Ни птиц, ни мышей, ни змей или других песчаных гадов, что Тре встречал ранее в пустынях, не привиделось ему. Да и пустошь эта, собственно, разительно отличалась от других. Она словно пришла из другого измерения, какого-то неподвластного и неописуемого, которое Тре также хотел бы увидеть своими глазами. Только не сейчас, как-нибудь позже. Сейчас бы дойти уже, увидеть, а после назад в город, чтобы поесть, попить, отдохнуть.
– Поверни назад, – услышал он голос, пробившийся к его сознанию с трудом. – Людям сюда дорога закрыта.
– Кто ты? Почему я тебя не вижу?
– Тебе не дано меня видеть, пока я сам не захочу.
– Ты демон? – Тре вертелся вокруг своей оси, теряя ориентацию в пространстве, забывая куда шел и откуда.
– Так нас называют люди, но я больше, чем демон.
– Почему ты говоришь мне повернуть назад? Я хочу увидеть. Я видел людей, видел колдунов и помесь собак и людей, видел людей, пьющих кровь, видел людей, уже умерших, но продолжающих жить, я видел людей, на людей не похожих своей красотой, я видел ангелов, теперь же хочу увидеть демонов. Тогда мой путь будет завершен.
– Смелый путь для человека, – с одобрением, коего Тре не услышал от ангела, отозвался демон. – Ценю смелых, но не ценю глупых. Не будь глупым.
– Я должен увидеть своими глазами, – бормотал Тре иссушенными губами.
– Ладно, – сжалился демон. – Я дам тебе увидеть себя, и тогда ты повернешь назад.
– Почему ты так добр?
– Я не добр, но и не зол. Мне чужды эти границы. Я действую по велению собственного желания, потому что я свободен.
– Разве демоны не порождение тьмы?
– Мы порождение пустоты, как и те, кого вы зовете ангелами. Мы все из одного чрева.
– Тогда почему вы такие разные?
– Потому что мы свободны. Они нет.
– Ангел говорил о пороках.
– Быть свободным – порок?
– Вы отбираете чужие жизни. Так ангел сказал.
– Нам их отдают. Жизнь можно или отдать, или забрать. Тот, кто не забирает – отдает. Так мы живем.
– Разве ее нельзя просто иметь? Только свою, не претендуя на чужую?
– Многие так делают. Я так делаю. Такие, как я, живут в уединении, не соприкасаясь с чужой жизнью. Но вот сейчас ты встал на моем пути, пытаясь пробраться на мои земли. С чего мне сохранять тебе жизнь? Или предлагаешь мне отдать тебе свою?
– Все же, тебе не чуждо милосердие, – Тре через силу улыбнулся. – Предлагаешь мне повернуть назад.
– Я даю тебе шанс.
– Могу я увидеть тебя? Я проделал долгий путь от самых Чертогов.
И демону действительно оказалось не чуждо милосердие. Он показал себя, представ перед замученным Тре в образе молодого юноши до того прекрасного лицом, что и ангел не сравнился бы с ним. Кожа его была белой, как первый снег, длинные волосы, убранные в высокий хвост, в черноте своей отливали синевой. Глаза, вопреки рассказам, не были черны, вполне себе как у обычного человека, разве что неестественно яркого цвета ультрамарина. Он был высок, строен, шелковые одежды украшены золотой искусной вышивкой, а на кожаных сапогах ни следа пыли.
– Ты выглядишь, как человек, – поразился Тре.
– Я выгляжу так, когда хочу, чтобы меня приняли за человека, – голос звучал мягко, приятно лаская слух.
– Какой же твой истинный облик?
– Людям не дано его видеть.
Тре различил не белоснежном лбу витой обод, что переливался от белого до алого.
– Обруч на твоей голове, – Тре коснулся своего лба. – Он не обжигает тебя?
– Обжигает.
– Зачем же ты его носишь?
– Зачем человеческий царь носит тяжелую мантию из меха летом?
Демон чуть сощурился, оглядывая Тре сверху-вниз, как диковинную игрушку.
– Твой век подошел к концу. Тебе не вернуться, – сказал он без тени сочувствия или злорадства. Констатировал факт, который Тре и так чувствовал. – Пойдем со мной.
Демон протянул руку, от запястья до локтя обтянутую украшением из тонкой выделки кожи. Тре протянул свою шершавую ладонь и почувствовал смущение и неловкость, когда коснулся подставленной руки. Кожа демона холодила, источая не менее холодный запах, заставляющий проваливаться в бездну. Тре силился понять, что же навевает этот запах? Ангел пах медом и цветочными лугами, залитыми солнцем, а вот демон, вопреки ожиданиям, не пах серной ямой или зловонной низиной. Нет, запах его был благороден, умиротворителен. Так пахли снежные пики и полноводные реки, разбивающиеся о пороги. Так пахли мшистые пни и лунные лучи.
