня не видели, а сегодня утром  постучали в дверь – тишина. Никто не открывает.

– Точно, – добавил старик. А еще у нас ночью собака выла.

– Эта та Петровна что, живет сама? –  поинтересовался Белоусов.

– Ну да,  мужа схоронила лет пять назад, а сын работает на приисках, в Магадане.

– А   у нее во дворе собака есть?

– Нету.

       Вслед за этим группа во главе со следователем (соседи сзади) пошагала    ко второй половине дома.  Громко хлопнула калитка.

       Пройдя по бетонной, с выбоинами дорожке, затененной садовыми деревьями, все подошли к  невысокому крыльцу веранды, Остриков шагнул на него и постучал костяшками пальцев в  дверь.

       Ответом, как и ожидалось, была тишина. Все переглянулись.

       Постучал еще раз, сильнее. Никакого эффекта.

– Щас посмотрю в окна, – сказал  Белоусов  и направился по травке к первому, за углом веранды.

       Там он  прижался лбом к стеклу и с минуту понаблюдав, сообщил, – вижу бабку. Сидит в дальнем конце комнаты в кресле. Точно  неживая.