Случайная невеста главы тайного сыска
Утром на улицах уже было полно народу. Они тут, к слову, были очень узкими. Ровно такими, чтобы могла пройти повозка. Хорошо еще, замощёнными!
А вообще, город был интересным. Конечно, до привычной цивилизации было далеко, но уже сейчас замечались попытки как-то облагородить место, в котором жило множество людей.
Виолетта помнила, что в Европе когда-то города были очень грязными, но тут мусор тщательно собирали, а за умышленно вылитое на головы прохожим ведро помоев могли посадить на пару дней в тюрьму.
Дома были каменными, крыши черепичными. Самые богатые уже могли позволить себе стеклить окна, бедняки обходились ставнями. Улицы, как уже было сказано, давно замостили. В общем, крепкий такой старый европейский городок, окруженный, насколько знала Виолетта, каменной стеной.
Чтобы найти здание, которое занимали местные стражи порядка, пришлось изловчиться. В памяти Виолы ничего подобного не было. Там вообще было не так много информации о новом мире.
Поспрашивав то тут, то там, она все-таки прибыла куда надо.
Здание стояло близко к королевскому замку, отсюда было хорошо видно торчащие башни внушительного строения – дом правителя, как водится, был построен в центре города.
Виолетта заходить внутрь здания местной полиции не стала. Не хотелось, чтобы хоть кто-то из сыскарей запомнил ее лицо.
Благое дело – оно, конечно, хорошо, но не тогда, когда за него тебе могут шею свернуть! А такая вероятность существовала! Кто она, а кто тот человек, живущий в громадном доме?
Нет, нет, Виола предпочитала оставаться в тени.
Это значило, что требовалось оставить анонимку так, чтобы никто не понял, что именно она ее подкинула. И уж тем более не мог сказать, как выглядит человек, оставивший письмо.
Постояв немного, Виолетта развернулась и двинулась в сторону рынка.
Ей срочно требовалась маскировка!
Купить платок и кусок мешковины, которую продавец упорно пытался выдать за платье, было проще простого. Оба предмета выглядели так, словно в любой момент могли расползтись клочками, но Виоле что-то подобное и требовалось!
Переодеваться она не стала, просто юркнула в один из переулков и натянула уродливое платье поверх своего. На голову намотала платок, да так, чтобы лица толком не было видно.
Свиток спрятала в рукав, а потом согнулась в три погибели, положила руку на спину и, тяжело кряхтя, отправилась обратно к зданию сыска.
Недалеко от цели ей попалась идеально подходящая для трости ветка. Подхватив ее, Виола сварливо, совершенно по-стариковски, наворчала на детвору, которая пыталась отобрать палку. Что за молодежь пошла, в самом деле?! Никакого уважения к старшим!
Около здания сыска Виолетта согнулась еще сильнее и бесцеремонно двинулась к крыльцу. С каждым шагом сердце в груди билось все быстрее. Ей не хотелось, чтобы ее поймали!
– Бабуля, вам помочь? – внезапно спросил кто-то, подойдя ближе. По сапогам можно было признать одного из стражников, должных патрулировать город.
Виолетта продолжала смотреть вниз. Маскировка, конечно, была хороша, но если кто-нибудь увидит молодое лицо, то проблем не оберешься!
– Все в порядке, милок, спасибо, – проскрежетала она и засеменила дальше, громко стуча по камням палкой.
Завернув за угол, она остановилась и, чуть распрямившись, огляделась. Переулок был пуст.
Решив попытать счастья с другой стороны, Виолетта поплелась по проулку. Мало ли, вдруг ей улыбнется удача и она сможет попасть в сыск с черного входа!
Удача ей действительно улыбнулась. Даже черного входа не понадобилось. Она наткнулась на приоткрытое окно в каком-то кабинете. Окно было закрыто решетками, но через них вполне можно было просунуть руку с письмом! Что Виола и сделала. Как только она прицелилась, пытаясь швырнуть записку прямо на стол, дверь в комнату начала открываться! Виолетта едва успела бросить письмо и пригнуться, как в комнату вошел человек.
Ждать, когда тот обнаружит анонимку, она не стала – поспешила убраться от этого места подальше. Вещи выкидывать Виолетта не собиралась – пригодятся! Просто сняла их в очередном темном углу, свернула и завязала в платок. Палку, правда, пришлось оставить.
