Не только силой оружия и количеством войск

Безусловно, нет ничего красноречивей цифр. Поэтому придется «погрузиться» в пучину цифр. Антисталинисты обвиняют И.В. Сталина в том, что он репрессировал около 40 тысяч командно-начальствующего состава. Впервые эта цифра появилась в 1963 году на пике развенчания «культа личности Сталина». В довольно серьезном труде было записано: «С мая 1937 года по сентябрь 1938 года в армии было репрессировано 36761 человек, а на флоте – 3 тысяч человек»[28]. В округлении как «40 тысяч репрессированных» цифра широко использовалась всеми антисталинистами.

В сопоставлении 40 тысяч человек, пусть даже 36761 и полтора года есть что-то нереальное. Эту цифру сейчас нетрудно проверить.

Как известно, 5 мая 1940 года начальник главного управления кадров Наркомата обороны, заместитель наркома обороны генерал-лейтенант Е.А. Щаденко направил И.В. Сталину «Отчет начальника Управления по начальствующему составу РККА Наркомата Обороны СССР за 1939 год». Там говорилось, что за 1937–1939 годы из армии уволено 36898 командиров (1937 год – 18658 человек; 1938 год – 16362; 1939 год – 1878)[29]. Каковы были причины увольнения? Самые разные: возраст, состояние здоровья, дисциплинарные проступки, моральная неустойчивость, политические мотивы. Четвертая часть всех уволенных – 9579 человек (1937 год – 4474 человека; 1938 год – 5032; 1939 год – 73)[30], были арестованы, т. е. репрессированы в прямом смысле слова.

Однако Е.А. Щаденко тут же разъясняет: «В общем числе уволенных как за 1936-37 годы, так и за 1938-39 годы было большое количество арестовано и уволено несправедливо. Поэтому много поступало жалоб в Наркомат Обороны, в ЦК ВКП(б) и на имя тов. Сталина.

Мною в августе 1938 года была создана специальная комиссия для разбора жалоб уволенных командиров, которая тщательно проверяла материалы уволенных путем личного вызова их, выезда на места работников Управления, запросов парторганизаций, отдельных коммунистов и командиров, знающих уволенных, через органы НКВД и т. д.

Комиссией было рассмотрено около 30 тыс. жалоб, ходатайств и заявлений»[31].

«В результате проделанной большой работы, – подытоживает Е.А. Щаденко,

– армия в значительной мере очистилась от шпионов, диверсантов, не внушающих политического доверия иностранцев, от пьяниц, расхитителей народного достояния, а несправедливо уволенные возвращены в армию. Всего на 1 мая 1941 года

– 12461 чел.».

Процесс этот продолжался, и, как свидетельствует более поздняя справка – доклад Главного управления кадров, к 1 января 1941 года из 37 тысяч уволенных было возвращено в армию свыше 13 тысяч [32].

Как видим, в число «репрессированных» включены не только расстрелянные или хотя бы арестованные. Игорь Пыхалов в книге «Великая оболганная война», Герман Смирнов в книге «Очищение армии» и ряд других авторов доказали, что это ни что иное как миф об «обезглавливании» Красной Армии. Результаты исследований последних лет свидетельствуют, что военный заговор под руководством Тухачевского был. Поэтому Сталин целеустремленно реализовал один из принципов военного управления – единство политического, государственного и военного руководства[33], который выражается в том, что все вопросы руководства строительством Вооруженных Сил, их подготовкой к ведению вооруженной борьбы и управления войсками и силами флота в операциях (боях) тесно связано с решением многих политических, экономических и социальных задач, от которых зависит уровень обороноспособности страны. Как известно, принцип единства государственного и военного руководства Сталин провел с жесткой решительностью, в результате которой сумел ликвидировать «пятую колонну» в стране накануне войны. К слову сказать, Тухачевского и его пособников назвал «пятой колонной» соратник Рузвельта в области внешней политики Джозеф Девис, высказав при этом удовлетворение, что от них удалось избавиться до начала войны[34]. Как видим, боялся американец прихода к власти Тухачевского, так как был убежден, что в такой ситуации США и Великобритания будут обречены воевать с Германией и ее сателлитами без участия СССР. Личная диктатура Тухачевского была гибельной альтернативой самоотверженному сталинскому руководству. Это руководство «для России было величайшим счастьем»[35]. Так оценил руководство Сталиным советским народом в годы Великой Отечественной войны искушенный политик Черчилль.

