Дорога в вечность. Иудей

Журавли… Опять улетают стройным клином в лучах восходящего солнца, вольные, красивые, сильные. Кто-то из них долетит и будет танцевать свою песню любви, а кто-то… Нельзя ли остаться навсегда в своих краях? Нет же, нужно каждую осень подниматься в небо и, жалобно крича, прощаться с нами, оставляя за собой тоску и плохое настроение.

Да… Утро сегодня не сулило ничего хорошего. Наверное и день такой же будет. Да ещё шеф выводит из себя претензиями и придирками:

– И что за глупость в очередной раз ты принёс, Колесников?

«Я хотя бы что-то принёс и что-то написал, в отличие от тебя. Сидишь тут целый день на заднице и ничего не делаешь, только придираешься и кричишь на подчинённых», – очень хотелось ему ответить.

С этими мыслями началось утро журналиста Константина Колесникова.

Настроение соответствовало погоде за окном: сырость, дождь… Тоска да и только. Ничего делать не хочется. Да у всех, наверное, так. Хотел бы я увидеть дурака, который в это время желал бы вылезть из-под тёплого одеяла и выйти на улицу. Радует хотя бы то, что на работу добираться всего минут пятнадцать. Вот Сашке Дуганову ехать через весь город на трамвае – повезло так повезло! Он, наверное, вообще застрелиться готов. Как назло, и машина в ремонте. «У вас неполадки с трансмиссией», – вспомнил он слова мастера. Как же! Очередной способ срубить с честного журналиста денег за ремонт…

«Оптимистические и весёлые» мысли Кости прервал телефонный звонок.

«Опять Вика», – догадался и взял трубку. И не ошибся – это была она.

– Привет, Костенька, доброе утро! Как настроение?

– Нормально, – соврал он. – И чего тебе не спится в такое время?

– Просто хотела начать день с общения с тобой.

– Понятно, – пробубнил Костя, тупо уставившись на луч солнца, который пытался прибиться сквозь тяжёлые дождевые тучи.

– Может, сегодня вечером встретимся? – спросила Вика своим медовым голоском.

«Да уж! – подумал Колесников. – Сегодня шефу статью сдавать, а этот жирный боров как всегда будет недоволен».

– Посмотрим, – ответил он – сегодня у меня тяжёлый день.

– Ну ясно. Удачи тебе, солнышко! Не падай духом, я тебе вечером позвоню.

– Договорились. Пока, – попрощался Костя и положил трубку.

«Не падай духом»!.. Легко сказать, когда твоя работа заключается в том, чтобы целый день мотаться по городу, что-то выискивать, высматривать, находить материал для очередной статьи. Потом уставшим, вымотанным и промокшим до нитки приезжать в офис и, жизнерадостно улыбаясь, идти на ковёр к боссу, видеть недовольную физиономию и слушать очередные упрёки.

«Ох уж эти женщины», – улыбнулся сам себе надевая длинное чёрное пальто.

Через двадцать минут Колесников стоял возле офиса, на котором красовалась надпись: Издательство «Вестник недели». Очень неохотно заставил себя переступить порог и войти в тёплое помещение.

– Привет труженикам четвёртой власти, – услышал он грубовато-хрипловатый голос.

– Привет, Саня, – ответил с неохотой.

В этот пасмурный день он бы предпочёл закрыться в квартире, не слышать никого и не видеть, а уж тем более Александра Савельева, который был ему должен триста зеленых и каждую неделю божился вернуть долг.

– Как настроение? – спросил охранник.

– Да вроде ничего, если бы только не погода.

– Да ладно тебе, не хандри! Смотрел я с утра прогноз, обещали к полудню солнце, – радостно ответил Савельев.

«Ну да! Они наобещают… Метеорологи ошибаются каждый день регулярно, а ты, дурень, им веришь» – мелькнула мысль у Колесникова.