В лавку возвращаться она не стала, сразу отправилась в дом отца бывшей владелицы тела. Раз уж Виола решила, что нужен разговор с мачехой, то откладывать не стоило. Кто знает, когда та решит, что времени с прошлого покушения прошло достаточно и можно совершать новое.
Пока Виолетта целенаправленно шла договариваться, некий Донаван Пол – один из сотрудников сыска – нашел на своем столе неучтенный свиток, кокетливо перевязанный лентой.
Подозрительно прищурившись, он посмотрел сначала на дверь, потом на приоткрытое окно. Прежде чем взять свиток, он выглянул на улицу – решетка мешала, но даже так ему удалось понять, что в переулке никого нет. Хватать письмо сразу он не стал. Сначала натянул вытащенные из кармана перчатки – Донаван знал, что некоторые умельцы могут отравить бумагу так, что на тот свет отправится любой, кто коснется ее, – и только после этого развязал ленту и размотал свиток.
«В подвале большого дома, который охраняет свора собак и каменные крылатые псы, стоят гробы. В них лежат мертвые люди, разрубленные на части, а потом сшитые толстыми нитками. Еще там есть камера. В ней стол, а на нем много крови.
Аноним».
Почерк был корявым, словно писал ребенок (попробовал бы он сам писать с непривычки пером и чернилами!), но мужчина едва обратил внимание на такую ерунду. Какая разница, кто писал, главное, что именно там написано!
Донаван облизнул внезапно пересохшие губы. Его руки слегка дрогнули. Он снова огляделся, а потом торопливо свернул свиток и вернул ленту обратно. Не снимая перчаток, он торопливо вышел из кабинета. Ему требовалось немедленно доставить письмо своему непосредственному начальнику. Этот донос мог стать тем самым предлогом для обыска, который они так долго пытались найти!
* * *– О, дорогая! – женщина кинулась вперед и, схватив Виолетту за руки, подвела к дивану. – Как ты тут оказалась? Куда смотрела эта глупая девчонка?!
– Я пришла в гости, – хмыкнула Виола, с любопытством наблюдая за предложенным концертом.
В конце концов, в этом мире не было не только интернета, но даже захудалого телевидения и радио! С развлечениями тут был ощутимый дефицит.
И вот при таком информационном голоде, который Виола испытывала уже пару недель, не имея возможности получить привычную дозу дофамина, ей предоставляют билет в первый ряд на отличный спектакль. Как от такого отказаться?
– Милая, – мачеха наклонилась вперед и погладила ее по голове. – Ты не должна была сбегать. Это опасно!
Виолетта моргнула и сдержала очередное фырканье. Было понятно, что их подслушивают. В ином случае песнь женщины была бы другой.
Виолетта еще помнила, как некоторое время назад мачеха за обедом называла ее грязным отродьем, которое годится только для того, чтобы работать в каком-нибудь вшивом придорожном борделе.
В тот день Виолетта ради интереса вылила на колени мачехе тарелку остывшего супа. Как она и думала, реакция последовала незамедлительно – женщина вскоре ныла в кабинете отца Виолы о том, насколько опасной стала его дочь от первого брака. И холодный суп в ее словах стал кипятком, а колени превратились в голову.
Виола не думала, что мачеха добьется успеха, все-таки отец этого тела вроде как любил свою дочь, но тогда женщина вытащила козырь, против которого не устоял бы ни один мужчина. Она заявила, что беременна!
На следующий день Виолетту со всеми почестями сопроводили в травяную лавку, оставшуюся в семье после смерти первой жены отца Виолы.
Так что ласковые слова мачехи ее совершенно не впечатлили. Раз поет соловьем, значит, тому есть причина.
– Со мной все в порядке, – произнесла Виола, смотря на женщину прямо и твердо.
Мачеха замерла, пристально глядя ей в глаза. На короткий миг лицо с тонкими чертами исказилось, словно в судороге, но вскоре женщина взяла себя в руки.
– Идем ко мне в комнату, там нас никто не побеспокоит, – все еще ласково сказала она, а затем встала и царственно направилась в сторону своих покоев.