Вообще деятельность Тухачевского в 30-е годы прошлого столетия напоминает одно известное четверостишие: «В борьбе за народное дело он был инородное тело».

Безусловно, в период чистки Красной Армии от внутренних врагов командный и начальствующий состав, кто продолжал службу в Красной Армии в психологическом плане был потрясен. В связи с этим осложнились отношения между начальниками и подчиненными, возникло чувство всеобщей подозрительности, недоверия. Всякого рода проходимцы пользовались этой обстановкой всеобщего подозрения[36].

Тем не менее, военачальники не причастные к заговору освобождались из заключения и восстанавливались в рядах Красной Армии. Время было сложное, неоднозначное, но зря никого не сажали. Если и ошибались, реагируя на доносы, то эти ошибки исправляли. И в наше время всячески поддерживается миф о том, что Сталин чуть ли не в свое удовольствие подписывал расстрельные списки. Так в интервью Комсомольской правде правнук Ю.Б. Левитана рассказывал: «Мало кто знает, что Сталин в буквальном смысле спас Юрия Борисовича (Левитана. – Ю.Р.) от смерти. После войны началась чистка, Сталину предоставляли списки: кого на расстрел, кого в ссылку. В одном из списков был Юрий Борисович под 116-м номером. Обычно Сталин подмахивал, не вчитываясь и отправлял (выделено мной. – Ю.Р.). Но на этот раз он решил почитать фамилии. Увидел фамилию Левитана… и вычеркнул из списка»[37]. Надо же, какое везение! Вот ведь как, Сталин списки никогда не читал и подписывал, а тут прочитал. Возможно, Ю.Б. Левитан и был в тех списках, но общеизвестно, что Сталин не просто читал документы, он их изучал, редактировал, отправлял на доработку и только тогда подписывал. Зачем, правнуку Юрия Борисовича Артуру Левитану так категорично утверждать то, что он лично не мог видеть? По всей видимости, Артур Левитан, сам того не желая занимается мифотворчеством. Сталин никогда не «подмахивал» документы, как изволил выразиться Артур, он даже редактировал сводки Совинформбюро, которые затем озвучивал Ю.Б. Левитан. На взгляд автора, Артуру Левитану надо было бы знать, что в годы войны его прадед читал сводки Совинформбюро и приказы Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина – его голос был известен каждому жителю СССР. Именно Левитану было доверено сообщить Заявления о взятии Берлина и о Победе. Примечательно, что Адольф Гитлер объявил Левитана своим личным врагом № 1 (под «номером два» в списке значился Сталин)[38].

Анализ деятельности военачальников, освобожденных в 1938–1941 годы из заключения и восстановленных в кадрах Красной Армии и Военно-Морского Флота, показывает, что все они в годы Великой Отечественной войны показали себя только с положительной стороны. О том говорят должности, которые они занимали; успехи операций и боев, которые они организовывали и проводили; воинские звания, полученные ими; наконец, многочисленные награды на их груди.

Если говорить о представителях высшего и старшего звена командноначальствующего состава Красной Армии, освобожденных из заключения накануне войны, то следует отметить, что подавляющая их часть занимала в 1941–1945 годах крупные командные, штабные и иные должности. Наиболее способные и подготовленные командовали фронтами, армиями, корпусами, дивизиями, возглавляли штабы объединений и соединений, внеся достойный вклад в достижение победы над гитлеровской Германией, в разгром ее вооруженных сил, в развитие теории и практики военного дела, военного искусства. В первую очередь это относится к командующим фронтами и армиями (общевойсковыми, танковыми, воздушными)[39].

