Нас усадили за стол, мы пьем чай и ведём непринуждённую беседу. С нами супруга хозяина и их ребенок лет восьми-десяти. Потом он приглашает нас в кабинет, усаживает на диван и что-то рассказывает. Его исследования касаются таких вещей, как летаргический сон, анабиоз. Я всё время вижу лягушек и думаю: «Почему же лягушки?» Потому что они замерзают зимой, впадая в спячку. Он изучает процесс анабиоза у холоднокровных животных и пытается с точки зрения физиологии подобраться к тому состоянию, которое называется «самадхи», когда тело как бы консервируется, замирает, в нём минимизируются обменные процессы, оно не дышит, сердце не бьется, но остается живым и его можно «запустить» снова. Николай изучает все попадающиеся ему истории про летаргический сон, когда человек практически умирает, но если поднести зеркальце к его губам, то можно увидеть, что оно запотевает. Это говорит о том, что есть минимальное дыхание. Таким образом, оно остается живым, хотя выглядит мёртвым, и человек может лежать несколько дней или дольше, потом приходит в себя. Он находит этих людей и задает им множество вопросов, пытаясь понять, что с ними происходит в процессе этого сна.
Для меня становится бесценным кладом его библиотека. У него есть книги и эзотерического характера, мистические. Здесь я узнаю́ кое-что об алхимии, магии (не колдовстве, а изменении состояний). Вместе с Антоном мы работаем в лаборатории и с документами, иногда что-то приходится классифицировать, находить, подбирать, оформлять. Наш наставник делится с нами некоторыми мыслями, порой мы что-то обсуждаем. Именно через него мы попадаем в экспедицию, которая отправляется на Кайлас. Благодаря своим исследованиям состояния самадхи Николай входит в группу. У экспедиции несколько целей и задач, но один из вопросов, который касается нашего учёного, – найти пещеру «спящих» в горе Кайлас. Там, по преданию, в состоянии самадхи находятся тела лемурийцев, атлантов, гиперборейцев – представителей тех цивилизаций, которых уже нет на Земле. Существует легенда, что они являются хранителями генофонда исчезнувших рас. В случае необходимости их можно реанимировать, и они будут способны жить дальше.
Николай берет нас с собой в горы в качестве помощников, к которым он привык и которым доверяет. Мы будем помогать физически, обеспечивая надёжный тыл. Молодые крепкие мальчишки для этого подходят лучше всего, тем более что они являются также единомышленниками. Мы с Антоном гордые и важные, в школе задираем нос. С трудом дожидаемся конца учебного года и летних каникул, отправки в экспедицию. Жизнь неожиданно стала казаться сказочной и нереальной, как сон. То и дело хочется себя ущипнуть. Одна поездка в Москву – уже грандиозное событие для такого парня, как я. Мы останавливаемся у кого-то на квартире. Слишком долгой кажется подготовка – упаковка багажа, оборудования, всего, что пригодится в горах. Имя Николая Рериха у меня на слуху, но для меня он недостижим. Вокруг суета, переговоры, происходит что-то, суть чего мы не очень улавливаем. Для нас всё абсолютно ново. Огромный поток информации обрушился на наши головы, и мы пытаемся научиться в этом ориентироваться.
Затем поезд, дорога, разные встречи и ситуации. Для меня интересно наблюдать, как всё организовано, кто за что отвечает, погрузка-выгрузка багажа, как его маркируют, учитывают, чтобы ничего не потерялось. Я внимательно впитываю всё на ходу. Уже в горах передвигаемся мы по-разному: где-то на вьючных животных, где-то пешком. В какой-то момент наступает отупевшее состояние укачивания, и всё время присутствует ощущение нереальности происходящего. Всё настолько непохоже на мою прежнюю жизнь, и, наверное, никто из моей прежней жизни не поверил бы, если я вздумаю кому-то рассказать, где я сейчас и чем занимаюсь.
Мы с Антоном в основном отвечаем за бытовую часть путешествия: принести воды, дров, наготовить еды, собрать, разобрать, упаковать, проверить, всё ли в порядке с упряжкой. Тогда как Николай находится ближе к организаторам и начальнику экспедиции, они обсуждают более серьезные вещи. Сейчас я узнаю́ Николая – это душа мамы моей подруги в этой жизни. Своеобразная мягкая энергетика. Любопытно, что, пока мы шли по более низким местам, всё плыло как-то мимо в полусне. А когда стали подниматься выше, появились горные пейзажи, снег, скалы – всё для меня стало более реальным. Я пропитываюсь горным воздухом, чувствую холод, морозное покалывание, все запахи и оттенки камней. У меня такое ощущение, что восприятие обострилось. Я с жадностью впитываю этот воздух и ощущения.
