Ворон ворону глаз не выклюет. Том II
Виктор рассмеялся и обнял Даниила в ответ, радуясь такой мелочи, как возможность касаться кого-то без цели навредить или опасения, что навредят ему. В ушах раздался монотонный шёпот: «Сильно рискуешь, милуясь с врагом. Ты Курьер и долго свой секрет прятать не сможешь».
«Наилучший выход – это избавиться от него как от свидетеля», – и Виктор вздрогнул. Он не смог различить, его ли мысли прозвучали в голове, или голос самозванки.
– Честно говоря, я не сразу признал тебя с такой густой щетиной, пока вблизи не присмотрелся. Запустил ты себя, друже. Не думай, что ставлю в упрёк. Лучше уж борода, чем казнь, верно? – Лицо Виктора ожесточилось, но Даниил с невинным видом похлопал его по плечу. – Эй, если бы я хотел доставить тебе проблем, то мог просто пырнуть в спину. Однако не стану скрывать, внутри аж зудит от желания узнать, что за беда с тобой случилась.
Он не врал. Виктор помнил этот огонёк жажды знаний в глазах Даниила, спустя годы он пылал всё так же ярко.
– Услышав о твоей судьбе, я мгновенно послал весточку Катерине, но её рассказ оказался до обидного скуп, от других тоже не было никакого толку. Чтобы мастер – и так тихо избавился от Хранителя, под чьей опекой была его ненаглядная дочь? Ерунда, согласись, но из-за службы не хватало времени копать глубже. Будь уверен, я никому не сдам тебя, но взамен хочу знать все-все подробности, – Даниил обезоруживающе улыбнулся.
Виктор настолько привык не доверять чужим словам, что и сейчас сомневался, но… но это же Даниил. Именно его лихая душа подбивала друзей на побег из крепости, наплевав на риск и возможные последствия. Даниил никогда не боялся идти против устава, хоть и оставался искренне верен мастеру. Не изменилась ли эта черта спустя столько лет?
– Совсем ты чёрствым и угрюмым стал от вольной жизни, ни слова доброго не скажешь, ни улыбнёшься. А ведь я успел оплакать тебя, хоть и нашёптывало чутьё, что ещё свидимся. И ведь не подвело, – тут Даниил стукнул кулаком по ладони, загоревшись идеей, которую сразу же озвучил: – Считаю сие событие достойным бутылки вина из Шинстари! Привёз из столицы на случай, если от местных видов не захочется просыпаться по утрам. Я такой глинтвейн сварю, что ты ощутишь в себе весь жар шинстарийского солнца.
Самозванка шептала: «Не глупи, попадёшь в ловушку», но Виктор, измученный усталостью, голодом и холодом, ответил: «Почему бы и нет», и вот уже спустя полчаса отогревался у камина. На кухне слышалось копошение Даниила: звон посуды, гул труб, ворчание на старую плиту. Из столицы он приехал с одним чемоданом вещей: в основном это были карты и записи, на каминной полке валялся разобранный револьвер, на тумбочке – набор для заточки лезвий. Вид распахнутого шкафа, в котором висел хранительский мундир, отозвался в Викторе колкой болью в груди. Но особенно его заинтересовала копия Дара, позабытая на столе.
– Ты что, приближённого ограбил?
– Как в твою голову… а! Понял, – Даниил выглянул из кухни, но тут же скрылся обратно, не желая отрываться от колдовства над глинтвейном. – Да так, дали эксперимента ради. Чёрная гвардия часто устраивает облавы на логова Левиафанов, иногда они привозят оттуда сувениры. Вот такие камушки, например. – Он ненадолго замолк, слышался скрип дверец. – Этот мусор и в подмётки Дарам не годится, в большинстве своём они пустышки и от ведовства не защищают. Но недавно гвардия выковыряла из степных идолов парочку камней, которые кое-что да могут. Против самих Левиафанов, как видишь, работают неплохо. Правда… так и не нашёлся камень, который может помешать этим милым людям превращаться в лужу от любого чиха. Жаль, очень жаль, столько языков из-за этого теряем.
