Выборгская светотень

… Мой Выборг: замок, пряный аромат

И крендель свежеиспечённый -

Со мной навек ты обручённый,

Родимый, счастью очень рад…

/Наталья Кэт. Сайт ljubimaja-rodina.ru/

Посвящается:

Наде Савченко и Алёне Пановой, моим лучшим подругам,

Виктору Шадрину, артисту театра им. Б. Лавренева – за то, что его работа в роли Тартюфа вдохновила меня на создание образа блистательного Виктора Морского

И моему самому любимому, наравне с Санкт-Петербургом, северному городу – Выборгу, чьи узкие улочки и массивные древние стены покорили меня с первого взгляда, и Выборг стал городом, куда мне хочется ездить снова и снова!

Все персонажи и события романа являются вымышленными. Любое сходство с реальностью случайно. Медицинского колледжа, описанного в романе, в Выборге не существует.

***

Расписание электричек в очередной раз изменилось, и снова без предупреждения, так что сбитые с толку люди уже переполняли вокзал. Уже вторая "дачная" электричка не отправилась в назначенное время. "Да что же это такое? – ворчали в зале ожидания и на платформе. – Два часа уехать не можем, набились, как селедки, как тут дистанцию соблюдать? Вроде как о нас заботятся – чтобы ездили поменьше, но что – трудно было заранее оповестить, чтобы мы знали, когда подъехать?"

Обрадованные частичным снятием ограничений и непривычно теплым началом июня после долгих зимних холодов и пасмурной весны, петербуржцы устремились на дачи. Но их ждал сюрприз: расписание всех видов пригородного транспорта претерпело изменения, и не всегда в лучшую сторону.

Монотонный голос из репродуктора, вещающий о необходимых мерах предосторожности в период пандемии, тонул в гуле голосов на переполненном вокзале.

Вероника Орлова, запыхавшись, выбежала на платформу и перевела дыхание, увидев на табло оповещение, что ее электричка прибывает через 5 минут. "Уфф! Успела! Хорошо, что я сообразила не тащиться на "Финик", а выйти здесь! А то Бог знает, сколько бы я ждала, если бы пропустила эту "Ласточку"!".

Автостанция возле дома Вероники на "Парнасе" тоже изменила расписание междугородних автобусов неожиданно. И, когда Орлова в 8 часов утра попросила в кассе билет до Выборга, ей ответили: "Ближайший рейс – в 12.40".

"Блин, а Наум в полдень будет встречать меня на автовокзале! Ненавижу опаздывать!" – думала девушка, спеша к метро.

– Озерки. Следующая станция – "Удельная". Железнодорожная станция "Удельная".

Вспомнив, что электрички, идущие в Выборг с Финляндского вокзала, делают первую остановку как раз на "Удельной", Ника вскочила и первой оказалась у дверей вагона. "Может, повезет?".

Повезло; в кассе она узнала, что "Ласточка" прибывает через несколько минут. Вероника купила билет и вышла на платформу. Орловой снова посчастливилось: пневмодверь открылась прямо перед ней, Ника первой вошла в вагон и села на диванчик у окна. Следом за ней в вагон втиснулось еще человек тридцать. "Хорошо, что успела сесть. Ехать-то больше часа!" – Ника пристроила рюкзачок на багажную полку и отправила Науму СМС: "Выехала на "Ласточке". Через час буду". "ОК, приду", – тут же ответил ей адвокат.

После двух месяцев в почти безлюдном, оцепеневшем от страха перед незримой угрозой Питере Вероника была рада новому настоящему делу, возможно, интересному расследованию для разворота "Невского телескопа", газеты, где спецкор Орлова вела раздел "Журналистские расследования". Давний друг Вероники, адвокат Наум Гершвин, недавно выехал в Выборг, где ему предстояло защищать нового клиента. А позавчера он позвонил и небрежно обронил: "Тут, кажется, есть кое-что по твоей части… Ну оч-чень интересная ситуация!".

Получить разрешение на командировку в Выборг было несложно. И Вероника собиралась в поездку воодушевленная. Ей надоело фотографировать пустынный Невский, закрытые магазины, патрульных и редких прохожих в масках и с бирками пропусков. Надоело слушать из уличных громкоговорителей голоса дикторов, не очень умело имитирующих Левитана. Надоело читать душераздирающие опусы товарищей по "Телескопу" о том, как люди беззащитны перед новой угрозой и как эта угроза подстерегает их повсюду. Новых расследований и даже просто интересных тем не было. Все словно впало в анабиоз. А однажды в пятничный "Телескоп" – "толстячок" поместили статью "Нет худа без добра: Второй медовый месяц на самоизоляции" с фотографией томной красотки в ажурном белье, чулках и маске. Под ней добавили пару анекдотов про прирост рождаемости через 9 месяцев и угрозу экономики, которую создадут в январе следующего года длинные очереди за материнским капиталом. Увидев это на планерке, Орлова совсем приуныла. "Ну, если и серьезные издания стали печатать такие статейки в лучших традициях газеты "Желтый фонарь", чтобы хоть чем-то заполнить полосы – значит, дело совсем швах!".

Самой Веронике и ее бой-френду Виктору Морскому было не до сексуальных экспериментов этой весной. Карантин и самоизоляция принесли обоим дополнительные заботы. Морской на посту губернатора Краснопехотского почти безотлучно находился в мэрии, координируя ситуацию в своих владениях. Ника работала в "Телескопе" и тоже была очень загружена. Журналисты остались на своем посту – пресса должна была выходить как прежде. Но кое-кто нашел уважительную причину для того, чтобы засесть дома или уехать за город, и оставшимся в редакции приходилось трудиться "за себя и за того парня", чтобы читатели получали любимую газету вовремя. Вот только интересных тем стало маловато…

Но сейчас, в начале июня, город потихоньку выходил из оцепенения, возвращался к жизни. Да, пока еще статистика заболеваемости пугала довольно большими цифрами, многие учреждения культуры и досуга и даже парки и пляжи были закрыты, а масочный режим требовали соблюдать неукоснительно. Но все равно чувствовалось, что Петербург уже пробуждается после жесткого карантина и морозной весны. Радовала и погода: ушли низкие тяжелые тучи, почти непрерывно сеющие то снег, то "крупу", то дождь. Выглянуло солнце. Газоны из черных стали зелеными, а потом – разноцветными. Парки за закрытыми воротами радовали взгляд буйной зеленью. Люди выходили на улицу, подставляя лица долгожданному солнцу, стягивали маску, чтобы вдохнуть полной грудью бодрящий невский воздух, и верили в то, что скоро снимут все ограничения, а опасность уйдет. Это ожидание счастья воодушевляло и придавало сил. На вокзалах снова застучали по рельсам поезда и электрички, и с началом белых ночей в Петербург потянулись первые робкие "ласточки" – туристы. Кто-то сетовал на то, что в этом году не получится съездить в Египет или на Гоа, а кто-то радовался возможности хоть куда-то поехать после вынужденного затворничества. Одни стремились в южные города, к теплому морю. Кого-то напротив манили северные красоты.

В Зеленогорске половина пассажиров вышла. Одни прямо с вокзала потянулись к берегу. Другие кинулись к тележкам с мороженым и сувенирным киоскам на станции.

"Хоть тысячу вёрст

Мы по грязи пройдём без привала,

Гремящую смерть

Пронося в молчаливом стволе,

Лишь только б весна

Нам на запад пути открывала

И жизнь воскресала

На выжженной этой земле", – вспомнились Веронике фронтовые стихи Алексея Суркова, написанные в 1943 году. И это было неспроста. Незадолго до разговора с Наумом Орлова ездила в Краснопехотское, чтобы сделать репортаж о строительстве новой больницы, и встретилась там с Виктором. Он смог выкроить время для встречи. Ника и Морской тихо шли по безлюдному парку, непривычно тихому, мимо статуй Ленина и пехотинца Красной армии. Покосившись на возвышающуюся за деревьями громаду – новенький торгово-развлекательный комплекс "АсИо", они повернули в другую сторону парка – к стеле "Никто не забыт и ничто не забыто". Маски были стянуты на подбородок. Вероника и Виктор держались за руки. Молчаливые бодигарды губернатора шли на почтительном расстоянии за ними.

Странный был антураж для встречи и непривычный, но пандемия диктовала свои правила. Вирус не смотрел на лица, не разбирал, кого поражать, не щадил он и влюбленных (особенно если одна полдня добиралась до Краснопехотского с кучей пересадок, а другой провел совещание в мэрии, ездил проверять стройку, встречался с волонтерами и лично доставил пару продуктовых заказов, чтобы подать пример гражданам. Пандемия должна не разобщать, а сплачивать людей. Нужно быть готовыми протянуть руку помощи, подставить плечо, поддержать и выручить другого. Так люди быстрее справятся с бедой – тут надо вспомнить притчу о венике и отдельных прутиках. Виктор неприязненно относился к тем, кто считал, что надо забиться в свою нору и пересидеть беду, "а помогают пускай те, кому за это платят").

Они остановились у мемориальной стелы и снова нашли там имена своих родных.

– Вот так, – сказал Виктор, – через 75 лет война снова напомнила о себе, только враг у нас теперь не на "тигре" и не со "шмайсером", а такой, что без микроскопа не виден. Но бед уже наделал немерено.

– А может, она и не уходила, – ответила Ника, – просто затаилась, выждала, мимикрировала и нанесла удар – неожиданный и сильный.

– Вот так, – между бровей Виктора пролегла складка, – в прошлом году эпидемию в Синеозерске мы остановили, а сейчас… Никто не знает, с чего все началось, и главное, когда…

– Угрозу заметили слишком поздно, – вздохнула Ника.

А потом была ночь, как и в первый раз – в доме Морского, потому что гостиница "Монрепо" была закрыта на время карантина, и Виктор пригласил Веронику к себе: "Не поедешь же ты так поздно в Новоминскую!".

– А почему без маски и дистанцию нарушаешь? – поддразнила Вероника, когда они раскинулись под балдахином, почти затерявшись на огромной кровати. – Правила техники безопасности нарушаете, господин губернатор!

– А сама-то? – весело парировал Морской. – На тебе нет не только маски!.. – он крепче прижал к себе Веронику, поглаживая ее спину.

В 34 года всемогущий хозяин края, Виктор Морской, "Витька-Святоша", выглядел, как двадцатилетний юноша – невысокий, худощавый, гибкий, с задорно блестящими серыми глазами и озорной улыбкой. Свои густые темно-русые волосы он гладко зачесывал назад и стягивал в тугой пучок.

С Морским Вероника познакомилась два года назад. Приехав в отпуск в Краснопехотское, она тут же нашла тему для нового расследования. А потом к ней обратился "местный Каупервуд", как прозвали Виктора давние друзья Вероникиной мамы, хорошо знающие его семью. Успешный молодой бизнесмен собирался бороться на выборах за кресло губернатора. И тут же в городе началась серия таинственных происшествий, которые молва тут же связала с именем Морского. Узнав, что в город приехала известная петербургская журналистка, которая тоже заинтересовалась происходящим, Морской обратился к ней. Ему хотелось выяснить, кто это решил замазать его репутацию перед выборами.

Деловитая энергичная Вероника – статная, с короткой стрижкой и яркими голубыми глазами на загорелом лице – заинтересовала Виктора. До сих пор у него не было времени на длительные отношения, да и ни одна из его кратковременных пассий не могла удержать его интерес дольше, чем на месяц-другой. А Веронику ему хотелось видеть снова и снова. Их отношения длились уже почти два года. И за месяц, прошедший после той прогулки в парке и ночи в доме на Купеческой улице Вероника соскучилась по Виктору. Но у обоих есть дела, которые нельзя бросить или отодвинуть. А значит, надо ждать, когда появится новая возможность для свидания. Чтобы не думать об этом, надо занять себя делом. И новое расследование для разворота в "толстячке" будет очень кстати.

Наум был хитер: по телефону он не сообщил никаких подробностей, но заинтриговал Веронику до предела. И ей уже казалось, что "Ласточка" едет слишком медленно…

Гершвин был очень успешным и популярным в Ленобласти адвокатом. Он тоже умел находить интересные, сложные и порой опасные дела – и блистал. С ним не заскучаешь. В Новоминской он выследил наркодилера, который устроил лабораторию посреди болота и участвовал в захвате логова. В Синеозерске год назад Наум переоделся монахом, выслеживая опасного диверсанта. Что же с ним произошло сейчас?

***

Выборг встретил Веронику совсем не северной жарой. Небо было девственно-чистым и ярко-синим, как мейсенский фарфор. Закинув за плечи рюкзачок, девушка надела солнечные очки и вышла на площадь.

Скучающий у выхода полицейский, здоровяк, похожий на викинга с древней гравюры, проводил Орлову заинтересованным взглядом, задержавшись на ее пышной груди и крепких ногах. В узких "рваных" джинсах и алой "поло" Ника выглядела очень эффектно, а ее лицо и руки золотились от первого загара.

Любимый книжный магазин на вокзале был закрыт. "Ну вот, и книгу не купишь", – подумала девушка. Но кофейня в зале ожидания работала. И из пирожковой тянуло соблазнительным ароматом. С вокзала Вероника вышла с двумя пирожками в пакете и стаканчиком отменного двойного эспрессо. Кофе оказался крепким, в отличие от того, который готовили на вынос в питерских кофейнях. Почему-то весной все бариста перешли на американо и латте, и Вероника чуть ли не впервые за два месяца получила возможность насладиться любимым крепким кофе.

Наум ждал ее у дверей вокзала. Высокий смуглый мужчина с густыми седеющими черными волосами, орлиным носом и пронзительными черными глазами. Тонкие усики, солнечные очки в модной оправе; ворот тонкой черной рубашки расстегнут, и на загорелой шее поблескивает золотая цепочка. "Стрелки" летних бежевых брюк заглажены так, что о них можно порезаться. Аромат любимого Наумом "Ориентала" Вероника ощутила еще в дверях. Наум больше напоминал голливудского супермена, чем преуспевающего юриста.

– Привет, – Наум убрал телефон в карман и шагнул навстречу Веронике, – как добралась? Да сними ты этот намордник, тут с этим посвободнее!

Ника стянула маску и сунула ее в карман.

– Диалог двух собак на площадке для выгула, – рассказала она новый анекдот. – "Смотри: все люди в намордниках!" "Да-а! Теперь-то они поймут, каково нам!".

– Точно, – усмехнулся Наум. – А я слышал шутки о моде на загар-2020: верхняя часть лица подрумянилась, а нижняя – белая. Вот так, раньше следы от купальника обсуждали, а теперь новый тренд: следы от маски! Ты устала с дороги? Тогда сразу пойдем в гостиницу. Или предпочитаешь пройтись по набережной, размяться после электрички?

– За час в "Ласточке" я ничуть не устала, и от прогулки не откажусь.

– Да, "Ласточка" – не то, что старая электричка, которая трюхала, как беременная улитка, и каждому столбу кланялась, – крякнул Наум, – три часа приходилось добираться, сдуреешь в дороге. "Ласточки" очень экономят время. Да и условия не сравнить. Но и в них всякое бывает, – Гершвин пригладил тонкие усики. – Я сдуру выехал в воскресенье, по поводу чего в дороге сказал в уме много слов, которые цитировать не буду. На счастье, я приехал на вокзал заранее и сел у окна. Тем, кто сидел у прохода, сумки чуть ли не на головы ставили, да еще на "Удельной" моего соседа шуганула с места милейшая особа с двумя крикливыми шилопопами и одним личинусом в эргорюкзаке…

– Сочувствую… Только не называй так младенцев, – попросила Ника. – Ты ведь тоже в свое время им был…

– Ладно. С младенцем. Так вот, отвоевав место и наплевав на рекомендацию садиться в шахматном порядке, чтобы была дистанция, дама начала "строить" весь вагон: не ходите, не стойте, не дышите – "здесьжедети". Меня попробовала оттеснить от окна: ее высочества, видите ли, желают лицезреть пейзаж. На что я ответил, что я тоже хочу любоваться пейзажем, и что кто первый сел, того и место…

– Теперь сочувствую ей, – Ника достала сигареты. – Не с тем связалась.

– Это верно, я всегда нахожу, что ответить так, чтобы вопросов больше не возникало. И заодно попросил ее гигиенические процедуры и прием пищи инфанту на месте не устраивать – для этого в поезде есть специально отведенные помещения. От меня она отстала, и тут же насела на контролера: чего он вперся в вагон, и так яблоку негде упасть, он что, не видит, что тут дети сидят, она на него жалобу напишет во все инстанции. Тут же к ней подключились другие такие же клуши, и бедного парня затюкали почти до обморока. Молодой еще, необстрелянный, – посочувствовал работнику железной дороги Наум.

– И ты в стороне не остался?

– Да, я объяснил дамам, что молодой человек исполняет свои профессиональные обязанности, а вот они препятствуют ему в этом, и сами рискуют нарваться на большой штраф. Это сразу их успокоило, и остаток пути мы проехали спокойно.

Вероника рассмеялась. Наум виртуозно умел расписывать самые обычные житейские истории и был остер на язык.

– Тебе бы рассказы писать, – сказала она.

– Уволь, эпистолярный стиль у меня годится только для апелляций, прошений и заявлений. Раз ты так хочешь, пойдем на набережную, там, на свежем воздухе, я изложу тебе дело, над которым работаю.

– Хорошо.

– И позволь мне твой рюкзак.

– Он не тяжелый.

– Ника, мне воспитание не позволяет идти налегке, когда рядом дама с кладью.

Ника не нашла, что возразить, и Гершвин снял с ее плеч рюкзачок.

– Ты – уникум, – сказал адвокат, перетянув плечевые лямки. – Обычно женщины берут с собой в поездку неподъемные чемоданы…

– И Ираида тоже? – спросила Вероника, сделав селфи на фоне гигантской буквы W, установленной на площади напротив входа в вокзал.

– Пройденный этап, – фыркнул Наум, – она не смогла пережить того, что на процессе по делу Вильского и его жены мы были по разные стороны баррикад, и я выиграл. Если бы вышло наоборот, ее душу грело бы сладостное чувство победы, превосходства надо мной. А так вышло наоборот. Да и такую дрянь, как Анна Вильская, я не взялся бы защищать ни за какие деньги. Я адвокат, а не продажная девка, у меня есть принципы.

Они миновали заправочную станцию и спустились на набережную. Залив был непривычно пуст без круизных лайнеров и прогулочных лодок.

– Тут дальше на асфальте написаны библейские речения, – оживился Наум, – и украшены очень необычными граффити. Сейчас я тебе их покажу. Настоящие шедевры стрит-арта. Радует взгляд после наших тротуаров, на которых живого места нет от объявлений "кисок-сосисок". Здесь несколько лет назад тоже попытались, было, запустить стартап, но объявления так и выцвели, и больше не возобновлялись.

– Ты и Ираиде это озвучил, насчет принципов и продажных девок? – спросила Вероника, остановившись возле "Мальчика с кошкой", своей любимой скульптуры в Выборге. Упитанный гранитный карапуз обнимал стоящую на задних лапах такую же крупную кошку.

– Намекаешь на то, что я сам все испортил, обидев Ираиду? Нет, Ника, наши отношения осознанно прекратил именно я и не жалею о своем решении. Ираида любит подавлять, подчинять и доминировать и ей все равно, кого защищать, лишь бы платили, – Наум погладил гранитную кошку. – Непримиримые противоречия, как говорится! Может, кому-то и уютно под каблуком, но не мне. Угождать вздорной бабе, лишь бы она в награду ублажала по ночам? Это не мое. И, если женщина хотя бы раз попыталась так меня "построить", отлучив от тела за непослушание – все, до свидания! Лузер в таком случае будет униженно добиваться прощения, валяться в ногах и таскать даме дорогие подарки, а я лишь откланяюсь.

Ника хмыкнула и устроилась на огромной, в советском стиле, скамье.

– А что? – плюхнулся рядом Наум. – Ты же своего Витька таким образом не дрессируешь? Сама же говорила, что презираешь подобные бабские штучки.

– Говорила, – согласилась Вероника. – Презираю. Шантажировать мужчину тем местом, которое в приличном обществе вслух не называют, унизительно в первую очередь для самой женщины. Получается, она считает ЭТО главной своей ценностью?

– Тогда в чем ты меня укоряешь?

– А разве я тебя укоряла? Лишь в том, что ты тянешь кота за я… вместо того, чтобы перейти к делу.

– Молодую женщину обвиняют в том, что она создала угрозу массового заражения на рабочем месте, – Наум непринужденно цапнул у Вероники пакетик с пирожками и тут же откусил половину от самсы. – Ммммм… Вкусно! Надеюсь, это не свинина? Так вот, моей клиентке грозит "семерка" и ее явно очень стараются посадить, из кожи вон лезут. Ситуация паршивая: у нее на работе заболело уже несколько человек, и даже есть один экзитус леталис. А видела бы ты, какую морду скроил следователь, когда я явился с договором о найме! Он уже знает, кто я такой и что я проигрывать не умею. Мое появление кое-кому – как гвоздь в задницу! Вот нам и надо выяснить, кто так жаждет отправить на зону молодую женщину и почему ей даже меру пресечения до суда отказались сменить. Кто владеет информацией, тот и ведет партию.

– Сейчас любят этим грозить, – вздохнула Ника и взяла яблочную слойку, – чуть что, грозятся накатать жалобу на нарушение масочного режима, несоблюдение профилактических мер и так далее. Да, я знаю, что есть статья 236, но пока не слышала о том, чтобы сейчас по ней кого-то сажали.

– Когда-то все бывает впервые, – философски сказал Гершвин. – Можно еще одну слоечку? Уфф, замотался, даже позавтракать было некогда!

Вероника подвинула к нему пакет и терпеливо ждала, пока Наум утолит голод. Тем временем сама она рассматривала стройный и в то же время мощный силуэт замка-крепости, белеющий на фоне синего неба.

– Чует моя чуйка, – продолжал Наум, – что Олесю просто подставили, потому, что кому-то позарез надо ее закрыть. Вот послушай…

***

Олесе Нестеровой было всего 25 лет, но она уже стала кандидатом медицинских наук и преподавала вирусологию в медицинском колледже. Недавно ее обвинили в создании ситуации угрозы массового заражения, подпадающей под пункт третий статьи 236 Уголовного кодекса. Это случилось из-за того, что в конце мая из Москвы приехал на работу в местную больницу молодой врач-эпидемиолог Константин Нестеров, бывший муж Олеси. Он сразу же сдал все необходимые тесты и был отправлен на самоизоляцию в ожидании результатов. Но вскоре в Ютубе появилось видео, где Константин и Олеся гуляют в Парке скульптуры со своей четырехлетней дочерью. Девочка каталась на качелях, а родители сидели рядом на скамейке и беседовали. Кто-то не поленился даже переслать двухминутное видео ректору колледжа с пометкой: "Он должен соблюдать изоляцию, а не разгуливать по городу! А она должна была отказаться от встречи!".

После этого на Олесю гневно налетела одна из коллег, вопя, чтобы Нестерова надела маску, соблюдала дистанцию и вообще ничего не касалась после встречи с человеком из Москвы. Вскоре в колледже заболели двое преподавателей, лаборант, уборщица и аспирантка. Обнаружились тревожные симптомы и у дамы, которая первой подняла шум из-за сюжета на Ютубе, но у нее диагноз не подтвердился. Через пару дней в поликлинику обратились еще пять сотрудников колледжа. Всех "подозреваемых" поместили под наблюдение. А потом стало известно, что вскоре после той прогулки в Парке скульптуры слег и сам Константин и сейчас помещен под ИВЛ в крайне тяжелом состоянии. Олесю с дочерью и гражданским мужем Николаем тут же отправили на обследование, и у Николая тест оказался положительным. Девочка была здорова. А у Олеси оказались антитела, как у переболевшей.

Николай тоже был госпитализирован. А Олесю тут же задержали.

– А Константин? – тихо спросила Вероника, вспомнив, что Наум упомянул какой-то "экзитус леталис".

– А знаешь, – Наум достал сигареты и долго возился с зажигалкой, прикуривая на ветру, – кто-то зарядил в интернете инфу, будто курящие не заражаются… Вроде как вирус не переносит табак. Не знаю, правда ли. Хорошо бы, если так. Тогда мы с тобой точно не заболеем…

– Не знаю, Наум. Версий много. Болезнь новая, неизученная.

– Заметь: Нестерова тоже курит и, судя по антителам, переболела или в бессимптомной форме, или в легкой: пару раз чихнула, попила колдрекс и снова как огурчик. Вот только сейчас она, здоровая, сидит в СИЗО, эфиоп его налево!

– Наум! – не выдержала Вероника. – Эфиоп ТВОЮ налево! Что с Константином?!

Она уже догадалась, почему Гершвин так тянет с ответом.

– Его не спасли, – наконец-то сказал Наум. – Говорят: несколько дней лечился дома, не сообщал об ухудшении самочувствия, недомогание колдрексами всякими глушил… – он проводил взглядом пикирующую над водой чайку. – Вот после этого Олесю и загребли под белы руки. Народ сейчас нервный, перепуган до полного мозгового паралича, тут же перепугались, что могли тоже заразу в тяжелой форме подцепить… Нашлись кликуши, которые чуть СИЗО штурмом не взяли, желая самостоятельно "разобраться" с Нестеровой. Начальнику пришлось усилить охрану и шугануть этих чокнутых водометами. Мне угрозы кидали, что зеленкой обольют за то, что я эту биологическую террористку защищаю. Я ответил: пусть рискнут, у меня после Чечни нервы ни к черту, могу и по асфальту размазать. Я им не какой-то дохляк-интеллигентик и не толстовец, – воинственно расправил могучие плечи адвокат, – так что пусть кроме зеленки не забудут завещание прихватить! Вроде подействовало, отстали.