Иногда кажется, словно само пространство заглядывает внутрь меня, «пробует на зуб», проверяет. Были ситуации, когда происходило что-то мелкое, незначительное, например, из-под копыта мула выскакивает камешек и катится на обочину каменистой тропы. Я смотрю на него, и он становится для меня гиперреальным, как будто мои ощущения обострены, а движение замедленно. Я смотрю на медленно катящийся камешек и понимаю, что пространство так со мной разговаривает. Мне совершенно непонятно, что происходит, но я продолжаю наблюдать. Осмотревшись вокруг, обратил внимание на то, что остальные участники экспедиции тоже изменились – стали более погружёнными в себя, разговоров стало меньше, все притихли. Даже на привале каждый больше уходит в свои мысли. Одни ведут дневники, записывая свои наблюдения, другие наблюдают за небом и звездами, третьи занимаются растениями или отслеживают следы животных.
Вдруг я чувствую напряжение, исходящее от главы экспедиции и тех, кто рядом с ним. Также беспокоятся и наши проводники, которые против этого похода на Кайлас. Они уверяют, что мы погибнем, что мы совершаем очень нехорошее дело, пугают, ругаются на своем языке. Это сеет нервозность среди тех участников экспедиции, которые не очень глубоко понимают её суть, например мы с Антоном. Мы притихаем ещё больше. Нас в группе всего человек шестнадцать. Дальше идти становится всё сложнее. Подъемы круче, больше снега, всё меньшее и меньшее расстояние мы преодолеваем каждый день, всё труднее и труднее становится дышать. Непривычный воздух, самочувствие сильно ухудшается. Такое ощущение, что нет сил, и всё время хочется спать. Огромную значимость и ценность приобретают такие простые вещи, как вскипяченный на костре кипяток, куда можно забросить щепоть травы. Пьешь горячий травяной напиток и кажется, что это самое невероятное, что может быть в мире, самое вкусное и драгоценное.
Мы с Антоном иногда, сидя у костра вечером, особенно когда никто не слышит, разговариваем о «спящих в пещере». Мы не знаем, верить этому или нет, сказка это, легенда Тибета или реальность. Но ведь есть же труды Платона, которые говорят об этом. Да и местные не пускают туда. Почему столько легенд связано с этой горой? Они говорят, что люди туда не могут попасть, что гора не пускает их, что все, кто туда шел, погибают.
Мы разбили лагерь в том месте, куда проводники дошли с нами. Дальше они наотрез отказались идти. Вызвалось шесть человек, которые отправятся попытать счастья дойти до Кайласа. Мы с Антоном тоже идем как молодые и крепкие помощники. Некоторым очень трудно дается подъём в горы и нахождение в разреженном пространстве, мы же справляемся. Часть участников экспедиции боятся идти, веря, что тех, кто тревожит «спящих», ждёт гибель. Наш предводитель – человек, которого называют мистиком. Николай идет с нами и ещё пара опытных в альпинизме парней.
Мы отправились в дорогу. Поднялась сумасшедшая метель, сильный ветер дует в лицо, и мы идём, упираясь головой в мощные потоки воздуха, преодолевая минимальное расстояние. Ветер такой силы, что кажется, на него можно лечь. Заметает снег, идти практически невозможно. Видимость нулевая. Мы обвязываем друг друга веревкой вокруг пояса. В такой буран немудрено потеряться даже в двух шагах. Это придаёт сил и уверенности, что мы вместе, в связке. Впереди идёт проводник, потом Антон, я, за мной Николай, потом ещё двое. Двигаемся очень медленно. Такое ощущение, что мы упираемся в невидимую стену. Пространство будто закрыто для нас.
Одного обуяла паническая атака. Он кричит, отбивается от невидимых демонов и умирает от разрыва сердца и того ужаса, который пережил. Мы застыли, пораженные увиденным. Как так: шёл, шёл человек и вдруг раз – и умер? Закрадывается холодок сомнения: может, действительно местные правы и вход в это пространство запрещён, мы святотатствуем и нас за это накажут духи? Что делать с телом? Закладываем его камнями, обозначая место. Решительности у нас поубавилось. Я чувствую жгучее желание достичь цели, мне кажется странным проделать столь огромный путь из другого конца мира, чтобы оказаться здесь и не дойти. Это невозможно, такого не может быть. Лучше умереть, но дойти. Я представил себе на минутку, что вернусь в Россию и буду вспоминать, что я был всего в двух шагах и не нашёл желаемое. Это было бы, наверное, очень странно, и я сильно сожалел бы об этом. Священная тайна неумолимо манит прикоснуться к ней.