– Угу, – буркнул он в ответ, нажимая кнопку лифта.

– Удачного дня, Костя! – крикнул вдогонку охранник.

– И тебе того же.

Приехал лифт. Без особого энтузиазма он вошёл в кабину и нажал кнопку третьего этажа. Лифт медленно и плавно поднимался. Вскоре Костя уже входил в свой кабинет – небольшой, но очень уютный и тёплый. В нём хотелось бы работать, если бы не шеф.

«Так, с чего начать? Статья вроде закончена, WORD ошибок не нашёл, да и сам текст легко читается», – раздумывал журналист.

Мысли прервал вызов, который исходил из небольшого аппарата, стоящего на столе. Подняв трубку, услышал голос секретарши: она сообщила, что шеф ждёт не дождётся встречи с ним.

– А что стряслось? – спросил он, чувствуя неприятный холодок где-то внизу живота.

– Точно не знаю, не уверена. Но думаю, что вчерашнюю статью зарубили.

– Хорошо, иду, – сказал голосом, похожим на голос смертника, добровольно согласившегося на расстрел.

Выйдя из кабинета и пройдя по коридору, поднялся по крутой мраморной лестнице потом через холл – и вот они, долгожданные апартаменты шефа с золотистой табличкой: «Генеральный директор».

Постояв возле двери пару минут, собравшись с мыслями и взяв себя в руки, Костя легонько, как воришка, постучал в дверь.

– Войдите, – услышал громкий голос Станислава Павловича Зубра.

Набрав воздуха в грудь, Колесников толкнул дверь и вошёл. Он оказался в просторном кабинете. Шеф сидел в глубоком удобном кресле за большим дубовым столом и внимательно из-под очков смотрел на вошедшего. Позади него на стене красовались фотографии в рамках, на которых он пожимал руки знаменитостям. В правом углу кабинета располагался прозрачный шкаф – в нем хранились разного вида кубки; по обе стороны от стола стояли мягкие кресла.

Увидев, кто к нему пожаловал, не говоря ни слова, Станислав Павлович схватил со стола листы бумаги и стал приближаться к Косте с решимостью разъярённого тигра, готового через секунду кого-нибудь убить.

– И это, по-вашему, статья, которая достойна быть напечатанной у меня в газете?! Это полная хрень! – возмущённо спросил и сам же ответил на свой вопрос босс. – Кого, скажите мне на милость, в наши дни интересует вопрос о деградации человечества в 21-м веке? Нам нужна интрига, чтобы поднять рейтинг нашего издания! А вы что намарали, Колесников? Просматривая эту статью, я не мог понять, какой дурак её написал! Понимаете, к чему я веду?

– Да, шеф, – со злостью ответил Костя.

– Это не статья, а клочок никчёмной бумаги, которая годится лишь для того, чтобы использовать её для другой надобности!

«Эх, отдал бы всю зарплату за месяц, только бы хоть раз врезать по роже этой жирной свинье! Вот бы я его отходил за милую душу! Сколько можно пить кровь? Я знаю, что тебе нужны деньги, деньги и ещё раз деньги. А другим? Может, хоть кто-то обратит внимание на детей-наркоманов, на алкоголиков, которых, как сломанную вещь, выбросили из дома. На стариков, ищущих в мусорных контейнерах кусочки грязного хлеба. Неужели это никому не нужно? » – думал Колесников, выслушивая недовольную тираду Станислава Павловича.

Мысли прервал бас шефа:

– Повторяю вам, Колесников, это не статья, а мусор. И что это вы стоите с отсутствующим видом? Вы не понимаете о чем я говорю?

– Понимаю, Станислав Павлович, но если…..

– Тогда извольте взять то, что вы нацарапали, и пожалуйста, напишите что-нибудь нужное, чтобы это всеми читалось.

– Хорошо, я постараюсь, – согласился и вышел из кабинета..

