Сказки Черного рынка
– Чему ты научилась за эту неделю, дочь моя? – вопрошал монарх, призвав к себе Асалуг.
– От моих слов еда сама становится пригодной для обеда, – отвечала Асалуг.
Пиры в монаршем замке проходили каждую неделю.
– Чем порадуешь меня, дочь моя?
– Я научилась видеть, когда люди лгут.
Темницы монаршего замка наполнились врагами.
– Что на этот раз, дочь моя?
– Я устала, отец. Каждый день я допрашиваю твоих подданых, накрываю столы для сотни человек, чищу норовистых лошадей, готовлю гончих для охоты, предсказываю грядущий день, правлю погоду и лечу твоих приближенных. Я устала отец. Быть может, мы просто посидим, да поговорим как отец с дочкой?
Монарх задумчиво покивал и отправил Асалуг в ее опочивальню.
На следующее утро к ней пришли стражи монарха. Девушка обрадовалась, решив, что отец внял ее словам. Какого же было ее удивление, когда вместо стола, сервированного на двух человек, Асалуг увидела бочку, до краев наполненную водой.
– Что это, отец?
– Твое наказание. Ты – порождение злобы и ненависти, взращенное на яде. Таким как ты, порочащим власть богов, да прекословящим воле своего монарха, не место на нашей земле.
– О чем ты говоришь? – Асалуг заметалась в крепкой хватке стражей. – Не ты ли прибегал к моим знаниям?
– Вздор! Монарх знает, что истинная сила только у богов. Люди же, посягнувшие на знания богов, лишь подчеркивают тем самым свое ничтожество.
– Если эти знания подчинились мне, так может они и не для богов, а для людей?
– Отрекаешься от богов? – взревел монарх, отчего Асалуг побледнела. – Мнишь себя лучше них? Нет никого совершеннее богов!
– Я не ставлю себя ни с кем вровень! Я человек, простой человек! – Асалуг отчаянно рвалась, но ее все ближе подводили к бочке. – Отец, остановись! Что, что я сделала не так? Почему вдруг ты стал так зол, с чего стал видеть во мне врага?
– Ваха, – презрительно выпалил монарх. – Одно теперь тебе имя. Ваха – та, что посчитала, будто может знать больше, чем положено! Ты посмела перечить мне, указывать, что делать!
– Я лишь хотела провести с тобой время, отец!
– Ты выказала своенравие, чего я не терплю. Утопите ее!
Асалуг с головой погрузили в бочку и держали ее, пока она захлебывалась. Прошла минута, две, несчетное количество времени, но она оставалась живой.
Асалуг, с одежды которой капала вода, привязали к столбу, обложив его хворостом и подожгли. Она кричала, пока пламя объедало ее платье, но не трогало ее саму. Она оставалась живой.
Асалуг бросили в вырытую яму и в четыре руки забросали землей. Прошел час или два, как она выкопала сама себя и, жадно глотая воздух, вылезла из ямы, перемазанная черной землей. Она все еще была живой.
Асалуг подвели на край обрыва и, не церемонясь, сбросили вниз. Внизу стояла целая гвардия, назначенная убедиться, что высота сделает свое дело и убьет женщину. Она осталась живой.
Монархом было принято решение заточить ее в подземелье, где она проведет свою проклятую вечность, пока сама не решит убить себя.
– Не будет тебе покоя, отец, – невозмутимо говорила Асалуг, когда монарх, старея день ото дня, приходил к ее темнице. – Издохнешь в муках, в тех, что причинил мне. Ни одного наследника у тебя не останется, весь род твой остановится на мне. И даже после смерти не обретешь ты покоя и каждый, что решит повторить твой путь, будет страдать на этой земле, покуда не будет принята простая истина, что знания – не тьма, а свет. И если бы ты знал, как должно обращаться с собственной дочерью, то мир засиял бы для тебя.
Монарх, изрядно сдавший, не находил слов для ответа. Он боялся собственной дочери, но не мог найти на нее управы. Долго себе он в этом не признавался, считая, что не проклятье, а дар прислала к нему некогда любимая им женщина, породившая от него дитя. Но дар оказался необъятным, все же устрашился монарх своенравия дочери, узрел в ней то зерно, что некогда видел в ее матери. Попытался извести родную дочь, но потерпел поражение – она знала в разы больше него, и знание это не дало утонуть в воде, сгореть в костре, задохнуться в земле и разбиться, упав с высоты.