Виола последовала за ней. Когда они выбрались в коридор, она увидела служанку, вытирающую пыль с перил лестницы. Весь вид девушки так и кричал, что она целиком и полностью сосредоточена на работе. Теперь стало понятно, почему мачеха была так ласкова.
Виолетта не боялась, что с ней что-то произойдет. Ее смерть сейчас была бы слишком очевидной, поэтому она спокойно прошла в чужие покои.
Как только дверь за ними закрылась, женщина резко обернулась к падчерице. Все благодушие, которым были переполнены точеные черты, испарилось.
– Что с тобой стало? – потребовала она ответа, глядя чуть брезгливо, будто перед ней стояла не дочь мужа, а нищая попрошайка, посмевшая запачкать ее дорогое платье грязными руками.
Виола не стала отвечать сразу. Для начала она прошла дальше и удобно устроилась на мягком диванчике.
Мачеха недовольно поджала губы и села напротив, всем своим видом давая понять, что она выше споров с низшими существами.
– Знаете, ни один удар никогда не проходит бесследно, – посмотрев на женщину, сказала Виолетта. В принципе, она говорила правду, ведь именно из-за удара она оказалась в этом мире.
– Что это может значить? – вопрос был задан резким, обороняющимся тоном.
– Ничего такого, – хмыкнула Виола. – Когда я случайно упала и случайно ударилась головой о комод, мой разум… встал на место. Вот такая вот… случайность.
Женщина прищурилась. От нее не ускользнуло, на какие слова падали ударения.
– Воистину, иногда случайности творят чудеса, – с осторожностью произнесла она. – Думаю, ты хочешь, чтобы твой отец узнал об этом?
– О нет, нет, – отмахнулась Виола. – Папа так занят. У него всегда столько дел. Зачем его тревожить? Тем более что ему сейчас вполне достаточно одной радостной новости.
После этих слов Виолетта со значением посмотрела на живот мачехи. Та, к ее удивлению, никак на это не отреагировала. Неужели слова о беременности были ложными?
– Тогда чего ты хочешь? – спросила женщина с нажимом.
Возможно, в любом другом случае Виолетта стала бы торговаться. Но сейчас она даже не думала делать это. Что-то внутри нашептывало остерегаться, казалось бы, безобидной женщины.
Именно это чувство заставило ее обратить внимание на мужчину, вошедшего недавно к ней в лавку. Оно же убеждало ее, что Ребекка никак не связана с мачехой.
Интуиция? Если только гиперразвитая, больше похожая на предзнание. Это явно было что-то магическое. Благодаря этому Виола с уверенностью могла сказать, что не проживет долго, если начнет просить много.
Мачеха была из той породы людей, которые сделают что угодно для достижения желаемого. А сейчас она явно хотела все богатство своего мужа. И ее вряд ли устроит, если кто-то посмеет забрать у нее хотя бы часть.
– Лавку и отречение от семьи.
Женщина, секунду назад выглядевшая так, будто была готова кинуться на Виолу, на миг застыла, а затем откинулась на спинку кресла и посмотрела на падчерицу озадаченно. Она явно не ожидала услышать что-то подобное.
– Отречение? – переспросила она. На лице появилось легкое и расслабленное выражение.
– Это ведь не трудно? – Виола слегка помялась, изображая неуверенность.
Она не хотела слишком сильно настораживать мачеху своим излишне самоуверенным видом. Пусть та думает, что она всего лишь трусливая девчонка, которая пожелала сбежать, как только учуяла опасность.
Если женщина хоть на миг подумает, что Виолетта даже после отречения может быть опасной, то спокойной жизни можно не ждать. А вот с трусами всегда просто: пригрози им – и они будут молчать как рыбы.
Виолетта не была до конца уверена, что все это оградит ее от угрозы со стороны мачехи, просто следовала тому самому чувству, которое нашептывало действовать именно так.
– Твоего отца будет сложно убедить, – протянула мачеха, глядя чуть лениво, словно кошка, перед которой тряслась от страха мышь.
«Что? – хотелось воскликнуть Виоле. – Тебе еще мало? А не жирно ли будет?»
– О, понимаю, – она огорченно покачала головой. – Тогда, думаю, нам стоит осчастливить его моим выздоровлением.
После этого Виолетта вскинула подбородок, глядя с упрямством. Всем своим видом она хотела показать, что доставит максимум неприятностей, если мачеха не умерит своих аппетитов.
