Роман с Дьяволом

Будто почуяв мой страх, он останавливается возле одного из подобных устройств. Нежно убирает в сторону прядь моих волос и хрипло спрашивает:

– Хочешь попробовать?

Нервная вибрация сотрясает тело.

Я молча наблюдаю за развернувшимся передо мной действом.

На деревянной скамье лежит женщина, ее руки скованны железными манжетами, запястья закреплены над головой. Бедра разведены и согнуты в коленях, тоже крепко зафиксированы. Чудовищных размеров вибратор вдалбливается ей между ног с такой скоростью, что у меня перед глазами все плывет.

Рядом мужчина в наглухо закрытой латексной маске регулирует напор и глубину проникновения, нажимая на разные кнопки на пульте управления. Искусственный член проникает настолько глубоко, что у женщины явственно вздувается живот. Она кричит, умоляет о большем, дрожит и выгибается.

– Это гадко, – бросаю, скривившись, и отворачиваюсь.

– Правда?

Чертков прижимается сзади, его ладони стискивают плечи, а внушительная эрекция упирается туда, где до сих пор красуются следы от ремня.

И мои бедра моментально отвечают на немой призыв. Внутри разливается кислота, разъедает плоть неконтролируемым возбуждением.

– Да. Омерзительно.

– Тогда ты обязана лично это испытать.

Его пальцы поднимаются по шее, сжимают виски и заставляют смотреть на отвратную сцену.

Мужчина в латексной маске регулирует высоту лавки, подходит к стонущей женщине и вставляет в ее распахнутый рот свой вздыбленный член. Совершает несколько мощных фрикций, буквально душит.

– Представь, что это мы, – Чертков специально растягивает слова. – Там. Ты покорно лежишь на спине, тебя насилует огромный резиновый хр..н. А я загружаю тебе в глотку. Мои яйца мирно покоятся на твоих глазах, а член полностью перекрывает кислород.

– Ты моральный урод.

– И не стесняюсь этого.

– Даже гордишься.

– А чем гордишься ты? Тем, что с видом голодной кошки разглядывала меня? Следила за каждым движением, терлась как бы невзначай. Думаешь, я не замечаю, как пылают твои глаза, когда ты пялишься на меня?

– Ты выдаешь желаемое за действительно, – цежу сквозь зубы.

– Выходит, у меня галлюцинации, и твоя тугая попа не выписывает круги вокруг моего стояка.

Замираю, понимаю, что совсем не контролирую собственные движения.

Черт… Чертков.

– Ты опробуешь все машины в этом заведении, – обещает сладко. – Когда-нибудь.

Его ладонь опять обжигает мою талию.

Он ведет меня за собой. Дальше. Вверх по лестнице, минуя несколько этажей и людей, слившихся в экстазе.

Я привыкла к тому, что мужчины с трудом могут отвести от меня взор. Но я не привыкла, чтобы моего парня также нагло оценивали женщины.

Моего парня.

Моего?!

До чего я дошла. Это просто смешно. Это совсем по-идиотски. Дебилизм. Абсолютный, полный.

Я перехватываю чужие взгляды. Восхищенные. Заинтересованные. Раздевающие. И ненавидящие. Завистливые. Адресованные мне. И ему.

Пафосный дизайн явно не в стиле Черткова. Тут много статуй в античном стиле, мебель с витиеватыми завитушками. Пестрые, кричащие тона. Везде зеркала в золотых рамах. Наше общее отражение притягивает меня.

Мы смотримся красиво.

Оба высокие и стройные, хотя на его фоне я кажусь совсем тощей, болезненно худой, необычно хрупкой. Он настолько огромный, что заслоняет все, перекрывает, заполняя без остатка.

Мы оба в черном.

Мы практически идеальны. И уродливы. Но кто это поймет? Здесь нет тех, кто способен проникнуть в душу. Толпа вокруг беснуется.

Стук каблуков сливается со стуком сердца.

Мы входим в мрачный, темный коридор, освещенный светильниками в форме факелов. Останавливаемся перед массивной дверью.

Я застываю и ощущение такое, будто стынет кровь, жилы замерзают. Морозная стужа пленяет похлеще метала.

Что он задумал? Что Дьявол приготовил для меня?

