– Быстрей, дай мне флакон из сумки, – сказал он.
– Где она? – растерянно крикнул я.
– В багажнике, – ответил он. Я побежал к багажнику, где лежала эта сумка, но при этом, я не мог перестать смотреть за тем, как из его живота пыталась вырваться стая уродливых тварей. Открыв сумку, я увидел, что в ней была сотня таких мелких флаконов, и на горловине каждой была прикреплена бумажная бирка.
– Какой мне взять? – крикнул я. И посмотрел, что там происходит. Его брюхо начало трескаться, а хлопки ещё продолжались.
– Номер 3, – крикнул он в ответ. Я стал неловко перебирать флаконы и понял, что на всех бирках написано «Номер три». Схватив флакон с номером 3, я тут же бросился к нему. – Стой. Не подходи ближе, – сказал он мне. Я остановился. – Бросай его мне, – сказал он, и я бросил флакон. Не долетев до его вытянутой руки, флакон разбился об асфальт. Мы одновременно посмотрели на разбитый флакон, жидкость которого растеклась на асфальте. – Быстро в машину, – сказал он. И через мгновение муха-жуки вспороли ему брюхо и вырвались наружу.
Эти твари жаждали мести. Единственная преграда между мной и этим смертельным роем лежала на асфальте с разорванным брюхом, пытаясь собрать его ошмётки в кучу. В машину мне было не успеть, и я бросился бежать по асфальтированной дороге в другую сторону.
– Стой, – крикнул он мне. Я решил повернуться к нему, но страх не позволил мне этого сделать. От первоначальной стаи муха-жуков осталось не больше кучки, но её бы хватило, чтобы обглодать меня всего. Расстояние между нами уменьшалось. Я это понимал по приближающемуся яростному жужжанию, по звуку это напоминало, что-то вроде бензопилы в руках серийного убийцы, который жаждет воткнуть её в твоё тело.
Я понимал, что мне не убежать. Рано или поздно они меня догонят, и тогда меня ничто не сможет спасти. Я повернул голову и посмотрел на диодную стену. Через неё мне все еще виделась размытая картина, где среди прохожих бегал мой пес, малыш Джек. Подобно тому, как игрок в американский футбол резко меняет траекторию для того, чтобы скинуть с хвоста преследователя, я проделал такой же манёвр с муха-жуками. Это дезориентировало тварей, но ненадолго, и они быстро перестроились. И вот, я бежал прямиком в диодную стену, а муха-жуки строго следовали за мной.
– Там бездна, приятель, – услышал я крик моего спутника, который продолжал лежать на том же месте с распоротым брюхом. Когда до столкновения со стеной оставалось всего ничего, я повернулся назад и, сделав толчок, прыгнул вниз и приземлился на асфальт. Вся стая муха-жуков влепилась в диодную стену, без каких-либо шансов, как у тех машин при краш-тесте. Один за другим муха-жуки лопались об светодиодную стену, при этом, почему-то они оставляли следы своих внутренностей в виде жуткой слизи, но они не высекали световые искры, как это было с Бьюиком. Они будто бы преобразовывались в свет, и стена их вбирала в свой светодиодный поток.
С моего подбородка закапала кровь, а затем я почувствовал, как кончики пальцев моей левой руки что-то щекочет. Подняв голову, я увидел, что мои пальцы прошли сквозь диодную стену. Я продвинул их немного глубже.
– Эй, приятель! – крикнул он своим хриплым голосом, и я резко вытащил пальцы из стены. – Ты будешь и дальше там лежать? Или, может, всё-таки встанешь и поможешь мне? – сказал он. Я поднялся с асфальта и первым делом ощупал рану у себя на подбородке. Я нащупал кусок мяса, который висел на коже, образовав в моём подбородке не большую дырку. Я пошёл к нему, придерживая кусок подбородка, тем самым закрывая дырку, чтобы кровь текла не так обильно. – – Ой, йо. Мир картонный, а сосули из воды. А посмотри ты на меня, а посмотри.
«Самое время петь мерзкую песню, хотя, что можно ждать от такого мерзкого типа, как он. Нужно было дать муха-жукам тебя выесть изнутри, пока они были бы заняты тобой, прыгнуть обратно за эту грёбаную стену, отделяющую нормальность от безумия», – Думал я, смотря на него, беспомощно лежащего на асфальте, собиравшего разорванную кожу своего эластичного живота.
