Письма Звёздному императору
– Для чего?
– В истории – наша память. Это то, чем мы отличаемся от неразумных существ. От всех этих глайнов, гулламов, коамсов и даже твоих прекрасных тезок, илассиа.
– И разве они живут хуже нас?
– Может быть, и не хуже. Особенно, когда у них много пищи. Но они не помнят не только своих дальних предков, а даже родителей. Представь себе, что ты выросла и совершенно забыла меня, и дедушку Кайса, и бабушку Файю. И нет у тебя никакой фамилии. Ты не Саонс, и не Вайнир, а просто какая-то птица. Одна из тысяч таких же других, безымянных, беспамятных. Твоя задача – быть здоровой, сытой, сильной, вывести столь же здоровых и сильных птенцов – и исчезнуть, дав место другим, совершенно таким же.
– Все птицы и рыбы разные, папа. Я знаю. Они почти как мы, только говорить не умеют. Или не хотят? У них свои тайны?
– Моя выдумщица! Чтобы говорить, нужно мыслить. Думать. А для этого требуется многое запоминать, вспоминать и сравнивать. Животные неспособны на это. Разве что в сказках, которые я тебе читал. Но сказки сочинены не самими животными.
– Сказки – тоже история?
– Не совсем. В них не то, что действительно было, а то, что мы придумываем. Сказки – это словесность. Умение составлять слова в интересный рассказ.
– Там – неправда?
– Там другая правда, Ласси. Не та, что в истории. Боюсь, тебе пока не понять.
– Я запомню, папа. Ведь я – разумная?
–Ты невероятная умница, Ласси. Я горжусь тобой. Обещаю тебе, что дедушка с бабушкой тоже скоро будут тобою гордиться. Но для этого мне нужно сначала уехать и заработать побольше денег. Тогда я смогу взять тебя в город и отдать в хорошую школу.
– Да, папа. Я поняла.
Космолингва
Лаон не забыл обещание, данное господину Аррманнуихху Варданассиру. Он честно пытался перевести свою магистерскую диссертацию на космолингву, но отступился, промучившись над введением. Потом попробовал написать статью по материалам своей работы – и вновь потерпел поражение. А ведь Лаону думалось, будто он знает космолингву довольно прилично, по крайней мере, на пассивном уровне. Говорить на межгалактическом языке на Лиенне совершенно не с кем, инопланетяне тут очень редкие гости, и беседы они ведут не с историками, а с властями.
Нанимать переводчика с факультета словесности Лаону было не по средствам. Просить помощи у отца он не собирался: ему навязали бы долг благодарности. Оставалось одно – самому подтянуть язык до такого уровня, который позволил бы самому сделать перевод своего труда, а в дальнейшем писать статьи для межгалактических сборников прямо на космолингве.
Господин Хранитель тоже не забыл о разговоре с Лаоном Саонсом. Выждав должное время, в начале семестра он связался с Лаоном и предложил ему встретиться после занятий в любом месте, где можно поговорить без помех. На слове «помехи» он сделал внятный акцент. Лаон сообразил, что ни одно из Императорских учреждений для конфиденциальных бесед не годилось. Из соображений безопасности там повсюду имелись либо камеры наблюдения, либо скрытые подслушивающие устройства. Это касалось и университета, с чем Лаон давно смирился. В конце концов, на работе он не занимался ничем предосудительным, и ему было всё равно, кто и где слушает его лекции и семинары. Пусть себе слушают – может, станут умнее! Впрочем, скорее всего, эти записи никого не интересовали, и либо сразу же архивировались, без вникания в содержимое, либо просто стирались по прошествии должного срока.
Другое дело – встреча с инопланетянином.
Они договорились, что, коль скоро погода еще позволяет, можно совершить прогулку по парку у Императорского дворца. Там красиво, приятно, можно вместе присесть в кафе под открытым небом – вроде бы у всех на виду, однако без лишних свидетелей.
На мерцавшего виссеванца все, конечно же, обращали внимание, но он привык не обращать внимания на взгляды докучливых незнакомцев. Чтобы не слишком бросаться с глаза, он нарядился, как уйлоанец.