Дверь открывается и на пороге возникает бритоголовый мужик. Его возраст трудно определить, мешает косматая борода, закрывающая большую часть лица. Непонятный тип, неприятный, весь в татуировках. Даже на черепе красуется разноцветная паутина, а на горле набита драконья голова.

Я вопросительно взираю на Черткова, но тот просто подталкивает меня вперед.

А дальше? Будет трахать в компании этого фрика? Или прикажет ему наблюдать? Снимать нас на камеру со всех возможных ракурсов?

Я прохожу в комнату, оглядываюсь. Я по-прежнему ничего не понимаю.

– Это что? – спрашиваю, нахмурившись. – Тату-салон?

Я узнаю технику, несколько раз бывала в подобных местах. Хотя на моем теле нет ни единой татуировки.

Однако никто не спешит давать разъяснения.

Чертков выводит меня в самый центр комнаты, прямо к кушетке, освещенной яркими лампами. Оказавшись под прицелом такого количества света, я невольно зажмуриваю глаза.

Он сдирает платье, спускает до талии, еще ниже. Никак не реагирует на мой тихий вскрик. Укладывает меня на твердую поверхность. На живот. Опускает наряд еще ниже. Теперь только зад прикрыт. Да и то слабо.

Ослепленная, лишенная точки опоры, я впадаю в панику.

– Нет, что ты делаешь.

Я протестую, вырываюсь, пытаюсь подняться.

– Лежать, – рявкает Чертков.

И я невольно обмякаю.

– Ты будешь лежать и терпеть столько, сколько потребуется, – сообщает он. – Как хорошая девочка. Или я поступлю с тобой, как с плохой. Прикреплю к одному из тех увлекательных устройств, и здоровенные резиновые болты разработают тебя так, что ведро без проблем войдет.

Я не шевелюсь.

– Сообразительная детка.

Я не вижу его, но я знаю, что он улыбается.

– Приступай.

Это уже не мне.

Стрекотание тату-машинки нарушает тишину. Я вздрагиваю. Заранее.

Но пока инструмент просто проверяют.

– Здесь и здесь.

Пальцы Черткова скользят по моей спине. Рисуют линии внизу.

Меня подготавливают, кожу протирают, обрабатывают чем-то. В районе поясницы ощущается легкий холодок.

А потом вновь слышится стрекотание механизма, следом за звуком приходит жгучая боль.

Первый укол. Еще и еще. Жало не ведает усталости, врезается в плоть.

И я опять не могу сложить два и два. Я не сразу понимаю в чем суть. Я в ступоре, мозг полностью парализован.

Во мне бьется единственная мысль: «Только не это. Только не так. Только не приковывай к той ужасной машине».

Я фокусирую внимание не на том, на чем надо.

– Что ты делаешь, – вдруг шепчу срывающимся голосом. – Что ты хочешь на мне вырезать.

Чертков гладит меня по голове.

– Не вырезать. Вытатуировать.

– Что, – давлюсь истерикой. – Что?

– Сюрприз, – он смеется.

И меня накрывает волна.

Кроваво-красная.

Я чувствую ее вкус. Я ощущаю ее пульсацию. Я вижу невидимый узор. Повсюду. Реальность сжимается до размеров единственной точки. Бьется внутри, грозит переломить хребет.

Я давно ничего не принимаю. Я чиста. Но мозг все помнит.

Время устремляется назад, покадровая перемотка.

Я вновь попадаю туда. В свой личный ад. В момент, который заклинило на подкорке, точно старый кассетный магнитофон зажевал пленку.

До боли знакомая мелодия. Нож врезается в спину. Медленно, невыносимо медленно.

Я не могу закричать. Я не могу заговорить. Я заключена там навечно.

Вкус земли на моем языке сливается со вкусом моей собственной крови. Я переживаю этот бесконечный миг снова и снова.

Я дрожу. Мелко-мелко. Я покрываюсь ледяной испариной. Задыхаюсь.

Я понимаю, что со мной происходит, но я ничего не сумею с этим поделать. Плата за ошибки прошлого настигает неожиданно. Всякий раз как впервые. Последствия моих глупостей настигают, будто ураган, крушат и выворачивают наизнанку.

