Облом, или Желаемое торжество не состоялось

I.

Зинаида Евдокимовна была вне себя, насладиться торжеством не удалось. Да и торжества-то не было. Она до последнего тешила себя надеждой на то, что он дрогнет, сдастся, начнет умолять о пощаде. Она ждала этого, но страшилась оставаться с ним один на один, потому-то и вызвала Шарикова, чтобы он, на всякий случай, присутствовал при разговоре. Кроме того, ей нужен был свидетель ее торжества и унижения толстокожего, готовый подтвердить, да, она знала это, и приукрасить происшедшее, распространить необходимый и положительный для нее слух. А также, подтвердить это и для Пустовойтова.

Шариков пришел, грузный, тяжело дышащий, сел, как она его и наставляла, за спиной его. Ей казалось, что она все просчитала, присутствие Шарикова за его спиной, по ее мнению должно было оказывать на него психологическое давление, да и в случае нужды, Глеб Константинович мог бы, и она также предварительно внушала ему это, применить к нему сзади, со спины физическую силу.

Но ничего этого не понадобилось, ничто не сработало. Ее ожидания не сбылись.

Как не пыталась она, сегодня, в очередной и одновременно в последний раз, подавить его волю и убежденность, обвиняя его в присутствии Глеба Константиновича во всем, что только приходило ей на ум, он оставался неизменно твердым, как она давно определила для себя «убежденно-упертым», «толстокожим».

До знакомства с ним ей не приходило в голову, что есть такие люди, которые готовы идти до конца, пожертвовать завидными должностью и работой, но остаться такими, какими их воспитали, не поступиться принципами.

Он оказался таким. Даже от его внешнего вида, манеры держаться, выстраивать разговор веяло чем-то неуловимо породистым, значимым и солидным. Он для нее – типичной представительницы советской «лимиты», был «барином». Именно так она сначала за глаза, а потом, находясь во взвинченном состоянии, провоцируя на скандалы, несколько раз и при нем называла его. Он, в первый раз высказавший недоумение, в дальнейшем перестал реагировать, что еще больше бесило ее.

По мере того, как она узнавала его, слышала теплые, и, как она понимала, справедливые, зачастую, хвалебные отзывы о нем, в ней нарастала неприязнь к нему. Спокойный и уверенный, он все сильнее и сильнее раздражал ее, и ей все больше и больше хотелось унизить его, превратить его в глазах окружающих в нечто невзрачное, растерянное, боящееся слово сказать без ее одобрения.

Она специально давала ему одно поручение за другим, часто вне его должностных обязанностей, ожидая, что уж на этот раз-то он сорвется, откажется, наконец, просто попросит помощи. Но он не делал этого, наоборот, он успешно в установленные ею сроки выполнял порученное и, каждый раз было полной неожиданностью для нее, никогда не повторялся, предлагал и аргументировано отстаивал свои предложения, с которыми она, понимая, что так будет лучше в первую очередь для нее, вынужденно соглашалась. Даже здесь, он был умнее и сильнее ее, называемой за глаза «шефиней», гордившейся своим всемогуществом и одновременно жутко боящейся допустить ошибку.

Ее год от года все сильнее раздражало, что к нему, тянулись за советами и поддержкой сотрудники, что он не отказывал им, спокойно, не повышая голоса, объяснял и учил, правил документы, защищал сотрудников, будучи убежденным в их правоте, от ее нападок.

Она не могла не понимать, что, даже организованная ею при поддержке Пустовойтова, его искусственная изоляция, не удалось в полном объеме, он по-прежнему был популярен, и к нему, как доносили ей, по-прежнему, правда с оглядкой, заходили сотрудники, он по-прежнему выполнял свои должностные обязанности.

Да, насладиться торжеством не удалось. Он спокойно, внешне невозмутимо выслушал все, что она отрепетировала бессонной ночью, поставил свою подпись на принесенный и давно заготовленный Элкой Цыгановой приказ.

Более того, он и здесь переиграл ее, отказавшись удовлетворить ее требование о сдаче полиса ДМС в связи с тем, что не был предупрежден об этом заранее, и, пообещав принести его после. Для нее, и в мыслях не державшей, что после всего происшедшего, он может появиться в офисе еще раз, это было полной неожиданностью.

