Александр Спахов
Роман на пять свиданий
Роман на пять свиданий
1
Солнечные часы по ночам барахлят. Не только те, что установлены на стене городской ратуши, а поголовно все. Ночью вместо правдивых данных они выдают заведомо ложные показания. Да и чего еще можно ожидать от Луны? Если это вообще будет тень Луны, а не соседнего качающегося на ветру фонаря. Нет, ночью рассчитывать на солнечные часы решительно не приходится. По ночам они не поддаются наладке. Только Солнце умеет управляться с солнечными часами. Да и то не всегда, а только при подходящей погоде. Такой, как сейчас. Солнечные часы на стене городской ратуши показывали три часа пополудни.
– Чего желаете? – немолодой официант в желтозеленой тельняшке смотрел прямо в глаза Игорю.
– Большой бокал холодной мальвазии, мешаный салат с хоботницей, каменицы и крух. – Ему доставляло удовольствие вставлять в свою речь местные слова.
Официант понял правильно.
Белое местное вино «мальвазия» жеманно укрылось за запотевшим стеклом. Мелкие колечки хоботницы, эллипсы мидий и другие моллюски в широкой тарелке приподнимали завесу над молчаливой таинственностью подводного мира, намекая на его почти базарную суету. Равнодушные устрицы, по-местному – каменицы, расположились отдельно на песочного цвета блюде, как почтенные фрау на частном просторном пляже. А «крух», говоря по-нашему – хлеб, жарко дышал полной грудью.
– Пожалуйста, моле, – сказал, в свою очередь вставив русское словцо, официант-хорват и подлил вина. Он знал, что этот клиент из России и обедает здесь пятый раз за семь дней своего отпуска. Даже за такой срок у людей успевают выработаться привычки.
Не придерживаясь единого ритма, с нарочитой независимостью, на волнах качались десятки белых рыбацких лодок, покрывая собой большую часть синего залива. Ветер, просеянный сквозь рыболовные снасти, приносил их запах на набережную, где причудливо смешивал с ароматами из кухни таверны Зеко, на веранде которой сейчас и расположился Игорь. Он поднес бокал ко рту, только рассчитывая пригубить, но не удержался и отпил три гулких полновесных глотка. Хорошее вино. Холодное, цвета пробившегося сквозь морскую толщу солнца, кислое и с привкусом приключения.
На набережной было многолюдно, мимо веранды текла толпа загорелых и праздных людей.
Сюда, в балканский городок Ровинь, на полуостров Истрия в северной Адриатике, Игорь прилетел один. Получилось так, что в делах образовался перерыв, неожиданно вернули старый, казалось, безнадежный должок, и накатила «охота к перемене мест». Он купил билет, собрал в одночасье сумку с пляжными тряпками и был, как говорится, таков.
Пять дней одиночества пошли на пользу. Игорь стал спокоен, нетороплив, нервы, прежде торчавшие как иглы из дикобраза, опали, улеглись, сделались легкими и невесомыми, словно пух новорожденного котенка. Нет, ничего особенно страшного в жизни Игоря накануне не происходило. Обычная жизнь обычного московского предпринимателя. Всё как у всех. Стресс как стресс.
Теперь Игорь спал, загорал, плавал, пил холодную мальвазию и закусывал ее продолговатыми «каменицами». Сегодня он наконец почувствовал себя энергичным и полным сил. Взор его устремился на представительниц другого пола. Нет, бабником он не был. Был обычным, женатым первым браком, тридцатишестилетним мужиком, и его иногда тянуло налево. К нему, опять же, иногда тоже кое-кого тянуло. Надо полагать, в их случае – «направо».