– Ох, приятель. Да у тебя кровище хлещет. Так мы с тобой туда не придем. Посмотри на нас. Сгинем в безызвестности, тут, на этой дороге, – сказал он, посмотрев на меня и на себе.
– И что мы будем делать? – спросил я у него.
– Сядь на заднее сидение.
– И как это мне поможет?
– Послушай, парень. Я тебе говорил, это ни к чему не приводит. Все такие разговоры не имеют смысла для тебя. Ты же уже начинаешь все понимать. Это заметно по тебе. Сядь в машину, – сказал он спокойным тоном.
– Вот, черт, – сказал я, развернулся и пошёл садиться на заднее сидение Бьюика. Придерживая одной рукой подбородок, другой я открыл дверцу Бьюика и залез в машину, тупые муха-жуки не выполнили свою работу до конца и в салоне остался жуткий запах моей рвоты. – И, что дальше? – крикнул я. Он ничего не ответил. И тут я почувствовал невыносимое жжение, словно кто-то засунул мой подбородок в чашу с раскаленными углями. Я закричал так, как никогда не кричал в своей жизни. Мне кажется подобный крик можно услышать в древности, когда чье-нибудь влагалище пропускало через себя плод аномально больших размеров, а анестетиков, к большому разочарованию, для тех страдальцев тогда ещё не придумали. Почему-то мне показалось, что если я выберусь из бьюика, то всё закончится. Я начал дергать ручку, но дверь была закрыта. Продолжая кричать, я упал на спину, разложившись по всей длине на сиденье. Я слышал, как моя кожа на подбородке шипит, звук был схож с тем, когда горит бенгальский огонь.
Запах в салоне стал ещё отвратней, к вони от моей рвоты добавилась ещё и вонь горелой кожи и волос. Услышав щелчок замков Бьюика, я быстро поднялся и дёрнул за ручку. Вывалившись из машины на асфальт, я сменил крики на стоны. Катаясь туда и обратно по асфальту, я схватил рукой свой подбородок. Он был весь сморщенный и липкий.
–Эй. Эй. Не трогай сейчас его. Дай ему застыть, – сказал он. Я тут же убрал руку и, просто свернувшись калачиком, продолжил стонать от жуткой, не проходящей боли. –Эй. Как ты там? – спросил мой спутник, который продолжал лежать на том же месте.
– Нормально, – спокойно ответил я.
– Парень. Сейчас не время лежать. Тебе нужно подниматься. Мы должны пройти этот путь. Или это может занять целую вечность. Ты знаешь, как долго длится вечность?! – сказал он, и я начал медленно подниматься. После того, как я встал на ноги, первое, что я сделал, подошёл к боковому зеркалу Бьюика, чтобы осмотреть свой подбородок. Кожа на моём подбородке напоминала кожу морщинистого старика. – Эй, парень! Заканчивай собой любоваться, – сказал он чуть ли не приказным тоном. Я ещё некоторое время по рассматривал в зеркало свой изуродованный подбородок, а затем резко повернулся к нему.
– И что прикажешь дальше?
– Мне нужна сумка с моими флаконами. Принеси мне её, – сказал он, я пошёл к багажнику Бьюика, где лежала эта сумка. Я вытащил сумку из багажника и, не дойдя до него несколько шагов, остановился и поставил сумку на пол. Он посмотрел на сумку, а потом на меня.
– Что будет, если я прыгну через стену?
– Тебя размажет так же, как и бедняг муха-жуков, – теперь я точно знал, что он мне врёт. – Это путь в бездну. А в бездне ничего нет, а это несёт за собой лишь вечные страдания. Ты же сам все видел, что с ними стало.
– В твоих объяснениях всегда есть утверждение. Только вот доверять сказанному, у меня поводов остаётся всё меньше. Хотя, ты для меня единственный источник информации. И это-то и затрудняет моё положение. Тут я могу строить только копрологические теории.
«Это что-то вроде искусственного сна, созданного с помощью биоинженерных технологий. Правительственная разработка. Точно, что-то вроде этого», – подумал я, но вслух произносить не стал.
– Ха! Сон, говоришь? Может и сон. Только вот выйти из него у тебя не получится.
– А я всё же рискну и проверю.
– Ну, как знаешь! – сказал он. И когда я понял, что у него больше нет контроля надо мной. Я развернулся к стене и резко сорвался с места. И когда стена была уже передо мной, я оттолкнулся и сделал прыжок. Я решил, что так у меня будет больше шансов на то, чтобы преодолеть эту стену.