Как неожиданным было и то, что на вырвавшееся у нее: – Всего доброго, – он, молча, встал, посмотрел куда-то поверх ее головы и голов Шарикова и Цыгановой, повернулся и с прямой спиной вышел, как всегда аккуратно прикрыв за собой дверь.

Да, торжества не было, она понимала, что все ее усилия оказались тщетными, расставание не вернуло ей душевное спокойствие, она уже не та «шефиня», которой она была до встречи с ним, что ощущения незавершенности, собственной ущербности, да, и, она вынуждена была признать это, ощущение беспокойства с ней останутся навсегда.

Почему? В этом ей предстояло разобраться.

II.

Она хорошо помнит, как, несколько лет назад, весной, узнав, об увольнении Плахова – коллеги, равного ей по должности, она испугалась. Испугалась, предположив, что следующая будет она. Да, именно, она, поскольку знала, что мало чем отличалась от него: такая же неорганизованная, трусливая, чванливая, готовая на все, чтобы лишь удержаться на занимаемой должности. Новое время требовало новых людей, обладающими теми качествами, которых у нее и ее уже уволенного коллеги не было.

Она помнит, как испуганная, суетливо бежала она по пустому коридору офиса своего уволенного коллеги, и встретила его, Афанасьева – спокойного и уверенного, вышедшего ей навстречу из своего кабинета.

– Добрый день, Зинаида Евдокимовна, – поздоровался он с нею.

– Добрый, – буркнула она в ответ. – А, правда, а что Бориса Ефимовича уволили?

– Да.

– А где он?

– Его нет.

– Почему? – вырвалось у нее.

– Не знаю, очевидно, потому, что его уволили, – ответил он.

Она застыла, не зная, что сказать.

– Зинаида Евдокимовна, может быть. Вы пройдете в мой кабинет? – спросил он.

– Да.

Впервые попав к нему в кабинет, она огляделась: в отличие от ее, все в его небольшом рационально, даже аскетично, обставленном мебелью и оргтехникой кабинете было подчинено функциональности, все находилось под рукой.

– А почему Бориса Ефимовича уволили? – сев за приставной столик, продолжала задавать вопросы она.

– Не знаю, это не моя компетенция, – садясь напротив нее к приставному столику, ответил он.

Она, конечно, понимала, что он не может знать причину увольнения Бориса Ефимовича, но привыкшая собирать и распространять сплетни, надеялась, что он что-то все-таки сообщит ей.

– Ну, может, что-то слышали? – продолжила она.

– Зинаида Евдокимовна, Вы же знаете, какое сейчас время, – спокойно, прямо глядя ей в глаза, сказал он. – Причины могут быть различные.

– И все-таки? – продолжала настаивать она.

– Думаю, Вам это лучше узнать у самого Бориса Ефимовича. У Вас же есть его номер телефона? – ответил, как отрезал, он.

Естественно, у нее были номера и домашнего, и мобильного телефонов Плахова, они несколько раз перезванивались с ним, однако, из-за испуга, она даже не вспомнила о них.

– Да, – произнесла она и тут же продолжила – Так что-нибудь известно?

– То, что Борис Ефимович уволен с сегодняшнего дня.

– Я знаю это, – она начала кипятиться, – но почему?

– Зинаида Евдокимовна, я же сказал уже Вам, – все так же спокойно ответил он, – Вам это лучше узнать у него самого.

Не ожидавшая от него такого упорного не желания «поделиться информацией», как она называла обмен сплетнями, она была удивлена и заинтригована, решив воспользоваться моментом и присмотреться к нему.

До этого, она несколько раз встречалась с ним на различных мероприятиях, слышала о нем одни положительные отзывы, была свидетелем того, как Светлана Аркадьевна и люди из ее окружения советовали Плахову больше прислушиваться к нему. Знала она и то, что во многом именно с ним Светлана Аркадьевна и ее окружение связывали успешную деятельность возглавляемой Плаховым организации.

– И как же теперь, после увольнения Бориса Ефимовича, будете работать?

– Как и прежде, по утвержденному плану.

– А дадут-то плану осуществиться?

– Думаю, да, в конце концов, можно будет его скорректировать или расширить.

– Есть силы-то?

– У нас хороший коллектив, обученный.

Услышав это, она невольно вспомнила свою организацию. – Мне бы такую уверенность, – подумала она.

– И как же это удалось?