Андрей Смирнов в своем исследовании сделал следующий вывод: «В ходе массовых репрессий 1937–1938 гг. и после них выучка командиров, штабов и войск Красной Армии отнюдь не ухудшилась, а осталась на прежнем, весьма низком уровне (в отдельных аспектах, похоже, даже улучшилась!)…Но если выучка Красной Армии после ее чистки не ухудшилась, нельзя считать репрессии, которым подвергся в 1937–1938 гг. командный и начальствующий состав РККА, одной из причин (и тем более главной причиной) разгрома Красной Армии в 1941 года (а также малоуспешных действий советских войск в боях на Хасане в 1938 году и в войне с Финляндией 1939–1940 гг.)»[40].

Авторитетные историки в монографии «Нацистская Германия против Советского Союза: планирование войны» утверждают: «В ходе Гражданской войны в России 1918–1922 гг. и у красных и у белых инициативность командиров и командующих в силу специфики этой войны, в том числе отсутствия сплошных фронтов и маневренности, проявлялась весьма широко. Этот дух инициативности в Красной Армии сохранялся определенное время, однако он был почти вытравлен в результате репрессий 1937–1938 гг. и последующих лет»[41]. Позволю себе не согласиться с тем, что «дух инициативности в Красной Армии был почти вытравлен в результате репрессий 1937–1938 гг. и последующих лет». Дух инициативности, это скорее врожденная черта характера, чем приобретенная. Инициативу не будет проявлять тот командир или командующий, в характере которого нет этой черты. Вероятнее всего, в Красной Армии в тот период было мало по-настоящему инициативных командиров и командующих. Искать причину в репрессиях, означает попытку представить И.В. Сталина единственно виноватым в неудачах первого периода войны. Если влияние репрессий так повлияло на деятельность командиров и командующих, тогда почему подвергшийся репрессиям К.К. Рокоссовский не боялся принимать смелые решения и очень часто брал ответственность на себя, когда это было необходимо? К его действиям в начале войны мы еще вернемся. Почему репрессированный А.В. Горбатов с началом войны действовал инициативно и очень удивлялся безынициативности своего непосредственного командира? Почему дух инициативности не был вытравлен у Г.Н. Микушева, который поднял по тревоге 41-ю стрелковую дивизию Юго-Западного фронта и вывел ее в район боевого предназначения? Руководимая Микушевым дивизия, отразила атаку противника и перешла в наступление? Можно еще привести примеры, когда командиры и командующие проявляли инициативу в начале войны. Отмечу, что никто из командиров и командующих Красной Армии не лишился духа инициативности. Просто у одних был этот дух, а у других его не было. Эти другие не лишались духа инициативности, его у них просто не было. И надо отметить, что безынициативных командиров и командующих было немало в Красной Армии, в какой-то степени это сказалось на результатах сражений первого периода войны. Хорошо по этому поводу высказался А.А. Свечин. «Важнейшее качество в начальнике – это любовь к ответственности. Под этим углом зрения можно делить людей на две группы: одни охотно, почти радостно берут на себя самую тяжелую ответственность, чувствуют себя как бы в отставке, не имея ответственного дела, молодеют, когда тяжелое бремя ответственности сваливается на их плечи. Это натуры, созданные для борьбы… И есть другие, которые не будут спать ночью, если у них хранится секретный пакет или казенная сумма денег, которые ориентируют все свое мышление, все свои действия так, чтобы ответственность только скользила по ним и перекладывалась на других. Это для них и ими же пишутся приказы циркуляры, это для них создается сложный лабиринт распоряжений, дающий возможность придерживаться буквы декрета, быть всегда правым, не подвергать свое гражданское мужество никаким испытаниям. Бойцы и бюрократы – две породы людей, с которыми следует считаться при отборе и процеживании командного элемента»[42]. Натур созданных для борьбы, как выразился А.А. Свечин, как раз и не хватало Красной Армии в первом периоде войны. По мнению автора, это было основной причиной неудач первого периода войны. При таком состоянии дел очень сложно было достичь превосходства в управлении над противником.