Захлопнув за собой дверь, униженный, с ужасным настроением, он молча поплёлся к себе. Мысли роились в голове, как пчелы в улье.

«Так о чем же писать? Это, значит, «не нужно», а что тогда нужно? Сплетни об очередной звездульке, которая изволила с кем-то переспать? Несомненно это интереснее, чем голодные дети… В первый раз за свою журналистскую карьеру захотелось написать о чем-то важном и значимом. О том, что люди губят сами себя, что в наше время не читают поэзии, не интересуются литературой и позабыли о духовной близости, остался только секс… Зато для многих очень важно, кто победит в шоу «Давайте потанцуем». Но наплевав на прошлое, нельзя построить будущее!! Ведущие страны мира изготавливают новое и более мощное, более совершенное оружие, чтобы уничтожать всё больше и больше людей. Зачем? Неужели наши земные божки думают, что все свои капиталы утащат на тот свет, и там их встретят с распростёртыми объятиями? Не все можно приобрести за деньги! Господь денег не берет!!! Его нельзя купить или подкупить, и всем воздастся полной мерой».

С такими мыслями Костя вошёл в свой кабинет, сел за стол и попытался написать какую-нибудь очередную «пустышку» о даме, которая так любит свою собачку, что приучила её ходить в салон, где ей красят ногтики и делают причёску. Да, их, богатых не поймёшь!!!

«Рабочий день окончился, просьба всех покинуть свои рабочие места! Приятного всем вечера», – раздался голос по селекторной связи.

«Уже восемь вечера! Как время пролетело, – раздумывал, складывая бумаги в стол. – Да, завтра нужно будет напрячь всё своё серое вещество».

Спустившись на первый этаж, прошмыгнув через проходную, он очутился на мокрой мостовой. Дождь так и не прекращался весь день, ветер разносил листья, как почтальон газеты клиентам. Машины и их водители торопились по своим делам. Улица была ярко освещена и Костя побрёл по ней с надеждой остановить такси. Сил на общественный транспорт не было.

Зазвонил мобильный. Отогнав мрачные мысли, взял трубку:

– Да, слушаю.

– Привет, как прошёл день? Ты уже дома?

– Нет, – грубо ответил Колесников, – ещё в офисе, босс заставил отредактировать статью.

– Понятно. Значит мы сегодня не увидимся?

– Нет, я очень занят и буду поздно.

– Тогда ладно, – грустно ответила Вика,– до завтра.

– Пока, – промямлил он и сбросил вызов.

«Извини детка, сегодня мне никого не хочется видеть, кроме большого стакана с виски и телевизора».

Не поймав такси, он решил отправиться домой пешком. Наверное, так он убеждал себя проветрить мозги. Погружённый в свои мысли, свернул в свой пустынный дворик, усаженный клёнами и липами.

«Вот и арка, я почти дома, сумасбродный день. Что завтра? Ладно, не будем о плохом. Домой, скорее», – думал он, приближаясь к арке.

Зайдя в неё, заметил на другом конце темный силуэт, но спешить не перестал.

– Эй, друг, закурить не найдётся? – окликнул незнакомый голос.

– Не курю, – ответил журналист, двигаясь дальше.

– А зря, – раздался голос у Кости за спиной.

Адреналин стремительно ударил в голову. Руки автоматически сжались в кулаки.

«Не бойся, – думал про себя Колесников. – Страх – убийца разума».

Тёмная фигура впереди медленно приближалась. Расстояние сокращалось.

«Бей первым, – подсказывал внутренний голос. – Закрывай спину и не жди».

Костя сделал пару шагов навстречу, до боли сжав кулаки, и молниеносно ударил. Человек пошатнулся, отошёл назад, пару раз тряхнул головой и опять пошёл навстречу.

«Вот гад!» – звенело в ушах у Колесникова.