Он спокойно, с примерами, стал рассказывать. Удивительно, но ей было интересно слушать его. Она даже как-то забыла о причине ее появления у него в кабинете.

– Я, наверное, заговорил Вас? – спросил он.

– Нет.

И, внезапно, как будто подчиняясь какому-то непонятному ей чувству, она стала рассказывать все последние события в ее организации, в центре которых, естественно, находилась она.

Он внимательно слушал, изредка задавая короткие, по самой сути рассказываемого ею, вопросы.

– Да, не легко Вам, Зинаида Евдокимовна. Не уже ли Ваши работники не знают того, что и как они должны делать?

– Да, они неумехи, лодыри, – отрезала она. – За ними глаз да глаз нужен!

– Так у Вас есть же три заместителя, что же они Вам не помогают?

Она промолчала. Не могла же она сказать ему, что не может положиться ни на кого из них, что она знает как рвется на ее место Суховей – ее первый заместитель, как боится она, что назначенный вопреки ее мнению недавно еще один ее первый заместитель – Товаров – это ее возможный преемник. Не могла она сказать ему и то, что и она, и каждый из них озабочены лишь одним: сохранением должности и дальнейшим карьерным ростом.

– А Вы, не хотели бы пойти ко мне заместителем? – решив перехватить инициативу, задала она вопрос.

– Да, я как-то об этом и не думал, – ответил он. – Я и здесь на своем месте.

– У нас больше перспектив и возможностей.

– Понятно. Но, честно говоря, я не думал о переходе.

– Подумайте. Мне как раз нужен такой заместитель, – произнося это, она была твердо уверена в правильности ее предложения.

Действительно, он будет новым человеком в организации, никого и ничего про специфику работы не знает, значит, не примкнет ни к кому из ее заместителей, а уж она сумеет так поставить дело, что он будет плясать под ее дудку! И не таких обламывали.

– Подумайте, – еще раз повторила она.

– Спасибо, но нельзя не учесть и мнение Светланы Аркадьевны – неожиданно сказал он.

Во, как вывернул! – изумилась она. Вот что значит, опыт! Зря я ему это предложила, естественно, Хорошилина поддержит его кандидатуру, не зря же она все время говорит ей, что у нее в организации нет порядка, а он – известный организатор. Ей не хотелось, чтобы Хорошилина вмешивалась, она хотела, чтобы его назначение он связывал только с ней, а не с Хорошилиной.

– Ну, хорошо, – она встала. – Я сообщу.

– Спасибо.

Он проводил ее до двери кабинета.

– До свидания.

Она, сделав вид, что не расслышала, не ответила и почти побежала по коридору, решив для себя, что, конечно, она не будет разговаривать о его переводе с Хорошилиной, а сам он, в этом она была уверена, не пойдет к Хорошилиной с такой просьбой.

III.

После того разговора прошло более полугода. Он никак не напоминал ей о состоявшемся разговоре. У него был новый начальник, они, вроде, с ним ладили. У нее же все более обострялись отношения со Светланой Аркадьевной и ее окружением, да, и Павлина Харитоньевна, ее первый заместитель, тесно связанная со Светланой Аркадьевной, становилась все более активной и независимой от нее.

Светлана Аркадьевна все чаще высказывала недовольство деятельностью ее организацией. Зинаида Евдокимовна понимала, что это не придирки, а справедливые замечания, и она хваталась за все, но не успевала, срывалась на крик, угрожая подчиненным, но положение не менялось. До нее стали доходить слухи о возможном ее увольнении и назначении на ее место или Суховей, или Товарова.

И вот тогда-то она вспомнила о нём.

Но она боялась начинать разговор с Хорошилиной о его переходе в возглавляемую ею организацию, резонно полагая, что та может или отказать ей в этом, или, что для Зинаиды Евдокимовны, возможно, было еще хуже, высказать ей все о ее стиле работы и беспорядке в возглавляемой ею организации. А там, глядишь, и предложить ей в конце разговора уволиться. Ужас! Всякий раз, как только, Зинаида Евдокимовна думала о возможности увольнения, по ней пробегала нервная дрожь, тело холодело и покрывалось мурашками.

И она выжидала и выжидала, понимая, что чем больше времени она тянет, тем больше сгущаются над ее головой тучи.