Второй человек из нашей экспедиции схватился за живот, его скручивает. Он тоже умирает. Я слышу завывание ветра в горах. Мы проходим ущелье, этот путь кажется бесконечным. Порой становится очень страшно. Ощущение, что ты один в этом каменном холодном мире. Порой цель путешествия кажется бредом, и я ловлю себя на мысли: «А что я вообще здесь делаю? Зачем мне это нужно?» Мы четверо в связке и чувствуем себя единым целым. Бродим очень долго. Проживаем самые разные состояния: от безумия, полного непонимания, где мы находимся и что вообще делаем, двигаемся на автомате, теряя ориентиры. Иногда нас охватывает паническая атака. Мы сжимаемся, сворачиваемся клубком на земле, обхватив голову руками, и пытаемся укрыться от этого страха. Звуки в горах его усиливают. Кажется, мы заплутали, бродя без ориентира, как безумные без цели, не понимая, что происходит. Я вижу вокруг горы, каменистые ущелья, людей рядом, но не вполне осознаю, что происходит. В какой-то момент на привале мы свернулись клубочком каждый по-своему. Постепенно мы теряем связь друг с другом и словно засыпаем…
Душа выходит из тела радостная: «Мы же почти нашли! Так близко!» Мы шли туда несмотря на страх, панические атаки и ужас. Те двое, которые умерли по дороге в самом начале, не заставили нас повернуть обратно. Мы дошли до места, дальше которого никто пойти не может. Просто дальше пути нет, на этом всё закончилось. Обратно мы повернуть не могли, исполненные решимости достичь цели. И было важно, чтобы мы не свернули, не спасовали, что мы не предали друг друга. И эта твердость намерения была самой главной!
Наши души вчетвером смотрят на четыре тела внизу, свернувшиеся клубочками и замёрзшие. Нам радостно оттого, что мы все здесь. Это конечная точка нашего пути. Кайлас и его Пещера Спящих был для нас ориентиром, наживкой, а главным в этом мероприятии был путь, который мы вчетвером должны были пройти. И мы это сделали. Ощущение товарищеского плеча, уверенности в том, кто рядом с тобой, ощущение твёрдой руки, которую тебе подают, когда трудно двигаться, ощущение того, что тебя понимают, что мы на одной волне, что ты можешь говорить о том, что важно для тебя, ощущение общей цели, ценности и важности общего дела. Это так мощно, придает столько сил, что нам их хватило дойти до этой точки. Невероятный восторг и подъем энергии! Мы машем тем двоим, которые умерли раньше, они радостно отвечают, и мы воссоединяемся.
Возвращаемся наверх, в Мир душ, смакуя слово «экспедиция». Оно такое вкусное! Мы были в самой настоящей экспедиции. Ведь это почти то же самое, когда душа идёт в воплощение. Мы всегда идём до конца. Ещё меня тешит тот путь, что я прошёл от деревенского мальчишки. Одно то, что попал в гимназию и мог общаться с ребятами, читать книги, было величайшим чудом в моей жизни. Но то, куда я забрался после этого – Москва, путешествие, – совершенно невероятно. Апогеем этой жизни стал последний путь вчетвером. Мы смогли максимально проявить мужскую энергию – чётко поставленная цель, твёрдость, упрямство в её достижении, полная отдача своих сил и возможностей. И именно это делает столь ценным прожитый опыт. Наставник насмехается над нами: «Мальчишки!» А мне он посылает такую мысль: «Ладно, это была тренировка для тебя. У тебя будут ещё походы на Кайлас».
Мы какое-то время находимся вместе, в нашем групповом пространстве, наслаждаясь ощущением плеча к плечу, дружеской поддержки, единства друг с другом, ещё проигрываем ситуации из похода, вспоминаем походные шутки, кру́жки, костры, которые являются приятным послевкусием мальчишеской игры. Душа получила сильный опыт яркой мужской жизни, и мне нравится это ощущение.
Контраст со временем
Передо мной образ золотистого шарика, похожего на круглые карманные часы, но не плоские, а в виде сферы, на цепочке, зацепленной за сук. Приходит фраза «поиграть со временем». Появляется образ молодого джентльмена во фраке, цилиндре, с тростью. Часы – его неотъемлемая часть, он очень точен во времени и во всём остальном тоже. Его имя Эдвард Паркинсон. Души, которые находятся за общим столом, где они обычно планируют своё воплощение, разглядывают этого человечка и, смеясь, недоумевают: «Что это за чудо?» Это подсказка Учителя: «Поиграйте со временем». Каждый из нас задумался о том, что это значит и как это можно реализовать в воплощении.