В толщу стены меня растянуло так, что я видел, как часть моего тела находиться на столько далеко от другой, что не было видно, где я начинаюсь и где заканчиваюсь. Я чувствовал, что толщу стены мне преодолеть по силам, и что для этого нужно ещё сделать небольшое усилие. Я толкнулся вперёд. А затем понял, что там ничего не было. Ни каких из ведомых мне чувств, ни ощущений какой-либо формы. Вообще ничего. Всё выглядело так, словно я прыгнул вниз с обрыва или скалы. Но представление вещей, как подобный полёт должен проходить, изменилось кардинальным образом. Я видел всё это, словно картинку на экране. Как сторонний наблюдатель, но с некой связью с объектом своего наблюдение. Я стал чувствовать ощущение падения, но всё равно наблюдал своё падения со стороны. А затем картинка стала отдаляться от места моего падения, и я вместе с ней. Все дальше и дальше, словно режим «отъезд камеры», который способен удалиться до бесконечности, где есть только чёрная пустота вокруг. И уже в этой пустоте я стал понимать, что вот-вот моё долгое падения завершается, так, как завершается каждое подобное падение, бескомпромиссно и фатально.
«Заметки на полях.
Постскриптум»
«И вот, разрушен света храм. Пал бастион надежды, в гневе варварского пламени, пришедшем с наступлением ночи. Пожаром неверия охвачен мир старых порядков. И на его месте теперь пепел, сулящий сотни лет кромешной тьмы», – образно вышло. Назовём этот стиль – пространные священные писания. Хотя каноном подобных текстов является предметный реализм. Где каждый предмет символизирует самого себя. Максимальная ясность повествования. Никакой иносказательности. Тут становиться на первое место контекст.
А вообще сложно вообразить тот поток сознания, который захватывает разум, при создании текста такой силы. Это как открытие нового света. Смена форменной парадигмы бывает, видимо, только раз. Поместить создателя всего сущего за пределы этого мира грандиознейшая сюжетная находка. Конечно, не всё в этом тексте было гладко. В сюжете, где всё человечество происходит из одной еврейской семьи и кроме них по сюжету нет никого, загадочным образом, откуда не возьмись, появляется уже развитая, совершенно другая цивилизация. Сегодняшние читатели, искушённые многообразием сложных сюжетных конструкций, не смогли бы пройти мимо такой бессвязности.
Он стоял среди уже собравшейся толпы, держа пакет в руках, в который он успел сложить свои вещи. С задумчивым видом он смотрел на то, как пожарные заливают водой то, что осталось от его палатки. «Ну, что ж, прощай», – мысленно попрощался он с этим местом, которое последнее время стало для него пристанищем. Постояв так ещё несколько секунд, он медленно стал пробираться через толпу. «Да, бандитские разборки это». «Нет, точно сами подожгли. Их скоро собирались сносить. А так, компенсацию со страховки успеют получить«, – говорил кто-то в толпе. Молодой человек вышел из толпы и пошёл в сторону аллеи, через которую он бегал каждый день.
Полковник с подсвеченным камерами красным и заспанным лицом давал интервью столпившимся вокруг него журналистам. «Сейчас сложно что-то говорить. Скоро скажем предварительную версию», – после этих слов журналисты оживились и стали задавать эмоционально вопросы. Молодому человеку пришлось их обходить. Когда он поравнялся с окружившей полковника толпой, он повернул голову и увидел среди журналистов ту девушку, которая у него брала интервью. Почему-то она то же обратила на него внимание. Он приветственно кивнул ей головой и махнул рукой. И тут же девушка пренебрежительно отвернула от него взгляд.
Ровно в том месте, где заканчивалась привокзальная площадь и начиналась аллея, стояли два милиционера и о чём-то живо разговаривали. Один из милиционеров был местным участковым. Он не так давно наведывался к молодому человеку. Когда молодой человек проходил мимо них, участковый пристально стал разглядывать его. Юношей завладела паника. Подозрительный взгляд участкового провожал его.
«Что ты так вылупился на меня, как комиссар Катании на мафию?» – подумал он и продолжил идти, не изменяя темпа.
«Что ты на него так смотришь?» – услышал молодой человек у себя за спиной.
– Ей. Гражданин. А ну-ка, постой, – крикнул участковый. Молодой человек не стал останавливаться, а наоборот прибавил ходу. – Стоять. Я тебе говорю! – прокричал снова участковый. На этот раз он остановился и замер на месте. Милиционеры пошли к нему. Он стал слышать, как они приближаются к нему, и тут молодой человек бросился бежать. – Стой. Куда?! – крикнул милиционер, и они рванули за ним вслед.