А женщин здесь было в достатке. Любой зрелости, любой масти. Широко представлены: замужние в кругу семьи, женщины с другом, с подругой и совсем одинокие женщины. Некоторые из них вызывающе и призывно одеты, другие скромны, застенчивы и неприступны. Многие имели на плечах, под бретельками лифчиков полоски незагорелой кожи, но нередко встречались и сплошь покрытые, включая и самые интимные места, ровным откровенным загаром передовые женщины. Бледные полупрозрачные блондинки соседствовали со жгучими пожароопасными брюнетками, многообещающие шатенки – с протяжными русыми женщинами из глубин материка. Толстушки, худышки, долговязые и коротышки, крепкого спортивного телосложения, миниатюрные и габаритные, – всякие. Игорю крепко понравились пять или шесть, причем очень не похожих друг на друга, экземпляров. Вообще, надо отметить, в этом смысле Игорь – человек самых широких взглядов, без жестких ограничений. Сейчас он был не прочь затеять что-нибудь этакое, воздушное, курортное, хотя времени оставалось всегото два дня и две, соответственно, ночи. А это означало, что женщина должна быть быстрой на подъем.
Сегодня ему почему-то хотелось женщину не очень искушенную, но и не совсем девчушку, которая бы пугалась и по любому поводу кидалась советоваться с подругами. Может быть, молодую, не очень удачливую мамашу, начинающую прожигательницу жизни с блестящими глазами, или неверную симпатичную женушку, вступившую недавно в брак по расчету. И такие женщины здесь тоже были. И сейчас, не поднимаясь из-за стола, он двух-трех уже видел, но… Но имелось одно обстоятельство, которое весьма заметно снижало ареал возможностей. Эта женщина должна хорошо говорить по-русски. Объясниться с продавцом или с чиновником таможни на английском – пожалуйста. Деловые переговоры о размерах и сроках поставок – извольте. Игорь знал и «паст континуум» и «паст индефинит». Прочитать пункты договора о штрафных санкциях мог легко, без переводчика и советчика… Но вести полный недомолвок и намеков двусмысленный разговор с выбранной красоткой – это только по-русски. Только на родном языке. Так уж он устроен, и ничего с этим не поделаешь. Рубить топорные фразы, подливать вино и пытливо заглядывать в глаза недогадливой немке и объясняться жестами казалось ему делом безрадостным и грубоватым. Какими жестами можно донести женщине, что ты испытываешь тончайшее волнение и готов к безрассудству?
Говорящих на этом языке здесь тоже было немало. Взять хотя бы вот эту, с выгоревшими русыми волосами. Невысока, но стройна, с богатыми пропорциями. Под солнечными очками, возможно, бесстыжие правильные глаза, и рядом с нею не просматривается ни муж, ни тот, кого называют словом «друг»… (Как будто бывает дружба между мальчиком и девочкой.) Или вот эта, с дочерью лет десяти, чем не приключение? Этой женщине к лицу ночь, к лицу страсть и, может быть, порок. С нею все было бы очень интересно… Игорь вертел головой и думал: «или эта… или…»
Тут-то за соседний столик и присела, посмотрев на упрямо показывающие три солнечные часы, весьма подходящая женщина.
Игорь успел перехватить ее взгляд. Серые глаза. Ничего себе! Против серых глаз Игорь всегда безоружен, бессилен к сопротивлению, и ему все равно, на каком языке с их обладательницами объясняться и договариваться.
Многие ошибочно называют серые глаза голубыми. Это в корне неправильно. Голубой – это цвет оптической пустоты, серый же – глубокого, но скрытого смысла. Серые, только и именно серые взывают у Игоря интерес, желание найти или разгадать этот скрытый смысл. Уникальное свойство серых глаз – увлекать, как в бездну, отзывчивую душу Игоря.
Тот же официант положил перед женщиной меню. Она раскрыла. Игорь незаметно приподнялся, заглядывая, и произнес:
– Вы случайно не знаете, во сколько здесь появляются свежие московские газеты?
– И почему это всегда и всем сразу ясно, что со мной можно говорить по-русски? – не поворачивая головы, отозвалась женщина.