На разных языках имя ее имело разные значения. От «прекрасной» до «дырявый сапог». У разных народов внешность ее воспринималась по-разному, от первой красавицы до жуткой уродины. Но все одинаково к ее имени прибавляли презрительное «ваха», что во всех языках означало «ведьма».
Кто такие ведьмы, откуда они взялись – доподлинно неизвестно. Принято брать за основу одну из первых наиболее убедительных историй, описанных выше.
***
Торговец просит за книгу слишком много, и никак не соглашается на мое ответное предложение. Я предлагаю ему обменять его книгу на три таких же гримуара первой ведьмы, – один другого краше – что уже есть у меня, но он отчего-то недовольно фыркает и гонит меня куда подальше.
Понуро иду дальше. Застреваю среди ярких павильонов в цепких пальцах торговцев. Ничего с собой не могу поделать, наваждение диковинных вещей так и манит, заставляя рассматривать все вокруг и крепко держать руки в карманах – того гляди достану кошелек и разбросаю свое золото во все стороны, променяв его на бессмысленное, но такое красивое барахло.
Я иду против потока, меня то и дело толкают, отбивая плечи. Одна особо рьяная дама протаранила меня, даже не извинившись. Думаю, такие дамы для того и приходят, чтобы толкаться, а сумки свои забивают покупками для утяжеления, но никак не для других нужд.
Однако, если бы эта дама меня не толкнула, не увидеть мне еще одной чудесной вещицы. Стоит сказать, что близится лето, а у меня за домом как раз разбит небольшой сад. Я часто приобретаю саженцы, чтобы разнообразить свой участок – в восточном углу у меня разбит Эдем, в южном Ирий, в северном возведены священные горы из редких камней, а западный угол пока пустует.
– Подходите, не стесняйтесь! У меня есть цветы в горшках, вазах, сухоцветы, долгоцветы, экзотические растения, целебные для всех хворей! – суетится молодая торговка с глазами цвета родонита.
– В этом горшке, – показываю на большой черный горшок. – Яблоня?
– О, вы разбираетесь в деревьях? – оживляется торговка. – Все считают, что первым деревом была яблоня. Отчасти, они правы. Это дерево можно назвать яблоней.
Торговка говорит быстро, уверенно, убеждая меня, что высохшая палка в горшке и правда яблоня. Я смотрю на крючковатые ветки, и даже могу представить, как на них зреют багровые плоды. Мне известно, что далеко не яблоня была первой, но мое воображение настолько реалистично рисует раскидистые прекрасные ветви, что охотно доверяюсь россказням торговки.
Сказание третье: «Не нарушай чужие границы»
Если и есть в мире истинные искатели приключений, то родились они непременно в заводи реки Яви, где раскинулся городок, закрытый от всего мира с трех сторон горными пиками, а четвертую его сторону прикрыло широкое и мерное течение воды.
Отчего именно это место служит местом рождения для самых пытливых искателей чудес мира? Ну, во-первых, так повелось, а во-вторых, именно в этом городке родился тот, кто поставил себе целью повидать не просто мир, но даже то, что находится за его пределами.
– Услышите еще мое имя! Пройду от востока до запада, от Небесных Чертогов до самой Бездны!
– Побойся Бездны, Тре. И вообще, перейди сначала реку, потому как горы тебе уж точно не пересечь, а там уже видно будет, насколько долго тебя хватит!
Но Тре не боялся, а как пересечь реку Явь в самом спокойном ее месте он уже давно спланировал.
С раннего детства Тре любил отправляться с отцом на охоту в горные леса, с дедом на рыбалку, а с братом в соседние города, чтобы сбыть все пойманное с дедом и отцом. Так, с малых лет Тре познавал мир, с искренним интересом распахивая глаза, когда доводилось увидеть что-то новое. Ему нравилось рассматривать дома, храмы, животных, природу, лица и одежды людей. Не меньшее удовольствие он получал, когда ему доводилось услышать новую историю о пока еще незнакомом месте, которое он тут же вносил в свой мысленный список желаний.
Так, будучи в соседнем поселении вместе с братом, Тре впервые услышал, что за горами есть не просто другие города, – это и так было очевидно для Тре – а другие миры, сотканные из эфира и снов. К таковым относили Небесные Чертоги, обиталище созданий солнца и добра, называемых иначе ангелами, потомками Богов Добродетели и Творцов Миров. В противовес им существовал и мир темный, сотканный из тени и страданий. Там, в Преддверье этой обители мрака роились демоны, порождения таинственных уголков Бездны, именуемые Чернобогами-отступниками, чей облик поражал своей схожестью с людьми, но при этом глаза их говорили сами за себя, а еще там зарождались Бесы Низин, плавающие в тенях, дабы вводить людей в кошмары наяву.