Молодой человек бежал изо всех сил, решив, что нужно изначально максимально разорвать дистанцию. И его расчёт был верен, милиционеры стали отставать. А затем он резко свернул с аллеи на тропинку, которая вела вглубь парковой зоны. Так как это было раннее утро, то видимость была не такой плохой, если бы погоня состоялась на час раньше, тогда на стороне молодого человека было бы ещё одно преимущество. Милиционеры через несколько секунд свернули за молодым человеком и им снова стал виден его убегающий силуэт.
– Стой. Сука. Стой. Кому говорят! – услышал молодой человек крики милиционеров, которые стали терять темп бега, и разрыв между ними увеличивался. Он тоже сбавил обороты и оглянулся назад. Посмотрев на отстающих милиционеров, он снова выполнил резкий манёвр. На этот раз он свернул с дорожки в лесной массив с не густо заставленными деревьями. Так что его было очень хорошо видно. Милиционеры, заметив это, бросились ему на перерез через кустарники, растущие вдоль тропинки. Один из них не смог их оббежать и из-за набранной скорости наткнулся на кустарники животом. Скорость его бега была настолько высока, что тот выполнил комичный переворот через них. Участковому, в отличие от коллеги, удалось беспрепятственно пройти и продолжить погоню. – Стой. Мразь. Стрелять буду, – крикнул участковый. Молодой человек обернулся посмотреть назад. Этот поворот головы сыграл с ним злую шутку. Он не увидел, что он несётся прямо в овраг.
– А-а-а, – продолжительно крикнул молодой человек и полетел вниз оврага. Так как тот был обрывистым, то молодой человек рухнул быстро и ему не пришлось катиться кубарем. Он приземлился на живот, его правая коленка попала ровно на камень. Молодой человек, как можно скорее поднялся, и, хромая, стал интенсивно идти по руслу оврага.
Участковый добежал до края оврага и резко остановился, а затем посмотрел, сможет ли он там спуститься. Поняв, что это опасно, он достал пистолет из кобуры и выстрелил воздух. Молодой человек прижал плечи от испуга, но продолжил ковылять дальше.
– Ещё не набегался? Следующая пуля летит в тебя, – крикнул участковый. – Ну, сука. Я тебя предупреждал, – сказал участковый полушёпотом. И взяв пистолет в обе руки, он стал методично ловить молодого человека на мушку. Выстрел. Пуля вонзилась в землю в метре от ноги парня. Он остановился и повернулся к участковому.
– Что я тебе сделал? – крикнул он, раскинув вопрошающе руки. И после этого, что было сил, бросился снова бежать, при этом виляя из стороны в сторону. Милиционер стал производить выстрелы один за другим. Но пули летели куда угодно, в пенёк, в землю, только не в молодого человека.
– Ты рехнулся что ли?! Что ты, мать твою, творишь?!– крикнул подбежавший напарник, который резко отвёл пистолет в сторону.
– Уйдёт, сука, – сказал участковый, смотря на то, как молодой человек убегает, петляя по оврагу.
– Давай за ним. Дальше его перехватим. И убери пистолет. Устроил тут вестерн, – сказал напарник участковому. Милиционеры побежали вдоль оврага, надеясь ещё настигнуть беглеца. Молодому человеку было не видно своих преследователей, но из-за абсолютной тишины он мог расслышать настигающий топот от милицейских туфель. Его нога теперь мешала ему вести полноценный забег, и он стал окидывать взглядом место, где бы он смог спрятаться.
Буквально в нескольких метрах от него его взор привлекла труба, достаточно большого диметра, торчавшая из земли. Оттуда лилась непрерывным потоком небольшая струя воды. Торопясь, но хромая, он двинулся к ней. Вокруг трубы образовалось болотце из грязи и воды. Он обошёл болотце, чтобы не оставлять следов, попутно зацепив палку, которая лежала на его пути. Полкой он стал тыкать в болотце, она вошла туда полностью. Затем он подошёл к месту, где труба выходила из земли и стал аккуратно спускаться прям в самую жижу, помещая своё тело под трубу. – Давай сюда! – глухо слышались слова преследователей. – Куда он делся? – крикнул один из милиционеров, оглядываясь по сторонам.