На ее счастье, ей помогла начавшаяся по указанию Коренева реорганизация. Такую возможность она упустить не могла, и, задолго до установленного распоряжением Коренева срока, предоставляя на согласование Хорошилиной проекты новой структуры и штатного расписания организации, намеренно привлекла ее внимание к необходимости введения еще одной должности заместителя.

– Зачем? Итак, уже три зама есть, – выслушав ее, недоуменно спросила Хорошилина.

– Светлана Аркадьевна, Вы же знаете, Михаил Константинович требует, чтобы везде был порядок, – выдала заранее заготовленную фразу Зинаида Евдокимовна.

– Знаю. Вот и наводите вместе с имеющимися замами.

– Но у нас большой объем работы, мы едва успеваем весь его делать, Вы, же, знаете.

– Меньше надо разговаривать, да разъезжать, тогда будете успевать все.

– Мы… – Зинаида Евдокимовна испугалась, расценив это как прозрачный намек на нее, ее постоянные метания от одного коллеги к другому в попытках узнать что-либо о возможных изменениях, заручиться какой ни какой поддержкой на всякий случай. – Мы … стараемся …

– Что-то плохо стараетесь …

– Поэтому я и прошу Вас согласовать должность еще одного заместителя. Поверьте, так будет лучше для дела.

– Не знаю, не знаю … – как-то задумчиво произнесла Светлана Аркадьевна.

– Ну, я прошу Вас, согласуйте.

– Я подумаю, – также задумчиво сказала Светлана Аркадьевна. – А, кстати, есть какая-то кандидатура на примете?

Зинаида Евдокимовна насторожилась: сейчас или …? А, вдруг, не получится?

– Я хотела бы посоветоваться с Вами, – осторожно начала она. – Возможно, у Вас будут пожелания …

– Возможно … – улыбнулась Светлана Аркадьевна. – Ну, так кто?

– Афанасьев!

– Кирилл Петрович? – Светлана Аркадьевна пристально посмотрела на нее.

– Он.

– Но, он, же, на своем месте, сработался с новым начальником. Емелин хорошо отзывается о нем.

Все! – решила Зинаида Евдокимовна. – Облом, откажет, все пропало. Мурашки поползли по ее телу.

– Ну, если не Афанасьев, то, может быть, Вы кого-нибудь порекомендуете … – отступая, произнесла она.

– Я подумаю, – повторила Светлана Аркадьевна, откладывая проекты новой структуры и штатного расписания на край стола. – Подумайте и Вы. До свидания.

Аудиенция была закончена.

Зинаида Евдокимовна так и не поняла, о чем же ей надо подумать, поэтому решила не поднимать больше этот вопрос, тем более, что время до утверждения новой структуры и штатного расписания было еще много: около двух недель.

Через неделю она встретила Афанасьева на еженедельном совещании у Хорошилиной. Емелин был в командировке и Кирилл Петрович участвовал в совещании вместо него.

После совещания Хорошилина попросила ее задержаться.

Опять будет говорить, что мы не выполнили порученное, – неприязненно подумала Зинаида Евдокимовна. – Ну не выполнили, так выполним, я же не могу за всех все делать, мои лодыри и неумехи без кнута и с места не двинутся. Думая так, она, конечно, прекрасно понимала, что дело не в лодырях и неумехах, а в том, что она давно потеряла управление происходящим в организации. Поглощенная борьбой за выживание, она пустила дело на самотек, правда время от времени спохватывалась, и криком и угрозами добивалась необходимых результатов. Но через некоторое время все повторялось…

– Не передумали? – огорошила ее вопросом Хорошилина.

– Извините, Светлана Аркадьевна, я не понимаю, о чем Вы спрашиваете?

– Об Афанасьеве.

Это было полной неожиданностью для Зинаиды Евдокимовны. Надо, же, ожидала одно, а разговор о другом.

– Я думаю, Вы правы, – вспомнив предыдущий разговор, нашлась Зинаида Евдокимовна. – Афанасьев пусть работает там, где работает.

– Да? А Вы говорили с ним?

– Говорила, – самоуверенно ответила Зинаида Евдокимовна. Да и откуда, – подумала она, – откуда Хорошилина может знать, что я с ним уже больше полугода на эту, да, и другие темы не говорила.

– И что же?

– Он не хочет.

Светлана Аркадьевна пристально посмотрела ей в глаза, Зинаида Евдокимовна потупилась.

