Другие двери

4

Рядом с главным, кирпичным зданием госпиталя, торец к торцу, стояло серое панельное двухэтажное строение. Неподалёку от входной двери, на скамеечке, сидел нахохлившийся боец в смело распахнутом больничном халате бурого цвета, придерживая красноречиво раскоряченные костыли. «Хирургическое отделение», – определил я. В просвет между этими двумя зданиями вела дорожка, плутая по небольшому больничному садочку и упираясь в ворота главного входа, видневшиеся отсюда. Параллельно основному корпусу и хирургическому отделению, со значением отделённые большой клумбой с россыпью красных и жёлтых, неведомых мне цветочков, располагались два барака, напоминающих наше инфекционное отделение. То, что было слева от меня, казалось необитаемым, зато к тому, что находилось справа, неторопливо шли, огибая клумбу, несколько занедуживших защитников отечества в одинаковых халатах. Этот барак и был, по-видимому, столовой.

По скрипучим половицам я миновал сумрачную тесную комнатушку, на стене которой сиротливо белел листок с единственной различимой при таком освещении надписью «меню» и оказался в небольшом зальчике, уставленном столами и стульями. Свободных мест было предостаточно и, чтобы не стоять столбом при изучении незнакомой обстановки – куда идти, дабы получить чай, – я сел в углу у окошка за незанятый столик, на котором стоял нехитрый пластмассовый прибор со специями и гранёный стакан, из которого топорщились белые бумажные салфетки. Я почувствовал на себе взгляды и, привычно сотворив равнодушное лицо, отвернулся к окну. За деревьями виднелась крыша инфекционного отделения.

Не прошло и двух минут, как я услышал рядом с собой:

– Это вы корреспондент?

У моего столика стояла невысокая женщина, с любопытством разглядывая меня и теребя краешек синего передника, повязанного поверх белого, но уже не медицинского халатика. Не желая привлекать к своей персоне излишнее внимание, я кивнул и сразу почувствовал себя в центре вселенной. Всякий норовил рассмотреть меня наилучшим образом. Женщина наклонилась над столиком и, глядя на меня весёлыми, чуть смущёнными глазами, понизив голос, добавила:

– Офицерские столики там.

И показала – где. В указанном направлении сидели два типичных офицера, облачённых в спортивные костюмы. Хоть я и являлся офицером запаса после военной кафедры института, подобное деление на касты было мне безразлично, и я так же тихо ответил:

– Ничего. Мне тут больше нравится.

Женщина спросила:

– Покушаете чего-нибудь?

– Да нет. Чайку бы.

Женщина исчезла, и внимание ко мне стало ослабевать. Несколько солдат-срочников за соседними столиками вернулись к обозрению своих тарелок, а офицеры и вовсе не прекращали своего разговора, безразличные ко мне.

Скоро у меня на столе оказалось сразу два стакана свежезаваренного чая и тарелка с сушками, обсыпанными маком. Судя по железным чайникам, населяющих другие столики, из которых трапезничающие время от времени плескали себе в стаканы светло-жёлтую жидкость, меня обслужили явно не по уставу сего хлебосольного заведения: как же, корреспондент наведался, пусть и проездом, напишет ещё про отсутствие чая в кипятке. Интересно, что бы было, прояви я желание откушать что-либо по полной программе. Глядишь, притащили бы мне черепаховый суп.

Я не стал пренебрегать сушками и, оглушительно дробя их зубами, с удовольствием прихлёбывал ядрёный чай, ненавязчиво блуждая взглядом по соседским столикам.

В зальчике сидели совершенно незнакомые люди и мало того, что были мне чужими, но и казались к тому же абсолютно неинтересными. Для многих из них – если не для всех – и я был тем же самым: всего лишь деталью окружающего их пространства. Но если разобраться, каждый из находящихся здесь людей был уникальным существом с неповторимой, одному ему предназначенной судьбой. И в жизни каждого из них наверняка нашлись бы моменты, достойные пера Достоевского или Толстого. Залезешь на крышу высокого дома, посмотришь вниз – и людей-то не увидишь, так, шевелятся точки какие-то внизу. А опустишься на землю – каждая такая точка превращается в точку мироздания, в отдельный его кирпичик. Вникнешь в суть этого кирпичика и увидишь Вселенную. Вот только увидеть не всегда получалось, но уж вглядевшись, можно было и восхититься, и ужаснуться.

