Как-то раз возвращалась Мария Васильевна от нас домой, по дороге нагнала её машина с каким-то местным начальником. Он хорошо знал её, да и все её знали, как шутницу, на свадьбы приглашали. Посадили бабу Машу в машину, довезли до дома. Так она вылезла и говорит:
– Погодите-ка, я сейчас, – и достает из узелочка двугривенный. – Вот, за труды возьмите.
Те, которые подвезли:
– Ну, что ты, тётя Маша, не надо.
Думали, что она и в самом деле расплатиться хотела. Она об этом потом рассказывала:
– Я им, прямо, серьёзна, и они тожа серьёзна, руками размахалися. А денег-то у меня всего двадцать копеек и было.
В кино билет тогда, до реформы 1961 г., стоил два рубля.
Или ещё. Пришла она в клуб, фильм смотреть. Уселась в первых рядах. А на экране, по ходу фильма, паровоз летит на зрителей, на полном ходу. Это не картина «Прибытие поезда», другой какой-то фильм был. Наша баба Маша как заголосит, будто с испугу. Клуб весь переполошился. А ну её уговаривать, что всё это неправда, картинка это на стене. А она – своё. Потом нам говорит:
– А то я не знаю, что это картинка. Всё потом вспомянут, как в кино ходили.
Но ни над кем оскорбительно или обидно шутить себе не позволяла. Только в отношении себя самой…
Семья Василия Ивановича во Львово жила одним домом. Никогда не было ни одной размолвки между снохами и золовками, моей бабушкой и сёстрами дедушки, которые вместе вели домашнее хозяйство, начиная с топки печки по раннему утру и кончая уходом за скотиной. И, конечно, дети были на их руках. В первый год замужества бабушкина свекровь, Дарья, не допускала бабушку к печке, ворочать чугуны. Уже потом, после рождения первого ребёнка, Антонины, бабушка стала и у печки хозяйствовать. Но это совместное житьё продолжалось примерно два года, почти до конца 1921 года, когда Мария и Федосья перешли на жительство в семью их старшего брата, Михаила, в Остроухово. Михаил был расстрелян войсками большевиков во время крестьянского бунта в 1920-21 гг. Осталось в этой семье четыре человека женского пола: жена Михаила и их две дочки, а также приёмный ребёнок, девочка-сирота Клавдия. Вот для помощи этой осиротевшей семье Василий Иванович и отправил своих двух дочерей.
Сын Василия Ивановича, Михаил, во время известного бунта тамбовских крестьян, названного в истории «антоновщиной», вспыхнувшего в начале 20-х годов и закончившегося летом 1921 г., был взят как заложник в числе многих других жителей из их деревни и окрестных деревень. Михаила определили (это уже после его убийства) как шпиона банды Антонова. Дедушка на следствии в 1932 г. об этом скажет. Бунт этот был связан с безвозмездным изъятием продовольствия у крестьян, так называемая продразверстка, при которой у крестьян изымалось 70% зерна. Причиной бунта стала не столько продразверстка, сколько то, что в 1920 г. случилась сильная засуха, собрали всего 12 миллионов пудов зерна, а государством была установлена сдача 11,5 миллионов пудов. Практически это означало верную голодную смерть. Несколько подробнее об этом я расскажу дальше в главе 6 («Чекалин Михаил Васильевич»)…
Но вернёмся к началу. Умер Василий Иванович в 1936 г., одного года не дождавшись своего сына, Василия, «врага народа». Дедушку Васю арестовали по ложному доносу в ноябре 1932 г., осудили на пять лет. В это время Василий Иванович, как говорил отец, впал несколько в ребячество. Когда дедушка был в тюрьме, дочери его, Антонине, было уже за четырнадцать лет. Хотелось вечером с подружками на улице погулять, но дед ругался:
– У-у, ехидна вас забери! Отец в тюрьме сидит, а она – на улицу!
Василий Иванович не ругался нецензурно, «ехидна» – это его самое страшное ругательство.
Но Антонина убегала, хотя дед и скандалил. А тут к клубу радио на столбах подвели, известную «тарелку». Вот Антонина и придумала:
– Дедушка, там по радио говорили, что мужиков из тюрьмы скоро отпустят, и отца тоже.
Говорили, так говорили. Вечер. Антонина дома сидит. Дед и говорит:
– Тонька! А?! Ты чего же сидишь-то? Сходила ба, про отца-то узнала. Скоро придёть-та. Не охота, штоль, про отца-то узнать?