Прогулка оказалась короткой, ведь главное – дело, а не удовольствие. Они действительно выбрали столик у декоративного прудика, на отшибе от прочих, заказали по напитку, обменялись парой ничего не значащих фраз, и лишь после этого господин Аррманнуихх Варданассир спросил:
– Как продвигается наш проект, уважемый магистр Саонс?
– Искренне говоря, он застопорился, господин Варданассир. Я понял, что моего владения космолингвой недостаточно для квалифицированного перевода. Вроде бы космолингва – простой язык, грамматически элементарный, с запасом лексики из самых разных сфер. Однако я не могу передать на нем без потерь ни здешнюю историческую терминологию, ни все оттенки смысла цитируемых документов. Есть тонкости, выразимые только на уйлоанском языке. Их объяснение заняло бы объем, равный едва ли не половине исследования. И я не уверен, что нашел бы адекватные словесные формулы.
– Мне кажется, на Лиенне не слишком усердствуют в изучении космолингвы, даже в Императорском университете, – заметил Хранитель.
– Вы правы, господин Варданассир, однако этому есть объяснение: отсутствие явной необходимости культивировать универсальный язык. Лиенна находится в стороне от других разумных миров. В нашей галактике больше нет подобных планет. Нас редко кто посещает, а сами мы звездолетами не обладаем. Да и что нам делать на далеких планетах, если здесь, на Лиенне, есть огромные неосвоенные пространства? Три континента, из которых отчасти обжит лишь один! Множество островов, на которых почти нет поселений!
– Это общеизвестные факты, магистр Саонс. Межгалактический альянс готов помогать вам в развитии вашей планеты, но не хочет ускорять естественные процессы. Они ограничены, как вы понимаете, и размерами популяции, и темпами ее роста, и зрелостью общества, и балансом всех прочих параметров. Собственно, потому сюда послан Хранитель, а не куратор. Мое дело – наблюдать за процессами и служить посредником в потенциально важных контактах. Специальность историка цивилизаций помогает сохранить объективный подход к моей миссии. На мой взгляд, у вас есть подобный потенциал. Развивать ли его – зависит от вас.
– Я хотел бы, но я сильно связан различными внешними обстоятельствами. Все они не имеют отношения к науке, однако влияют на мою продуктивность.
– Стесненность в средствах?
– Не только это, господин Варданассир. Необходимость периодически уезжать к семье, чтобы моя маленькая дочь не забыла меня.
– Вы женаты?
– Я вдовец. Дочь растет у дедушки с бабушкой. Место уединенное, и когда я живу у них, заниматься наукой там возможности нет. А когда я вернулся в Уллинофароа, мне пришлось столкнуться со множеством сугубо житейских проблем, в которые я не хотел бы вас посвящать. Моя должность лектора тоже подразумевает интенсивную подготовку к занятиям. Да, я читаю курс по программе, разработанной профессором Вайянсом и утвержденной руководством факультета, но всякий раз я заново перечитываю старую литературу, ищу в журналах новейшие исследования по каждой теме, обращаюсь к источникам, придумываю задания для семинарских работ…
– Вы настоящий историк, господин Саонс. И вам бы преподавать в каком-нибудь межгалактическом университете. Но без совершенного знания космолингвы и выхода на общение с коллегами из других миров это вряд ли возможно.
– Я отлично всё понимаю, господин Варданассир. Извините, что не оправдал ваших ожиданий и зря отнял ваше драгоценное время.
– Нисколько не зря, господин Саонс. Я по-прежнему хотел бы помочь вам. Не будем спешить. Ваше исследование вряд ли утратит ценность, пока вы будете осваивать тонкости космолингвы, если только это входит в ваши намерения.
– Да, разумеется! Я собирался на днях посетить факультет словесности и набрать там хороших учебников и пособий.
– Боюсь, господин Саонс, они не будут соответствовать вашим запросам. Я готов предоставить вам материалы из нашего Межгалактического университета. Правда, мне нужно сначала их запросить по дальней космической связи, а это не очень легко и не очень быстро.
– Я буду безмерно вам благодарен, господин Варданассир! Надеюсь, нашими законами такое сотрудничество допускается?
– Мы обставим всё официально. Тот же самый комплект словарей, учебников и пособий будет предоставлен в дар факультету словесности. Никто не сможет сказать, будто вы получили от меня всё это в подарок в обмен за какие-то услуги.