– Какого хр…на?!

Кто-то встряхивает меня. Опять. И опять. Трясет, как будто хочет вытряхнуть душу.

– Катерина.

Оплеуха. Еще одна оплеуха.

– Катерина, мать твою, Олеговна.

Красная пелена отступает, и я вижу то единственное, что желаю видеть всегда. Глаза, цепляющие мое нутро за живое. Глаза, в которых небо пожирает тьма.

– Черт, – шепчу я. – Черт-ков.

Я улыбаюсь и тянусь к нему.

– Сколько ты в завязке? – мрачно спрашивает он.

– Не понимаю… о чем ты?

– Сука, – бьет меня по лицу так, будто хочет снести голову с плеч. – Сколько?

Я сплевываю кровь и криво усмехаюсь:

– Тебе не насрать?

– Что употребляла? – допрос продолжается. – ЛСД?

– Все!

– Ну тогда понятно, – стучит кулаком по затылку. – Мозги спеклись.

– Это просто флешбэк. Иногда накрывает.

Даже если ты попробовал наркотики только раз, не исключено, что психика не выдержит. Ты не способен это никак контролировать. Флэшбек может накрыть в любое мгновение. Ты больше ничего не применяешь, но эффект не исчезает до конца, проявляется в самых неподходящих местах, в самых неудобных моментах. За рулем. На вечеринке. Во время важного совещания. Где угодно. Тебя просто накрывает и все. Ты чувствуешь цвет на вкус. Мир вокруг неотвратимо меняется. Ты попадаешь в ловушку, из которой не выкарабкаться на поверхность.

Я уже давно подобного не испытывала. И вот опять.

Я не слишком стеснительна и не испытываю стыда за свои поступки, но меньше всего на свете я бы хотела обнажать перед Чертковым эту часть своей жизни.

Я стою перед ним на коленях, на кушетке. Татуировщик куда-то исчез. Здесь только мы и ослепительное пятно света.

Его руки касаются моих рук, разворачивают, проверяя сгибы локтей. Как будто там могли остаться следы прошлых преступлений.

Я посмеиваюсь, почти не замечая боли.

– Можно подумать ты таким не баловался. Не волнуйся. Я не заразная. Я не принимаю ничего уже много лет.

Его пальцы перебирают мои волосы.

– Наркоманка.

Он склоняется надо мной.

– Конченная.

Моя жажда настолько сильна, что внутри все печет.

Пожалуйста, поцелуй меня.

Чертков обводит мои губы большим пальцем, смотрит очень внимательно. А я не сдерживаю утробный стон.

Я так хочу.

Хочу до безумия.

– Твои губы не для поцелуев, – говорит он.

Эта фраза действует на меня как разряд электрошокера.

Чертков продолжает обводить мои губы большим пальцев, продолжает смотреть так, как будто готов сожрать с потрохаим. А я разом обмякаю, и даже не замечаю света вокруг, погружаюсь во мрак.

Я соскальзываю вниз, безвольно растягиваюсь на кушетке. Я позволяю делать с собой абсолютно все.

Он вызывает татуировщика, и пытка продолжается. Но я больше не чувствую ничего. Я просто не замечаю внешние раздражители. Внутри меня все разрывается от боли. Я не страдаю на физическом уровне. Мне плевать на то, что со мной делают. Я думаю о другом.

Мои губы не для поцелуев. А для чего? Для того чтобы трахать? Кто я для него? Кусок мяса?

Я думаю о том, почему мне так мучительно хочется его поцеловать, и не обнаруживаю ни единого адекватного объяснения.

Я не знаю, как долго длится процесс нанесения тату. Но Чертков не отходит от меня ни на секунду. Его пальцы поглаживают мою макушку, и хоть это и безумие, я не могу ненавидеть его сейчас. Не могу презирать. Я даже разозлиться на него не могу. Я не хочу, чтобы он меня отпускал. Не хочу, чтобы уходил. Даже если он относится ко мне как к мусору, я не хочу разрывать наш тесный контакт.

Мою поясницу снова чем-то обрабатывают, потом слышится шелест пленки, которой меня обматывают, чтобы защитить поврежденную кожу. Кажется, все готово.

– Что там? – спрашиваю тихо.

– Увидишь.

