Роман с Дьяволом
– Я не шучу, – тоже делаю шаг навстречу.
– Я вижу.
– Не смей прикасаться ко мне. Не смей.
Только ему плевать на мои угрозы.
Он подходит вплотную, а я чувствую, как отнимаются ноги, тело деревенеет, я не могу шевельнуться.
– Как скажешь, родная, – хмыкает.
Он останавливается так, что острие ножа упирается в его живот.
– Чего застыла? – его губы растягиваются в издевательской ухмылке. – Режь!
Подается вперед. Лезвие царапает кожу, вспарывает, выпуская горячую кровь наружу. Тонкая бордовая струйка ползет по белоснежной рубашке.
Мысли разом выветриваются из головы.
Всего один рывок, одно движение, и я могла бы отнять его жизнь. Наверное. В комнате настолько тихо, что биение собственного сердца оглушает.
Я стискиваю рукоять из последних сил. Пальцы немеют, дыхание сходит на нет.
Я смотрю на Черткова, попадаю в ледяной капкан. Мой взгляд бьется раненой птицей, а его взгляд пожирает меня.
А потом нож падает на кафель.
Я не могу. Не могу. Не могу убить его.
– Второго шанса не светит, – говорит, будто сетует. – Зря ты упустила свою свободу.
– Ты бы все равно не позволил…
– Но ты даже не попыталась.
Он сжимает мои плечи так, словно хочет раздробить кости в порошок.
– Это штора? – интересуется неожиданно насмешливым тоном.
Соображаю с трудом.
Моргаю.
– Ты это из шторы соорудила? Наряд свой.
– Д-да.
– Оригинально.
– Ничего сложного.
В готовке я не мастер, а с одеждой гораздо проще. Несколько надрезов и безликий кусок ткани превращается в экзотический костюм.
– Смотрится ужасно, – заключает Чертков.
– Не в твоем вкусе?
– Я хочу, чтобы ты была голой.
– Это трудно снять. Много узлов. Нелегко развязать.
Вместо ответа он берется за ткань и разрывает. Несколько мгновений, и плотная штора превращается в лохмотья.
Каждое его движение заставляет меня вздрагивать. Но я не совершаю ни единой попытки противиться или защищаться.
– Убьешь? – интересуюсь чуть слышно.
Он разворачивает меня лицом к столу, толкает, вынуждая согнуться пополам.
– Нет, – прижимается сзади. – Просто отымею.
Расстегивает брюки, трется возбужденным членом о мое лоно.
– Ты опять мокрая, – выдыхает мне на ухо. – Течная сука.
Шлепает ладонью по искалеченной заднице. Содрогаюсь, морщусь от боли.
– Не переживай, шрамов не останется. Все заживет. Когда я захочу оставить тебе что-нибудь на память, проявлю больше фантазии.
Он немного отстраняется и вдруг грубо входит в меня, выбивает сдавленный вопль из моей груди. Двигается мощными толчками, резко, жестко. Не желает доставить ни капли удовольствия, только закрепляет право на собственность.
Но я отвечаю ему. Бедра приходят в движение. Рефлекторно.
Я выгибаюсь, упираюсь лбом в прохладную столешницу, тихонько постанываю.
Наши тела соприкасаются, и мои ягодицы обдает огнем. Боль опять сливается с наслаждением. Я не способна разобраться в своих эмоциях, теряюсь в мрачных лабиринтах.
– Ты просто болен! – уже не думаю про осторожность и вероятные последствия.
– Да, – посмеивается. – Я болен, и ты даже не представляешь насколько.
Он немного отстраняется и вдруг грубо входит в меня, выбивает сдавленный вопль из моей груди. Двигается мощными толчками, резко, жестко. Не желает доставить ни капли удовольствия, только закрепляет право на собственность.
Но я отвечаю ему. Бедра приходят в движение. Рефлекторно.
Я выгибаюсь, упираюсь лбом в прохладную столешницу, тихонько постанываю.
Наши тела соприкасаются, и мои ягодицы обдает огнем. Боль опять сливается с наслаждением. Заледеневшее тело вспыхивает пламенем. Я теряюсь в мрачных лабиринтах своего подсознания.
Я не сопротивляюсь. Бесполезно противиться тому, что уже происходит. Проиграна битва, но не война. И пусть мои губы искусаны до крови, я не сдаюсь.
– За что? – тихо бормочу я. – За что ты так сильно ненавидишь меня?