– Скажи, демон, ты много знаешь? – Тре брел под руку с демоном.
– Много.
– Мне поведали, что однажды в пустошь войдет человек, а из него выйдет дерево. Здесь раскинется лес, что поглотит всех людей. Это правда?
– Правда.
– Когда это произойдет?
– Когда твои глаза закроются.
– Скажи, демон, ты знал, что я приду?
– Знал.
– Ты ждал меня?
– Ждал.
– Так почему просил повернуть назад?
– Не просил, а предложил. Я тебя испытывал.
Демон подвел странника к глубокой расщелине, прочеркнувшую желтую землю черной полосой. Он помог Тре опуститься на колени, чтобы тот смог обожженным лицом окунуться в спасительную прохладу, источающуюся из разлома.
– Скажи, демон, – прошептал Тре, но не был уверен, что хоть звук вырвался из его горла, но демон услышал. – Как твое имя?
– Можешь звать меня Ингар.
– Почему ты так добр ко мне, Ингар? Добрее, чем ангел Лимаэель.
– Я не добр, человек. Я действую по велению собственной воли. Моя воля, чтобы здесь раскинулся Лес. Ты станешь его первым деревом. Упорством своим ты показал, что из тебя выйдет стойкое дерево. Я даже не спросил твоего имени, потому что деревьям оно не нужно. Моя воля, чтобы ты обманулся, человек, сочтя меня добрее ангела. А, ты уже умер, человек? Как же вы слабы …
Окоченевшее тело напитывалось росой, образовавшейся из разлома. Подпитываясь живительной влагой и солнечными лучами, кожа обратилась в кору, пальцы пустились корнями, зарываясь в обманчиво мертвую землю. Из скрюченного позвоночника вверх выбился побег, продолжая тянуться к небу, пока раскинувшиеся от него кости не обратились в ветки с темной листвой и не образовали тень над разломом. Из остатков крови на ветвях вызрели плоды, вкусив которые можно узнать истории всего мира, песни и сказания, языки и наречия, а еще сколько пар обуви потребуется, чтобы преодолеть путь от востока до запада.
После лес обернется Лесом, и нарекут его Лесом Теней, потому что он поглотит всех людей, живущих в мире, оставив от них только тени.
***
Обещаю вернуться, потому что мне предстоит еще совершить необходимые покупки, а ходить с ростком в половину меня ростом не самое удобное. Будет жаль, если во время моего паломничества по мясному отделу кто-нибудь сломает ветви у моего саженца, а у меня есть серьезное намерение этот саженец приобрести и высадить в своем маленьком саду, прямо в пустующем западном углу.
Но дойду ли я до мясного отдела сегодня? Следующим объектом моего внимания становятся игрушки, хаотичными рядами вываленные прямо на ковре, расстеленном на земле. Торговец вырезает из бруска кукол, ссыпая стружку на скрещенные ноги. Приходится сесть на корточки, чтобы разглядеть весь хлам поближе.
Продавец не обращает на меня никакого внимания, и я упоенно зарываюсь в обилие фигурок, мягких собачек, палочек, мячиков и прочей лабуды. Натыкаюсь на деревянную шкатулку, крышка которой свободно болтается и норовит оторваться. Внутри нее колода потрепанных карт с пестрой рубашкой в ромбик.
– Что это? – сдаюсь я, не в силах понять, в чем особенность этой шкатулки.
– Карты Смерти, – отзывается торговец.
– Их можно трогать? – уточняю во избежание инцидентна.
– Да.
Переворачиваю первую карту, надорванную в верхнем углу, затем вторую, заинтересовавшись странным обозначением. На первой – меч, но второй – курица. Ни масти, ни достоинств. Просто картинки.
– И как в них играть? – задумываюсь я.
Торговец ухмыляется.
– Лучше никак. Но если очень хочется, то все просто. Сыграем?
– Откажусь, – охватывает нехорошее предчувствие, потому затыкаю свое любопытство.
– Да шучу я, – откладывает свое рукоделие. – Мозги у меня уже не те, чтобы в смерть играть. Но могу рассказать, коль интересно.
Конечно же, мне интересно.
Сказание четвертое: «Счастье не за горами»
И старый, и молодой, и мужчина, и женщина ходили порой за холм, чтобы вытянуть счастливую карту для своей постылой жизни. Все, кто уходил за холм, не возвращались более в деревню. Все считали, что ушедшим повезло, ведь нет ничего хуже, чем жить в их деревне.