Посыл дошел. Женщина поморщилась и глянула презрительно.
– Думаю, ты верно сказала. Не стоит его волновать.
Виола кивнула и поднялась, точно зная, что пора уходить.
Уже оказавшись на улице, она оглянулась на громадный дом, который буквально кричал о чрезмерном богатстве владельцев. Тугая пружина в душе, беспокоящая все это время, ослабла.
Она точно знала, что мачеха больше не станет на нее покушаться. В конце концов, убийство все еще было риском, в отличие от отречения.
Как только в семейной книге появится запись, что некая Виола Данте больше не имеет никаких прав на наследство, мотив для убийства исчезнет.
По крайней мере, так подсказывал дар, передавшийся ей в наследство от прошлой владелицы тела. Именно из-за него, вернее из-за его силы, та считалась сумасшедшей.
Глава 3
Отложив перо в сторону, мужчина откинулся на спинку кресла и замер. Сегодня работа не шла. На столе скопилось множество документов, но он никак не мог заставить себя работать над ними. Мысли были заняты одной ускользнувшей мышкой, которая оказалась весьма и весьма дерзкой.
Это пробуждало в нем однозначное желание. Хотелось найти девчонку, чтобы просто посмотреть, как на красивом лице вспыхивает разочарование.
Она явно считала себя смышлёнее других!
Фыркнув от этой мысли, мужчина повернулся в сторону камина, в котором горел огонь.
Он знал, где ее найти. Как иначе? Собираясь на операцию, он разместил вокруг дома своих людей, один из которых и приметил ускользающую мышку.
Благо его люди были обучены на совесть. Даже не требовалось отдавать приказ, чтобы агент проследил за «подозрительным объектом», как он выразился. И этим явно заработал себе дополнительную премию! Не формулировкой, а тем, что догадался проследить.
В дверь постучали. Судя по звуку, человек по ту сторону был нетерпелив.
Прищурившись, мужчина изменил положение на более рабочее и разрешил войти.
– Донаван? – удивился он. – Разве ты сейчас не должен быть у себя?
– Да, мастер. – Хозяин кабинета подавил желание поморщиться. Ему никогда не нравилось такое обращение, но такова традиция, ничего не поделаешь. – Сегодня у себя на столе я нашел вот это.
Донаван достал подброшенное письмо и положил на стол так аккуратно, словно обращался со взведенным артефактом, готовым взорваться при любой неосторожности.
Мужчина за столом напрягся, глядя на свиток с подозрением, а затем быстро достал из ящика перчатки, подхватил письмо и развернул его. При этом он пытался держать его как можно дальше от лица – он был в курсе, что существуют яды, которые лучше не вдыхать.
Пробежавшись глазами по написанным строчкам, он нахмурился и положил письмо обратно на стол, отодвинув от себя подальше.
Послание выглядело как анонимный донос, вот только у кого хватило бы смелости?…
В мыслях мгновенно вспыхнул образ вчерашней девушки. Светлые локоны, молочная кожа, коралловые губы, сверкающие упрямством глаза, тонкие пальцы, украшенные черными когтями. Назвать те длинные и острые штуковины простым словом «ногти» не поворачивался язык! И как ей не мешают такие… ноготки?
Тряхнув головой, мужчина постарался выбросить из мыслей неуместные образы, сосредоточившись на деле.
Итак, анонимное письмо. Что-то подсказывало, что такая дерзкая особа, как его полуночная знакомая, вполне могла пойти на столь смелый шаг. Забралась ведь она зачем-то в дом человека, которого весь тайный отдел мечтал как можно скорее запрятать на самый дальний уровень тюрьмы.
Однако до этого дня у них не было ни единого повода провести хотя бы простой досмотр чужого дома. Ублюдок действовал настолько аккуратно, насколько это вообще возможно. Да и жертв выбирал из простого народа, а простолюдины никогда не заботили короля настолько, чтобы ради них оскорблять досмотрами уважаемого члена высшего света.
Мужчина не слишком обольщался. Даже этой анонимки могло оказаться недостаточно для того, чтобы король дал согласие на обыск. Но попытаться все-таки стоило.
– Хорошая работа, Донаван, – произнес он, встал и подхватил письмо в руки, намереваясь отправиться к королю на аудиенцию.