Виктор потрогал прохладные грани камня, пригляделся к бледно-розовым жилам внутри него. Вряд ли Даниил найдёт подходящее средство от «лужи», раз полноценный Дар не смог оградить Софию от голоса твари, сидящей в ледяной пустоши.
– Похоже, ты тесно трёшься с Гвардией, – сказал Виктор и оставил боло в покое. Ему хватало своего уродливого.
– Рад, что ты заметил! – без ложной скромности воскликнул Даниил. – В Андронталле я использовал всё своё обаяние, благодаря чему карьера быстро полетела вверх. Даже несколько раз беседовал с Арчибальдом IV, мир его праху. Как-то он в шутку пригласил меня служить в Чёрной гвардии, а я в шутку согласился, но в каждой шутке есть доля правды, верно? Мастера я, конечно, никогда не брошу, как же он без меня, но мне позволили стать связующим звеном между Хранителями и Гвардией. Так и живём. Не всегда мирно, чёрные жуть как не любят слушать мнение со стороны, особенно критику, зато польза, как видишь, немалая.
– Разве Хранители занимаются охотой на преступников? Это же задача полиции, а мастер всегда делал упор на защиту заказчиков.
– Чем охота на Левиафанов – не защита правящей семьи и жителей империи в долгосрочной перспективе? Однако! – Даниил с торжественным видом объявился в дверях, держа прихватками котелок, от которого шли головокружительные пряно-цитрусовые ароматы. – Напомню, что это ты задолжал несколько историй.
Виктор сам не заметил, как съел все мясные галеты, пока ждал друга, поэтому пить пришлось без закуски. Даниил не соврал, его глинтвейн был лучшим из всех, что доводилось пробовать. Маленькими глотками Виктор смаковал горячий напиток с привкусом мёда, мускатного ореха, корицы и бадьяна. В его чашку, похоже, подсыпали секретный ингредиент – стоило Даниилу сказать: «Ну, рассказывай», и слова полились из Виктора безостановочным потоком. Он поведал о вечере, ставшем роковым для Софии; о последнем приказе мастера; как тяжко привыкал к новой роли, к Дарнеллу, ко всему; какая каша творилась в голове всё это время; насколько осточертели чувства потери и потерянности, преследующие его неустанно; о неудачных попытках найти хоть какие-то зацепки, пока не получилось связаться с мистером Картером; об отчаянной просьбе о помощи у Левиафанов, которая не привела ни к чему хорошему.
О Курьерах, конечно, он не сказал ни слова – такое признание могло перечеркнуть их дружбу окончательно и бесповоротно. Вновь приходилось умалчивать, врать, хотя Виктор вовсе не желал так себя вести по отношению к Даниилу. Как только Катерина могла спокойно манипулировать словами и доверием собеседника? Виктору это казалось ужасной ношей.
В одном месте он всё-таки прокололся, упомянув помощь их общей знакомой.
– Выходит, Катерина знала, что ты жив, но и словом мне не обмолвилась? – Даниил с громким стуком опустил кружку на стол и нахмурил брови. Выглядел он уязвлённым до глубины души.
– Может, сомневалась, что ты адекватно отреагируешь? – торопливо сказал Виктор. – По правилам ты не глинтвейн со мной пить должен, а повязать и сдать Хранителям.
– Пытаюсь припомнить в уставе подобный пункт, но память мне отказывает, – Даниил плеснул себе добавки. – Я, если честно, вовсе не представляю, что по «правилам» должен с тобой делать. Решения о казнях и других серьёзных наказаниях всегда выносил мастер, однако он сам тебя отпустил. Несправедливо по отношению к остальным Хранителям, но кто я такой, чтобы сомневаться в решениях человека, утвердившего эти самые правила? Вот только мне легко рассуждать, я информатор и несу иную ответственность, нежели нёс ты и тебе подобные, потому за других собратьев отвечать не могу.