– Не льсти себе, ты не вызываешь настолько сильных эмоций.
Странно.
Гигантский поршень внутри меня говорит об обратном. Не ведает отдыха, пронзает, нанизывает, вдалбливается в лоно в яростном ритме.
– Ты всего лишь моя подстилка.
Он шлепает меня по заду, и боль как кипяток обдает плоть, растекается вверх и вниз, струится по ногам и устремляется ввысь, к пояснице.
– А ты подонок, – цежу сквозь плотно стиснутые зубы.
– Мы отлично смотримся вместе, – заключает довольным тоном, мнет мою грудь так грубо, что хочется орать.
Его огромный член становится еще тверже и горячее, вбивается вглубь, вырывает из моего горла жалкие всхлипы. Ощущение, будто достает до самого сердца. Каждое его движение сотрясает тело.
– Скажи, сколько мужиков пускали слюни на твою очаровательную попку? – шепчет Чертков.
От его вопроса и жутко, и жарко.
Я бы хотела, чтобы возбуждение схлынуло, но огонь опаляет ребра и охватывает низ живота.
– Ты же не…
– Я буду нежен. Веришь?
Мне не хватает воздуха.
Закашливаюсь.
Он отстраняется и у меня подкашиваются ноги. Я безвольно соскальзываю на пол. Внутри все ноет от неудовлетворенности. Я сжимаюсь, сворачиваюсь в клубочек.
– Не надо.
– Чем раньше начнем, тем быстрее получим удовольствие. Ну уж я точно получу.
– Пожалуйста. Нет.
Я слышу, как он отходит в сторону, открывает холодильник, закрывает. Я жадно ловлю каждый звук.
– Ужин остынет, – не узнаю свой голос.
Слабый, дрожащий.
– Почему ты не отложишь это на другой раз? Я же никуда не денусь.
– А зачем ждать?
Чертков опять подходит ко мне и опускается на колени.
– Не нужно.
Пытаюсь отползти, но он возвращает меня обратно.
– Трусиха.
– Прошу, хватит.
– А была такая смелая и гордая. Куда подевалась Катерина Олеговна?
– Ты… ты не… ты слишком большой.
– Ничего, войдет как по маслу.
Чертков начинает смазывать меня чем-то прохладным. Сначала просто обводит, а после проникает вглубь пальцем.
– Нет… нет.
Я не хочу плакать, но слезы сами наворачиваются на глаза. Кажется, меня уже раздирают на части.
– Успокойся, принцесса.
Он продолжает методично обрабатывать и разминать мой анус. Так словно это обычное, совершенно нормальное действие.
А меня трясет в немой истерике.
– Нет, нет, нет.
Я повторяю это короткое слово снова и снова, однако не могу сопротивляться. Я как парализованная, намертво прибита к ледяному кафельному полу.
– Я не буду спешить. Я растяну наслаждение. Я растрахаю твою попку медленно. Очень медленно.
Чертков немного отступает, дает передышку. Вдруг прижимается сзади, накрывает мое тело своим. Раскаленный член дразнит и упирается в лоно, но не проникает, скользит по клитору. Горячие, чуть шершавые пальцы сжимают мои соски, отправляя огненные импульсы по всему телу.
– Я отниму ту единственную девственность, которая у тебя осталась.
Он трется о меня, заставляя кончить, плавно подводит к оргазму, а когда я начинаю сотрясаться от сладостных спазмов, крупная головка члена перемещается выше. Я успеваю только вскрикнуть.
– Твоя задница давно нарывалась.
Чертков раздвигает мои ягодицы, безжалостно таранит анус. Проникает без лишней спешки. Медленно и уверенно, завоевывает территорию миллиметр за миллиметром.
Я отказываюсь верить, что это действительно происходит.
Я надеюсь, он не сумеет, не поместится, не возьмет меня настолько извращенным образом.
Но он берет все, что пожелает. И так, как пожелает. Ему плевать на запреты.
– Только импотент не захочет отодрать твой зад, – хрипло произносит Чертков, и я едва могу разобрать его речь.
Звучит как рычание.
– Тугая. Тесная.
Он урчит, проникая в меня до упора.
– Я только вошел, а яйца уже готовы взорваться и накачать тебя спермой.
Он наваливается сверху всем своим весом. Кажется, сейчас сломает мой позвоночник или просто раздавит.
Его тяжелое дыхание оглушает.