Подняв повыше руки, он стал двигаться к противнику, дабы нанести ещё один удар. Острая боль в затылке заставила забыть всё на свете. Он провалился в иной, тёмный мир, где нет страха, унижения и тревоги.

Сознание вернулось вместе с сильными ударами ногами по телу. Заставил себя открыть глаза и увидел три тёмные фигуры , которые с невероятной жестокостью его били.

– Вот тварь! Пацаны, он мне, кажется, нос сломал! – кричал тот, что бил сильнее всех.

– Шманайте по карманам и смываемся.

Стоящий справа шустро нагнулся и полез к Косте в карманы.

– Пацаны, мобила нехреновая, – прошипел он, продолжая рыскать дальше.

– Не базарь, менты услышат, шманай быстрее.

– Ха, братва, зацените – у него перс на пальце, походу не делявый, – сказал тот, кому сломали нос.

– Снимайте!

Перстень, который был у Колесникова на безымянном пальце, подарила ему мама на восемнадцатилетие. Для него он был символом молодости и дорогой памятью. Он не снимал его вот уже тринадцать лет. Из последних сил Костя попытался вырвать руку, но попытка была безуспешной. Почувствовав острую боль в области головы, он понял, что кольцо ему не спасти.

– Лежи, шакал, и не рыпайся! Димон, чего так долго паришься? Снимай и сваливаем, – доносились голоса в темноте.

– Да прилип перстень, как банный лист к заднице! Зараза!

Костя снова попытался вырвать руку из цепких лап шпаны.

– Да он заколебал дёргаться, паскуда! Дайте ему промеж глаз.

Острая боль пронзила тело – такая, что невольно наворачивались слезы. Безвыходность и злость рвали сердце изнутри.

– Отойдите от человека, безбожные окаянные псы! – послышался голос в нескольких метрах от лежащего журналиста.

Удары прекратились.

– Менты! – крикнул тот, который так безуспешно пытался стянуть перстень.

– Да чё ты впариваешь, какие менты?! Ты на него посмотри – у него платье, как у выпускницы школы, и мешок, как у бомжа. Какие на фиг менты?!

– Дед, свалил бы ты по-тихому отсюда, а то как бы тебе двигалку не перебили, – прошипел третий, которого до этого слышно не было.

– Как ты со старым человеком разговариваешь, сопляк? Был бы я твоим отцом, мигом бы на тебе лозу сломал. Пошли вон отсюда, стервятники! – прогрохотал бас старика.

– Всё, бомжара тупоголовый! Щас мы и тебя относкуем по полной, чтобы не гавкал громко.

Разъярённые парни двинулись в сторону деда.

С большим трудом Колесникову удалось подняться на ноги и упереться руками в стену. Боль мешала двигаться, каждый шаг давался с большим трудом. Он посмотрел на человека, который вмешался в драку, защищая его, и понял, что ему нужно помочь, иначе его ожидает та же участь.

Попытался сделать шаг, но острая боль сразу же остановила все попытки.

– Ну что, дедуля, страшно? – сказал, видимо, Димон.

– Да чтоб меня дьявол перевернул и ударил о землю, если мне бояться мерзких подонков! – с этими словами старик с неимоверной силой схватил Димона за шиворот и швырнул вперёд, да так, что бедолага пролетел в воздухе метров пять.

Колесников не поверил своим глазам. Такая сила и ловкость в таком преклонном возрасте – это невероятно!

– Ну, кто следующий? – пробасил защитник.

Остальные члены шайки впали в ступор.

– Кто следующий, я спрашиваю?

Желающих не нашлось. Один из парней, пытаясь оправдаться, заикаясь испуганно заговорил о том, что он тут ни при чём, что попал сюда случайно – и бросился бежать, а остальные за ним.

– Вон отсюда! Чтоб духу вашего не было! – крикнул им вдогонку дед.

На тёмной, пустынной улице его голос прозвучал, как раскат грома.