– Перед вами меню на русском языке, – пожал плечами в ответ Игорь. Действительно, лежащее перед Леной меню было открыто на русской странице, и ничего удивительно в этом не было. Лена жила в Москве. И родилась она в Москве, и училась в Москве, и вышла замуж за москвича, и сына своего родила в Москве, на улице Академика Варги, в Центре семьи. И с мужем разошлась два года назад, в Черемушкинском городском суде. Так на каком же еще языке ей читать меню, если в нем есть страница на родном?
Сюда Лена прилетела позавчера, с сыном и мамой, которые сейчас отправились на экскурсию в соседний старинный город Пула, чтобы посмотреть на тамошнюю древнеримскую Арену. Мама Лены была неисправимая путешественница и часа не могла просидеть на одном месте. Таким же стал и ее внучок Дима, Ленин сын. Все две недели отдыха они намеревались посвятить поездкам по окрестным красотам и осмотрам дальних достопримечательностей. Завтра, например, они поплывут паромом на остров и ночь проведут в рыбачьей деревеньке на берегу у открытого моря. Лена не возражала, ей хотелось побыть одной, наедине со всей той путаницей, что скопилась в душе за последние месяцы. Хотелось помолчать, остыть от сложных разговоров и выяснений отношений, от всего, что наполняет жизнь незамужней женщины, глубоко погруженной в роман с женатым, влюбленным в нее мужчиной. Но…
– Вы случайно не знаете, во сколько здесь появляются свежие московские газеты?
Спросивший мужчина не был в ее вкусе. Ей, как она считала, больше подходили другие, менее деятельные, что ли, не такие уверенные в себе. Мужчина, с которым она состояла в запутанных и не совсем честных отношениях, был другим. Звали его Вадимом. Полноватый, в очках, он предпочитал носить джемпера и редко выходил из дому без галстука, был лысоват и работал в Министерстве внешней торговли. Часто бывал за границей и дорожил репутацией. Свою связь они скрывали. Лене хотелось, чтобы он бросил жену, ушел из той семьи и женился на ней. И в то же время чуточку не хотелось этого. Она уже слишком хорошо его знала. Знала, чего от него можно ожидать, а чего не дождешься никогда.
Мужчина, спросивший про газеты, был поджар, высок, густые волосы несколько длинноваты для работника министерства. Этот, видно сразу, хотел жить, то есть хотел всего, не откладывая ни на минуту. Он будет напорист и прямолинеен. Мне не поспеть за ним, решила Лена и собиралась прекратить разговор, но сказала:
– Какая наблюдательность…
– Строго говоря, я намеревался обратиться к вам до того, как разглядел меню. – Игорь сидел откинувшись, не делая попыток сократить между ними расстояние.
– Зачем? – Теперь уже Лена в ответ пожала плечами: – Не про газеты же узнать?
– Хотел поделиться с вами мнением об этом вине, – он качнул уже наполовину опустевший бокал на своем столе. – Называется «мальвазия». То, что сейчас нужно. Холодное, сухое. И еще мне просто захотелось с вами заговорить.
– А это прилично? – Лена жестом попросила у официанта такого же вина.
– Пить мальвазию у моря в ветреный день на краю Европы? Вы об этом? – Игорь улыбнулся, и улыбка у него вышла кривоватой. Лена ей не поверила.
– Нет, не об этом. Разговаривать с незнакомцем в портовом ресторане. – В ее голосе прозвучала ирония.
– Почему в портовом? Порт отсюда в десяти километрах. А два соотечественника, думаю, могут перекинуться парой фраз… – немного подумав, он нашелся: – …для профилактики ностальгии.
– У вас ностальгия? Уже? – Лена, казалось, почти и не взглянула на Игоря: – А это не заразно?
– Наука еще не знает ответа на этот вопрос, и нужно быть осторожной.
Салат, который ей принесли, был приправлен морской пеной и криками чаек.