– Какая же ты… принцесса.
Я превращаюсь в сгусток лихорадочной дрожи.
Это ни на что не похоже.
Огромное. Раскаленное. Чужеродное. Пульсирует внутри, повторяя мой пульс. Удар за ударом. Не движется, но живет. Овладевает всем телом. Резко, сразу.
Я не могу ничего произнести.
Я едва дышу.
Мои глаза округляются, а губы немеют. Меня прошибает испарина. Кожа становится гусиной, покрывается ледяной коркой.
Я скребу кафель. Ногтями. Напрасно пытаюсь выбраться из-под зверя, жестоко терзающего меня.
– Т-с-с. Тихо.
Чертков толкается вперед, и зад обжигает такая боль, что играть в мужество больше не удастся.
Я кричу, дергаюсь.
– Ну давай, выделывайся, – его забавляет моя наивная борьба. – Это усиливает мои ощущения. Дополнительная вибрация.
Он совершает еще несколько неторопливых фрикций, растягивает меня, расплющивает на кухонном полу.
– Ты приготовила вкуснейший ужин.
Он почти покидает мое тело, вызывая мнимое облегчение, а потом снова заполняет до предела, буквально раздирает надвое.
– Твои кавалеры не подозревают, как хорошо ты умеешь обслуживать. По высшему разряду, как в настоящем борделе.
Он двигается в размеренном ритме, размашистыми толчками.
Я захлебываюсь криками, глотаю непрошенные слезы, бьюсь под мускулистым телом без надежды выбраться.
Это тюрьма.
Тюрьма, в которую я сама себя заключила.
Я за решеткой. Преступница получает заслуженное наказание. Справедливость торжествует.
– Ты… ты просто слабак! – меня прорывает. – Ты насильник. Мразь.
– Точно, – он смеется. – А кто ты, если кончаешь сейчас?
– Я не…
Его горячие, чуть шершавые пальцы касаются клитора.
– Кончи, – шепчет на ухо, обдает жарким дыханием. – Кончи для меня.
Он опять доводит до грани, до самого пика.
– Ты и анал распробуешь, тоже начнешь кончать. Ты будешь есть у меня с рук и умолять, чтоб я тебя оттрахал. Ты будешь сама проситься на член.
Он продолжает двигаться внутри и ласкать меня. Продолжает шептать гадости, унижать, втаптывать в грязь.
А потом ритм становится неистовым, член бьется во мне точно бешеный, набирает сумасшедший, животный темп. Замирает на миг и вновь вколачивается в задницу размашистыми движениями.
Пальцы сминают клитор, заставляя завопить. И горячее семя наполняет мои внутренности, разливается внутри будто кипящая лава.
– Ненавижу, – выдыхаю как молитву.
– Знаю. И от этого трахать тебя еще приятнее. Слаще.
Чертков поднимается и уходит.
Я еще долго не могу заставить себя подняться. Даже на бок не могу повернуться, не могу свернуться калачиком и зарыдать. Не могу плакать. Не могу.
Я сильная. Слишком сильная. Я не должна, не имею права.
– Что ты как размазня?
Его голос вырывает из оцепенения.
– Так и будешь тут валяться?
Он подходит ближе.
– Я ожидал большего. Или это новая роль? Невинная жертва.
Как же хочется набить ему морду. Но я трезво оцениваю собственные силы. Он способен без труда забить меня насмерть.
– Шагай в душ.
– Зачем?
– За тем, что мы не закончили ужин.
Чертков обхватывает меня за плечи, встряхивает и поднимает рывком.
– Ты пойдешь в ванную комнату и приведешь себя в порядок, наденешь тот комплект, в котором я хотел тебя видеть, и тогда мы поужинаем.
Я смотрю в его глаза и не решаюсь спорить.
Я понимаю, что все-таки очень хочу выжить.
Глава 7
Она выходит к ужину так, как я приказал. В черном. Будто в саване. Практически голая. Но покорности в ней не чувствуется. Она смотрит мне в глаза. Нагло, с вызовом, совсем не смущается и не тушуется. Плечи расправлены, спина прямая, ровная как струна. А чего стоит эта высоко поднятая голова, упрямый подбородок вздернутый вверх.
Тонкая кружевная полоска обвивает ее горло будто ошейник. Но она двигается и ведет себя так, словно ошейник на мне и поводок у нее в руках.
Кружева образуют два соблазнительных круга вокруг ее груди, подчеркивают белизну кожи.