– Теперь мы сможем, верно, мастер? – спросил подчиненный. В прошлом году у него пропала сестра. Все указывало на то, что пропала она именно в том доме.
– Будем на это надеяться, – произнес глава тайного сыска и, дождавшись, когда Донаван выйдет из кабинета, направился к королю.
Его должность, как и полагается, не была достоянием общественности. Многие считали его просто одним из многочисленных аристократов, предпочитающих прожигать свои дни в замке короля. Мужчина не намеревался кого-то переубеждать. Так даже удобнее. Никто не ожидал от него какой-то скрытой стороны.
– Его величество у себя? – спросил он королевского секретаря, когда добрался до кабинета правителя. Он не обращал внимания на многочисленных посетителей, пытающихся получить аудиенцию. Зато они никак не могли его не заметить. Однако никто и слова не сказал. По крайней мере, ему в лицо.
Как неудачно он пришел! Совсем забыл, что сегодня приемный день! Обычно около кабинета не было никого, кроме стражи.
– Сейчас у него граф Абрамсон, подождите…
– Хорошо, – нетерпеливо перебил мужчина и встал около закрытой двери. Его мало волновали злые взгляды, направленные в его сторону. Впрочем, сжать чуть сильнее губы это ему тоже не помешало.
Ждать долго не пришлось – спустя пару минут дверь открылась и из кабинета вышел вышеупомянутый граф.
– Я доложу о вас… – начал секретарь, поднимаясь, но мужчина не стал ждать дольше.
Обойдя тучного графа, он скользнул в кабинет и захлопнул дверь перед носом возмущенного секретаря.
– Мне нужна минутка…
Король – мужчина лет шестидесяти – поднял голову от бумаг и посмотрел на посетителя.
– А, это ты. Проходи. Надеюсь, у тебя что-нибудь важное и срочное. Клянусь, они загонят меня в могилу своими глупостями!
– Насколько я знаю, ты работаешь с чужими запросами всего день в неделю, – хмыкнул глава тайного сыска и сел в кресло. Разрешения ему не требовалось.
– И это худший день на неделе! – воскликнул король и отхлебнул вина из кубка, стоящего рядом с наваленными стопкой бумагами. – С чем пожаловал?
– У меня тут анонимный донос на нашего дорогого друга.
– Того самого? – вид короля выразил нежелание говорить на эту тему, которую поднимали снова.
– Да. Донос на герцога Барлоу…
– Эйден, – король поднял руку, останавливая, и потер переносицу. – Мы уже говорили с тобой об этом.
– Да, но…
– Я не могу позволить тебе обыскивать дом столь уважаемого члена общества! Ты хотя бы можешь себе представить, что мне устроят все эти аристократы, если я так поступлю?
Названный Эйденом сжал челюсти сильнее, а потом все-таки положил перед королем письмо, передав ему перчатки.
– Просто прочти.
Король глянул на собеседника, фыркнул и принялся натягивать перчатки.
– Это мало что изменит, – проворчал он, раздраженно разворачивая свиток. – Кто это писал? Ребенок? – спросил он, быстро скользя взглядом по написанным строчкам. – Каменные псы? Кровь? Бред какой, – фыркнул он, отбрасывая от себя анонимку. – У этого человека не все в порядке с головой.
– Ты знаешь, что это не так, – Эйден хмуро посмотрел на короля. – Барлоу убивает людей. Много людей. Если мы не остановим его, народ взбунтуется.
– Глупости, – отмахнулся король. – Их смелости никогда для этого не хватит. А по поводу убийств… Я не верю, что все так плохо. Думаю, герцог просто наказал какого-нибудь слугу за оплошность, отходив его плетью в подвале, а кто-то заметил это и решил пошутить. Ты видел этот почерк? Видно ведь, что писал малограмотный человек. Мы не станем беспокоить герцога по навету скучающего простолюдина. Это мое последнее слово, Эйден. А теперь ступай. Обрати свое внимание на что-нибудь другое.
Глава тайного сыска стиснул кулаки, но пойти против приказа своего короля не мог. Встав, Эйден коротко поклонился.
– Как прикажешь… – начал он, а потом выпрямился и неодобрительно посмотрел на старшего мужчину, – …отец, – закончил он, развернулся и вышел из кабинета.