– Вы очень великодушны, господин Варданассир.
– Я всего лишь исполняю свой долг. Устанавливать научные и культурные связи между мирами – моя прямая обязанность.
Прошло несколько месяцев, прежде чем Хранитель смог исполнить свое обещание. Комплект (естественно, в электронном виде) поступил в библиотеку факультета словесности; по этому поводу устроили торжественное собрание, на которое Лаон тоже был приглашен. Выступая перед университетскими преподавателями, Аррманнуихх Варданассир говорил, что пособия могут использоваться и в теперешнем виде, и быть напечатанными на бумаге, если преподавателям и студентам так удобнее. Никаких ограничений на их распространение не предусмотрено; всякий вправе обращаться к ним совершенно свободно – изучать, преподавать, цитировать, перепечатывать полностью или фрагментами, создавать на имеющейся основе производные материалы. Таково условие дара, ведь политика Межгалактического союза подразумевает широкий обмен информацией, а поскольку все авторы присланных с Виссеваны учебных пособий давно получили за них подобающие гонорары, никаких возражений с их стороны не последовало.
Руководство Императорского университета не спешило внедрять в учебные курсы новые материалы по космолингве, ведь ради этого пришлось бы в разгар учебного года менять программы и переучивать преподавателей. Но Лаон Саонс теперь имел полное право заниматься межгалактическим языком самостоятельно, ведь господин Варданассир снабдил его еще одной полной копией всех присланных файлов.
Язык оказался отнюдь не таким простым, каким Лаон раньше его себе представлял. На уровне самого поверхностного общения он был доступен любому разумному существу, даже трехлетней девочке, вроде Ласси, и мысли выражались на нем четко и однозначно. Ни метафор, ни прочих тропов, ни идиом с локальным значением, вроде уйлоанского «йоннайо!» – «утонуть-захлебнуться!» – возгласа, издаваемого при большом удивлении. Уйлоанцы – потомки водных жителей, и, хотя их доисторические предки когда-то обосновались на суше, они унаследовали врожденную способность долго плавать и виртуозно нырять, и нужно приложить большие усилия, чтобы утопить здорового взрослого уйлоанца. И если в тексте попадалось это самое «йоннайо!», то на космолингве приходилось довольствоваться чем-то пресным вроде «эмоциональная реакция собеседника обнаружила его психологическую неготовность к полученной информации».
В других отношениях космолингва, напротив, оказалась чрезвычайно богата. Она вобрала в себя лексику, корни и грамматические структуры множества крайне далеких друг от друга языков. В космолингве Лаону постоянно мерещилось загадочное мерцание множества цивилизаций, подобное мерцанию звезд на безоблачном небе.
Через суть космолингвы Лаону вдруг приоткрылась суть истории, свернутой в единый кристалл, сжатой до совокупности квантов, среди которых оказался и хронон – квант времени, которым оперируют представители самой загадочной во вселенной профессии: хронавты.
Он был так потрясен пришедшим к нему озарением, что надолго оставил мысль о переводе своих работ на этот универсальный язык: кто такой магистр Лаон Саонс, кому нужна его диссертация, и какое всем прочим мирам дело до исторической памяти переселенцев Лиенны?..
Но язык он всё-таки продолжал изучать, посвящая этому вечера после лекций или ранее утро, если занятия в университете назначались чуть позже. В дополнение к письменным пособиям разных жанров господин Варданассир добыл и интерактивные курсы, где можно было скорректировать свое произношение и добиться приличного темпа речи.
Особенно полезным оказался учебник профессора Меннанаирры Фарран с Висеваны. Одна часть – перевод с вербальных языков на космолингву, вторая – перевод с космолингву на вербальные языки, в том числе и на уйлоанский. И занятное дополнение: «Космолингва и цвето-световые языки: методика перевода».
Похоже, что космолингвистика – наука не менее увлекательная, чем история или, скажем, какая-нибудь астрофизика.
Но Лаону поздно менять профессию, у него нет на это ни времени, ни денег, ни физических сил. Считается, космолингвисты должны начинать обучение как можно раньше, лет в четырнадцать, когда интеллект уже почти взрослый, а память по-детски цепкая и безразмерная. Там ведь нужно учить не одно космолингву, а множество языков, вкупе с их письменными и знаковыми системами, культурой и той же историей. Талант космолингвиста встречается намного реже, чем талант историка, поэтому их куда выше ценят.