Чертков поправляет мое платье, помогает мне подняться.

Я с трудом держусь на ногах, на этих сумасшедших каблуках. Ощущение словно у меня температура под сорок.

Он ведет меня за собой, поддерживая за талию, и я думаю – а что если бы все сложилось иначе?

Если бы я была хорошей и скромной, тихоней. Если бы никогда в жизни не принимала наркотики. Если бы родилась в простой семье.

Эти мысли настолько абсурдны, что я истерично хихикаю.

– Развеселилась, – хмуро заключает Чертков.

– А чего горевать?

Мы заходим в кабинет. Он усаживается за рабочий стол, начинает разбирать и подписывать какие-то бумаги. Я занимаю кресло в стороне, присаживаюсь боком. Спиной облокачиваюсь на один подлокотник, ноги забрасываю на другой.

Я не привыкла быть в роли жертвы. Я понимаю, что давно пора переломить ход игры. Но обычно трезвый разум целиком затуманен. Я не управляю собственными эмоциями. Я отвыкла, я забыла как это – чувствовать – а теперь заново привыкаю.

Я надеюсь, что справлюсь.

Надеюсь? Дьявол! Я должна быть уверена.

Дверь открывается настежь, и в комнату заходит колоритная компания.

Женщина лет сорока в сверкающем черном корсете и обтягивающих кожаных штанах ведет на поводке двух голых девиц. Их шеи украшают ошейники с позолоченными шипами. Соски проколоты, а к пирсингу прикреплены небольшие грузики, оттягивающие грудь вниз, от них тянутся тонкие цепи, также прикрепленные к ошейнику. Когда девушки на четвереньках ползут дальше, я вижу, что попу каждой из них венчает миниатюрный пушистый хвостик.

Мой рот невольно кривится в нервной улыбке. Это не худшее из того, что мне довелось повидать. Особенно сегодня. Но вызывает стойкое отвращение.

– Поживее, шавки.

Женщина грубо подгоняет своих рабынь.

– Что же ты пришел и не поздоровался?

Тембр ее властного голоса резко меняется, когда она обращается к Черткову. Теперь дама буквально мурлычет. Она подходит к столу, склоняется, выставляя напоказ соблазнительную грудь. У нее отличная фигура, не могу отрицать.

– Обслужите господина, ленивые сучки, – холодно приказывает она.

И девицы сразу начинают тереться о ноги Черткова, льнут к его паху.

– Стоп.

Ответная реакция не заставляет себя долго ждать. Он резко поднимается и отталкивает от себя настырных девушек, которые тут же жмутся к полу и униженно скулят.

Неужели я так мерзко выгляжу, когда трясусь от страха? Вот дерьмо.

– Я не заказывал обслуживание в номер, – говорит Чертков. – Проваливай и этих следом за собой забирай.

– Здесь так дела не делаются, – она щурится, качает головой. – Это против правил.

– Значит, пора поменять правила.

– Ты должен вступить в права собственности. Тебя здесь терпят только благодаря моему авторитету.

Похоже, эти «тематики» совсем без тормозов. Или только она такая отмороженная? Не уверена, что многие хотят рисковать, идя против воли Черткова. Вряд ли кому-то

хочется отскребать с пола собственные мозги.

– А это что? – женщина переключается на меня, окидывает презрительным взглядом.

– Это мое, – следует холодный ответ.

– Ты можешь использовать ее для посвящения. Послушай… это же Князева?

Она подходит ко мне, внимательно разглядывает, а я испытываю непреодолимое желание расцарапать ее лицо ногтями.

– Так вот в чем проблема, – усмехается. – Обычно ты не прочь развлечься, но когда рядом такая дерзкая сука, все мысли о ней, да? Дай-ка мне ее на пару дней, и я выдрессирую твоего нового зверька. Конечно, придется попортить шкурку, но иначе с ними нельзя…

– За своей шкуркой следи!

Я оборачиваюсь и бью ее ногой, стальная шпилька легко разрезает кожаные штаны, полосует бедро.

Я действую быстро. Жестко, резко. Если ты решил кого-то ударить, то бей, причем наверняка.

Я не совершаю такой ошибки как с Чертковым. Здесь и сейчас я во всем уверена. Мне нужно выпустить пар.