Появляются разные идеи: повторение одного и того же эпизода, возвращение в памяти назад, можно привязать это к ощущению времени. Субъективно человек может воспринимать время по-разному: оно может для него тянуться долго, а может мчаться очень быстро и незаметно. Похоже на то, как ребятам в школе дают задание и каждый понимает его и реализует по-своему. Возникает образ человека с карманными часами. Для него время крайне важно, он его боготворит.
Мельком заглядываю в детство. Я вырос в большом английском доме. Моя мать строга и чопорна. В каждой комнате имеются часы, многие с маятником, с боем. Всё в доме происходит по часам. Этот распорядок привит мне с детства. Я был спокойным и послушным мальчишкой, и в результате такого воспитания стал сухим, серым и чрезмерно чопорным. Придавал большое значение мелочам: всё должно быть идеально, чётко, по плану, по расписанию. Я патриотичен, для меня Англия – образцовая держава. Очень горд тем, что являюсь подданным этой страны. Мне нравится английская чопорность, точность, манерность. Причем, если для большинства это внешняя манера поведения, то я таким являюсь изнутри, это совершенно искренне и естественно для меня.
Работаю в университете. Всегда прихожу вовремя, секунда в секунду начинаю свою работу и заканчиваю её. Но однажды мой мир рушится, всё идет не так, как обычно. По пути домой начинается дождь. Я предусмотрителен и всегда ношу с собой зонт, но сильный порыв ветра вырывает его у меня из рук, и я оказываюсь насквозь мокрым. Вынимаю из кармана часы и понимаю, что в них попала вода. Когда я держу их в руке, то вижу, как отпотевает стекло изнутри. Я совершенно растерян, потому что часы – мой основной ориентир в жизни, и теперь он потерян. Стою посреди улицы мокрый, с часами в руках и не знаю, что делать. Я даже забыл, в каком направлении мне нужно идти.
Останавливается кэб: «Сэр, куда прикажете? Нужна ли вам помощь?» А я стою, открыв рот, и с непониманием смотрю на него. Я не знаю, нужна ли мне помощь и что мне делать. Озираюсь по сторонам, словно этот мир мне незнаком. Уже начинает темнеть, и улицы малолюдны. Кое-где загораются окна. Теперь я чувствую, что на мне мокрая одежда, она прилипла к телу – тяжёлая и холодная. Я начинаю замерзать. Появляются ощущения тела, которые мне кажутся странными и непривычными. Они выдергивают меня из оцепенения.
Я вижу звёзды. Наступает ночь. Мне приходит образ, как утром восходит солнце и становится светло. До меня доходит мысль, что это тоже время. Есть основные ориентиры во времени, но они для меня слишком велики, не конкретны и даже грубы. Естественное течение времени для меня кажется вульгарным. Мне же важна точность до секунды, точный ход стрелок и бой часов. Вдруг я понимаю, что есть другая жизнь, другая форма существования, в которой люди живут иначе – без этой точности и привязанности к часам. Сейчас, без часов, я пытаюсь представить себе, как они живут. Это состояние кажется мне более расширенным, замедленным и абсолютно расслабленным.
Моя жизнь, расписанная по минутам, отмеренная и рассчитанная, ощущается мной как чёткие жесткие рамки, где всё понятно – что, когда и как нужно делать, когда являешься частью большого механизма и выполняешь свою функцию. С одной стороны, это состояние натянутой струны, как пружинки в часах, а с другой стороны, здесь нет места простору, спонтанности, творчеству, чему-то иррациональному, неожиданностям, чувствам, эмоциям, всё отмерено – столько, сколько нужно, сколько дозволено и допущено – ни унции больше.
Вдруг эти рамки исчезли, и я словно оказался в огромном пространстве, где мне стали доступны ощущения. Именно поэтому я увидел, что есть небо, и ощутил вкус и запах утра, когда солнечный свет пробивается в окно, солнышко ещё низко, цвета яркие и мягкие. Оказывается, время можно воспринимать совершенно иначе – более обширно, глобально и со множеством разных оттенков, нюансов, тональностей. Каждый раз оно будет разным. Каждый день, каждое утро, каждая ночь – разные. Можно ощутить полет фантазии, сильные чувства, яркие ощущения и самые разные эмоции. Можно остановиться и посмотреть в глаза человеку, который проходит мимо, улыбнуться булочнику из лавки. В том мире, в котором я жил, это было невозможно, не входило в установленные рамки. А здесь можно ощутить булыжники мостовой под ногами, даже вкус дождинки на лице и мокрую одежду.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги