Кавказ. Выпуск XXVI. Сказания горских народов

Князь, княгиня, хан и его племянник

В степях прибрежья Каспийского моря жил ногайский хан.

Был он богат и уже не молод, а не видел света, кроме степей и клочка моря; захотелось ему чужую страну повидать, на чужой народ посмотреть, и собрался он в дальнюю дорогу. Джигитом считал он себя, и дружины не захотел брать с собой.

– Если суждено мне погибнуть в пути, то не спасут меня и самые храбрые воины, – сказал он своим приближенным и уехал один.

Долго ехал он степью и видел, как от ветра песок поднимается, тучей несется и солнце собой заслоняет; видел степи, которые от выступившей на них соли блестели на солнце подобно стеклу.

Потом засинелись вдали леса, а в одно ясное утро увидел он и снеговые горы: высоко вдали поднялись они над лесами, над степными равнинами, и вечные снега на них загорелись алыми огнями.

День пути еще прошел, и хан подъехал к большому черкесскому аулу, протянувшемуся по левому берегу светло-синей Кубани.

От мальчика, которого он встретил на дороге, узнал он, что аул принадлежит князю Асланбеку Казаканову, и этот же мальчик указал ему княжеский двор.

Слуги князя приняли хана, ввели его в кунацкую, куда затем принесли кушанья и напитки.

Князь был в отлучке, дома оставалась княгиня.

Утром она пришла в кунацкую, приветствовала гостя…

Глянул на нее хан, поразился ее красоте и сказал:

– Какая ты красивая! Дай прикоснуться губами к твоим щекам…

Нахмурилась княгиня.

– Гость, – строго сказала она, – что ты сказал, пусть умрет.

А хан, как бы не слыша, продолжал:

– Ты удивительно хороша! Ты подобна цветку в степи: он глядит из травы и манит к себе…

– Молчи, молчи, гость, – проговорила княгиня и поспешно вышла из кунацкой.

А хан думал о ее красоте и любовной страстью разгоралось его сердце. Помутила она его разум, и забыл он, что он – гость в доме князя и нехорошо платит ему за гостеприимство.

– Ночь все сделает, – проговорил он, думая о княгине. – О, ночь – великая колдунья: она заставит полюбить и нелюбимого человека!

И как настала ночь, и во дворе все улеглись спать, хан подошел к сакле, снял дверь с петель и в спальню княгини проник. В темноте нащупал он постель.

Проснулась княгиня и тихо спросила:

– Кто тут?

И хан в ответ зашептал:

– Это я… гость, который тебя любит… Полюби меня, княгиня… полюби, дивная красота!.. В твоих глазах свет звезд отражается… твои волосы мягче шелка и черней темной ночи…

– Хан, уйди, – сказала княгиня, подымаясь с постели. – Уходи и не делай больше того, что ты сделал, не то стыдно будет тебе!..

А хан и слушать не хотел, и вдруг почувствовал он сильный удар по голове чем-то очень твердым. И закружилось, завертелось у него в голове, и без памяти упал он на пол.

Этот удар княгиня нанесла ему поленом, которое нащупала она около кровати.

Подняла она хана, выволокла на двор, навесила дверь и легла спать.

Долго лежал хан на земле, а когда очнулся, вспомнил, что произошло с ним, поднялся и, как побитая собака, поплелся в кунацкую.

Там при свете огня увидел, что одежда его была в крови, а голова сильно болела.

«Так тебе, хан, и надо: не трогай чужих жен», – сказал он сам себе.

Вдруг послышался шум и топот лошадиных ног – то въехал во двор князь Асланбек со своею дружиной. Немного времени прошло, и сам он в кунацкую вошел и гостя приветствовал.

Князь одет был бедно, и хан подумал про него, что он тоже – гость.

Посмотрел на хана князь, спросил его с участием:

– Что случилось с тобой? Отчего у тебя лицо в крови?

Усмехаясь, ответил хан:

– Со мной случилось то, что должно было случиться с человеком, который дурно ведет себя в чужом доме.

И рассказал он все, что с ним произошло.

Молча покачал князь головой, обмыл рану хана, перевязал ее полотенцем, затем, пожелав ему покойной ночи, пошел в саклю.

И тут хан понял, что тот, кого он принял за гостя, был мужем княгини, и стало ему стыдно.

– Что делать? Что делать? – спрашивал он себя и решил завтра же ехать домой.

«Скверный я человек, как в глаза князю посмотрю?» – думал он и до утра не мог сомкнуть глаз.

А князь, войдя в саклю, нашел жену спящей, а когда она проснулась, ни о чем не расспрашивал ее, и она словом не обмолвилась о том, что произошло между нею и ханом.

Утром князь вошел в кунацкую, дружески приветствовал хана и спросил:

– Скажи, дорогой гость, зачем приехал ты в мой аул?

Тяжело вздохнул хан.

– Не спрашивай, князь, – промолвил он. – Мне стыдно в глаза тебе взглянуть – опозорил я себя. Будь добр, отпусти меня домой…

– Воля твоя, – ответил князь. – Хочешь домой, езжай, но без подарка я тебя не отпущу.

И подарил он хану дорогое оружие и лучшего коня из своего табуна.

Хан был тронут.

– Князь, – заговорил он дрожащим голосом, – я вел себя в твоем доме, как враг твой, а уезжаю из него твоим другом. Но сделай для меня еще большее: обещай приехать ко мне в гости.

Князь обещал. Хан обнял его, уехал в свои степи.

Два года хан ждал князя и, не дождавшись, сам поехал к нему узнать, жив ли, здоров ли он.

Поехал не один, как прежде, а с дружиной, и через две недели пути стал приближаться к княжескому аулу и еще издали увидел над ним клубы черного дыма.

Ударил он своего коня, поскакал вперед, а за ним поскакала дружина.

И увидел он, что аул пылал в огне, а солдаты и казаки убивали и грабили жителей. На краю аула толпа казаков поймала женщину, связывала ей руки. И узнал хан женщину: то была княгиня.

Налетел он с дружиной на казаков, перебил их, схватил княгиню. посадил на коня и поскакал в степь, а вслед за ним погнались солдаты, загремели выстрелы.

Долго скакал хан с дружиной и, когда аул уже скрылся из вида, не слышно было ружейных выстрелов, он остановил коня.

И от княгини узнал он, что князь со своими воинами отправился в набег на казачью станицу, а тем временем к аулу подступили солдаты и казаки, которые привезли с собой на зеленых арбах большие ружья (пушки), и выстрелы этих ружей были подобны ударам грома.

И, заломив над головой руки, рыдая, вскричала княгиня:

– О, муж мой возлюбленный! Где ты, где ты? Носит ли еще тебя твой конь боевой, или пули гяуров пробили твое тело и валяется оно в степи и коршуны пир свой справляют над ним?

Упала на землю она и забилась, рыдая.

Запечалился хан и, взяв руку княгини, сказал:

– Не терзай прежде времени своего сердца, тоской не омрачай душу свою: я верю, Бог сохранит жизнь князя. Будь ты моей сестрой названной, поедем ко мне в аул, а тем временем муж твой отыщется…

А княгиня рыдала.

– О, муж мой возлюбленный! Если ты умер, зачем я буду жить? – говорила она.

И ее тоска передалась хану, и камень лежал на сердце его…

Посадил он княгиню на коня, тронулся в путь, а когда прибыл домой, своим женам сказал:

– Вот жена моего друга, которого большое несчастье постигло. Она – сестра моя названная, пусть и вам будет сестрой.

Заботливо отнеслись жены хана к княгине, утешали ее, а она, тоскуя, плакала.

Хан устраивал пиры и соколиные охоты, чтобы развлечь княгиню. На одном пиру она увидела ханского племянника, молодого и статного юношу Берды-Бия… Нечаянно посмотрела на него, он глянул на нее, и взоры их встретились, и сама княгиня не знала, отчего у нее так радостно сердце забилось и вспыхнули щеки.

А потом случилось то, что всегда случается, когда сердце бьет радостную тревогу: встречаться стала чаще княгиня с Берды-Бием, и оба они молчали, а щеки их то бледнели, то вспыхивали. Потом, как только ночь опускалась на землю, степь засыпала, а высоко в небе загорались золотые Божии огни, княгиня крадучись уходила в степь, за песчаные бугры, где по берегу ручья лесок рос.

И там под старой ольхой ждал ее Берды-Бий…

И был он для нее весной жизни, утренним лучом и песней красивой, и пила она из чаши любви опьяняющий напиток, забывая все на свете. И ветер ночной шептал ей ласки, а золотые огни вверху вспыхивали ярче.

Тайной была любовь княгини и Берды-Бия, но для хана она не была тайной: у него было много глаз, много ушей, и видели эти глаза все, что делается в самую темную ночь, а уши слышали самые сокровенные слова.

Удивлялся хан, глазам и ушам своим не верил, потом сам убедился, что не лгут они.

– Ничего не понимаю, – проговорил он и вспомнил ту ночь, когда он, подобно безумцу, в спальню княгини пробрался, а рука его сама потянулась к голове, потрогала заросший шрам.

И выбрал он время, наедине княгине сказал:

– Сестра, я знаю – ты полюбила Берды-Бия…

Побледнела княгиня, губы ее что-то невнятно зашептали, потом заплакала она, заговорила, и жалобой была ее речь.

– Хан, брат мой названный, – проговорила она, – ты правду сказал: я люблю Берды-Бия, я не могу не любить его, потому что сердце мое просит любви… Я одна, и в тоске проходит моя молодость, щеки мои вянут, глаза блеск свой теряют…

– А мужа разве ты уж не любишь? – спросил хан.

– Где мой муж? – воскликнула княгиня. – Его нет со мной, от него только тень осталась, а разве можно любить тень? Мой муж – Берды-Бий…

Подумал хан.

– Сестра, – сказал хан, – подожди еще месяц: если за это время князь не приедет ко мне, ты будешь женой Берды-Бия, и тогда свадьбу сыграем.

– Месяц – время не малое, – вздохнула княгиня.

– Я так хочу, сестра, – сказал хан.

И в знак согласия покорно голову склонила княгиня…

Князь Асламбек еще в пути с набега узнал, что аул его сожжен, жители одни перебиты, другие разбежались, а княгиня пропала бесследно.

И дружина распалась его, и остался он один на свете. Затосковал он по княгине, поехал искать ее. Побывал в Кабарде, Осетии, Чечне и Дагестане, и не было нигде даже слуха о княгине, и сильнее охватила его тоска.

И вспомнил он о хане.

«Поеду к нему, отдохну немного», – подумал он и поехал в ногайские степи.

Был конь его изморен, и ехать долго пришлось.

В улусе разыскал двор хана, был встречен прислугой и отведен в кунацкую.

Хан был в степи на охоте и только вечером домой вернулся, заглянул в кунацкую и вида не показал, что князя узнал, обычное приветствие проговорил и ушел.

И князь глубоко огорчился.

«Вот как помнят друзей, – подумал он. – Зачем же я приехал сюда?»

А хан тем временем распорядился отправить княгиню с одной из своих жен в дальний улус и приказал жить им там безвыездно.

На другой день хан даже не заглянул в кунацкую, а как наступила ночь, приказал слуге внести в нее богатую одежду, для князя приготовленную. Потом сам следом вошел, обнял князя, сказал:

– Надень, князь, эту одежду, и я объявлю народу, что ко мне лучший друг приехал.

И когда князь оделся, хан стал расспрашивать о его жизни.

– Моя жизнь печальна, – отвечал князь и рассказал то, что уже было известно хану.

И выслушав его, хан сказал:

– Твое несчастье велико, но ты не отчаивайся: наживешь богатство, будет и жена у тебя.