– Да здесь он, где-то, – сказал участковый. – Вон, смотри, – сказал участковый, кивая на трубу. – Зачем ты прячешься? Оказание сопротивления при аресте усугубляет положение, – говорил громко участковый, рассчитывая на то, что молодой человек его всё же слышит.
Медленно они подошли к трубе. И участковый стал идти по ней к самому краю. Ему ничего не оставалось, как встать на колени и заглянуть внутрь.
– Ну что там?
– Да, не видно ни хера, – сказал участковый. – Эй, ты там? – крикнул участковый в трубу и его голос превратился в глухое эхо.
– Да, нету его там, – сказал напарник.
– Крыса могла спрятаться глубже.
– И что будем делать?
– Сейчас, – сказал участковый и ловким движением залез в трубу. В полуприседе он стал пробираться вглубь трубы, пока не дошёл до конца. Убедившись, что там юноши нет, он вернулся обратно и стал вылезать.
– Ну и как? – спросил напарник. Участковый встал в полный рост, по его туфлям стала бежать вода. Он опёрся на верхнюю часть трубы руками и стал подтягиваться. Когда он занёс ногу на верхнюю часть, то его подошва соскользнула, и он повис на трубе. Молодой человек увидел туфли участкового, которые болтались в болотце. Напарник бросился к товарищу. Участковый сделал рывок и, потянувшись, поставил ноги на нижнюю часть трубы. – Давай, помогу, – сказал напарник и протянул ему руку. Тот не отреагировал на предложенную помощь и вскарабкался на верхнюю часть трубы самостоятельно.
– Там его нет. Где-то, сука, спрятался. Как крыса, – сказал участковый и стал вытирать туфли о траву. – Сука, все туфли засрал. Я тебя найду. Слышишь меня? – яростно крикнул участковый.
– Давай, нужно идти. Сейчас ливанёт. А мокнуть, что-то неохота, – сказал напарник, ладонью ловя капли дождя, которые начали падать с неба. Участковый осмотрелся ещё раз вокруг, и они пошли обратно к вокзальной площади. Молодой человек отчётливо слышал последние слова участкового.
«Что ж, время перейти к расчёту имеющихся теорий. Какова вероятность того, что он ждёт сейчас там наверху, притаившись и хладнокровно выжидая? Давай, выползай от сюда, приползи к нему в лапы. И тогда ему останется сжать эти лапы и наблюдать, как ты беспомощно цепляешься за возможность существования. Он зверь, а ты его добыча. Роли распределены. Бояться нет смысла, что дает страх? Он контролирует чувство самосохранения. Хм. Дурак. Это же очевидно, что любой перебор контроля неизбежно обречён на деструктивность. Как те мамаши, которые прибегают к чрезмерной заботе о своём ребёнке, закладывая под его судьбу бомбу разрушительного инфантилизма. Неужели, у страха нет предела? И бояться можно до бесконечности?» – думал молодой человек, лёжа в грязи под трубой, смотря на то, как дождь впивается в водную гладь болотца.
Лёд 1.0
Оказалось, что сама пустота имеет пределы. Не знаю, сколько я находился в её широтах. Наверно, время это не имело никакого значения для меня. Я пришёл в себя. Мои глаза были уставшие, и открывать их мне не хотелось, и я продолжал держать их закрытыми. Чувства постепенно возвращались ко мне. И я стал ощущать поверхность, на которой лежал.
– Милосердный Господь. Это снег, – подумал я. Водя рукой по привычной мне материи. – Я вернулся. Теперь я точно дома. Сейчас ещё немного полежу и пойду искать Джека. – продолжал размышлять я, лёжа в снегу.
Меня стал пронизывать дикий холод. Это значило, что все мои чувства, которыми я владел раньше, вернулись ко мне окончательно. Я медленно стал открывать глаза, но сделать эту простую задачу мне было тяжело, словно на мои веки кто-то повесил маленькие гири. Собравшись с силами и оперевшись на руки, я поднялся.
Вокруг ничего не было видно. Я стал тереть глаза. Думая, что моё зрения временно испортилось от того, что я так долго находился во мраке. Но видел я хорошо. Только вот видеть было нечего. Метель была такой плотной, что кроме этой метели не было видно вообще ничего. Ко мне стала подбираться старая добрая паника. Но я не хотел размещать её в себе, ибо тревога забирает у тебя силы. А силы были мне нужны в полном объёме. Так что нужно было действовать быстро.