Может быть, овладел космолингвой в достаточно мере, Лаон всё же напишет обещанную господину Варданассиру статью на основе своей магистерской. Однако предмет дальнейших научных занятий для него отныне связывался с куда более универсальными темами. Он предпочитал об этом молчать, но накапливал мысли и материалы, почерпнутые из наблюдений, книг, разговоров.
В светском обществе
У сестры Саинны родился сын. Его назвали Саннуо, но имя официально еще не фиксировали: в знатных семьях это делали лишь после совершения церемонии у очага – унаследованного от уйлоанской цивилизации священного обряда.
На церемонию в доме семьи Майвэй после некоторых колебаний в последний момент пригласили и Лаона. Всё это время он не поддерживал контактов с Аллуэном Майвэем и не собирался навязываться в родственники к доктору-аристократу. Простились они не вполне дружелюбно. Скорее всего, Аллуэн и его сестра Баллайна сочли Лаона неотесанным грубияном, и точно такого же мнения он остался об этой семье.
Идти туда он не хотел. Но не пойти означало бы нанести обиду Саинне, которая всегда относилась к старшему брату неплохо, только не обладала достаточной смелостью, чтобы поддержать его в трудный момент, когда ему очень нужна была помощь, хотя бы моральная. Саинна всерьез опасалась за собственный брак с Аллуэном – очень завидным женихом, которого она, помимо прочего, в самом деле любила и не хотела бы потерять по чужой вине. К счастью, Аллуэн тоже был влюблен и удовлетворился тем, что Саонсы отказались видеть в собственном доме Айлиссу и ее низкорожденных родственников.
Будь Айлисса жива, вряд ли Лаона позвали бы в гости к семье Майвэй вместе с ней. Да и сейчас могли бы не пригласить, не стань он лектором Императорского университета и перспективным ученым, трудами которого интересуется представитель Межгалактического альянса.
Церемония у очага – обряд чрезвычайно торжественный, архаичный и практикуемый очень редко, лишь в самых знатных и богатых домах. Согласно древним обычаям, разглашать церемонию у очага строго запрещено. Поэтому о ней невозможно написать никакое исследование, и лучше даже не упоминать ни о чем таком в обычных статьях и книгах. Присутствовать могут только взрослые, имеющие соизволение иерофанта. А иерофантом вправе стать только тот, кто заранее избран вышестоящим наставником и прошел у него надлежащее обучение. Здесь, в Уллинофароа, иерофанты имеются в Императорском дворце, они входят в штат музейных сотрудников и получают жалованье. Но, помимо государственных церемоний, они проводят и частные, это не возбраняется и даже приветствуется.
Ни один иерофант никогда не станет требовать платы за ритуал и даже намекать на какое-то вознаграждение. Однако после всякой церемонии полагается преподнести ему щедрый подарок на память. Иногда такие дары по стоимости намного превосходят казенное содержание живых реликтов древней уйлоанской религии – религии Общего Очага.
Жилище Майвэев – не скромный особнячок, а просторная вилла в пригороде. Добираться нужно частным транспортом, пешком далеко, а рейсовые раллины ездят сюда нечасто и забиты битком. Пришлось нанять байсун с водителем, чтобы прибыть на место вовремя и выглядеть не очень помятым.
В ожидании церемонии гости собирались на лужайке перед домом, украшенной светильниками с пляшущим в круглых стеклянных колбах огнем. От светильников исходило тепло, а для защиты от накрапывавшего дождя над лужайкой раскинули легкий тент.
Родители Лаона уже приехали – семейный байсун стоял у ворот. Старшего брата и старшую сестру, которые жили в Меннао со своими семьями, либо не пригласили, либо те отказались – дорога длинная, ночевать всем вместе в родительском доме тесно, снимать гостиницу дорого.
Лаона представили отцу и матери Аллуэна – господину Баллуэну и госпоже Эллайне Майвэй. Они держались любезно, но несколько высокомерно. С Баллайной он чинно раскланялся, хотя она старалась изобразить приветливость. Аллуэн и Саинна непринужденно перемещались между гостями, ожидая знака к началу церемонии у очага.