– Осторожной? – Лена пододвинула к себе тарелку.
– Не отдаляться надолго от соотечественников. Профилактика – вот залог успеха и здоровья.
– И в чем же она? – Лену уже начинал тяготить этот разговор. Ей хотелось посидеть и подумать о себе и Вадиме.
– Для профилактики ностальгии предлагаю объединиться, регулярно встречаться. К примеру, сегодня дать ей отпор и вместе поужинать.
– Вы думаете, ностальгия свирепствует и так быстро косит?
– Ладно, сегодня проверим симптомы, а завтра… Обязательно надо… В это время я всегда обедаю здесь. Меня зовут Игорь. А вас?
– Елена. Но я вряд ли приду. – Кто знает…
Короткий вечер сменила не принесшая прохлады ночь. На стене ратуши опять забарахлили часы. Из порта, залитого огнями, вышел огромный, размером со средний местный городок, итальянский паром. Он взял курс на лунною дорожку. Окно номера, в котором жил Игорь, выходило на залив, а вокруг него изгибалась набережная. Там бушевала курортная жизнь. В барах играла музыка, в ресторанах сидели парочки. Взгляды мужчин стали требовательны, а женщин – лукавы. Тела излучали впитанное за день солнце. Курортная ночь беззастенчива, думал Игорь, тороплива и откровенна, но нет в ней скотства. Все честно, все по согласию. Накопленное за день желание щедро расплескивалось по двуспальным гостиничным кроватям, каютам яхт и полосатым полотенцам на остывающем песке пляжа.
Игорю было одиноко. Ему тоже хотелось сидеть у кромки воды рядом с женщиной и знать, что еще немного, и они станут близки. «Напрасно я не настоял на встрече сегодняшним вечером», – подумал он и закурил сладкую хорватскую сигаретку.
Лена укладывала сына. Мама ее, Лидия Николаевна, перечисляла, что нужно взять завтра с собой в поездку на рыбачий остров
– Да, еще и ночную рубашку, ведь мы останемся там на всю ночь.
– Я утром напомню, – отозвалась Лена.
– Интересно, мы поплывем на таком же? – сказала Лидия Николаевна, глядя на залив.
Вдоль лунной дорожки уходил паром размером, как подумал уже Игорь у окна своего номера, с небольшой местный городок. Маяк на пирсе казался игрушечным, а море – неглубоким и безопасным. Совсем не верилось, что в нем, в глубине, медленно передвигаются между камней и водорослей бесшумные осьминоги и бледные кальмары сиву.
Утром, за завтраком на веранде, Игорь познакомился с русой женщиной из Пензы. Что сказать? Мила, простодушна, готова, неинтересна. Если ничего не получится с профилактикой ностальгии, придется ужинать с ней. Чтобы рассказы про унылую Пензу не слишком нервировали, он закажет не одну, а две бутылки вина и не будет устраивать романтического продолжения в баре у самой воды с итальянскими тенорами и масляными светильниками на камнях, а сразу поднимется с нею в номер. Он предчувствовал, что получится не Бог весть что, но с одиночеством по вечерам пора заканчивать, иначе наживешь себе какую-нибудь болячку, вроде комплекса супружеской верности.
Женат Игорь давно и изменяет давно. Может быть, всегда.
В порту опять отчаливал паром, хоть и меньших, чем ночной, размеров, но тоже внушительный. И сын Лены, и Лидия Николаевна были очень довольны. Паром густо протрубил, когда Лена помахала им с причала, как заправская жена моряка.
– Кстати о мужьях, – подумала Лена и набрала телефон своего московского друга Вадима. – Привет, это я.
Ей хотелось рассказать Вадиму про солнце и залив, про вкус камениц и мальвазии, про то, что на спине у нее уже появились незагорелые полоски и про то, что вчера перед сном она думала о нем, но…
– Здравствуйте. Рад вас слышать, но перезвоните, пожалуйста, через час в мой кабинет. Сейчас я веду машину.