Тре до потеющих ладоней хотел сам узнать, что же это за миры такие и не вымысел ли они. Столько у него было вопросов, например, отчего в самой Бездне никто не обитает? Отчего ее относят к темной стороне, когда даже светлые создания в первом миге своем зародились в ее глубинах? Почему Небесные Чертоги не распахнут свои ворота, чтобы каждый живущий на земле мог восхититься чудесным садом? В общем, столько вопросов, а на поиски ответов ему была отведена всего одна жизнь.
А сколько всего можно увидеть, путешествуя от одной стороны до другой? Прекрасный сад Чертогов распростер свои кущи на востоке, темная завеса же скрывала свой мир на западе. Сколько оттенков от белого до черного он сможет узреть, в какие спектры заведет его дорога? Быть может, в пути удастся увидеть людей, чьи дома не на земле, а на деревьях? Тех, чья кожа темна или рук у них по три?
Когда Тре достиг возраста законного неповиновения родительским устоям, он с горящими глазами встал с первыми лучами солнца и, отведав материнской стряпни под ее укоризненные взгляды, взвалил на свои плечи сумку и шагнул за порог.
– Брось эту идею, – ворчала матушка. – Не существует ни Чертогов, ни Преддверья. Вымысел все это.
– Пусть будет так, – Тре улыбался восходящему солнцу. – Пока сам не увижу, не поверю.
– Зачем тебе это? – сетовал отец.
– Чтобы знать, – отвечал Тре. – Пусть не найду Чертогов и Преддверья, но сколько всего увижу, пока буду их искать?
– Коль заблудишься? – хмыкал брат.
– Солнце и тень будут мне ориентиром! – отзывался Тре, от нетерпения у которого зудели ступни. – Я заблужусь только в том случае, если дважды наткнусь на одно и тоже место, будь то камень, дом, деревня или даже город.
– Возвращайся скорее, – матушка утирала горькие слезы.
Начался путь отважного Тре, открытого всему миру. Река Явь поддалась легко, как и распростертые на другом ее берегу дороги, уводившие Тре все дальше и дальше от дома.
Поля сменялись лесами, леса деревнями, деревни городами, города морями, моря горами, а горы пустынями. Повидал Тре в своих странствиях чудеса архитектуры, узнал, что такое мода и как отличаются одежды разных народов, с трепетом изучил письмена, наносимые на кожу у людей, говоривших с ним на незнакомом языке. Тре учил песни и сказания, упоенно запоминая каждый удивительный оборот речи. Он не уставал поражаться, насколько восхитительный мир лежал за пределами его родного города, и сколь необычны были повстречавшиеся ему люди.
Тре не вел счет времени, не мог точно сказать, сколько же он провел в странствии, но мог определить этот срок в пять сотен выученных песен, четыре сотни пословиц, двести непохожих друг на друга домов, а еще в восемьдесят шесть горных пиков, тридцать рек и двадцать семь озер, три моря, шесть пустынь, семнадцать пород лошадей, сто различных блюд и пятнадцать пар обуви, которых ему пришлось сменить в дороге.
Тре держал свой путь на восток, ориентируясь по солнцу и чудесному прибору, полученному в дар в одном из селений. Кажется, кругляш с крутящейся стрелкой дал ему не кто иной, как самый настоящий волхв. Волхв таковым себя не называл, но основываясь на собранных описаниях, Тре заключил, что тот старец именно старым колдуном и был.
Странник упругим шагом пересекал густые заросли леса, встречая на пути различное зверье. Каждый раз он останавливался, чтобы разглядеть повстречавшегося незнакомца, легко отличая его от уже знакомой лисы, писца, волка, кабана, оленя, лося, тигра, пумы, рыси, шакала, медведя и других, что поменьше. С большим интересом изучал он и растения, и тем сильнее разгорался его восторг, когда все меньше известных деревьев он встречал в этом лесу. Еще до наступления сумерек Тре понял, что совсем не знает, что за диковинные травы стелются под его ногами, и что за прекрасные кроны закрывают от него небосвод.