Дьявол раздери, какая же у нее грудь. Высокая, полная, упругая. Идеальная. Я уверен, здесь обошлось без скальпеля пластического хирурга. Все натурально.
А как вздымается. Тяжело, прерывисто, выдавая волнение. И как твердеют эти маленькие розовые соски. Вряд ли от возбуждения.
Гордая стерва. И не скажешь, что совсем недавно орала от боли подо мной, дрожала и задыхалась, скулила от страха.
Теперь она опять королева бала. Восседает напротив с видом царицы, лишь слегка кривится, когда ее зад касается стула.
– Ничего, приноровишься, – я обязан приободрить даму. – Обещаю, мы будем часто практиковаться.
Она молчит, но ее губы дергаются, сведенные судорогой.
– Чего грустишь? – усмехаюсь. – Гордилась бы. Ты настоящая профессионалка в этом ремесле. Схватываешь на лету, мастерски подставляешь задницу.
Она не отвечает и не притрагивается к еде, тянет руку к бокалу с вином, но тут же одергивает.
– Не голодна?
– Сыта по горло!
– Встань, – щелкаю пальцами, подзывая ее. – Подойди ближе.
Она медлит и поднимается, приближается ко мне, плавно покачивая бедрами. Намеренно провоцирует.
Дрянь.
Это из нее еще долго выбивать. Что же – тем лучше, тем больше повеселимся, я бы пытал ее целую вечность.
– Стой. Покрутись. Не спеши. Еще раз. Еще.
Она выполняет все распоряжения, и я могу прекрасно изучить ее тело. Стройное, гибкое, податливое. Тающее точно воск в моих руках. Стоит коснуться – плывет. Подается, отзывается на каждое движение.
Я едва удерживаюсь от искушения. Пальцы сжимаются в кулаки, просто чтобы ее не коснуться, не схватить и не подмять под себя в эту конкретную минуту.
Какая же она… нереальная.
Бледная кожа. Нежная, тонкая, светящаяся. Такую легко вспороть ремнем. И метки от моих пальцев везде остались. Выразительные красные следы скоро обратятся в синяки. Потрясающее зрелище. Я не специально. Сорвался.
Бордовые полосы на ее заднице исчезнут, а вот белесые шрамы на спине никуда не исчезнут.
Она могла бы от них избавиться. Современная косметология и ее богатство это вполне позволяют.
Чем же они ей так дороги?
Я вспоминаю, как пришел к ней утром, когда она еще спала. Ранимая, трогательная, беззащитная. Совсем на себя не похожая. Сжавшаяся в комочек, свернувшаяся на животе. Абсолютно голая. И такая удивительно невинная. Мелкая, взъерошенная. Как котенок.
Но это только маска. Образ. Видимость.
Ха! Широко распахнутые глаза и дрожащие губы. Оскорбленная невинность. Только полный кретин на такое поведется.
Ни одна женщина не отваживалась залепить мне пощечину. Прежде. Но и ни с одной женщиной я не поступал так, как с ней.
Она пробуждает самые низменные инстинкты.
Одержимая дьяволица.
Или это я одержимый? Ею. Фанатичной идеей.
Тянет обхватить ее за талию, притянуть и накрыть грудь губами. Вдохнуть манящий, грешный запах.
Вот как она действует. Ядовитая гадина. Забирается под кожу, парализует мысли, отбирает волю.
Хорошо, что у меня иммунитет.
Между нами не будет никакой нежности. Только ненависть, отчаяние и боль. Пусть не надеется выбраться отсюда живой.
– Подойди, – подзываю кивком.
Моя ладонь ложится на плоский живот.
А Князева вздрагивает точно я ее ошпарил. Шумно втягивает воздух. Трясется.
Я провожу пальцами по черному кружеву. Оно мало что прикрывает, в нужных местах сделаны прорези. Я могу в любую минуту нагнуть эту шлюху и вставить ей туда, куда пожелаю. Даже ничего снимать не придется.
Член наливается кровью.
Гребаный ад.
Я опять готов ее трахать. Достаточно взглянуть на зад, исполосованный ремнем.
Как же там туго и тесно. Жарко.
Я касаюсь ее лона. Сухая. Но это ненадолго.
Я знаю, что достаточно пары моих движений и она потечет. Я знаю, куда нажать. Как сильно.
– Говоришь, сыта по горло. Но я намерен накормить тебя на свой манер.