Так незаметно разговор свернул с Катерины. Даниил расспрашивал, где Виктор нашёл крышу над головой, какие у него планы, не нуждается ли он в помощи, а тот радовался, что легко отделался. Может, Даниил и не знал пока, что Катерина предала Хранителей и не собирается к ним возвращаться.
– Раз так сложилась судьба, что вся наша троица крутится в одном городе, то это отличный повод встретиться. Сколько мы всей компанией не собирались? Лет десять как минимум, – Даниил заулыбался, он смотрел на Виктора с былым юношеским нетерпением, готовый хоть сейчас броситься искать Катерину и тащить её навстречу приключениям.
– Если только Катерина не заупрямится.
– У тебя все шансы её уговорить, в отличие от меня. Наверняка она до сих пор злится, что тёплое место подле императорской семьи досталось мне, а не ей.
Котелок опустел до обидного быстро. С виду полон энергии, а на деле Даниил устал не меньше Виктора и заснул там же, где сидел – в кресле. Виктор накрыл друга пледом, чтобы не замёрз, когда камин потухнет. Сам же завалился спать на диван, не решившись покуситься на хозяйскую кровать. Наблюдая за догорающими углями, он прижал ладонь к груди, обвёл пальцем края боло под рубашкой.
Возможно, он утром не проснётся: Даниил заметит рукоять костяного ножа, боло выскользнет из-под одежды, или всё правда окажется ловушкой. Сейчас был тот момент, когда Хранитель беззащитен, а за клинком далеко тянуться не надо…
«Последний раз повторяю: замолчи», – мысленно сказал Виктор самозванке и прикрыл глаза.
Глава № 4. Там, где нет птиц, и летучая мышь – птица
Грачика всё не было – никто не встретил Хейда карканьем, когда он прошёл под кирпичной аркой. Помер, наверно, за столько дней без кормёжки. Жалко, он успел привыкнуть к этой кривой птице. Хейд прыгал с одного клочка земли на другой, не желая мокнуть в лужах, и вилял между могильными плитами. Много жертв Альмы Кэйшес раньше здесь было захоронено – не пересчитать, но квадрианцы давно всех откопали и сожгли, одни камни остались в назидание потомкам.
Засмотревшись на памятники прошлому, Хейд прыгнул на что-то неустойчивое, перепутав с кочкой, и едва не улетел носом в грязь. В пожухлой траве валялся труп энлода, из его спины торчала стрела с пёстрым оперением. И без птиц Айра мог постоять за себя, но вдруг этот чужак пришёл с компанией? Хейд рванул к руинам прямиком по лужам, а в голове крутились мысли одна хуже другой. Зря, зря он принёс того филина, лучше бы сжёг его в квадрианских кострах, выкинул в реку, да и вовсе не стоило на ту вылазку соглашаться, всё равно ничего не изменилось!
В логове брата творился бардак: всюду были разбросаны опилки, пустые консервные банки, обломки толстых веток – и никаких следов битвы. Айра лежал на полу, завёрнутый в перьевой плащ. Не считая опухшего от удара носа, с ним всё было в порядке, по крайней мере, физически.
Итак, осталось понять, что у Айры пошло не так на этот раз. Головой он сбил ветловые веточки, нарушив целостность круга, выложенного на полу. Внутри круга стоял идол высотой с ладонь, он походил на сердитую летучую мышь, вырезанную из молочно-белой древесины. Вместо головы у него был череп с выпирающими клыками и вздёрнутой носовой костью, в глазницах поблёскивал бледно-розовый камень. Рядом валялся раскрытый журнал Айры, полный пометок, исправлений и вопросов самому себе. Из этой мешанины удалось подчерпнуть крохи: таких идолов, обычно огромных, из камня или глины, дейхе создавали для защиты от энлодов. Они заключали в ловушку жертвенную душу и преобразовывали её в… чёрта?