Поэтому попытки Хрущева и его последователей свести первоначальные неудачи в первом периоде Великой Отечественной войны к «обезглавливанию» Красной Армии в ходе репрессий уводят от истинных причин. Безусловно, причины носят комплексный характер. Об основной причине уже было сказано. Нельзя не отметить такой фактор, как укомплектованность и подготовка командно-начальствующего состава Красной Армии, который также в немалой степени обусловливает достижение превосходства над противником в управлении войсками.

Говоря о причинах некомплекта и подготовки командных кадров накануне войны, следовало бы говорить, с одной стороны, скорее об отставании сложившейся системы военных учебных заведений от роста численности Красной Армии, нежели об «обезглавливании» ее вследствие репрессий, с другой – об отсутствии эффективной системы отбора молодежи в военные училища.

Следует отметить, что отличительными чертами командиров Красной Армии накануне войны были патриотизм, отсутствие боевого опыта и небольшой командный стаж, так как в условиях дефицита кадров организационные мероприятия вызывали крупномасштабные перемещения комсостава. Если в 1937 году было выдвинуто на новые должности 29 тыс. и перемещено 40 тыс. командиров, то только за 10 месяцев 1938 года – соответственно 59 тыс. и 41 тыс., т. е. новые должности заняли 100 тыс. человек. В 1939 году было произведено 246626 перемещений (69 % всего командного состава)[43].

В результате на вышестоящие должности пришли новые люди, имевшие недостаточную оперативно-тактическую подготовку и боевой опыт (табл. 1.1).

Таблица 1.1

Срок нахождения в должностях (в процентном отношении) руководящего состава Красной Армии[44]

Как следствие кадровых перемещений и выдвижений – к моменту нападения Германии и ее союзников на СССР 50 % советских командармов занимали свою должность до 3 месяцев, менее полугода командовали своими соединениями до 50 % командиров стрелковых, кавалерийских и механизированных корпусов и почти столько же командиров таких же дивизий. Около 50 % командиров батальонов и 68 % командиров рот и взводов были выпускниками шестимесячных курсов. И лишь отдельные командиры полкового звена имели практический опыт ведения боевых действий[45].

Подготовка кадров в военных училищах СССР до 1938 года была ориентирована исключительно на потребности армии мирного времени (т. е. на восполнение естественной убыли командного состава), о накоплении командных кадров со средним военным образованием для покрытия потребности военного времени не могло быть и речи. Так, с 1928 по 1938 год было подготовлено 67487 офицеров[46]. Но и этого количества едва хватало на покрытие естественной убыли командиров из армии, не говоря уже о создании резервов для обеспечения развертывания Вооруженных Сил на случай войны. В связи с этим последовало форсирование процессов обучения командиров, в первую очередь среднего звена, в том числе и в ущерб качеству (сроки обучения были сокращены в полтора раза). Создается ряд новых средних военных училищ, в первую очередь технических. Всего к 1941 года мы имели 203 училища с числом курсантов почти 239 тыс. человек[47].Однако, например, по планам с 1938 по 1941 год численность автобронетанковых войск военного времени увеличивалась в 5,9 раза, войск мирного времени – почти в 10 раз, а емкость соответствующих военных училищ – только в 1,6 раза. В стрелковых войсках все было наоборот: численность войск военного времени увеличивалась в 1,2 раза, мирного времени – в 2,8 раза, а емкость военных училищ – почти в 7 раз. Вдобавок из имевшихся к лету 1941 года 230 военных училищ 77 (33 %) открылись в период с июля 1939 года по декабрь 1940 года, т. е. до начала Великой Отечественной не могли сделать ни одного полноценного выпуска[48]. Да и в открытых училищах не могли сразу обеспечить высокое качество учебного процесса.