«А где же мой новорожденный племянник?» – спросил Лаон у сиявшей от счастья сестры. – «Он с няней, в детской», – отвечала она удивленно. Неужели брат думал, что Саинна вздумает сама кормить и пеленать младенца? Благородные дамы семьи Майвэй должны принимать у себя гостей и блистать в порядочном обществе. Бытовые заботы – дело прислуги.
Саинна даже не спросила, как поживает дочь Лаона. Он не обиделся. Сестре сейчас совершенно не до него. Но ведь и собственные его родители упорно продолжали делать вид, будто «девочки с маяка», Илассиа Саонс, не существует на свете.
Зазвучала священная чаша, издававшая нежный, но властный зов, извлекаемый из металлического ободка.
Церемония проходила, как полагалось, размеренно и с надлежащей торжественностью, но была не очень долгой, поскольку посвящалась наречению имени очередного наследника рода – Саннуо Майвэя. Младенец был вынесен на всеобщее обозрение и приобщен к семейному очагу, после чего Саинна вновь унесла его, передав ожидавшей вне зала кормилице и вернулась, чтобы принять славословия как счастливая мать.
Разглашать подробности, конечно, нельзя, но Лаона впечатлил и обряд, и внешний облик иерофанта в узорчатой ризе, хранимой в секретном фонде Императорского музея (экскурсантам ее никогда не показывают, а сотрудники могут к ней прикасаться, лишь если обладают особым допуском). Наверное, свадебная церемония Саинны и Аллуэна была еще более пышной, но Лаона туда не звали – в то время он считался семейным изгоем.
После завершения церемонии все вновь вышли на лужайку, где уже стояли столики с легкими закусками и напитками. В зале требовалось убрать все предметы, относившиеся к сакральному действу, а иерофанту – переодеться в обычное платье. Тем временем в столовой слуги в последний раз проверяли сервировку праздничного стола и правильность рассадки гостей согласно карточкам с их именами.
Иерофант оказался давнишним знакомым Лаона – старшим сотрудником отдела уйлоанских древностей в Императорском музее. В миру он носил обычное имя – профессор Ниан Ойонай, диссертацию защитил довольно давно, ее тема звучала совершенно академически: «Социальное устройство Уйлоанской империи». Похоже, что именно он был анонимным рецензентом магистерской диссертации Лаона, хотя спрашивать напрямую об этом не полагалось.
Они вежливо поприветствовали друг друга, обменявшись новостями о жизни исторического факультета и о музейных выставках. Непринужденное общение с иерофантом, принадлежавшим к одной из знатнейших семей Лиенны – из первой страты! – возвысило Лаона в глазах родителей Аллуэна, которые до сих пор слышали о нем не самые лестные отзывы.
За столом его снова посадили рядом с Баллайной. Возможно, в этом не было никакого особого умысла. Куда еще его было пристроить? Она – младшая сестра, он – младший сын в семье. На почетные места, отведенные иерофанту и старшей чете Майвэй, никто из них претендовать бы не мог. По другую руку от Лаона восседала его матушка, а с Баллайной соседствовал Аллуэн. Всё логично и благопристойно.
Лаон не мог придумать, о чем говорить с Баллайной, а молчание выглядело несколько нарочитым. В разговор вступила она сама, спросив, где он провел каникулы.
– С моей семьей, на мысе Морну.
– У вас там загородный дом?
– Нет, госпожа. Там маяк, на котором служит мой тесть.
– А, я помню! И на скалах гнездятся морские птицы, забыла, как они зовутся…
– Илассиа.
– Да! Простите, не сразу всплыло в голове. Ведь это имя вашей дочери?
– Именно так, госпожа.
– Сколько ей лет, господин Саонс?
– Уже четыре.
– Ей не скучно одной?
– Другой жизни она не знала. А дедушка с бабушкой очень любят ее и стараются не давать ей скучать. Я тоже звоню каждый день.
– Вы хороший отец.
– Я стараюсь им быть, госпожа Майвэй.
– Зачем так чинно? Можно просто Баллайна.
– Ваши родители не сочтут мои манеры развязными?