«План вышел не шибко-то удачным», – хмыкнул Хейд, пока листал страницы. С годами от зловредных чудовищ остался только образ, на который люди могли списать все свои неудачи. В журнале встречались зарисовки того самого идола, что сейчас стоял в ветловом кругу. Айра переработал, упростил и ускорил – если верить пометкам и расчётам – «созревание» чёрта, в этом ему помогла кость Предтеча. Хейд ещё раз вгляделся в глазницы черепа. А ведь надеялся, что показалось…
Над головой послышалось клацанье. Дымное пятно цеплялось за потолок когтями из предплечий мышиных крыльев, оно утробно клокотало: «Режь-коли этого, не жалей, не жалей». Бормотало быстро, неразборчиво: «Жалкий-глупый кутёнок, смерть-смерть-смерть, режь-коли, режь-коли, тогда этот беги-уходи, не нужен этот, не нужен». Сглотнув, Хейд махнул в его сторону ножом. Чёрт мгновенно дал дёру – значит, металла он опасается, как любой другой дух. В комнате хватало углов, куда не доставали лучи солнца, и теперь тьма ожила, наполнилась хрипами, мерзким смехом, смотрела алыми угольками. Откуда тварь нападёт в следующий раз? На что она вообще способна?
«Жаль, Айра не догадался заодно написать, как бороться с тем, что он породил», – Хейд покосился на ветловый круг. Сделан он был явно неспроста, но каким образом ветки остановят чёрта? Будь это свинцовый обруч, ещё может быть… Хейд одёрнул себя. В таких делах лучше полагаться на брата-ведуна.
Из теней зарычали: «Уходи, прочь-прочь, кусать-рвать будем этого, кусать!», но Хейд не слушал и торопливо сплёл сбитые веточки. Тьма взвыла, глаза-угольки вспыхнули, как подожжённый порох – и всё резко стихло, а светлая древесина идола почернела. Сработало!
Айра так и не пришёл в себя, ритуал выжал его досуха. Хейд оставил брата отсыпаться на лежаке и укрыл одеялами от гуляющих сквозняков. У подушки он приметил тяжеленный нож со странными засечками на рукояти – таким же ножом Ищейка разделывал тушу козла в одном из видений Айры. Ведомый смутными догадками, Хейд поскрёб ногтем навершие рукояти и обнаружил под грязью заткнутое воском отверстие – прямо как у злополучной фигурки-филина. Всё это время у Айры тоже была управа на Ищейку. Важная вещь. Хейд отряхнул нож от опилок и положил его на видное место, поверх журнала.
Любопытно выглядел и чемоданчик на подоконнике, обтянутый лопнувшей на сгибах кожей. Не испытывая и тени смущения, Хейд дёрнул медные заклёпки, приподнял крышку – и отпрянул. Внутри лежали хранительский револьвер вместе с патронташем, в котором насчиталось пять пуль. Откуда?.. Каким образом?.. Хейд вздохнул и закрыл чемодан. Как же много он ещё не знает о брате.
Прошло несколько часов, которых хватило, чтобы навести в логове чистоту и порядок. Всё это время Айра крутился под одеялами, бормоча околёсицу. Вдруг он подскочил, как по сигналу, и окинул комнату ошалелым взглядом, будто впервые её видел. Даже на Хейда уставился как на незнакомца, со смесью страха и удивления – и тут пришло запоздалое узнавание. Айра улыбнулся, но выглядел немного растерянным.
Хейд всё видел. Всё приметил. У Клары, чудачки из «Аиста», провалы в памяти начинались по такому же сценарию – с коротких «неузнаваний», постепенно отгрызающих у прошлого всё больше кусков.
– Ты давно здесь? – просипел Айра, растирая сонное лицо.
– Давно. Твой маленький друг составил мне компанию, – Хейд кивнул в сторону идола.