Убегала узнавать.
Понятно, старый, что малый. Деду-то было за девяносто лет. Он таких обманов уже и не понимал. Но этот обман безобидный. Внуки его, Иван и Михаил, похлеще придумали. Василий Иванович ходил за хворостом, в лощину за деревню Пичаево. Вот внуки и говорят:
– Дедушка, в Пичаево такой-то умер. Похоронили уже.
Пошёл дед как-то за хворостом, с вязанкой из лощины из кустов выбирается, а навстречу ему с такой же вязанкой тот самый «такой-то», которого «уже похоронили». Дед Василий аж присел:
– Ты откуда взялся?
– Откуда-откуда? Оттуда!
– Ну и что там?
– А что и у тебя.
– Да ты же умер, поди?!
– Да вот живой пока.
А дед после этого уже и боялся за хворостом ходить. Пошутили, называется.
Как рассказывал отец, Иван Васильевич, в близкое к смерти время дедушка уже не слезал с печки, даже часто и ел там. Слезал только по необходимости. Они уж в это время его не донимали своими ребяческими «шутками».
Похоронен Василий Иванович в Полетаево. А до этого, в 1935 г., умерла его дочь, Васёна, Василиса Васильевна. Как говорили в нашей семье, дед Василий после смерти дочери затосковал и вскоре умер. Но возраст-то и без тоски был довольно преклонный…
Тут я с извинениями, поскольку писал о прадедушке, а попутно написал и много другого из истории (дальше вам встретятся подобные места и в других главах). Это, я думаю, необходимо, чтобы хотя бы немного передать и ту историческую атмосферу и прочее, что окружало российских людей, к которым относились и наши родственники.
Глава 2. Баранов Иван Николаевич
Предки бабушки жили в деревне Петровское Тамбовской губернии практически с самого его образования. А оно и не такое уж и старое, примерно с каких-то последних, вероятно, лет XVIII в. Деревня эта находится не очень далеко от Токарёвки, порядка 20-25 километров. Она состояла, как рассказывала бабушка Вера, из двух частей: Барские Петровские и Вольные Петровские. На порядке Барских Петровских проживали помещичьи крестьяне, а в Вольных Петровских жили государственные крестьяне, не крепостные.
Деревня Петровская входила в состав Больше-Лазовской волости Тамбовского уезда. Состав этой волости значительно изменялся. Например, в 1897 году в неё входило 14 населённых пунктов, а в 1914 году – уже 18 да и ещё 14 хуторов. Так, в 1897 году (по архивным сведениям) в её составе находились: с. Большая Лазовка, д. Малая Лазовка (Чернянка), д. Малая Зверяевка (Духовка), д. Большая Зверяевка, с. Грязнуша, д. 1-я Александровка (Старая Донская), д. Гавриловка (Новая Донская), д. Егоровка (Болотина), д. Петровская, д. Максимовка, д. Рыбкина (Плаксина, Жердева), д. Ящерка (Проломская, Шацкая), с. Остроухова (Ящерка речка), д. Николаевка, д. Андреевка, с-цо Александровка, д. Луговая, д. Журавлинка, хутора Самородова, Золотухина, Нечаева, Муханова, Араповых (всего 7).
В 1914 году несколько изменилось в составе населённых пунктов и значительно прибавилось хуторов. Вероятно, хутора образовались из отдельных, если можно так сказать, фермерских хозяйств, выделившихся из основной деревни в сторону от неё, поближе к пашням и сенокосам, а также арендовавших со стороны земельные угодья у крестьянских хозяйств. Так, по архивным сведениям 1914 года, Больше-Лазовская волость представлена в таком составе: с. Большая-Лазовка, д. Малая-Лазовка, с. Малая-Зверяевка, д. Большая-Зверяевка, с. Грязнуша, д. Александровка (Донская), д. Гавриловка, д. Егоровка, д. Петровская, д. Луговая, д. Максимовка, д. Рыбкино, д. Ящерка, с. Остроухово, с. Николаевка, с. Андреевка, с-цо Александровка (Мухалово), д. Журавлиновка. Хутора: Михаила Даниловича Акулинина при с. Большой-Лазовке; Александра Михайловича Светозарова при с-це Александровке; имение Елизаветы Михайловны и Надежды Ниловны Араповых при д. Николаевке; Николая Павловича Иванова при д. Андреевке; Евдокима Петровича Попова при с-це Александровке; арендаторов земли Нечаевой Григория Петровича и Тимофея Васильевича Тюковых при д. Ящерке; арендаторов земли Нечаевой Степана и Устина Никитиных и Тюковых при д. Максимовке; Семена Игнатовича Остроухова при д. Петровской; Максима Алексеевича Остроухова при д. Петровской; Максима, Емельяна и Ефима Колмаковых при д. Егоровке; И.Г.Акулинина при д. Петровской; В.Д.Акулинина при д. Петровской; П.Д.Акулинина при с. Грязнуши; А.Г.Акулинина при д. Александровке; имение Е.В.Самородова при с. Грязнуши; Прокофия Акимовича Молчанова при с. Больше-Лазовка…
Про населённый пункт Петровское (в настоящее время – Токарёвского района) имеются такие сведения.