Женщина вопит, скривившись от боли. Она собирается нанести ответный удар, но Чертков хватает ее за горло и выставляет за дверь.

– Говорил же – проваливай.

Он смотрит на дрожащих голых девушек.

– На выход!

Те аж подскакивают, поспешно ползут прочь.

Жаль, могла получиться интересная драка. Не люблю упускать удачную возможность, но иногда иначе нельзя.

– Трахал их по очереди? – рассматриваю окровавленный каблук. – Или сразу скопом?

Он подходит ко мне, обхватывает пальцами мой подбородок и заставляет поднять голову.

– Ревнуешь?

Прежде я бы расхохоталась ему в лицо, но теперь задумываюсь.

– Что за посвящение? – отвечаю вопросом на вопрос. – В студенты?

– Тебя это не должно волновать.

Странно, а я волнуюсь.

– – -

Мы проходим через весь клуб, направляемся к выходу. И я понимаю, зачем он нарядил меня так, зачем заставил танцевать тогда, в первую встречу. Ему льстит, что Екатерина Князева находится в его власти, в полном распоряжении. Желанная добыча. Я не просто неизвестная смазливая девчонка. Я видная фигура на шахматной доске.

Все изучают исподтишка, ненавидят и восхищаются. Но кто посмеет коснуться, если руки самого Черта обвиты вокруг меня?

Никто не видит печать, но все ее чувствуют.

Когда мы возвращаемся в квартиру, я сразу избавляюсь от платья, пытаюсь стянуть пленку и рассмотреть татуировку.

Проклятье, она гораздо больше, чем я представляла, занимает всю поясницу. Крупная, темная. Черно-красная. Только я не успеваю различить детали.

Чертков перебрасывает меня через плечо и уносит в душ.

– Что там? – спрашиваю нервно. – Скажи.

Он ставит меня на пол, лицом к раковине, к зеркалу. Ведет пальцами по травмированной коже.

– Красиво.

Сбрасывает пиджак, ослабляет галстук и снимает через голову, расстегивает рубашку. Он раздевается догола, а я хватаюсь за раковину, чтобы не упасть.

Я чувствую жар и мощь его тела, даже не соприкасаясь, не дотрагиваясь. Он настолько огромный и сильный, что у меня перехватывает дыхание. Вокруг горла обвивается петля, и я четко сознаю, что не выберусь, как бы ни вырывалась. Я не убегу, ведь я не хочу убегать.

– Смотри, – он обхватывает меня, поворачивает. – Читай, кто ты теперь.

Я жадно впиваюсь взглядом в татуировку на спине. Шок сменяется ужасом. Это же не смыть, от этого не избавиться.

Кровавые буквы будто вырезаны на мне, обвиты терном. Черные шипы оттеняют темно-красные, огненные линии. На пояснице красуется выразительная надпись – 'Devil's Whore'. Шлюха Дьявола. Вот что за клеймо на мне выжгли.

Шрифт в готическом стиле. Объемный, внушительный. И мрачный узор.

– Я хотел написать попроще, чтоб всем стало ясно. Подстилка Черткова или вроде того. Но мастер посоветовал такой вариант. Действительно эстетично.

– Ты… это же теперь на шрамах.

– Твоих шрамов больше нет.

Он проводит пальцами вдоль позвоночника, и я выгибаюсь. Невольно. Как кошка подставляю спину под ладонь хозяина.

– Как? – в моем голосе паника. – Как же?

– Нет ничего, что было до меня.

Горячие ладони ложатся на мои плечи, давят, опуская на колени.

Только теперь до меня доходит, что он сделал. Он отобрал все. Даже прошлое, даже отметины от ножа. Он не может смириться с тем, что кто-то другой пытал меня. Как сильно он меня ненавидит. Это не выразить.

– Ты не должен был. Ты не имел права.

Чертков надавливает между лопаток, заставляя вжаться в ледяной кафель. Раздвигает мои бедра, ягодицы и начинает смазывать.

– Нет, не надо опять туда. Прошу, не надо… Хватит.

Его член проникает в лоно, легко, без препятствий, проскальзывает внутрь одним движением. А пальцы по-прежнему смазывают и разминают анус.