Что же было за холмом? Счастье. А еще, маленький домик, в котором жила не то женщина, не то мужчина, не то старуха, не то подросток. Никто не знал наверняка, ведь те, кто встречался с неизвестным из дома за холмом, более не возвращались в деревню, чтобы рассказать.
Для Гана наступил переломный момент. Ему исполнилось шестнадцать, но уже света в своей жизни он не видел. Больная мать, пьяница отец и двое младших братьев засели на хрупких плечах юноши. И тогда он решил, во что бы то ни стало изменить свою жизнь, урвать счастье и принести его в свой дом, чтобы мать выздоровела, отец одумался, малые перестали быть беспокойными.
Решил Ган, что отправится за холм, а после обязательно вернется, ведь семью он свою любил и счастьем для него было бы, чтобы семья была счастлива.
И вот, в полдень нового дня, после работ по хозяйству, Ган собрался в путь. Дорога близкая, тени не успеют сдвинуться, как он доберется до своей цели. Провожаемый недобрыми напутствиями от болезной матери и горячими проклятьями с хмельной руки отца, без узелка за плечами юноша засобирался из деревни.
– Бросаешь меня, – стенала мать.
– Нет, мама, я вернусь, – заверял Ган. – Ради тебя же и иду, и ради тебя же и вернусь.
– Обманщик, – не унималась старуха. – Вырастила на свою голову себялюбца. Все только для себя хочешь, а обо мне не думаешь.
– Поганец! – сокрушался отец, не очень твердо стоя на ногах и глядя куда-то за спину сына, должно быть, предполагая, что смотрит как раз на него. – Ишь чего удумал! Сбежать захотел? Мы тебя кормили, поили, одевали, а ты вот как решил отплатить?
– Да для вас же стараюсь! – не сдавался Ган.
– Ублюдок! Да лучше бы мамка твоя пузо надорвала, когда тебя носила! Для себя счастья посмел возжелать! А нам что? Нам какая отплата за то, что растили тебя?
Не в силах спорить, Ган решил, что слов старикам будет недостаточно, а потому остается только делом показать, как благодарен им и что на самом деле желает счастья им, а не себе. Пока матушка стенала, умываясь слезами, отец трясущимися руками наполнял очередной стакан, чтобы залить горе, учиненное нерадивым сыном, а младшие, уличив момент, усвистали со двора подальше, Ган выскользнул из дома, притворив осторожно дверь.
Не прошло много времени, как юноша обогнул известный холм и увидал то самое жилище.
Дом отличался от деревенских. Сложенный из камня, с острой крышей и круглыми витражами, казался он каким-то чудом, пришедшим из другого мира. Вокруг дома разбит был сад из роз, гвоздик, лилий и хризантем. Особенно чудными показались Гану лилии багряного оттенка – никогда таких он не видал.
Встретила его женщина, закутанная в белую шаль. Вся она была в белом, от простого платья и туфель, до волос и ресниц. Даже глаза ее были настолько светлыми, что казались белыми. Дама словно никогда не видела солнца, а солнце не замечало ее.
– Зачем ты ко мне пришел? – спросила женщина приятным голосом, окутавшим, словно мед.
– За счастьем! – с воодушевлением ответил Ган, восторгаясь неземным обликом собеседницы.
Он глядел на нее во все глаза и не мог оторваться, но вместе с тем чувствовал в неподвижном лице женщины что-то пугающее, таинственное, заставляющее кровь стынуть в жилах, но в этом он тоже находил определенного рода манящую привлекательность.
– Что для тебя счастье? – спрашивала тем временем дама.
– Здоровая мать, непьющий отец, спокойные младшие, – сглотнув, перечислил Ган.
– Стало быть, мать твоя больна, отец пьет, а младшие твои все время беспокойны? Не будет этого, ты будешь счастлив?
– Да!
– Войди в дом, – женщина отступила внутрь, открывая за собой темное убранство дома.
Войдя внутрь, Ган огляделся. Сразу же заметил, что из-за зашторенных окон дневной свет в дом не проникал, но светом его наполняли множество свечей, расставленных на полках. А под ними вдоль стен заставленные едой и питьем столы, словно вот-вот сюда наведается вся деревня и начнет пировать – настолько ломились столы от угощений.
Царившая прохлада и сырость накрывали блаженным пологом, принося облегчение после знойной жары улицы. Запах же, что полностью завладел этим домом, давил и тревожил, но быстро начал казаться чем-то неотъемлемым, будто бы дом этот не мог пахнуть иначе. Только так.