В документах ревизии 1850 г. упоминается как деревня Петровская. В то время она была заселена экономическими крестьянами и бывшими однодворцами, а также крепостными коллежской асессорши Парасковии Петровой. Однодворцев было 126 человек, которые жили в 14 домах; 660 экономических крестьян проживало в 40 домах; помещичьих крестьян (7 домов) было всего 63.
Из жителей села в документах названы Казьма Астафьев, Мирон Беляев, Николай Баранов (наш родственник, мой прапрадедушка), Осип Лепешкин, Лев Михайлов, Яков Леонов, Михаил Тарасов, Никита Ермолаев, Степан Андреев.
В чём же заключалось такое сословное разделение крестьян?
Однодворцы в Российской империи – это особый класс военных земледельцев, живших в XVI-ХVII веках на окраинах Московского государства и обязанных нести охрану пограничья. Поэтому однодворцы, во многом сохранившие традиционный уклад жизни и костюм, жили локальными группами на бывших приграничных землях, в центрально-чернозёмных губерниях России: Воронежской, Курской, Орловской, Тульской, Тамбовской, Пензенской и Рязанской. Правительство давало однодворцам небольшой земельный участок и одну семью (двор) из крепостных крестьян для его обработки. Фактически однодворцы занимали промежуточное положение между мелкими помещиками и крестьянами, но не слились ни с теми, ни с другими, чем и обусловлено своеобразие их культурно-бытового типа. Крестьянский двор, входивший в состав однодворца, не платил налогов и податей в казну, поскольку это выполнял сам однодворец.
По распоряжению правительства, с 1724 года (при Петре Великом) однодворцев причислили к государственным (казённым) крестьянам. Это позволяло увеличить поступления в казну, поскольку государственные крестьяне уже сами платили налоги. Поэтому в приведённой выше ревизской сказке 1850 года указание на однодворцев вряд ли было уместным. Скорее всего, все они уже относились к экономическим (государственным) крестьянам. На мой взгляд, следовало бы в ней сказать, что в деревне Петровская в 1850 году проживало в 54 домах 786 экономических крестьян.
Помещичьи крестьяне – это крепостные крестьяне, которые принадлежали на правах собственности дворянам-помещикам. Они являлись наиболее многочисленной среди других категорий крестьянства Российской империи. В 1859 году, накануне отмены крепостного права, их насчитывалось порядка 23 миллионов человек.
Экономические крестьяне. В России во второй половине XVIII века эта категория государственных крестьян появилась после проведения Екатериной Второй в 1764 году секуляризационной реформы из бывших монастырских и церковных крестьян. В результате этой реформы у монастырей и церквей была отобрана практически вся земля, а бывшие у них крепостными крестьяне перешли в другую категорию – государственных крестьян. Появилось особое сословие крестьянства в России XVIII-XIX века, численность которого в отдельные периоды доходила до половины земледельческого населения страны.
Всё незакрепощенное население, занимавшееся земледелием, во второй половине восемнадцатого века было оформлено государственными крестьянами. Они проживали на казённой земле и отрабатывали повинности в пользу власти, а также платили подати в казну. Государственный крестьянин при этом считался лично свободным. Вследствие конфискации церковных владений российское правительство увеличивало количество государственных крестьян. Кроме того, их число пополнялось и за счёт бегства крепостных крестьян из сёл, а также за счёт приезжих из других стран.