– Пригласите Кирилла Петровича, – нажав на кнопку селектора, сказала Хорошилина.

Он вошел, Зинаида Евдокимовна не смела поднять голову.

– Присаживайтесь, Кирилл Петрович, – пригласила Светлана Аркадьевна.

– Спасибо, – он сел к столу, положив перед собой сцепленные пальцы рук.

– Как Вы смотрите на переход в организацию Зинаиды Евдокимовны?

– Если мне будет оказано доверие, то положительно, – с достоинством произнес он, взглянув на опущенную голову Зинаиды Евдокимовны.

– Так вот… – Светлана Аркадьевна сделала паузу, – принято решение: Вы назначаетесь заместителем Зинаиды Евдокимовны. Поздравляю!

– Спасибо.

– Там дел много, организационные вопросы требуют скорейшего решения, поэтому Вам и карты в руки, – Светлана Аркадьевна повернулась к еле скрывавшей свое изумление Зинаиде Евдокимовне. – Вы поняли, что Кирилл Петрович отныне Ваш заместитель?

– Да, – Зинаида Евдокимовна все еще не могла оправиться от изумления.

– Тогда обстоятельно введите его в курс дела, а Вы, Кирилл Петрович, – Светлана Аркадьевна, улыбнувшись, посмотрела на него, – приступайте к работе в новой должности.

Попрощавшись с Хорошилиной, они вышли из ее кабинета и разъехались каждый на своем автомобиле…

Удивленная происшедшим, Зинаида Евдокимовна и предполагать не могла чем обернется назначение Афанасьева на эту должность, и какую роль в дальнейшем сыграет его начальник – Емелин Константин Михайлович.

IV.

Когда она, пробежавшись по кабинетам с целью узнать последние сплетни, вернулась в офис, встретившая ее в приемной, Томка сообщила, что ей несколько раз звонил Емелин. Странно – подумала Зинаида Евдокимовна, – очень странно. Емелин, с момента его назначения вместо Плахова, везде, где только он мог, позиционировавший себя как члена команды, пришедшей с Кореневым, все это время подчеркнуто дистанцировался от нее, и, как ей передавали, неоднократно не лестно высказывался о ней и ее организации.

Не успела она войти в кабинет, как раздался телефонный звонок.

– Возьми трубку! – крикнула она Томке.

Томка, наполовину просунувшись в незакрытую Зинаидой Евдокимовной дверь, сказала: – Это опять он, Емелин.

Зинаида Евдокимовна подняла трубку телефона.

– Ты что творишь? – не здороваясь, начал Емелин. – Ты, что делаешь, а?

– А, в чем дело? – всполошилась она.

– В чем? Да, мне позвонил Афанасьев и сообщил, что переходит к тебе замом.

– А, Константин Михайлович, – она успокоилась, – так Вы об этом? А разве Вы не знали?

– Конечно, не знал. Ты зачем переманиваешь кадры?

– Да, я и не переманиваю. Для меня самой это было неожиданно.

– Не ври, – грубо оборвал он ее.

– Я и не вру, – она почувствовала, что заводится, – ты словами-то не разбрасывайся. Я, ведь, и ответить могу …

Она, действительно, редко подбирала слова, общаясь с равными ей по должности, не говоря, уж, о ее подчиненных, которые для нее были Элками, Томками, Ирками, Тимками и которым, за редким исключением, она постоянно тыкала … Об их именах и отчествах она вспоминала только тогда, когда ей это было нужно. Вот и сейчас, интуитивно почувствовав, что Емелин – одного с ней поля ягода, что работая без году неделя, он боится остаться без заместителя, везшего на себе весь груз черновой, организационной работы, она перешла с ним на ты.

– Ну, ладно, ладно … – сбавил он обороты, – Ну, ты пойми, не могу я сейчас его отпустить …

– Ничего, приедешь из командировки, тогда …

– Нет.

– Ну, как нет, – чувствуя свое превосходство, она решила уколоть его. – Как нет, если Хорошилина …

– Это ничего не значит, – отрезал он. – Есть Коренев …

Она поняла, что он раскусил ее, и в ответ опять позиционирует себя как члена команды, пришедшей с Кореневым.

– Назначение, наверняка, согласовано с Михаилом Константиновичем – не настаивая, как бы размышляя, произнесла она.