Тре представлял себе, что, выйдя к Небесным Чертогам, его встретят мужи и девы неземной красоты в ореоле белоснежных крыльев. Они будут добры и гостеприимны, их наверняка восхитят его мужество и упорство, с которыми он добрался до них. В целом, частично его представление оправдалась, частично же разбились о менее зефирную реальность.
Тре беспардонно пялился на высокие золотые ворота, увенчанные виноградной лозой, светлым металлом обвивающей прутья. Тре достиг Небесных Чертогов вопреки всем сомневающимся.
– Ты не мертв. Что ты тут делаешь, человек? – от лицезрения его отвлек хмурый голос.
– О, я путешественник. И да, кажется еще не мертв, – отозвался Тре, посмеиваясь.
– Как ты сюда попал? – подозревающий неладное прищур строгих глаз приковал Тре к священной земле.
Ангел и правда оказался донельзя статным и прекрасным, и ореол крыльев делал его фигуру еще более внушительной. Тре настолько поглотили эти крылья, что он без стеснения разглядывал каждое перышко.
– Тебя приглашали? – ангел покачивал в руках искусно выкованным мечом.
– Нет, я сам пришел.
– Заблудился?
– Нет, я здесь впервые, – Тре расплывался в улыбке, взгляд ангела становился все мрачнее.
– Ты знаешь, что делают с непрошенными гостями?
– Кгхм, их выпроваживают?
– Небесные Чертоги не место для живых людей, будь ты даже волхв, друид, шаман или свет знает, что еще такое. Вот умрешь, и если деяния твои были по совести, то тогда да, а так, топай назад. Тебе тут не рады.
– Вы же дети света, – удивился Тре. – Отчего такие недружелюбные?
– Мировое заблуждение, – фыркнул ангел. – Не пойму, как ты сюда забрел? Кто-то направил тебя, а?
– Нет же, сам шел. На восток.
– И зачем?
– Чтобы увидеть, – пожал плечами Тре, удивляясь, отчего ангел не разделяет его воодушевления. На лице светлого мужа, казалось, написана была вековая скука.
– Увидеть ворота? Ты что, ворот никогда не видел?
– Ангелов.
– Мы тебе что, цирк?
– Вас никто не видел, но все в вас верят. Теперь я смогу сказать им, что верят не напрасно. Вы правда есть.
– Глупая трата времени. Ладно, вали. Нечего тут тебе делать. Скажи спасибо, что сегодня у меня хорошее настроение.
Тре озадаченно почесал затылок, открывая для себя новую трактовку хорошего настроения.
Он счел для себя миссию выполненной – добрался до Чертогов и увидел то, чего раньше не видел. Теперь предстояло отправиться на запад, ведь если есть Чертоги, то есть и Бездна с ее Преддверьем.
– Не майся дурью, человек. Возвращайся в свой дом, если по пути тебя не одолеет старость. Ваш век короток, не упускай ни минуты, – напутствовал его ангел, поправляя тонкую кольчугу из белого металла. Та, судя по всему, страшно натирала ему под руками.
– О, мой путь еще не окончен! Теперь я пойду на запад, чтобы увидеть своими глазами Преддверье Бездны.
Лицо ангела исказилось, прогнав выражение скуки.
– Ты что, смерти своей ищешь? – спросил ангел с неподдельным интересом.
– Нет же. Знаний. Впечатлений. Я ищу все то новое, что способны узреть мои глаза.
– Приходить сюда опасно, а идти в Преддверье и то опаснее. Там ты не встретишь такого дружелюбия, как здесь.
Тре не знал, что дружелюбие бывает и таким.
– Уверен, со мной будет все в порядке.
– Человек, – ангел подошел ближе, возвысившись над Тре на две головы. Тень от его крыльев накрыла странника, обдав смесью теплых запахов – меда, чуть корицы, цветочных полей и весеннего ручья. – В мире есть то, о чем лучше не знать. Я вижу, ты любишь жизнь, так не губи ее почем зря. Преддверье Бездны не место для променада. Там живут… как бы выразиться вашим языком? Головорезы. Вот так. У них нет морали, принципов, нет богов, нет совести, нет сострадания. Завидев тебя, они увидят не человека, а забаву, наполненную кровью. Он истерзают твое тело, а потом примутся за душу, и это если ты еще сможешь приблизиться к ним. Бездна оберегает себя, потому и породила свое Преддверье со всеми зверьми, что топчутся на ее пороге.
– О, ангел, прояви еще дружелюбие! – Тре решил вывернуть болтливость ангела в свою сторону. – Отчего вы так далеко от Бездны, ведь все Первобоги вышли из нее?