На другой день хан пир большой устроил, который длился три дня и закончился соколиной охотой.

Прошло еще немного времени, и увидел он, что по-прежнему молчалив и печален князь, и сказал он ему:

– Я вижу, друг мой, что тоскуешь ты по княгине. Но ее нет, быть может, в живых. Поищем тебе молодую жену… Пойдем, покажу я тебе девушку.

И показал он князю красивую девушку, дочь небогатого отца, и понравилась князю она.

– Девушка напоминает мне жену мою, – сказал он.

– О, я очень, очень рад, что она понравилась тебе! – воскликнул весело хан. – И пусть она будет твоей женой.

– Но, – возразил князь, – я не могу уплатить калым.

– Об этом не беспокойся, – засмеялся хан, – я улажу дело.

И в тот же день девушка вошла в саклю, которую хан для князя отвел.

Князь ночью пришел к девушке и застал ее в слезах.

– О чем плачешь? – спросил он ее.

И отвечала девушка:

– О том я плачу, что жизнь моя пропала. Я люблю не тебя, а другого человека, но он беден и не мог уплатить калыма. Хан же соблазнил моего отца богатым подарком, и вот я стану женой человека, которого впервые вижу и которого любить не могу, и в тоске увянет моя молодость.

Жаль стало князю девушку, и сказал он ей:

– Бог с тобой, девушка! Не хочу я губить твоей молодости, и будь ты женой того, кого любишь.

И ушел он из сакли в кунацкую.

Хан рано утром как бы нечаянно заглянул в кунацкую и, увидев князя, показал вид, что очень удивился.

– Как! – воскликнул он. – Ты здесь, князь? Почему же ты не с женой?

С обидою в голосе ответил ему князь:

– Ты очень плохо думаешь обо мне, если был уверен в том, что я могу быть мужем девушки, которая любит другого…

– Вот как! – лицемерно удивился хан. – Но, поверь мне, я совсем не знал, что она любит другого… Тогда пусть она и будет женой любимого человека, а для тебя найдем такую жену, которая тебя полюбит…

И поехал он с князем в дальний улус, ввел его в саклю, где княгиня жила.

Глазам своим князь не верил, увидев княгиню, и удержаться не мог, чтобы не воскликнуть в радостном изумлении:

– Княгиня!..

Побледнела, затрепетала княгиня.

– Князь… мой муж возлюбленный, – прошептала она и заплакала.

Хан сделал глазами знак жене своей и вместе с нею вышел из сакли.

Оставшись вдвоем, княгиня подошла к мужу, обняла его.

– Ты жизнь возвратил мне! – говорила она. – Ты снова дал мне счастье.

А у самой сердце било тревогу и от тоски сжималось оно.

«Сказал ли хан князю о моей любви к Берды-Бию или промолчал?» – думала она и в глаза мужа заглянула, желая тайну прочесть в них.

Я князь поражен был происшедшим.

– Как ты попала к хану? – спросил он княгиню.

И рассказала она, как хан отбил ее от казаков и в степи свои привез.

Хан в саклю возвратился и весело князю сказал:

– Вот, друг, и княгиня нашлась!

Князь глянул на него и спросил:

– Но почему же ты раньше не говорил мне, что княгиня живет у тебя?

– А потому, – отвечал хан, – что хотел я усилить печаль твою, чтобы потом ты радость большую испытал…

– А зачем ты хотел, чтобы я стал мужем той девушки? – снова спросил князь.

– Я знал, что ты не отнимешь у нее любимого человека, – проговорил хан и замолчал…

А князь тихо добавил:

– Но хотел испытать мое благородство?

Хан в знак согласия кивнул головой. И уронил на грудь голову князь, глубоко задумался.

Запечалилась княгиня, и сердце ее еще тревожнее билось.

Хан глазами показал ей на дверь и вышел из сакли.