Только начав работать журналистом, и разъезжая по городам и весям по заданию редакции, я встречался с людьми – как правило, с обычными, «маленькими» людьми – разговаривал с ними, составляя очерк или статью, и пытался разглядеть в этих маленьких людях именно Людей, с большой буквы «Л». И зачастую не мог этого сделать, даже если они легко шли на контакт (что было отнюдь не всегда), и охотно раскрывали свою душу (явление совсем уже маловероятное). Я искал в их душах полёт, какую-то мечту – настоящую, заветную, но находил именно «какую-то». Все их внешние успехи и достижения проистекали от мелкого желания устроиться в этой жизни, урвать причитающийся им кусок. Всем им было что-то нужно здесь, каждый хотел взять, а вот отдавать желали очень немногие. Встречался я и с такими альтруистами: серыми, незаметными, сломленными жизнью людьми, и с ужасом задавался вопросом – отчего они такие? Ведь ими двигали благородные помыслы! Я пытался понять, что с ними произошло, и выслушивал истории их жизней.

Поначалу они суетились, энергия била из них фонтаном – они не жаждали славы и денег, они просто постоянно пытались всем помочь, выбиваясь из сил, натирали мозоли и срывали горло, поскольку, помимо помощи деньгами и личным участием, очень любили давать советы. Они пытались осчастливить всех и каждого и неизменно получали по морде, что не охлаждало их пыл (они даже гордились следами от пощёчин, с готовностью подставляя под очередную оплеуху ещё не пострадавшую часть тела); они снова лезли в эти благие дебри, даже не подозревая, что устилают ими путь известно куда. Так эти странные люди бежали, шли и потом уже тащились по жизни, превращаясь в жалких неудачников, имеющих редкостный дар – раздражать абсолютно всех: и врагов и друзей (увы – немногочисленных). Они слыли идеалистами и идиотами, чудаками и чужаками, и оседали где-то по краям жизни, на берегах её потока, сидя у своих разбитых лодок, с грустью провожая взглядом чьи-то сверкающие яхты. Они ещё кричали с берега что-то вроде: «Опомнитесь! Куда плывёте? Жить нужно по-другому!», но их никто не слушал.

С ужасом вникая в эти жуткие биографии, я не верил, что доброта бывает наказуема, но глядя на этих людей, отмечал про себя, что они мне, почему-то, несимпатичны. Они были обессилены и вызывали лишь жалость.

Со страхом ожидая сугубо взрослого подтверждения детской мультяшной песенки со словами: «Кто людям помогает, тот тратит время зря, хорошими делами прославиться нельзя», я исследовал истории жизни эгоистов и откровенных негодяев.

Они строили блестящую карьеру, множили своё благосостояние, гордились своими успехами, холили себя и лелеяли. Им многое удавалось и удавалось легко, некоторых неудачи вообще обходили стороной. У них было всё, что можно в этой жизни купить, отсутствовали лишь настоящие друзья и – что явилось для меня открытием – настоящие враги. Если враги и были, то они представляли собой жалкое зрелище, были все как на подбор мелкими, банальными завистниками. Равных же соперников у этих счастливчиков не наблюдалось. А время шло, и счастливчики эти теряли свой задор и энергию молодости, дряхлели, и им уже было наплевать на те радости жизни, что прельщали их раньше. Они становились раздражительными, брюзгливыми, не понимая причин своей смертельной тоски, смотрели на молодых и, страшно завидуя им, принимались, как и чудаки-альтруисты, бесконечно учить их жизни и критиковать любой их шаг, пусть даже и одобряемый ими самими глубоко внутри.

Глядя на всех этих людей – на преуспевающих карьеристов и несчастных неудачников, – я пытался определить, где находится та самая золотая середина, к которой бы мне самому хотелось примкнуть, и не находил. Я заполнял заметками свои блокноты – на будущее, в которое верил и ждал, что ещё чуть-чуть и мне всё станет ясно, и я обязательно пойму, как надо жить. И непременно напишу то, что давно вертится на языке – возможно, обо всём этом, – но пока всё, как-то, не даётся. Но время шло, а ответ всё не находился и таяла моя вера в удивительный рецепт, одинаково подходящий всем без исключения людям, непременно сделающий их счастливыми. И совсем уже не писалось мне, и тошно было от этого, хотелось с чего-то начать, потому что я знал уже по своему небольшому, но опыту, как важно именно начало. Оно становится точкой отсчёта, стартовой площадкой. Работая даже над какой-нибудь тусклой статьёй, я увлекался, непонятно откуда вдруг возникали нужные, интересные мысли. Но часто они уводили меня в сторону от темы статьи, начинали жить как бы собственной жизнью. Я останавливался, понимая, что к статье это уже не имеет никакого отношения, возвращался к редакционной теме, проклиная свою работу, и на этом всё заканчивалось. Я снова и снова пытался найти такую точку отсчёта, но найти не мог, хотя чувствовал, что она где-то рядом. В моей голове был рассыпан бисер отдельных, разрозненных мыслей, но я никак не мог найти ту нить, что смогла бы объединить их вместе, в некое единое целое.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.