Все понятно: он действительно ведет автомашину, но рядом с ним сидит его жена, и он не может с нею, Леной, разговаривать. Не может радоваться оттого, что ей хорошо, или огорчаться, что ей не очень. Не может сказать теплых слов и задать заботливых вопросов, не может показать виду, что она, Лена, есть на белом свете. Такая она, оказывается, жена моряка. Лена повесила трубку. Отбой. Ну сколько можно чувствовать себя получеловеком, дискретным пунктирным созданием, проступающим в его жизни азбукой Морзе? Иногда точкой, иногда тире, но никогда – линией. А он для Лены – линия, прямая, неразрывная, прочная линия между пунктами Л и В. Или нет? А можно ли эту линию разорвать, а потом связать опять? И появится на прямой неразрывной линии маленький узелок…
Вчерашний ресторанный собеседник, Игорь, сидел за тем же столиком и пытливо смотрел на подходящую к нем Лену.
– Приступ? Обострение ностальгии? – Проговорил он, поднимаясь навстречу. – Официант, мальвазии!
– Здравствуйте, Игорь. Вы были правы.
Они разговорились быстро и вместо ничего не значащих полушутливых, полных лукавства и насмешек пустоватых фраз заговорили о вещах приятных. О том, как это правильно – уехать на недельку из бензиновой Москвы. О том, как хороша синева моря и чистота облаков. О том, что здешний собор поставлен в честь Ефимии, жены рыбака, который семьсот лет как не вернулся с лова, а она его ждет до сих пор. О том, что сюда можно приезжать и зимой, когда никого не будет. О том, что до сорок восьмого года этот полуостров принадлежал Италии, а еще раньше – Риму а потом два генералиссимуса взяли и присоединили его к Югославии. Про то, что здешние острова, которых тысячи, не продаются богачам, и что на многих из них стоят белые маяки.
Им нравилось все, что они видели. И залив, сложной геометрической фигурой врезавшийся в каменистый берег, и бездонное небо, исцарапанное криками чаек, и люди с мужественными лицами, привыкшими смотреть вдаль, но больше всего – сам город Ровинь. Город, который много раз описал их соотечественник Александр Грин, хотя никогда здесь и не бывал.
Дома поднимались прямо из моря, и не какие-нибудь маломерки – солидные, многоэтажные строения добротной средневековой кладки, позеленевшие у основания, что придавало им сходство с пустившими корни мощными деревьями. С достоинством раздвигая волны, величественной поступью поднимались они на скалу, увенчанную церковью и статуей святой.
Лена смеялась шуткам Игоря и супила брови, если он был серьезен. Слушала его с интересом и вниманием. Ей нравилось, как он рассуждает о вечном, не пропуская мелочей. Игорь стал ей любопытен. Такой новый и отличающийся от всех, с кем ей приходилось общаться, – а ей уже двадцать девять… Сперва робкая интересность подвинулась, уступая место доверчивости, но вот и доверчивость, ставшая слишком малым, не вмещающим в себя Игоря чувством, отступила на второй план, освобождая пространство согласию. Ей захотелось внимательней присмотреться к Игорю, взглянуть на него всего как бы издали, в полный рост, а заодно и на себя саму рядом с ним. Как будто спрашивая себя и окружающих: а как мы с ним смотримся? Подходим ли мы друг другу? И она пришла к выводу, что да, сейчас они весьма похожи на одну из парочек под пальмами, которые вечером покалывали ее сердце завистью, когда она шла к себе в гостиницу с мамой и сыном. Вчера она залюбовалась, как вкусно эти люди сидят за столиками и беседуют. Или нет, не беседуют, а говорят друг другу слова любви… Или нет, не слова любви, а просто теплые сердечные слова. А потом, тогда подумала Лена, эти люди лягут на широкие постели в комнатах с открытыми настежь окнами и развевающимися занавесками, и будет этим людям хорошо…
Сейчас рядом с Игорем Лена почувствовала себя такой же, как те вчерашние люди, и подумала, что и ей тоже сегодня будет хорошо.