Гана больше всего поразила не странная обстановка, а сидевшая в дальнем углу девушка, с лицом закрытым под вуалью. Девушка плакала, глухо, протяжно, с подвыванием.
– А чего это с ней? Все ли хорошо? Может, мне зайти потом? – обеспокоился Ган.
Белая дама взглянула на Гана, и по телу его проскользнул холодок.
– Ты уже вошел, – ответила она, садясь за стол, накрытый белой скатертью. Взяла она в руки колоду карт и принялась их перемешивать. – Садись. Сыграй со мной и будет тебе счастье.
Ган пожал плечами, не сводя глаз со стенающей девицы, и стоило ему сесть напротив Белой Дамы, как девица словно нарочно завыла еще протяжнее, еще заунывнее. Дама же разделила колоду на две равные стопки, одну положила возле себя, вторую возле Гана, обе рубашкой кверху.
– Слушай и запоминай. В этой игре необходимо проявить смекалку и фантазию, а еще дар убеждения, если потребуется. На каждой карте свой рисунок. Игра – сражение. Я кладу карту и говорю, какой удар может нанести изображенный на карте. Ты кладешь карту в ответ, и говоришь, как может защититься и какой удар может нанести твое изображение на карте. Понял?
Ган кивнул, потирая влажные ладони. Игра казалась простой и даже детской.
– Я начну, – женщина подвернула рукав, обнажая белое запястье. Она взяла одну карту, перевернула ее и положила на стол. – Тигр. Тигр выпрыгивает из-за кустов, обрушиваясь на тебя когтями и клыками, впиваясь в твою шею.
Ган схватился за горло, чувствуя, как что-то вгрызается в него. Наваждение было таким реальным, что на миг он пришел в ужас. Но понимая, что в реальности никто на него напасть не мог, встряхнул головой и спешно вытащил свою карту.
– Флакон с ядом. Я вливаю флакон с ядом в пасть тигра, и он умирает, отравленный, – выпалил он, взмокнув всем телом. Дама в ту же секунду положила следующую карту.
– Голубь. Голубь машет крыльями, смахивая капли яда во все стороны. Он атакует, метя клювом в твой глаз
У Гана помутнело в правом глазу. Он часто заморгал, пока сидящая перед ним из двух вновь не соединилась в одну.
– Камень. Я кидаю камень в голубя и попадаю в него насмерть.
– Веревка. Хм, – Белая дама задумалась, проводя пальцем по своей карте. Ган воодушевился, предвкушая быструю победу. – Связываю веревку в лассо, раскручиваю и ловлю камень. Другим концом веревки, обматываю тебя за горло и душу.
Гана накрыл приступ удушья. Дыхание с сипением вырывалось, глаза выпучились.
– Свинья, – Гану стало сложно сосредоточиться.
Что может свинья? Она пригодна только для еды. А еще катастрофически не хватало воздуха, кислород выходил из его легких, но вдохнуть не получалось. Собравшись, он с трудом просипел пришедший на ум ответ:
– Она перегрызает веревку!
– Свиньи не грызут веревки, – возразила дама.
– Грызут! Я сам видел! – заупрямился Ган и Дама приняла его довод. – А еще, они грызут даже собственных детей. Так что свинья бросается на вас и грызет ваше лицо!
Он заметил на ее лице гримасу страдания, исчезнувшую, когда на стол легла новая карта.
– Мушкет. Я отстреливаю свинью и стреляю в твое сердце.
У Гана кольнуло в груди, сбивая ритм молодого сердца.
– Веер, – сердце бешено забилось, неравномерно ударяясь о грудную клетку. Удары становились так часты, что отдавались в голову, затмевая разум. Ган не мог придумать применения вееру против мушкета. – Я … я …
– Что же? – Дама скрестила пальцы и уложила острый подбородок на них. Громче завыла девица в углу, раскачиваясь взад-вперед.
Ган пугливо заозирался, помутневшим взглядом замечая то огарки свечей, то еду в глиняных горшочках, то сгустившуюся мглу в углах дома. Он не понимал, что же такое с ним происходит, и как возможно, что от простой карточный игры сделалось ему так плохо и больно. Хотелось вскочить, бросить все и убежать прочь за холм, чтобы более не видеть странной Дамы.
– Веером я вытаскиваю из груди пулю, – выдавил Ган, собрав остатки сил. – И острым краем опахала режу вам горло.
В миг наивысшей боли в его голове мелькнуло позорное желание, чтобы белое горло на самом деле прочертил алый разрез. Настолько Ган страдал и боялся, что возжелал тех же чувств для этой женщины.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книгиВсего 10 форматов