Айра охнул и бросился к своему творению. Идол почернел, запылали глазницы, дымчатая тень покинула своё пристанище и уселась на черепе. Послышался рокот: «Этот опять пришёл-приполз». Распахнув крылья, чёрт издевательски прыгал с одной когтистой лапки на другую: «Проси-умоляй, жалкий-облезлый кутёнок. Проси-умоляй, проси-умоляй».
– Мы уже это проходили. Прошу тебя, прекрати, – судя по голосу, Айра от чёрта порядком устал.
– Раз тебе настолько одиноко, что ты начал создавать всяких тварей, то я могу заглядывать почаще, – хмыкнул Хейд, помешивая в котелке суп из рыбных консервов.
– Я не для себя… погоди, ты его видишь? – В ответ Айра услышал красноречивый рассказ о том, как Хейд пытался усмирить его нового дружка. На детали тот не скупился и добавил в конце, что об этом «сраном ведовстве» думает. Айра удручённо покачал головой: – Понимаю, для тебя мой быт непривычен, но придержи своё злословие. Ради меня. Будь добр.
– Так поясни, какая нам польза от одержимого истукана. Будь добр.
– Я пытался призвать птиц, хотя бы Грачика, но… – Айра с несчастным видом развёл руками. – Тогда решил подумать, чем ещё могу помочь, и вот, вроде придумал. Чёрт может защитить тебя, как когда-то ему подобные защищали дейхе от врагов.
– По-моему, у тебя вышел не защитник, а неконтролируемый монстр. Ты сунул в идола Дар?
– Это пустой осколок кости, который я нашёл в одной из лабораторий дейхе. Для Горнила он бесполезен, но я на всякий случай прихватил парочку.
– Но где ты достал жертвенную душу? – этот вопрос беспокоил Хейда больше всего. – Без неё ведь чёрт не получится, верно?
Хейд думал, что сейчас услышит историю про труп на улице, но Айра обхватил пальцами его ладонь и уставился взглядом профессионального попрошайки. Семейный талант, видимо.
– Даже не начинай! Оставь мою голову в покое!
– Я… я не могу… – промямлил Айра и стыдливо отвёл взгляд. Он то ли не умел, то ли не привык, то ли просто не видел смысла контролировать эмоции. Всё, что творилось в душе – отражалось на лице, и Хейду стало не по себе от того, что он видит.
Вздох.
– Показывай свои картинки.
* * *
Костёр с трудом прогревает пещеру. Метель закидывает внутрь хлопья снега, воет голодным зверем, пришедшим по их души. На блестящих ото льда стенах танцуют тени – это дейхе беспокойно ходит кругами, сгорбив спину. Из-под меховой шапки торчат белые косы, вымазанные животным жиром.
– …в тот день весь народ в поселении собрался: никакой охоты, никакой разведки, никакой торговли, – голос у Чёрного пилигрима глубокий и проникновенный, до мурашек. – Гуляния-гадания, бабы варили снедь в общих котлах, дети плели из соломы-веток куколок, желания загадывали… Хороший день, знаменательный день. Я выкатил бочку самодельной наливочки, в тот год решил всех сразить наповал доведённой до совершенства рецептурой. К сожалению, ни один земляк не оценил мою идею с плодами красной погибельки. Да если бы предки так боялись экспериментов, нас тут и не стояло бы!.. – он от души сплёвывает в сторону.
Так и хочется буркнуть: «Может, оно было бы к лучшему». Дейхе определённо не помешало бы в своё время видеть границы, которые не стоило переходить.