Княгиня следом за ним вышла, и хан ей сказал:

– Не тревожься напрасно… о любви твоей к Берды-Бию князь не знает и никогда не узнает, если сама ему не скажешь о ней.

И радость разом охватила княгиню, и в саклю вбежала она, шею мужа руками обвила.

– Мы оба были мертвые, и вот мы снова живые, – радостно говорила она.

Угрюмый, с тоской в душе, как тень, бродил Берды-Бий, и злоба закипала в сердце его, и ревность покою ему не давала.

А княгиня смотрела на него, как на чужого, совсем не знакомого ей человека.

Раз она близко около него одна по двору проходила, и он спросил ее:

– Ты больше уже не любишь меня?

Вспыхнула она, потом брови нахмурила, поспешно зашептала:

– Молчи, молчи… Не говори о своей любви: кроме мужа я никого не люблю.

С ненавистью глянул на нее Берды-Бий и губы его задрожали.

– Лживая женщина, будь ты проклята! – сказал он…

И бродил он в степи, и тоска давила его.

Ночью в своей сакле сидел он около холодного очага один в темноте и о княгине думал.

Скрипнула тихо дверь, вошла женщина и обняла его крепко-крепко.

– Мой милый юноша, люблю я тебя, одного люблю и никогда не забуду, – зашептала она, и голос княгини узнал он.

И от пьяного любовного тумана голова у него закружилась.

А когда княгиня ушла от него, он думал о том, что счастью его помеха – князь.

И хотелось ему, чтобы тот не жил на свете…

Затосковал князь в степи, на Кубань, к горам, к лесам его тянуло, и собрался он с княгиней в дорогу.

Хан на прощанье подарил ему табун лошадей, стадо рогатого скота, рабов и посуду медную, выкованную в Дагестане.

И целый день ехали князь и княгиня, и не видели, как в стороне, подобно волку, пробирался за ними Берды-Бий.

Вечером, на берегу маленького озера, заросшего камышом, князь на ночлег остановился.

Костры развели рабы и ужин стали готовить.

Разминая отекшие от езды ноги, стоял князь около огня.

Вдруг огонь блеснул в камышах, загремел ружейный выстрел.

Князь зашатался и навзничь упал, а из раны на лбу у него хлынула кровь.

С криком бросилась княгиня к нему и, рыдая, обнимала, звала его, но он был уже мертв.

Рабы сбежались, столпились и смотрели на мертвого князя и на княгиню, рыдавшую над ним.

Быстрый топот ног послышался, к костру Берды-Бий подбежал; бледный он был, и руки дрожали у него.

И над трупом князя склонившись, проговорил он:

– Какое несчастье случилось! Но кто же, кто князя убил?

И голос его княгиня услышала, поднялась и гневно вскричала:

– Это ты убил князя, трусливый злодей! Будь проклят ты!

И в лицо ему плюнула.

И как безумный, бросился бежать Берды-Бий и скрылся в темноте.

Хан был поражен происшедшим, глубоко огорчился и при народе поклялся казнить злодея Берды-Бия. И по степям он с дружиной искал его, и не мог найти: далеко убежал убийца или же звери его растерзали.

– Да будет проклята память о злодее, нарушившем обычай гостеприимства, – сказал хан.

Мертвое тело князя он земле предал и на могиле его высокий курган насыпал, а княгиню в аул свой увез.

И тихая, молчаливая жила княгиня, в горе и тоске увядая…

Курган на могиле князя травой зарастать стал, и горе княгини улеглось и стала она о нем забывать.

И хан сказал ей:

– Горе твое, княгиня, велико, но и его излечит время. А ты еще молода и красива, и нехорошо будет, если в одиночестве пройдет твоя молодость и красота твоя пропадет. Без мужа нельзя тебе жить!

И ответила княгиня ему:

– Мой муж в могиле…

Головой покачал хан.

– В могиле мертвое тело сгнило, а ты человек – живой, о живом и думай, – сказал он и потом продолжал: – Я знаю, ты любила Берды-Бия, но где он теперь, неизвестно. Быть может, тоже в землю пошел. Но ты не стала бы его больше любить, если бы он и жив был?