– Не называй меня так! – услышал он летящую вслед привычную просьбу, но, как и всегда, проигнорировал ее.
Эйден едва сдержал презрительную гримасу. Он давно уже перестал боготворить отца.
Когда-то давно, в юности, Эйден делал все возможное, чтобы добиться его признания, но для короля он всегда оставался просто нагулянным на стороне ублюдком, которого нужно держать как можно ближе, чтобы противники не решили навредить правителю с помощью незаконнорожденного ребенка.
Все уважение и поклонение осталось где-то там, в далекой юности. Кажется, ему было шестнадцать, когда он подслушал, как отец убеждает своего сына, что его положению ничто не грозит, ведь Эйдена всегда воспитывали в жестком подчинении, чтобы тот даже помыслить не мог о восстании против короля или его законного наследника.
– Тебе не стоит волноваться, Макмилиан, – по-отечески добро произнес король. – Эйден всегда будет подчиняться тебе. Поверь мне. Я сделал для этого все возможное.
Этот разговор, услышанный случайно, стал настоящим откровением.
Эйден затаился. Он не стал врываться в кабинет с криками и обвинениями, как ему хотелось. Нет, он отступил и начал наблюдать издалека.
И только тогда заметил, как все окружение, назначенное королем, каждый день пытается укрепить в его голове мысль, что он должен поддерживать законного наследника, что он по сравнению с тем пыль, что не стоит даже думать о каком-либо бунте.
Самым болезненным стало осознание, что даже няня, которую он безумно любил, манипулировала его чувствами.
– Читаешь? Молодец, – похвалила его в тот день женщина и погладила по голове. – Королевству нужны умные люди. Когда вырастешь, станешь твердой опорой своему брату.
Когда Эйден услышал это, его сердце упало. Он мог только обиженно сглотнуть и кивнуть. Увидев его согласие, няня улыбнулась ему и снова погладила по голове, словно закрепляя результат.
И таких примеров были сотни. Каждый вокруг него постоянно напоминал, что у Эйдена только одно будущее – стать твердыней, на которую его брат всегда сможет опереться, если понадобится. А ведь так называемый брат его, Эйдена, совсем не любил. И это мягко сказано.
Когда отец привез бастарда из похода и представил двору как сына, мать Макмилиана заболела. Она долго пролежала в постели, не умерла, но наследному принцу этого было достаточно, чтобы возненавидеть привезенного отцом ребенка.
Детство Эйдена было наполнено тычками, злыми словами и унижением, которому Макмилиан при первой возможности подвергал нежеланного брата.
Эйден знал, что король несколько раз пытался приструнить старшего сына, но тот едва ли слушал своего царственного отца.
Тогда король решил зайти с другой стороны.
Он завуалированно дал Эйдену понять, что тот сам виноват в том, что Макмилиан не любит его.
– Тебе следует проявить больше терпения и смирения, мой мальчик, – сказал король в тот день. – Все в замке знают, что Макмилиан добрый и отзывчивый ребенок. И очень странно, что он каждый раз становится таким злым, когда рядом с ним ты. Подумай еще раз: говорил ли ты ему какие-нибудь обидные слова? – спросил он, но прежде, чем Эйден что-либо ответил, продолжил: – Иногда, Эйден, слово может ранить сильнее клинка, ты должен запомнить это. Я понимаю, что тебе обидно, но Макмилиан не виноват в твоей злости.
Эйдену не позволялось быть кем-то значимым, поэтому все в замке считали его праздным бездельником, который просто проедает людские налоги, не желая утруждать себя тяжелой работой.
Самым смешным было то, что Эйден никогда не демонстрировал ничего, что подтвердило бы такое мнение. В отличие от брата, который не отказывал себе ни в хорошем питье, ни в женщинах, ни в гулянках. Но люди, будто внезапно ослепшие и оглохшие, видели и слышали только то, что им хотелось.
Поначалу Эйден расстраивался, но потом пришел к выводу, что подобная репутация может сыграть ему на руку. В это время он решил попробовать себя в сыске. Король запретил под тем предлогом, что королевская кровь не должна быть замешана в таком грязном деле. А вот против тайных расследований король ничего не имел. Это была еще одна возможность использовать бастарда. Так родился новый отдел, работа которого была строго засекречена.