– Пришлось на себе показывать, что в умелых руках красная погибелька не опасна, а вполне увеселительна. – Пилигрим замирает напротив костра. Углубляются морщины у глаз и рта, они выдают на «лице без возраста», как говорят энлоды, все прожитые годы. – Люди танцевали вокруг костра, пели Весёлой Бабе, я такую милую-ладную девчушку обнимал… а под ночь явилось оно. Огромное, на две-три головы выше самого высокого энлода. Завёрнутое в рваньё-тряпьё, как в квадрианский саван. То были гобелены, флаги, знамёна… серебристые мурены Хоррусов на фиолетовом полотне, бараньи рога Ойнасов на зелёном, волчьи морды Тьяхонов на чёрном… с десяток поверженных-уничтоженных кланов, поселений, родов, как наших, так и белорожих. Сам себе памятник былых побед. – Пилигрим рычит с ненавистью, она до сих пор тлеет в его груди. – Ходили слухи-шепотки об этой твари, но они казались страшилкой. Кому нынче сдались мы, бледные тени предков? Никто из гаруспиков не предвидел, что оно явится за нами именно в тот день. Сколько криков было!..
На сердце тяжелеет. Все эти истории – как одна, и раньше он мог наблюдать за ними с другой стороны баррикад.
– Наши похватали копья, луки, пытались что-то сделать, а я… а что я. Бежал со всех ног, думал, что словил белую горячку. Свалился в свежевырытую выгребную яму, ударился башкой, да отключился. Интересно, прихватила ли эта тварь-паскуда наших красных барсуков в свою коллекцию тряпья?.. – Пилигрим вздыхает. Присаживается рядом на крупный сук, и сразу становится теплее. – Как очнулся, с бодуна едва смог из ямы вылезти. От Весёлой Бабы одна зола осталась, а от моих близких, друзей, соседей – трупы. Своими же руками перебили друг друга, как мне на голову никто булыжник не сбросил – загадка.
Пилигрим стягивает варежку и потирает глаза. В свете пламени серебрится круг на его чёрном сюрко.
– Такова сила Скорбящего палача… Молчащего… как его там ещё называют. Это страшный враг, кутёнок, но я уверен, что мы найдём способ с ним справиться. Кто-то должен выгрести мусор, который остался после экспериментов наших предков с Непреложными законами, а эта тварь в тряпках – тот самый мусор и есть. Верно?
Он кивает. Хлопает друга по плечу, благодарит за оказанное доверие. И радуется в глубине души, что Глашатай, которая смотрит на них с улицы пустыми глазницами птичьего черепа, слишком далека от человеческих понятий и эмоций, чтобы обижаться на определение «мусор».
***
Хейда знобило, в ушах завывала вьюга. Его потрясли за плечи, помогая скорей прийти в себя. Чёрт наблюдал за ним и тихо поскрипывал, как несмазанные петли. Глаза-угольки дрожали, оставляя неровные световые следы.
– Рассказал? Рассказал? – дымный силуэт подрагивал и расплывался от нетерпения, то и дело резко возвращая себе материальную форму. – Ничего не утаил? Этот любит утаивать-обманывать, верно? Жалкий-лживый кутёнок. Расскажи-покажи, откуда душу взял, давай-давай!
– Прошу тебя, перестань, – с болью проговорил Айра. – Время поджимает…
– Время? Нас поджимает время? – смех чёрта был подобен скрипу ножовки по дужке замка. – Благодаря кутёнку, у нас бессчётное количество времени! Вскрой-распори себе брюхо, омой нас в крови, тогда мы подумаем над словами этого. Кутёнок же принесёт жертву? Принесёт-принесёт? Нашей жертвы этому ведь мало? Или сначала пожертвует своим новым другом? Рассказывай-рассказывай!
Чёрт распластался облаком, подрагивал, как желе. Устав слушать его крики, Айра коснулся идола. Тварь среагировала мгновенно: змеями поползла по одежде, преодолев ветловый барьер, обвила шею, пыталась влезть через уши, нос и искривлённый от боли рот. Хейд охнуть не успел, как его брат сам стал дымной тенью.
– Прочь!
Крик Айры эхом разнёсся в комнате. Чёрта опалило вспышкой лазурного пламени и отбросило в сторону, как ветошь. Он с воем забился обратно в идол и притих, даже глазницы погасли, лишь бы никак о себе не напоминать. Айра вытер рукавом кровь под носом, и обвязал фигурку ветловой веткой.