– Конечно, – сообразив, о чем она, ответил он. – А, может, дата перехода-то еще не определена? Хорошилина ее называла?

– Нет. Но я поняла, – она решила подстраховаться, – что вопрос решен, и Афанасьев может приступать немедленно.

– Так, называла? – дожал ее он. – Или нет?

– Нет.

– Ну, тогда так: ты его к себе не приглашай, кабинет не выделяй, а придет сам – найди причину, вообщем, потяни время. Поняла?

– Поняла. – А как долго, вдруг Хорошилина спросит?

– Вот завтра приеду, поговорю, сама знаешь с кем, и все станет ясно … Пока, – он прекратил разговор.

Она понимала, что он сделал ее крайней. Если то, о чем они договорились, дойдет до Хорошилиной, она ей это не простит, и тогда, прощай должность, конец карьере. Но, с другой стороны, и тут Зинаида Евдокимовна повеселела: конечно, Емелин пойдет на все, чтобы задержать переход Афанасьева, а раз так, то удастся ему или не удастся, она в выигрыше.

Во-первых, и это немаловажно, после этого Емелин будет повязан с ней, значит, если понадобится, она может попытаться использовать его в своих интересах. Во-вторых, если удастся то, что она поняла из телефонного разговора, то Хорошилина получит по носу. И, в-третьих, она, Зинаида Евдокимовна Трусина, не зависимо от результатов, становится необходимой Афанасьеву, и, значит, она получает зама, который будет ориентирован только на нее, ну, а уж, она-то придумает как использовать его, особенно, в борьбе с первыми заместителями.

Главное не ошибиться, сделать все, о чем договорились с Емелиным.

Она вызвала Томку.

– Если придет или позвонит Афанасьев, скажи ему, что я очень занята. Поняла?

– Поняла. А кто это?

– Не твоего ума дело. Узнаешь фамилию, так и скажешь, как я велю.

– Хорошо.

– Да, мой мобильный ему не давай.

– Ясно.

– Иди.

Томка пошла к двери из кабинета.

– Нет, стой, – Зинаиду Евдокимовну осенило. – Завтра меня весь день не будет, возможно и послезавтра …

– Но у Вас завтра назначены две встречи.

– Перенесешь!

– На какое?

– Откуда я знаю, на какое! – вспыхнула Зиниада Ефимовна. – Придумай сама.

– Ладно, но Вы, уж, тогда …

– Что я тогда?

– Нет, ничего, – пошла на попятный Томка. – Я хотела сказать, может быть, Вы сами установите даты и время?

– Некогда мне. Посмотри в моем календаре, выбери и завтра мне по мобильному сообщи. Поняла?

– Поняла.

– Все. Я уезжаю. Да, если позвонит Емелин, дай ему мой номер мобильного. И помни, что я тебе сказала про Афанасьева!

Она действительно уехала, не желая встречи и объяснения с Афанасьевым, и понимая, что надо выждать.

…Вечером следующего дня ей на мобильный позвонил расстроенный Емелин. Дату перевода удалось оттянуть только на неделю.

Зинаида Евдокимовна ликовала …

V.

Афанасьев поразительно быстро для нее вошел в курс дела. Первые результаты его деятельности она почувствовала примерно через неделю, когда впервые на еженедельном совещании Хорошилина отметила, что у возглавляемой Зинаидой Евдокимовной организации нет просроченных документов и неисполненных в срок поручений.

При этом Зинаида Евдокимовна заметила, как посмотрел на нее Емелин, которому, перед этим пришлось объяснять причину не предоставления отчета о результатах работы его организации.

Выйдя из кабинета Хорошилиной, Емелин спросил у Зинаиды Евдокимовны: – А где же твои папки?

Папки – это несколько папок с поступившими документами и корреспонденцией, которые она постоянно носила с собой. Первоначально она брала их для того, чтобы соответствовать выдуманному ею имиджу деловой женщины, считая, что наличие у нее в руках папок с документами как никогда лучше характеризует ее работоспособность. Со временем, папки превратились для нее в место складирования не то, что не прочитанной ею, но даже не просмотренной почты. Они были для нее своего рода справочником, листая который она могла бы найти то, что ей было нужно к очередному совещанию, чтобы потом, вернувшись в офис устроить разгон подчиненным, обвиняя их в том, что они ей не напомнили или не выполнили в срок.