На этот счёт есть интересная информация из незаконченных произведений Льва Николаевича Толстого, в которой он описывал времена Петра I:
«В то время во всей России вольных не было, только нечто где-то на севере в Олонецкой, Архангельской, Пермской, Вятской губерниях, да и в Сибири, да и в Черкассах, как тогда называли Малороссию, а в средней России все были либо помещичьи, либо дворцовые, те же помещичьи, только помещик был царь или царица, или царевна, либо монастырские. Однодворцы тогда ещё назывались крестьянами. Они были дворяне, – такие, которые жили одним двором. В то время вольным людям житьё было хуже помещичьих. Вольные люди часто записывались за помещиков по своей воле».
В чём же заключается отличие государственных крестьян от крепостных? Предполагают, что коронные крестьяне (принадлежащие короне, то есть – королю) из Швеции послужили примером для определения юридических прав государственных крестьян. В первую очередь они обладали личной свободой. В отличие от крепостных, государственным крестьянам было разрешено участвовать в судебных процессах. Им давалось право заключать сделки и владеть собственностью. Государственный крестьянин – это «свободный сельский обыватель», который мог организовывать как розничную, так и оптовую торговлю, а также открыть фабрику или завод. Крепостные жители такого права не имели, так как их личная свобода целиком и полностью принадлежала землевладельцу. Как указал В.И.Даль: «Казённый крестьянин живёт, как бог велит, а барский, как барин рассудит». Государственный крестьянин – это временный пользователь владений правительства. Несмотря на это, известны случаи совершения ими сделок в качестве владельца земельного участка.
К какому же сословию относились Барановы? Я думаю, что они не были крепостными, поскольку проживали во время ревизии 1850 года (до отмены крепостного права в 1861 году) в Вольных Петровских. Не были они и крестьянами-однодворцами, судя по укладу их жизни, да об этом бабушка знала бы и сказала. Поэтому они, скорее всего, были государственными крестьянами (экономическими крестьянами, как это записано в ревизской сказке 1850 года). А кем они были до перехода в сословие экономических крестьян – неизвестно. Я полагаю, что они были из крестьян-однодворцев.
Немного повторю информацию, которую привёл выше, в главе «Чекалин Василий Иванович» про сельцо Львово, которое находилось по другую сторону речки Бурначки от деревни Петровское.
В предыдущей главе уже говорилось, что в настоящее время, по Постановлению Тамбовской областной Думы, деревня Петровское объединена с селом Львово, общее название – Львово.
В списке населённых мест от 1862 года записано так:
«Деревня Петровское при речке Малом Бурначке располагается по правую сторону Астраханского тракта в город Борисоглебск и входит в 3 стана Тамбовского уезда Тамбовской губернии».
По состоянию на 1862 год (по ревизии через год после отмены крепостного права) эта деревня была казённой (то есть – государственной – С.Ч.), состояла из 98 дворов, в которых проживало 1021 человек, из них мужского пола – 512, женского пола – 509. А жители этой деревни продолжали свои порядки домов так и называть по-старинке – Барские и Вольные Петровские, хотя все уже были вольными.
В сельце Львово раньше была небольшая деревянная церквушка с престолом Серафима Саровского Чудотворца, которая была приписана к церкви Владимирской иконы Божией Матери, что в селе Грязнуша (сейчас, с 1959 г., это посёлок Первомайский, объединивший несколько рядом расположенных населённых пунктов). Сельцом называли населённый пункт, в котором не было церкви. А придел Серафима Саровского церковью не считался, поэтому Львово и называли тогда сельцом и в епархиальных сведениях. Бабушка говорила, что в их деревне своей церкви не было, и они ходили либо во Львово, либо в Грязнуши. Чаще в Грязнуши, поскольку в приписной церкви не всегда проходили богослужения, но всегда – по большим праздникам.
Церковь в селе Первомайском, скорее всего, не сохранилась. Она была каменной, но холодной. Первая церковь, похоже, что деревянная, была построена в 1799 г., тогда же был открыт и приход, поскольку в епархиальных сведениях 1834 г. Грязнуша названа уже селом, а каменная церковь на месте деревянной построена в 1850 г. В ней был дополнительно придел Архангела Михаила. По данным 1911 года в Грязнуше было 962 двора, в которых проживало 7704 человека, в том числе – 3908 человек мужского пола и 3796 человек женского пола. В приход церкви входило девять деревень, из которых здесь я упомяну сельцо Львово и деревню Петровская. Во Львово была земская двухклассная, а в Петровском церковно-приходская школы.