Она выглядит настороженно.
– Кончу в рот, а ты снова будешь давиться и глотать.
Я чуть надавливаю и ощущаю, как мои пальцы орошает влага.
– Запоминай, принцесса. Будешь будить меня минетом. Заодно и потренируешься брать глубоко. Будешь тереться грудью о член, а потом вылизывать яйца, захватывать весь ствол в рот и ласково, с почтением обсасывать.
Она мелко дрожит. Бледные щеки заливает яркая краска. Губы трепещут, а в глазах зияет пустота, полная прострация.
Впечатление, будто я ее опять оттрахал. Словами. Но ей по кайфу эта грязь. Я чувствую, как внутри нее все наливается и набухает от возбуждения, как кровь пульсирует в ней тугими, мощными толчками.
– Место.
Я бросаю на пол подушку, поправляю ногой.
– Сидеть.
Она почти подскакивает от возмущения.
– Ч-ч-то? – запинается.
– Присаживайтесь на почетное место, Катерина Олеговна.
Она оглядывается по сторонам, будто ожидает помощи. Только от кого? Ни отца, ни братца рядом нет. И тот адвокатишка ее не спасет. А я бы собрал их всех вместе и устроил бы показательное выступление.
Ох, они бы сполна насладились спектаклем. Я бы показал им много нового и очень интересного. Я бы показал, какая шлюха эта их милая, маленькая девочка.
– Я же не животное, – бормочет она. – Я так не могу.
Но под мои взглядом сутулится и подчиняется, соскальзывает на пол.
А я даю ей облизать свои пальцы. Пусть пробует собственный вкус.
Пока она послушно сосет, мои яйца ноют от боли.
И зачем я над собой издеваюсь? Зачем терплю? Нужно быстрее спустить и успокоиться, выпустить пар.
Я расстегиваю ширинку и за шею притягиваю ее к паху. Вставляю ей в рот, двигаю макушку в подходящем темпе.
Жестче, резче. Да, так. Чтоб до самых гланд.
Девчонка настолько обалдевает, что даже не сопротивляется.
Девчонка? Нет. Девка. Шалава. Дрянь. Вот кто она. Гребаная принцесса, для которой обычные люди просто пыль под ногами, декорации.
Я кончаю, и сука едва справляется с объемной порцией. Кашляет, краснеет еще сильнее. Захлебывается, но я не отпускаю ее, пока она не проглотит все семя до последней капли.
– Понравился десерт?
Она молча вытирает рот тыльной стороной ладони. Сгорбленная усаживается на подушку.
– Тогда поцелуй ноги своего хозяина.
Она бросает на меня ошалелый, затравленный взгляд.
– Скажи, спасибо за сперму. Спасибо за то, что я кончил тебе в рот.
– Я не стану говорить такое.
Она пытается отползти, но я хватаю ее за волосы.
– Скажешь.
Я дергаю пряди вниз, вынуждая сучку пригнуться к земле.
– Спасибо за сперму, – шипит она. – Спасибо за то, что кончил мне в рот. Хозяин. Чтоб ты сдох!
– Целуй ноги.
– Нет.
– Ты можешь прямо сейчас убираться, проваливать отсюда. Но второй раз я тебе такого шанса не дам. Никакой помощи ты не получишь.
– Ты и так не…
– Не устраивает? Проваливай.
Я блефую.
Я отпускаю ее и отворачиваюсь, продолжаю ужин. А она следит за тем, как я ем. Интересно, она догадывается, что точно также я сожру и ее? С потрохами.
– Хорошо, – заявляет Князева.
Прижимается щекой к моей штанине. Глухо всхлипывает, не может переломить себя и продолжить.
– Ступни целуй.
Когда мягкие губы прижимаются ко мне, член ощутимо напрягается. Опять.
Проклятье, что же эта сучка вытворяет со мной?
Я даже не смотрю на нее. Не хочу видеть, как она согнулась в позе покорности, как призывно выпирает ее покалеченная задница.
Но я чувствую все.
Рот, запечатлевающий поцелуй. Мягкие пряди волос. Даже слезы, стекающие с ресниц. И озноб. Ледяную дрожь, сотрясающую тело.
Я чувствую ее. Как самого себя. И это охр…неть как странно.
Я ни капли не раскаиваюсь, но я не могу упиваться ее унижением в полной мере. Что-то мешает, какой-то странный барьер.