Официант подлил вина.
– А знаешь (они успели перейти на «ты»), – сказала Лена, – давай выпьем за то, чтобы всё было хорошо.
– Что ж, подходяще, – одобрил Игорь.
Ночью действительно всё было хорошо. Всё по согласию и обоюдному желанию. Они наслаждались друг другом. Их ласки становились открытием и доставляли радость. Ей было все равно, женат он или нет, сколько ему лет и есть ли у него деньги. Она даровала ему свое тело, а он ей – свою силу. Оба они были чистыми и горячими. За ночь им пришлось дважды освежаться вместе под прохладным душем. Когда Игорь целовал Лену в мокрое лицо, никто не думал о слезах. Если когда-либо наступала гармония, то это именно тогда и именно между этим мужчиной и этой женщиной.
Завтракали они в полдень. Виноградный сок имел привкус последнего свидания. Запах кофе носился над террасой словно стая бабочек. Сверху им было видно, как в порту причаливает паром с острова, на котором ночевали ее мама и сын.
– Сегодня я улетаю в Москву, Лена.
Почему-то она уже знала об этом.
2
Размашистый город Москва жил по гигантским песочным часам. Только вместо мелкого, чистого, текущего тонкой струйкой песочка в них ворочался комковатый, сырой, затыкающий отверстие между колбами, тяжелый и твердый. Жить по таким часам было нестерпимо. Но, может быть, кроме него, Игоря, никто и не заметил такого свойства московского времени?
Москва шумела и чадила на перекрестах, гудела в пробках и толкалась в метро. По возвращении Игоря она, бросив короткий взгляд на его свежую загорелую физиономию, хмыкнула: отгулял и забудь, встань в строй, не вспоминай до следующего лета.
А забыть-то Игорь и не сумел. В строй встал, в ряды влился, погрузился в повседневные заботы, а забыть не забыл, не получилось у него. Почему? Да потому что зачем забывать-то? Разве Лена не красива? Разве у нее не серые глаза? Разве не была она в ту ночь нежна и откровенна? Разве не было Игорю с ней хорошо? Вот поэтому и не смог он забыть Лену, а ждал ее возвращения в Москву.
На восьмой день, в день ее приезда, Игорь поспешил в аэропорт, встречать. В Ровне он опрометчиво, считая историю законченной, не попросил номера телефона и теперь клял и корил себя во все корки.
Самолет из Хорватии должен был сесть в 14:20. Игорь подъехал в 14:59 и увидел, как в зал прилета стали поступать прибывшие рейсом из Пулы первые пассажиры. Вскоре появилась и Лена. Вместе с нею вышел хрупкий мальчик с вьющимися волосами и интеллигентного вида женщина с пытливым взглядом. Мама Лены и ее сын, догадался Игорь и собрался шагнуть навстречу, но… Но, опережая его, к ним уже устремился высоколобый господин в галстуке, несмотря на летнюю жару. Он склонился и поцеловал Лену в щеку, потрепал мальчугана по волосам и взял из рук матери сумку.
– Эге, – Игорю ничего не оставалось, кроме как с грустью произнести это многозначительное слово и остаться на месте. Он стоял в двух шагах от них, смотрел, как женщину с серыми глазами встречает мужчина в галстуке, и ему было несладко.
Лена Игоря заметила, и, когда Вадим склонился над мальчиком, чтобы повнимательнее рассмотреть, как у того облезает нос, чуть кивнула. При этом взгляд ее не нес большой радости или восторга, скорее в нем было замешательство, впрочем, совсем легкое. Казалось, она не знает, как ей отнестись к появлению Игоря. Игорь сделал вид, что высматривает кого-то в потоке прилетевших, но не сдвинулся с места.