Ангел насупился, скрестив на груди руки.
– Ну, думаю, могу сказать, ведь тебе все равно никто не поверит, – смилостивился ангел. – Бездна – пустота, ничто, сплошной хаос. В ней нет ни света, ни тьмы, ни похвалы, ни осуждения. Но так уж вышло, что любое живое существо с большим азартом гонится вслед порокам, чем добродетелям. Дабы не быть лишний раз искушенными, Светлые боги обосновались подальше, а Черным богам и там хорошо, ведь пустота дает им полную свободу на беспредел, поощряя их злую, эгоистичную волю. И ты туда не иди, человек, ты не успеешь поддаться своим порокам, как тебя погубят чужие.
– Спасибо тебе, ангел, – Тре с почтением поклонился. – Но все же, я выбрал свой путь. Я не смогу жить, если в мире останется уголок, в которой я не смог заглянуть. Последний вопрос, ангел. Скажи, как твое имя?
Ангел некоторое время мялся, взвешивая «ничего со мной за это не будет» и «еще чего!».
– Лимаэель.
И Тре отправился в странствие, провожаемый сочувственным взглядом ангела. Честно говоря, сочувствия там было не очень много, гораздо больше смиренного понимая, что дурость смертных людей – один из неискоренимых пороков.
Тре не чувствовал усталости своего тела и гиблости своей затеи. Быть может, усталость была, но он легко прогонял ее ночным сном. Он пересекал просторы от востока до запада, не переставая удивляться разнообразию огромного мира. Правда, что-то стало повторяться, например, языки и наречения, легенды и байки, ритуалы и привычки, но это лишь убеждало Тре в том, что он стал хорошо разбираться в людях, живущих под одним с ним небосводом.
Он по-прежнему не знал, сколько времени провел в пути, но мог точно заверить, что от его родного города до восточных Небесных Чертогов он прошел на несколько гор, лесов, рек, озер и городов меньше, чем выпало на путь от востока до запада.
Нигде надолго не задерживаясь, Тре целеустремленно шел к своей цели, меняя уже тридцатую пару обуви. Голова и лицо его заросли волосами, которые теперь приходилось подвязывать веревочками, руки и ноги покрылись мозолями, само тело стало как будто легче, но плечи при этом отчего-то стали опускаться к земле. Тре нес на себе целый мешок личных вещей, а еще груз впечатлений и знаний, упакованных в его голове, клонящейся вниз.
Не стоит поспешно очаровываться его увлекательным маршрутом, ведь доводилось Тре сталкиваться и с тем, что знать и видеть он бы не хотел. Разбойники, мертвые тела, сожженные поселения, бродяги, загибающиеся от голода, воющие от неизвестных болезней, а еще откровенное хамство и поборничество, нездоровое верование в одну исключительную истину и непринятие чужого мнения. В одном городе его едва не повязали и не отнесли на костер, чтобы сжечь как еретика, в другом в той же самой последовательности, но уже за причастность к черному колдовству, в третьем точно так же, только уже во славу плотоядного божества для хорошего урожая. Тре каждый раз сопутствовала удача и он выбирался сухим из воды, – за исключением, когда его пытались утопить в угоду морскому божеству – но все же советовать кому-то повторить свой путь он бы стал лишь с большим предостережением.
За плечами Тре остался красочный город, порадовавший его искушенное воображение, где он помылся, поел, выторговал новую одежду и хорошенько поспал перед последним рывком. Тре почти пересек центральные земли и теперь от западного края его отделяла пустошь, растянувшаяся на невиданное расстояние. Но уже глядя на иссушенное желтое полотно земли, он понимал, что стоит на пороге своей цели.
– Там ничего нет, только бескрайняя пустошь, – рассказывал владелец постоялого двора, что по доброте душевной впустил странника. – Никто туда не суется. Говорят еще, на краю пустоши демоны обитают. Ее так и называют – пустошь демонов.
– А вы сами видели демонов?
– Я – нет, но поговаривают всякое.
– Я жил в городке, окруженном горами. В детстве бабка говорила мне, что за горами никого нет. Она ошиблась.
– Это тебе не бабкины россказни, – мужчина крутил в руках тряпку, которой вытирал столы. – У нас тут девки, нет-нет, да появляют на свет такое, от чего кожа дыбом встает!
Тре взял себе на заметку новое выражение о встающей дыбом коже.
– Например? – заинтересовался он, не забывая про плотный ужин, который выменял за украшения из южных поселений.