Разложить бы ее на этом столе, вжаться губами в губы.
Но этого не будет никогда.
Я все-таки не выдерживаю и смотрю вниз, оцениваю багровые полосы, кровь запекшуюся на бледной коже. Я испытываю легкое сожаление. Ничего личного. Просто красивая вещь испорчена. А я бы не хотел ничего портить раньше времени. Внешне. Внутри – другое дело. Внутри я ее с огромным удовольствием искалечу.
Разве можно предположить, что это дрожащее создание бросилось на меня с ножом, пыталось угрожать?
Она опять поднимает голову, и я понимаю – да, можно.
В ее глазах пылает ненависть, ярость и злоба. И это так мне знакомо, смахивает на мое собственное отражение.
– Держи, – я бросаю ей сумку, которую она забыла в моем кабинете. – Там твой телефон, можешь позвонить отцу и рассказать о нашем тесном сотрудничестве.
– Ты скотина.
– Постарайся придумать что-нибудь повеселее.
– Я тебя уничтожу.
– Пустые угрозы. Слушай, а давай снимем видео и отправим запись твоему папочке? Пусть посмотрит как я натягиваю его обожаемую доченьку. Его дорогую наследницу. Его маленькую принцессу. Ваша семья любит снимать всякие видео. Разве нет?
– Ты ничего не знаешь о моей семье! – она бледнеет, видимо и вправду боится, что я отправлю запись отцу.
Зря переживает.
Я не намерен осуществлять и половины из того, о чем говорю. Но смотреть за реакцией приятно. Видеть ужас на лице этой холеной суки – что может быть лучше?
Я сломаю ее. Разотру в порошок и развею по ветру.
Я бы мог изобразить галантного кавалера, сыграть в любовь, по-джентельменски предложить помощь и содействие. Завоевать ее доверие, очаровать, а потом разбить мечты, выбить почву из-под ног.
Но нет, я за другой расклад.
Я хочу приковать ее. К себе. К своему члену. Привязать.
Я не намерен изображать героя.
Я хочу, чтобы она четко понимала для кого течет и под кем стонет, в какую мразь влюбляется.
Я стану ее надеждой и приговором. Светом в окне и темнотой, которая окутает с головы до пят. Я стану гр…баным «Стокгольмским синдромом».
Я разрушу ее изнутри. Я уничтожу все ее опоры. Медленно, методично, по плану.
Правда?
Да, я действительно этого жажду.
Или нет? Почему я прыгаю перед ней будто щенок? Почему постоянно прогибаюсь? Почему член встает как по свистку, лишь только она оказывается рядом?
Что-то пошло не так в нашей игре. Еще непонятно кто и кого здесь нагибает.
За ту пощечину мне стоило вырвать ей когти. И зубы заодно. Избить так, чтоб стоять не могла. За цирк с ножом надо было добавить много новых шрамов по соседству с теми, которые уже расположились на ее спине.
А я что сделал?
Трахал. Грубо, по-скотски. Но трахал.
Сомнительное наказание.
Я подтягивался на хр…новом турнике, чтобы хоть немного сбить вожделение, переключить мозг на что-то кроме этих невероятно длинных ног, крутых бедер.
А она сбросила одежду, поманила пальцем.
И… сколько я потом перетягал железа в спортзале? Сколько бы не перетягал, от дурацких мыслей избавиться не сумел.
Так кто кого?
– Приберешь здесь, – резко поднимаюсь и ухожу.
– – -
Я запираю кабинет на ключ, включаю гигантский телевизор на стене, запускаю видео на весь экран, поднимаю уровень звука на полную.
Я смотрю это не в первый раз. И не в последний. Я знаю каждый кадр. Каждый фрагмент отпечатан в моем подсознании. Хранится на подкорке.
Но иногда такие вещи надо освежать. Резать по живому, вскрывать старые раны, чтобы даже и не думали срастаться.
Передо мной темная комната и яркий свет прожектора. Слепит. Ничего не удается разобрать. Только смутные очертания мебели. С одной стороны стоит не то стул, не то кресло. А в другой стороне стол. Посередине, на полу, валяется одежда. Куча тряпья.
Вроде бы ничего подозрительного, но не для меня. Не для того, кто пересмотрел все это свыше миллиона раз.
Я бы хотел попасть туда. В это самое мгновение. Я бы хотел уметь управлять временем. Только есть вещи даже мне неподвластные. И вот одна из них.