– Тебе мало обычного секса? – дрожу. – Почему?

– Так тебя могли иметь все, – толкается внутрь и отстраняется, начинает медленно проникать сзади. – А так буду иметь только я.

Слабо всхлипываю, кусаю кулак, сдерживая вопль. Молить о пощаде бесполезно. Он скорее порвет меня, чем отпустит.

Он проникает вглубь, заполняет медленно и неотвратимо. Он поглаживает мою татуировку, и его член становится тверже, если только это возможно.

Мне кажется, он сейчас раздавит меня, размажет по полу. Я смотрю вперед и как зачарованная не могу отвести взгляд от отражения в стеклянной дверце душевой кабины.

Я кажусь совсем маленькой и беспомощной. Волосы разметались во все стороны. Грудь вдавлена в кафель.

А он со звериным рычанием овладевает мной. Мышцы напряжены, налиты кровь. Вены вздуты. Он чудовище. Монстр, от которого не убежать. Он вынуждает меня выгнуться настолько, что я вижу собственную татуировку. Он методично толкается дальше, и тело разрывается от боли.

– Не дергайся, детка, – он прижимается плотнее, входит до упора и замирает. – Твоя маленькая попка привыкнет и даже потребует добавки.

Он больше не двигается, только сжимает мою грудь, наваливается сверху. И, кажется, его раскаленный член снова растет и увеличивается. Пульсирует, набухает, неспешно растягивая меня.

– Нет, – мотаю головой. – Я не хочу. Никогда не захочу.

– Ты моя сучка. Ты будешь хотеть все, что захочу я.

– Нет. Я не сучка. Я не…

Он отступает, почти покидая мое тело, а потом вбивается обратно.

– Чувствуешь?

– Кончай уже, – выдыхаю судорожно.

– Куда нам торопиться. Я намерен трахать тебя часами. Долго. Очень долго. Знаешь, что надо делать с такой жаркой задницей?

– Что? – проклинаю себя за очередной жалобный всхлип.

– Жарить.

Он хохочет.

– Драть. Натягивать.

И он держит свое обещание.

– Пошел ты!

– Уже. Я уже тут. Покрути своей тугой попой, как умеешь.

Я содрогаюсь от бессильной ярости, а ему от этого только новый кайф.

Он сжимает мои бедра, вращает, как удобно. Врезается глубже.

– Принцесса попала, – шепчет на ухо. – На вертел.

Но и ты попал, гад.

Иначе почему не способен оторваться от меня?

Глава 10

Все мои мысли о ней, и это похоже на болезнь. Нет. Это и есть болезнь. Одержимость, которую я сам вырастил внутри. Я жаждал мести, расплаты за грехи, и не заметил, как самая ненавистная на свете женщина стала частью меня.

Я не могу сосредоточиться на работе, не могу решить ни единого вопроса. Проблемы не ждут, враги не дремлют. А мне плевать. Я бесцельно листаю документы, не способен ни единой строчки прочесть.

– Ты, – шепчет она в моей голове. – Ты… ты убиваешь меня.

И я хохочу в ответ.

Ее тело дрожит подо мной. Мелко, судорожно. Спазм за спазмом сотрясают горячую и тугую плоть.

Я вспоминаю этот момент снова и снова.

Момент? Слабо сказано. Я трахал ее всю ночь, до утра. Я не сумел оторваться. Чертова татуировка сводила с ума.

Я будто обезумел. Оголодал. По ней. Я как бешеный пес сорвался с цепи. Лучше бы кто-нибудь меня пристрелил.

Я себя не контролировал. Я поставил ее на колени, нагнул и отодрал до абсолютного помутнения. Я никого и никогда не трахал так. Даже со шлюхами обходился нежнее. А тут… я осатанел. От ее порочного запаха, от гладкой, будто шелковой кожи. От контуров рисунка, который ей больше не смыть, не стереть. От ощущения полной власти над ней.

Мой разум потерялся где-то в ее роскошной, упругой заднице. А ее пульс затихал под моими пальцами.

– Пре… прекрати, – хрипло молит она. – Про… прошу.

И я только ускоряю ритм, я вбиваю ее в ледяной пол. Я хочу насытиться. Но я не могу. Не удается.