В районе Токарёвки, в местах, о которых я рассказываю по дороге на Пановы Кусты, имеется три населённых пункта, название которых – Петровское. Два села Петровское по дороге Токарёвка-Ржакса, в направлении на восток: одно на расстоянии восьми километров, а другое подальше, на расстоянии порядка двадцати с небольшим километров, на речке Бурначке. А вот князьям Кропоткиным принадлежало третье Петровское (Кропоткино-Петровское), которое находилось (и находится) на современной дороге М6 «Каспий», от Токарёвки по дороге через Жердевку порядка шестидесяти километров. Через речку Бурначку было как раз то самое сельцо Львово, о котором раньше уже был рассказ в главе «Чекалин Василий Иванович».
Почему «а вот Кропоткиным принадлежало»? Просто я очень долгое время считал (и писал об этом), что Петровское, в котором проживали наши родственники, принадлежало князьям Кропоткиным. Пока не узнал совершенно другое. Вот всё и перевернулось, но зато стало на свои места, как говорят, «сложились все пазлы».
Я разыскал небольшую информацию о том, кто бы мог быть владельцем деревни Петровская. Вот эта информация.
«Указ Его Императорского Величества Самодержца Всероссийского из Тамбовского губернского правления Тамбовскому г-ну уездному землемеру. Сообщением здешней казенной палаты изъясняется, что присланные из правительствующего сената 29 декабря 1799 года за № 1558 указание, о изъяснении именного высочайшего в 1-й день декабря того же года состоявшегося повеления, об отдаче гусарского полка полковнику Андрею Ларионовичу Болотникову в наполнение недостатка земли припожалованных ему Тамбовской губернии деревень».
И далее:
«… из межевого департамента указом сентября от 19 дня прошлого 1800 года оной канцелярии знать дано, что предписанному ротмистру Болотникову в недостающее число в 15-ти дес. Пропорцию из пожалованных в селе Казыванье земель, именным Высочайшим указом от 7 декабря 1799 года, повелено отдать в вечное и потомственное его владение в той же губернии при деревне ево Петровской земли 1317 дес. с саженями».
Генерал-майор Андрей Илларионович Болотников с 08.11.1800 г. по 26.11.1801 г. являлся командиром (третьим по счёту) известного в русской истории лейб-Гусарского полка. Этот полк был создан царём Павлом I, накануне его свержения с власти. Павел же и наделил своим Указом землёй в Тамбовских краях генерал-майора А.И.Болотникова, а уж окончание этого дела перешло к следующему царю, Александру I, который короновался 15 сентября 1801 г. Может быть, и в то время, как и сейчас бывает, пришедший на место новый начальник заменяет некоторых, а то и большую часть, своих подчинённых. Так, вероятно, случилось и с А.И.Болотниковым, 26 ноября 1801 г. он уже не являлся командиром лейб-Гусарского полка, прослужив в этой должности чуть больше года (383 дня).
В деревне Петровская, по сведениям 1897 г., которая, как уже говорилось выше, относилась к Больше-Лазовской волости, на этот момент проживало 170 человек. Возможно, что и простое совпадение, но вот прежнее название деревни Егоровка, входившей в состав той же волости, было Болотино, схожее с фамилией ротмистра Болотникова. Дело в том, что местности эти изобиловали болотами, поэтому и название указанной деревни вполне могло быть природным и не связанным с фамилией ротмистра…
Семья Барановых была большая. Все женатые и неженатые братья жили в одном доме, не делились (названные мной женатые и неженатые братья – сначала – дяди моей бабушки Веры, а в последующем – и её братья). В одно время в этой семье доходило до сорока человек, считая женщин и детей. Это в Новом Завете Иисус накормил пятью хлебами пять тысяч человек, не считая женщин и детей. А здесь приходилось считать, потому что Христом был Труд, а не чудо. Обедать приходилось в два-три приёма. А вот здесь уж, в последних приёмах, – женщины и дети. Готовили в русской печи ведёрными чугунами щи и супы и такими же чугунами – кашу и картошку.