И мне не пришло идеи лучше, чем начать просто идти. Может вперёд, а может назад, может в право или даже влево. Моя задача была очень проста, не останавливаться, пока есть силы. И я пошёл. Смотреть кроме как вниз, не было никакого смысла, и я видел снег. Точнее, как мои ноги одна за одной погружаются в него. Я стянул как можно сильнее пиджак на себе, тешась в надежде, что так станет хоть чуточку теплее.
После того как я прыгнул сквозь диодную стену и оказался во мраке, моё сознание никак не становилось обратно. Словно оно обрело новую формацию и на старый базис всё это насаживалось криво.
«Какое скучное однообразие. Смотреть, как твои ноги раз за разом тонут в снегу. Но мне ничего не остаётся. Здесь только я и холод», – думал я. Продолжая поднимать раз за разом ноги, погружая их в снег. Я не представлял, сколько мне нужно ещё пройти. Метель не прекращалась, и я шёл буквально в слепую. Одно я знал точно. Если идти становилось сложнее, то это значило, что я поднимался в горку, а если мои ноги буквально сами меня несли, значит я с этой горки спускаюсь.
В моей голове воцарилась одна мысль и она никак не хотела отдавать власть чему-то ещё. «Вот сейчас у меня закончатся силы. И это точно произойдёт, и произойдёт внезапно молниеносно, как смерть от пули в голову. Тогда, когда я не буду готов. Вот сейчас», – повторял я в голове, делая каждый шаг. Так не могло продолжаться бесконечно.
В один момент я понял, что нахожусь совершенно в иной плоскости. И тут я начал падать вниз. А затем катиться по довольно гладкой снежной поверхности. Я продолжал и продолжал катиться. Если бы на меня можно было посмотреть со стороны, то можно было увидеть какие сложные пируэты я выделывал. По всей видимости, из-за выброса адреналина мне стало чуточку теплее. Хотя, возможно, тут всему виной сила трения. Так или иначе, если выбирать между сводящим с ума холодом или не прекращающимся кувырканием. Я отдал предпочтение второму.
Я будто снова просыпаюсь в том же самом дне. Всё остается по-прежнему, не было того ощущения, что время продвинулось вперёд. Оно словно попало в замедленную съёмку. Это новое понимание не стало сразу меня ошарашивать, как сделал бы это отпетый рецидивист – ударив со спины по затылку тупым предметом. Нет, тут игра куда тоньше. Это новое ощущение времени будет сводить меня с ума медленно, подобно изощрённому убийце, который подливает своей жертве не большую дозу яда в еду, и тот умирает в мучениях медленно.
Метель прекратилась и небо было чистым, но в нём не было ни искорки света. Я поднялся и осмотрелся вокруг. «Что это?» – подумал я. Увидев, что абсолютно все поверхности, которые были мне видны, оказались идеально ровными, с геометрической точки зрения. Это напомнило ту мобильную игру, где ты на мотоцикле преодолеваешь горы, чьи иглы острые, как ровно порезанные куски стекла. Я чувствовал, как мой клетчатый пиджак набрал несколько килограммов дополнительного веса. Теперь он больше не был похож на изделие из шерсти, теперь он походил на монументальный памятник, вылитый из бронзы или ещё какого-нибудь плотного сплава.
Я стоял ровно у подножья того самого склона, с которого так весело и задорно не так давно спустился. Моё внимание приковало то, что следов моего спуска, словно и не было, снег на склоне лежал так, будто его выровняли какой-то замысловатой приспособой к приезду генерала в часть или даже министра обороны. Мне стало безумно интересно, как можно подробней разглядеть этот гигантский склон. Ничего более массивного и в то же время однородного я никогда не видел. Это выглядело так, словно какая-то неведомая сила взяла один край океана и подняла его вверх, а второй край остался на месте, и затем всё это очень быстро замёрзло, и получился огромный ледяной угол. Я посмотрел направо и затем налево, чтобы увидеть, где же края у этого белого холодного чуда. Но оба края уходили за пределы мрачного горизонта.
Когда мой взор снова упал на вершину склона, я заметил небольшую чёрную точку. Я стал вглядываться, не показалась ли мне она. Чем больше я присматривался к ней, тем отчетливее было видно, что эта точка не плод моих галлюцинаций, а, что ни на есть, реальная чёрная точка, которая к тому же ещё и не была статична. Ну, а потом у меня отпали напрочь все оставшиеся сомнения, когда стало отчётливо видно, что эта чёрная точка двигается ровно тем же маршрутом, которым спускался я.