Наблюдая за этой картиной, Костя присел – неимоверно болела голова. Где-то в подсознании появилась радостная мысль о совершенной мести над подонками – пускай не им, а посторонним человеком, но всё же они тоже почувствовали боль.

Услышав тяжёлые шаги, приближающиеся к нему, он поднял голову.

– Здесь живёшь? – услышал вопрос деда.

– Да, – с трудом ответил Костя.

Тело пульсировало от боли, разрывая его на части. Казалось, что он не сможет ступить и шагу.

– Ну подымайся, парень, пойдём. Какая квартира?

– Двадцать шесть, – только успел ответить Костя и потерял сознание.

Треск будильника вернул его в реальность. Обнаружив себя в собственной постели, несколько минут Колесников лежал, уставившись в потолок, и не мог понять, что произошло. Решив, что это дурной сон – и драка и дед, который швыряет людей на несколько метров и награждает такими оплеухами, что сбивает с ног – он привычными движениями, бодренько, как ему показалось, начал подыматься… и тут же бросил эту затею. Тело обожгло сильной болью, в голове застучало, и он тут же лёг обратно.

– Что за чёрт?!

Осматривая своё тело обнаружил огромные синяки и ссадины. Колено было разбито и немного кровоточило. Посмотрев в зеркало ужаснулся от вида собственной физиономии: возле левого глаза красовался огромный синяк, глаза опухли и заплыли.

– Так, господа, это не сон. Хорошо же они меня обработали, сволочи. Но как я попал домой? Дед!!!

Собрав всю волю в кулак, он всё-таки заставил себя встать и отправиться на поиски своего спасителя. Обойдя все комнаты обнаружил его стоящим на коленях. Взгляд старика был устремлён на восходящее солнце. Теперь Константин мог во всех деталях рассмотреть гостя. Это был высокий, метра два ростом человек, широкоплечий, коренастый, с огромными, похожими на кувалды руками. Ясные, чуть суженные зелёные глаза, казалось, могли видеть сквозь стены. Длинноватый нос с горбинкой выдавал в нем грека либо еврея. Остренькая, небольшая, аккуратно подстриженная борода и небольшие усы цвета белого серебра искрились в падавших на них солнечных лучах. На вид ему было лет пятьдесят.

– Доброго здравия, – пробасил дед.

Увидев эту картину, Костя от неожиданности потерял дар речи и долго не мог ответить на приветствие.

– Доброе утро, – наконец поприветствовал он гостя не сводя с него глаз.

Осмотрев журналиста с головы до пят, незнакомец нахмурился, видимо, недовольный увиденным. Взгляд у него был острым, цепким – так, наверное, смотрел бы гордый независимый орёл.

– Вот, смажь раны, – из темно-коричневого, странного на вид походного мешка, сделанного из кожи, старик извлёк золотистую коробочку с какой-то жидкостью. Открыв крышечку, он протянул больному лекарство.

– Что это? – почти шёпотом спросил Костя.

– Бери, лечись и не перечь мне, плохого я тебе не желаю и зла не сделаю.

Колесникову очень хотелось возразить, но тон был таким приказным, не терпящим возражений, что он почувствовал себя пятилетним ребёнком, которого могут наказать за непослушание. Взяв зеленоватого вида мазь, поплёлся в ванную лечиться. В зеркале отразилось уставшее лицо, разукрашенное, как картины Пикассо. Проведя рукой по затылку, обнаружил ещё и огромную шишку.

«Вот гады! Гопники, долбаные паскуды! Бьют, не жалея сил!» – ругнулся он.

Поднеся ближе к глазам, если эти щёлочки можно было назвать глазами, стал рассматривать коробочку. На ней были изображены два ангела, которые держат в руках огромные трубы. Взоры их были устремлены к нарисованной выше звезде. Костик хорошо разбирался в драгоценных металлах и сразу понял, что эта вещь сделана из золота высшей пробы и весит грамм 300.