– Нет, ну что вы! Мы теперь кровные родственники. У нас общий племянник!
– Хорошо. Тогда и я – просто «Лаон».
К облегчению Лаона, она не предложила перейти на «ты». Иначе он был бы вынужден отказаться. Столь стремительное сближение с сестрой Аллуэна не входило в его намерения. Он вообще ничего про нее не знает. Лишь догадывается, что ей на вид лет шестнадцать-семнадцать, и, похоже, она еще не обручена. Иначе о ее женихе бы упоминалось, а на тонкой руке красовался бы серебряный обручальный браслет.
Матушка смотрела на воркование Лаона и Баллайны весьма одобрительно. А он продолжал ощущать себя неловко, ибо делал не то, что хотел, а то, чего от него ожидало всё это светское общество. Он гораздо охотнее поговорил бы с профессором Ойонаем о том, существуют ли аналогии уйлоанской церемонии у очага во вселенской истории цивилизаций. Но затрагивать такие материи за общим столом было совершенно немыслимо. А старшие супруги Майвэй беседовали с иерофантом про каких-то знакомых, о которых Лаон понятия не имел. Но фамилии были громкие: Кассай, Виттай… Все – из высшей страты, которой, по сути, принадлежала вся власть на Лиенне.
Наконец, семейное празднество завершилось долгим и постепенным прощанием всех со всеми. Лаон собирался тихонько попросить Саинну вызвать для него байсун, но внезапно сам иерофант, профессор Ойонай, предложил подвезти его: «Мы ведь с вами живем поблизости, да, коллега? В университетском квартале?»..
Это произвело впечатление и на Саонсов, и на Майвэев. И неважно, что обиталище Лаона находилось в мансарде студенческого общежития. Слова иерофанта звучали, как если бы они были равны по рангу.
По дороге профессор Ойонай спросил его, чем он сейчас занимается. Лаон честно ответил, что новых тем пока не осваивает. В основном готовится к лекциям и усердно штудирует космолингву.
– А зачем вам космолингва? – удивился профессор. – Разве вы ее недостаточно знаете, чтобы читать литературу по нашей специальности?
– Я хотел бы уметь изъясняться и свободно писать на межгалактическом языке, – признался Лаон.
– Собираетесь сделать карьеру на звездном уровне?
– Почему бы и нет, многочтимый профессор Ойонай? Но до этого мне еще далеко. Пока что я хотел бы приобщиться к такому предмету, как история цивилизаций.
– Неужели вам мало нашей истории, которая, по сути, еще не написана?
– История любой культуры становится понятнее в сравнении с прочими. А мы о них знаем мало. Нас закинуло в столь отдаленный угол вселенной, что у нас просто нет соседей, и наши преподаватели не считали нужным рассказывать о мирах, в которых мы никогда побывать не сможем.
– Весьма разумный и трезвый подход.
– Но методологически, вероятно, небезупречный.
– Что же, магистр Саонс, желаю вам успеха в ваших дерзаниях!
Они подъехали к общежитию, Лаон поблагодарил профессора за любезность и полезные наставления. Тот выразил надежду, что они еще не раз увидятся в Императорской библиотеке или музее, и тогда разговор продолжится.
Лаон так и не понял, одобрил иерофант его сферу занятий или отнесся к ней с осторожной предвзятостью. Манеры представителей высшего света часто не позволяют разгадать их истинных мыслей. Считывать их по намекам еще трудней, чем переводить с космолингвы на какой-то из цвето-световых языков, вроде мерцающего виссеванского.
Будни ученого
Несмотря на загруженность текущей работой, Лаон всё-таки написал статью, очень кратко изложив в ней идеи своей магистерской. Поскольку магистерская создавалась на факультете, и Лаон оставался его сотрудником, требовалось получить разрешение на публикацию во внешнем издании. Почему-то рутинное обсуждение вылилось в долгий спор с коллегами: зачем вообще это нужно – переводить свои тексты на космолингву и посылать в другие галактики? Ведь там никто не смыслит в истории Уйлоанской и Лиеннской империй, и выводы Лаона могут просто неверно понять, если кто-то вообще даст себе труд ознакомиться со статьей неизвестного автора на весьма локальную тему. Чего он хочет этим шагом добиться?