– Светлана Николаевна, Вика! – с неподходящими ситуации оживлением Лена вдруг позвала двух вышедших за ними женщин с чемоданами на колесах. – Я хочу оставить свой домашний телефон. Позвоните обязательно, когда опять будете в Москве, вспомним, как хорошо нам отдыхалось вместе в Хорватии.
Женщины, издавая междометия и вводные слова, достали ручки и приготовились записывать на посадочных талонах.
– Четыре, четыре, четыре, семьдесят один, сорок два. Успели? – спросила Лена и посмотрела на Игоря. Игорь кивнул.
– Сейчас я отвезу вас домой, – говорил Вадим, – и сразу уеду. У меня вечером самолет в Мюнхен, командировка. Вернусь через неделю, четырнадцатого рано утром.
Лена шла рядом и слушала молча. Игорь тоже слышал.
– И четырнадцатого же вечером, – продолжал мужчина, – мы приглашены на прием в Малайзийское посольство, в честь дня их независимости.
– Мы? – переспросила Лена. Мужчина, Игорю показалось, замялся.
– Приглашение на два лица. Культурная программа и ужин. Вместе и пойдем.
Возвращаясь домой по окружной, Игорь не был уверен, что позвонит Лене. Там, на море, она стала для него наслаждением и подарком, легкой и необязательной добычей, приятной и чрезвычайно вкусной. Здесь же он, а возможно и она вламывались в жизни друг друга. В какие ни есть, но устоявшиеся и сложившиеся судьбы. Надо ли это? Она, как сейчас выяснилось, связана с мужчиной, и сам он женат, хотя…
Игорь не любил свою жену. Нет, не в опасном, зловещем смысле этого слова, а просто Игорь никогда, ни одной минуты не был влюблен в свою жену Инну. Что поделать, не посетило его с нею это блаженное чувство! Так получилось… С другими посещало, а с этой женщиной – нет. С Инной ему бывало интересно, весело, удобно, комфортно, продуктивно, но никогда – трепетно, обворожительно, взволнованно и сладко. И она, Инна, об этом знала.
А сама-то она любила Игоря? Да, несомненно. Сильно, цепко и настойчиво. Целеустремленно как-то любила. В свое время. У женщин хоть и похожие, но в целом весьма отличные от мужчин мотивации сохранения любви. «Его нельзя отпускать, ведь столько в него вложено сил, средств и, главное, времени». Время – самый невосполнимый бабий ресурс.
Инна забеременела, сыграли свадьбу, зажили вместе. Игорь не поддержал Инну в ее чувстве, и любовь прошла. Так уж устроена женщина. Долгая безответная любовь в женской среде редкость. Но и Игорю, в общем-то, не нужна была ее любовь, ведь невзаимная любовь к тебе – весьма утомительное дело.
Но они не разошлись. Жизнь продолжалась. Можно сказать, не самая плохая жизнь. Ведь семья состоит не только из отношений супругов. У нее масса составляющих. Дети, достаток, отдых, комфорт… Игорь и Инна купили квартиру, автомобиль, завели собаку, построили дачу. У них подрастала дочь, нервный и ранимый ребенок, которого не хотелось мучить мутными отношениями между папой и мамой. В общем-то, они не мешали друг другу. Игорь никогда не отказывал себе в удовольствии встреч на стороне, наверное и Инна тоже, но у мужчины всегда возможностей больше… Да, а еще они затеяли бизнес. Не ахти что, не «Лукойл» конечно, но жить можно. Пришлось по первости здорово упираться – все хотели стать богатыми, – а потом устоялось. Богатыми не стали, но и не бедняки теперь. Не стыдно людям в глаза смотреть, есть что делить. Но не делили. Пока… Инна жила все больше за городом, на работе и дома появлялась редко, а летом, когда дочери не нужно в школу, не появлялась совсем.