«Интересно, откуда у этого деда столько денег и как он не боится носить её с собой? » – мелькнула мысль. Когда открыл крышку, в нос ударил резкий запах палёной травы смешанный с запахом лука. С большим недоверием Колесников всё же начал наносить сие месиво на огромный синяк . Попав на тело, мазь вдруг стала очень холодной, но через пару минут потеплела, как будто к больному месту приложили грелку.

«Да что это за гадость? » – сам у себя спросил Костя и посмотрел на коробочку с таким видом, как будто ждал от неё ответа. Взглянув на синяк, он оторопел и выпучил глаза от неожиданности: он исчез, от него не осталось и следа! Не веря глазам своим ещё раз взглянул на повреждённое место: оно было чистым. Что это?! Волшебство, магия? Поспешно начал тереть все синяки без разбора, и вскоре они пропали, как и первый: холод, потом тепло, и мазь испарялась вместе с повреждением. Костя и не представлял себе, что такое возможно. Этого просто не могло быть!

Машинально накинув халат помчался на кухню – у него была масса вопросов к деду. Исполин стоял лицом к окну и смотрел на тускло светившее солнце.

– Извините, что это вы мне дали? – выпалил Костя.

– А ты чем-то недоволен? – не отрывая взгляд от картины за окном, ответил гость.

– Нет, конечно, доволен. Но я не могу понять, как это происходит. Я такого никогда не видел! Так не бывает!

Незнакомец оторвался от своего занятия, повернулся к журналисту лицом, и глядя ему прямо в глаза, спросил:

– Ты видишь увечья на своём теле?

– Нет! Но… я не понимаю!

– Значит, бывает. Много всего бывает в этом мире, во что мы отказываемся верить, даже если видим это собственными глазами. Но увидев для себя то, что ты называешь чудом, ты делаешь мгновенный выбор веры.

– Да, но где вы взяли эту мазь?

– Вот этого тебе лучше не знать, потому что получив на него ответ, тебе опять предстоит выбор веры. Но этого ты не сможешь увидеть своими глазами.

– Мы до сих пор незнакомы, я даже не знаю вашего имени?, – затараторил растерявшийся Костя.

– Очень многие люди во все времена хотели бы познакомиться со мной. Но не всем это удаётся. Так было всегда, во все времена, с того момента когда я был и проклят и в то же время благословен Отцом нашим небесным, – ответил старик и отвёл взгляд в сторону.

Исполин снова повернулся лицом к солнцу. И правда, кто же он? Этот ответ и ему самому давно не давал покоя. С начала своего «долгого пути», как он для себя называл свой дар, он менял ответ на этот вопрос бесчисленное количество раз. Поначалу думал, что он посланник Господень и должен каким-то образом влиять на судьбу мира. Увидев со временем, что всех людей невозможно изменить, и мало кто воспринимает его всерьёз, считая умалишённым стариком, он стал склоняться к мысли, что предпринимать какие-то попытки бессмысленно. Люди всегда будут оставаться людьми. Для него эта банальная истина имела глубочайший смысл, ведь только он знал, что сколько бы ни существовал мир, сколько бы ни развивалось человечество, оно испокон веков пытается себя уничтожить. Сначала камнями и деревянными дубинами, позже, со стремительным ходом эволюции, – автоматами и ракетами. Итог всегда один: уничтожать своих братьев и сестёр – безжалостно, иногда даже с дикой сумасшедшей улыбкой на лице. Сколько же раз он это видел, сколько раз пытался остановить!

Корил небеса, вопрошая, за что ему была уготована такая судьба, он всего лишь человек, типичное создание творца и ничем не отличается от других! Но небеса молчали.. На протяжении своих многолетних странствий искал своё предназначение: ведь недаром с ним так поступили! Это он прекрасно понял, но сколько же ему пришлось пройти, чтобы понять!