Хозяин в доме был один. Сначала им был бабушкин дедушка, Николай Баранов, из уважаемого в деревне подворья, затем её отец, Иван Николаевич. Родился её отец в 1857 г., умер в 1935. Мать бабушки, Евфимия Андреевна, родилась в 1868 г., умерла в 1934. Была она, как и её муж, из семьи казённых крестьян, по подворью – Агафошкиных. Андрей Агафошкин тоже был уроженец тех же мест. Да, они не были крепостными, однако, не крепостных крестьян, пожалуй, в то далёкое время, да и потом, ближе сюда, в большевицкое и коммунистическое, найти было невозможно. Понятно, выше я писал о тех давних сословиях в крестьянских хозяйствах, об экономических и государственных крестьянах, об однодворцах, о помещичьих крестьянах. Однако полностью свободных крестьян в России не было, как, например, в Европе в то же самое время.
Надо отметить, что оба, Иван и Евфимия, к моменту их женитьбы были в сравнительно преклонном возрасте – Ивану Николаевичу было около тридцати пяти лет, а Евфимии Андреевне – двадцать три, что было весьма большой в то время редкостью, слишком «засиделась в девках». По исследованиям В.Б.Безгина (Монография «На миру и в семье: русская крестьянка конца XIX – начала XX века». Тамбов, 2015) возраст брачующихся составлял в среднем 16-18 лет. Правда, по Борисоглебскому уезду он был несколько выше, но и 23 года – это уже исключение. Причём, если мужчина был во время женитьбы за 25 лет, то это воспринималось в деревне как не очень желательное дело. Он даже мог остаться и бобылём, настолько это было неприемлемо по тем понятиям. Но вот наши, Василий Иванович Чекалин и Иван Николаевич Баранов, бобылями не остались. Вероятно, повезло, что оказались в Борисоглебском уезде.
После революции 1917 г. и во времена НЭПа (1921-1928 гг.) семья распалась на отдельные семьи. Бабушкины братья, Степан, Осип и Прокофий, отделились, четвёртый брат, Иван, младший, был ещё не женат, поэтому остался в семье отца вместе с сёстрами Верой и Евдокией.
Братья бабушки проживали в деревне Петровское (или, как говорили у нас в семье: «в Петровской», «в Петровских») до самой своей смерти. Осип Иванович умер от сердечного приступа в январе 1962 года на свадьбе своего сына Валентина. Эту горестную весть и привёз со свадьбы отец, Иван Васильевич, который на ней был.
Я очень хорошо помню эту поездку, отец и меня взял с собой. Был очень сильный туман, поехали на наших домашних санях-розвальнях. Но уже примерно через два километра я почувствовал, что дальше ехать не смогу – сильно закружилась голова. В деревне Путь Правды я и слез, возвратился домой.
Второй сын Осипа Ивановича, Василий Осипович, переехал из Петровского в Московскую область и жил в Узуново, в домах Московской селекционной станции, МСС (как у нас говорили – в Селекции). Сюда он переехал с семьёй по подсказке дяди Пети (Счастливого Петра Сёмёновича, бабушкиного брата, Ивана, Баранова Ивана Ивановича; но об этих перестановках в именах – несколько позже). Дядя Петя уже давно жил в этих подмосковных краях. Василий Осипович много раз бывал в гостях у моих родителей в Яковлевском и в Узуново со своей женой Анной, кажется, Николаевной. Две их дочки, мои троюродные сёстры, переехали из Узуново в Москву и жили где-то недалеко от нас, на Новокузнецкой улице (тогда мы жили ещё на Пятницкой улице, в доме 76).
Родилась бабушка 26 сентября (по новому стилю, так в паспорте было записано, а если по старому стилю, то 13 сентября) 1896 г. и крещена была в честь ближайшего церковного праздника Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Она была третьим (живым) ребенком в семье Ивана Николаевича и Евфимии Андреевны…
Наделы земли в те времена давали только на мужчин, на членов семьи мужского пола, с учётом дальнейшего в последующем отделения в самостоятельное хозяйство. Поэтому земельный надел в семье Барановых был сравнительно большим (на одного человека мужского пола причиталось в тех местах примерно по полтора гектара пахотной земли). Всё необходимое для семьи получали с этого надела. Разное было время, и разные были годы, голодные, сытые, но в любое время в семье было полное согласие, основой которого было единоначалие, трудолюбие, почитание старших, которое воспитывалось и в детях. Скорее всего, по-другому и выжить-то было бы невозможно.