– Не стала бы, – промолвила княгиня.

– Я так и думал, – сказал он. – Но любить тебе кого-нибудь надо, иначе тоска засушит твое сердце… И полюби ты меня, будь моей женой!..

Печально усмехнулась княгиня.

– Как же я буду твоей женой, когда я тебе сестра названная? – спросила она.

Хан тоже усмехнулся и сказал:

– Раньше сестрой тебя назвал, теперь назову женой…

И подумала княгиня:

– Я одинока. Куда пойду? Где найду приют? А жить хочется…

И женой хана стала она.

Несколько дней прошло, и ночью хан сказал в спальне княгине:

– Помнишь ли ту ночь, когда ты ударила меня поленом по голове? Ты тогда гордая, неприступная была, а вот теперь – ты и жена, и раба моя… Что ты скажешь на это?

– Только горе заставило меня быть твоей женой, – ответила она.

Рассердился хан и ударил ее.

– Змея, – сказал он и снова ударил ее. Утром приказал он ей надеть грязную одежду и отправил ее в степь, к табунам лошадей кобыл доить и делать кумыс.

– Это тебе за удар поленом и за любовь к Берды-Бию, – засмеявшись, сказал ей хан.

И среди табунщиков и жен их жила княгиня в унижении.

Проходили дни, недели, а хан не брал обратно ее к себе, – совсем забыл про нее.

В один день пришел к табуну человек молодой в оборванной и грязной одежде, кривой на один глаз и с глубоким шрамом на лице.

Рукой поманил к себе княгиню и, когда она подошла к нему, сказал ей:

– Узнаешь ли меня, княгиня?

Посмотрела на него княгиня, головой покачала.

– Не знаю я тебя, – отвечала она. – Я впервые тебя вижу…

А кривой человек засмеялся.

– Скоро же ты, княгиня, забыла того, кто был твоей любовью! – сказал он. – Посмотри на меня: ведь я Берды-Бий!..

– Неправду ты говоришь! – вскричала княгиня. – Берды-Бий был красив, у него два глаза было, а ты – кривой, страшный…

– Это – верно, – вздохнул кривой. – Два глаза было у меня и красив я был, и тебя любил, а теперь я, как нищий: приюта не имею и любовь моя пропала…

Всмотрелась княгиня в лицо его, к голосу прислушалась и узнала Берды-Бия, проклятого убийцу князя.

Закрыла лицо руками, горько заплакала…

– Но что же случилось с тобой? – вскричала она. – Где ты глаз потерял, кто лицо твое изранил?

– Помнишь тот вечер, когда я мужа твоего убил? – сказал Берды-Бий. – Тогда ты прокляла меня и в лицо мне плюнула… Твоя слюна попала мне на щеку, попала на глаз и было бы лучше, если бы ты убила меня, чем так опозорила. И взял добела раскаленное железо и выжег им глаз, сжег и щеку… И думал я тогда о тебе, потому что любил тебя…

И сквозь слезы спросила княгиня:

– А теперь не любишь?

Упала на грудь голова Берды-Бия, и тихо сказал он:

– Угасла любовь моя… пропала… Послушай, что я скажу, – заговорил потом он. – Издалека в улус я шел, чтобы увидеть тебя… Как волк, которого собаки преследуют, прятался. В степи пастухи за нищего меня принимали, давали кумыса, давали мяса… От них же узнал я, что на смерть хан обрек меня и что ты стала женой его… Смерть не пугала меня, хуже смерти для меня было, что рабой ненавистного человека ты сделалась… Черная печаль омрачила душу мою, и тогда сказал я себе: «Пропала моя любовь…»

И в тоске воскликнул Берды-Бий:

– Бог великий! Зачем зародил Ты в человеке любовь, если она гаснет, как костер, в котором дрова догорели?!

Закрыв лицо руками, горько плакала княгиня.