Вспоминая прошлое и людей, с которыми ему пришлось повстречаться, он как никто в мире знал, насколько человек жалок в своём стремлении к власти, деньгам, мести, насколько беззащитен даже за спиной тысячи солдат, как многое порой зависит от незначительного случая, меняющего всю жизнь. Сотни раз проходило это перед его глазами, но за столько времени он так и не смог разобраться в себе.

Ночами, устроившись в лесу у костра, под волчий вой часто размышлял, достоин ли он такой слепой жизни? Может, если бы кто-то другой был выбран вместо него или его судьбу изменил бы тот самый крохотный случай… Может быть, тот незнакомый человек, который был бы выбран вместо него, справился бы лучше? Заслуживает ли он такого тяжёлого ярма, сколько ему ещё его нести? Давно уже его не радовали ни дни ни ночи. Справедливо ли наказание? У него было очень много времени подумать над этим, и всегда приходил к одной мысли: он всего лишь муравей в этом мире, всего лишь крохотный червяк, вообразивший, что может прорыть тоннель к ядру Земли. Он ничего и никогда не сможет решать.

Часами, теребя свою серебряную бороду, он вспоминал ТОТ день! Он помнил каждое мгновение, даже пение птиц и дуновение ветра! Помнил песчаную бурю, свою бесконечную самоуверенность; помнил свою несчастную жену; своего сына, который всегда смотрел на него с опаской, который в любой момент способен наказать за малейшую ошибку. Помнил своих слуг – он не раз бил их плетью, врезая всё новые и новые шрамы в их спины, пытаясь доказать своё могущество. Он помнил всё! Сколько бы он отдал, чтобы заново родиться на свет и всё изменить! Но с прискорбием осознавал, что отдавать ему совершенно нечего, кроме никчёмной своей жизни. Да и отдавать – некому.

Он прищурил глаза и снова невольно – в тысячный раз – задумался о том дне, о том великом дне, который он так никогда и не сможет изменить и забыть….

* * *

Верблюды устало и очень медленно шли по раскалённому солнцем песку, опустив измождённые головы. Их погонщики укутавшись в плащи с ног до головы, воспалёнными глазами смотрели вперёд, с надеждой увидеть долгожданный город. Третий день в пустыне истощил их силы. Каждый из пятидесяти человек, в мёртвой тишине, нарушаемой лишь шарканьем пробегающих пустынных ящериц, думал о чём-то своём. Кому-то хотелось встретиться с семьёй, обнять детей и жену, других ждут успокаивающие звуки арфы под плавные танцы блудниц в укромном уголке дома. Одно объединяло всех – стремление поскорее вернуться в Иерусалим.

– Не торопите так скотину, дурачье! Ещё три с лишком часа дороги, загоните верблюдов – на чём домой добираться будем?! – нарушил мёртвую тишину Агасфер. – Медленней двигайтесь, три дня шли – три часа переживёте.

– Никто и не торопится, хозяин. Корабли сами чуют, что скоро земля, вот они и прибавляют ход, – сострил Варфолом, самый молодой караванщик.

– Будешь много умничать – без работы останешься. Ишь ты! Если такой умный, иди прислужником в храм, там тебя быстро научат дисциплине и сотрут твою нахальную ухмылку, – грозно гаркнул Агасфер.

Все знали о несносном характере хозяина, о его злобе, распространявшейся, казалось бы, на весь мир, но кроме тех, кто был выше его по чину и имел большее состояние. Шутить он не любил, и его угрозы нужно было воспринимать с должной настороженностью. Никто не забыл случай с Карифом, который работал на него без малого двадцать лет и считался отличным работником с безупречной репутацией. Но однажды, примерно два года назад, сын несчастного, которому пошёл всего второй десяток отроду, заболел проказой. Малец стразу же попал под приказ Кесаря гласящий, что все без исключения, заболевшие этой заразой, должны по собственной воле уйти из города, дабы не заразить других.