– Давай лучше сожжём это, – предложил Хейд, но брат покачал головой.
– Тот человек из видения. Он… он там, – Айра махнул рукой в сторону идола. – Ваше знакомство вышло ужасным, но на самом деле он не такой… Сам же видел. Вместе мы совершили множество открытий: про Древних, про дейхе, про… про всё. Случилось несчастье, он погиб, а я… не знаю, о чём я думал, но… – он замолк, подбирая слова. – Да ни о чём не думал, просто до одури боялся потерять друга и единственного союзника. И тогда… я решил попробовать…
– Ты запихнул душу своего приятеля в камень? – Хейда передёрнуло от одной мысли, что некогда обычного человека превратили в маленькое злобное существо, не живое и не мёртвое, заключённое в куске хлама.
– Из твоих уст это звучит ужасно, – пробормотал Айра, водя пальцем по белому кругу, вышитому на сюрко.
– Это и есть ужасно, твою мать! Славы Дикой Кэйшес захотелось?!
Братья насуплено уставились друг на друга. За окном грохотали раскаты грома, капли дождя барабанили по крышам. Холод и сырость впитывались в кожу. Первым не выдержал Айра: с пристыженным видом отвёл взгляд и спрятал ладони в рукавах.
– Не жалей духов, как жалеешь живых, Хеди. Это пучок воспоминаний, страхов и желаний, тень былой личности. Сам знаешь, как силён наш враг. Я пойду против любых законов, хоть Непреложных, хоть морали, хоть каких – если это чуточку поможет в деле.
Светлая картинка с добродушным и мечтательным братом, которого Хейд знал и любил когда-то, рассеялась как морок. Он всегда опасался людей без тормозов. Разумнее было развернуться, уйти и никогда не возвращаться – но нет. Это он увёз Айру из Ашвайлии, это он морозной ночью выбрал неудачное место для ночлега, это он решил убежать от преследователей через реку… это он подтолкнул брата к такой поганой судьбе. Значит, ему исправлять.
– Хеди. Давай не будем ссориться, – Айра присел рядом на подоконник и скромно сложил руки на коленях. – Когда всё закончится, я обязательно упокою каждого мертвеца, которого вынудил мне помогать.
– Поклянись, – сквозь зубы прорычал Хейд, – если со мной что-то случится, ты не станешь засовывать мою душу в зеркала, камни, кости, превращать в неведомую тварь, или что там ещё придёт тебе в голову. Поклянись, что отпустишь с миром.
– Но!.. – Хейд бросил на Айру лютый взгляд. – Клянусь.
– Постараюсь тебе поверить.
Желая заполнить тишину хоть чем-нибудь, Хейд включил радио. На этом гиблом холме даже сигнал помирал в муках – уши резало от шумов и помех. Чудом попалась новостная станция, на ней по сотому кругу обсуждали землетрясение и побег животных. Диктор причитал, что никто из приближённых Квадранты так и не приехал в Дарнелл, уж они бы наверняка смогли разобраться с проклятьем. Ну да, как же.
– Давай отвлечёмся на что-нибудь другое, – Айра улыбнулся и легонько ткнул Хейда кулаком в плечо. – Я жажду подробностей о твоей вылазке к Сорокам. Удалось всех заболтать?
– Неужели ты сомневался во мне? – ухмыльнулся Хейд, немного оттаивая. – Эйнан шёлковым стал, когда я заговорил о сделках с наркоторговцами.
– Ох, так это сработало. Я рад.
– А могло не сработать? Ты же из его головы информацию взял, разве нет?
– Сны замусорены эмоциями, переживаниями, и чем дальше по времени необходимое событие, тем сложнее узреть истину. Опыт у меня неплохой, но осечки могут случиться и с лучшими из сновидцев.
– Очень мило с твоей стороны рассказать мне об этом только сейчас.
– Не хотел поколебать твою уверенность, – Айра виновато улыбнулся. Вытравить из него любовь к недоговариванию «во благо» будет явно непросто.