– Да рождаются всякие, – пробормотал мужчина, заметно нервничая. Оглядевшись по сторонам, он наклонился к Тре и шепотом произнес: – На вид как человечек, но глаза сплошь черные! Ни зрачка, ни каймы вокруг, ни белка – чернь. А у некоторых бывает, что не два глаза вовсе, а больше. Или вместо ногтей черные когти, или в деснах уже клыки, прямо вот с самого рождения.
– И где все эти младенцы?
– Где-где, – мужчина отстранился, вновь взялся за тряпку. – Да прям там же в пустоши и прикапывают их матери. А потом этих матерей их мужья, которым те с демонами накуролесили.
Конечно, Тре видел уже ангела и не сомневался в существовании демонов, но отчего-то в рассказанную байку не поверил.
– А еще, живет тут у нас одна ведунья. Ее жуть все боятся, но ни разу не сбрехала. Она предрекла, что однажды в пустошь войдет человек, а из него выйдет дерево. И раскинется на пустоши лес, но не благодатный, не спасающий от вечного зноя, а губительный. Лес этот захватит все земли здесь и всех людей, что тут живут и не станет тут ни людей, ни города.
– И в это поверили? – удивился Тре. Он много историй слышал и умел уже отличать байки от правды.
– А ты думаешь, отчего тут так мало людей осталось? – выпучил глаза мужчина.
Тре закивал. В городе, таком большом и пестром, и правда людей по пальцам можно было сосчитать, да только он свел все это к позднему часу.
– Отчего же вы все еще тут?
– Пожрет нас лес, ох пожрет, – бубнил мужчина. – Я почему здесь? Да верю, что не в один миг та гиблая пустошь зеленью обрастет. Успею еще уйти. Да и не пускаем мы туда никого.
– Прямо вообще? – Тре расстроился, ведь такой проделал путь, а уперся в постылую узость ума.
– Вообще. Нам оно зачем? – хмуро проворчал мужчина. – Брешет не брешет бабка, а перестраховаться никогда не мешало. Да и говорю же, нечего там делать, только смерть свою искать.
Солнце еще не взошло, а Тре уже выскользнул с постоялого двора и двинулся вдоль городской улицы, дабы найти местечко, где можно было бы пробраться на желанный запад.
Приютивший его не соврал, хоть и мало было людей, но да часовые стояли на видимом друг от друга расстоянии вдоль выжженной желтой земли, зорко вглядываясь в приближающихся.
Тре смотрел на эту пустошь и не понимал, как вообще возможно, чтобы на этом иссушенном полотне пророс хоть бы сорняк. Центральные земли погодой своей очень напоминали юг, лето тут было долгое и солнечное, но дождливое, зима излишне теплой, хоть и комфортной, осень почти безветренной, а весна ранней и мгновенной. Кто бы ни отвечал в этом крае за погоду, он не оставлял пустоши и шанса на жизнь.
Тре уличил лазейку, воздавая благодарность своей удачливости. Беда была в том, что скрыться в пустоши негде, даже не самый зоркий дозорный увидел бы нагруженную сумкой скрюченную фигуру, топающую по запретной земле. Тогда Тре принял для себя очень важное решение. Он счел, что добравшись до Преддверья, повернет назад и вернется. Так что он схоронил сумку и отправился в путь налегке. Дабы не быть замеченным до того момента, как он преодолеет приличное расстояние, с которого можно будет просто убежать, Тре пополз по пыльной твердой земле, приникая к ней так близко, что едва не содрал себе нос. Предрассветные сумерки только-только занялись, дозорные клевали носом, зевали, широко раскрывая рты и пребывая в убеждении, что никому не достанет глупости сунуться в пустошь демонов.
Утро сменилось днем, день вечером, вечер ночью, уступившей после место новому утру. Тре шел, маясь от знойного солнца. От скинул с себя плащ, оборвал рукава на рубахе и обмотал ими голову, чтобы пот не застилал глаза. Тре чувствовал усталость, не уходящую даже после ночного сна, что был беспокойным и дурным. С трудом передвигая ноги на силе чистого энтузиазма, Тре вглядывался в горизонт, дабы увидеть Преддверье Бездны. Ему казалось, что его начало должно быть увенчано воротами, как и в Небесных Чертогах. Разве что не из золота, а, быть может, из черненного металла или вовсе из костей. Кто их знает, в этом Преддверье, какие архитектурные причуды они проповедуют?