И когда началась война, советские командиры всех степеней оказались в массе своей не способны решать задачи по должностному предназначению, так как в течение года-полутора лет успели «проскочить» несколько должностных ступеней, ни на одной не успев толком освоить свои обязанности. А уже после первых месяцев боев их и вовсе заменили выпускники курсов подготовки комсостава запаса и младшие лейтенанты из числа младшего начсостава (всего за 1937–1940 годы их было подготовлено более 448,3 тыс., т. е. на одного выпускника военного училища приходилось семеро таких «специалистов»)[49]. Основным критерием отбора на курсы подготовки комсостава было наличие хоть какого-нибудь образования. Необходимые знания и опыт им пришлось получать на полях сражений, в ходе которых война осуществляла свой жесткий отбор. Выживали те командиры, которые умело действовали в боевой обстановке и выполняли поставленные задачи, т. е. обладали соответствующими способностями. Примечательно, что о таковых способностях они могли и не подозревать. Вот так необычно устроен человек. Один из примеров нашего времени – Арсен Павлов (Моторола). В гражданской жизни ничего особого не достиг. На военной службе был связистом, как он сам утверждал. Даже участвуя в боевых действиях внутреннего вооруженного конфликта, особых командирских качеств не проявлял. И кем стал у ополченцев Донбасса? Мы еще обсудим военную судьбу Моторолы.

Однако верно и то, что именно такое развитие событий соответствовало мобилизационному плану, согласно которому из положенного по штатам военного времени 1 млн. 4 тыс. лиц начальствующего состава только 527,5 тыс. состояли в кадрах Красной Армии на 1 января 1941 года. При этом в период мобилизации планировалось провести выпуск военных училищ 93,1 тыс. человек, присвоить соответствующие звания 121,1 тыс. человек, имеющим высшее образование и призвать из запаса 465,2 тыс. командиров (призванные из запаса помимо занятия штатных должностей должны были составить резерв для восполнения потерь – около четверти миллиона человек).

Таким образом, после проведения мобилизации подавляющее большинство начальствующего состава (с учетом отмеченного выше уровня военной подготовки кадрового начсостава) должны были составить люди с низкой командирской подготовкой. Прогнозировалось, что в ходе первого года войны ситуация усугубится и, более того, образуется некомплект командного состава в размере 120–160 тыс. человек.

Кроме того, в связи с увеличением численности военных училищ, были серьезные проблемы не только с отбором достойных для учебы в училищах, но и вообще с набором курсантов. Вот что пишет участник Великой Отечественной войны Ростислав Мохов: «Приближался 1941-й год. Корпус студгородка (Ленинградского политехнического института. – Ю.Р.) на Прибытковской (ныне улица Хлопина. – Ю.Р.), где мы жили, вдруг срочно освободили под общежитие ФЗУ и заселили 14-летними ребятами из Белоруссии и северных деревень – готовились кадры для промышленности. А нас ознакомили с постановлением ЦК ВКП(б) и правительства о введении платного обучения, от которого освобождались только студенты с оценками «5» и «4». Им же предоставлялась стипендия.

…В институте стали появляться представители военных училищ и активно вербовать студентов, вынужденных покинуть институт (выделено мной. – Ю.Р.), суля бесплатное обучение, питание и обмундирование»[50].

Но нельзя не заметить и то, что руководство СССР, а в известной степени – Наркомата обороны и Генерального штаба, в первой половине 1930-х годов занималось вопросами Красной Армии преимущественно в том ее виде, который она имела в мирное время. Облик отмобилизованной армии военного времени, ее реальные возможности в известной степени оставались для них абстракцией, совокупностью цифр из мобилизационных планов, пусть и хорошо проработанных. Иного трудно было бы ожидать в условиях «мирной передышки», когда нападение противника, превосходящего в силе Красную Армию, в ближайшее время не предвиделось, зато локальные войны и вооруженные конфликты, напротив, и предвиделись, и реально происходили (как и в наше время). Да еще над этими руководителями довлел старый военный опыт (в том числе и опыт «офицеров военного времени» Первой мировой войны), подсказывавший, что в пехоте, составлявшей в то время значительную долю войск, в качестве командира взвода можно обойтись и офицером запаса. Когда же после Советско-финляндской войны «вдруг» выяснилось, что пехотный командир на самом деле должен быть командиром общевойсковым, организатором взаимодействия родов войск, да еще в условиях дефицита времени на организацию боя, что его первейшим делом является управление огнем пехоты, танков и артиллерии, времени на подготовку таких командиров уже не осталось. Даже если бы и осталось, улучшения не произошло бы. Потому как система отбора в военные училища была далекой от совершенства.