А все, что могла она – это ждать. И ждать у нее получалось хорошо. Как она подозревала – куда лучше, чем у этих людей.
Один из людей говорил что-то другим. Было похоже, что единственным их занятием было стоять, смотреть на нее и разговаривать. Она их не понимала, но опять же, ей это было и не нужно. Она знала, что колония с ними уже сталкивалась. Были победы, были и поражения. Победы будут снова. Она может ждать. Ждать у нее получалось хорошо, даже если сейчас ей было скучно до смерти.
Имя на одеянии одного из наблюдателей гласило: «Перес». У двух других – «Гэдиман» и «Рэн». Знак над механизмом, открывающим дверь, в которую они вошли: «ПРЕЖДЕ, ЧЕМ ДВЕРЬ ОТКРОЕТСЯ, НУЖНО ВЫЗВАТЬ ДЕЖУРНОГО ОХРАННИКА». То же самое повторялось еще на шести других языках, и она могла все это прочесть. Она не задавалась вопросом, почему умеет это – не больше, чем гадала над тем, как дышать, думать, или убивать. Она просто все это делала.
Люди продолжали разговаривать.
Она задумалась, были ли их кости такими же хрупкими, как у того человека, что извлек ее из носителя. Она гадала, была ли их кровь такой же теплой, как у ее носителя, такой же сладкой, и текла ли она так же свободно, если их разорвать на части. Эти мысли отвлекли ее от скуки.
Скоро придет время для воспроизводства. Этот крошечный, чужой отсек будет слишком маленьким, чтобы вместить ее великолепный яйцеклад, слишком маленьким, чтобы вместить богатство ее выводка. Слишком маленьким, слишком холодным, слишком враждебным.
Она тосковала по влажному теплу яслей. По силе и поддержке себе подобных. Ее тяготило одиночество ее исключительной индивидуальности. И неистовое стремление к воспроизводству – скоро будет достаточно воинов, чтобы защитить ее, и чтобы построить идеальные ясли. И эти люди, эти жалкие, мягкие люди, станут пищей для ее молодняка и носителями нового выводка. Так и будет.
Но были воспоминания о нежданном хаосе. Воины кричали и погибали. И был огонь. И один человек, твердо стоящий на ногах, державший собственную молодь в руках. Несший смерть и разрушение в яслях.
Она моргнула, сбитая с толку – ее разум затопили смутные, хаотичные образы и воспоминания, в которых она не могла разобраться.
Всеохватывающая боль потери – тошнотворной, невозвратимой потери – захлестнула ее разум, все ее тело. Это ничего не значило. Это значило всё.
Она искала связь с себе подобными, пыталась найти поддержку и безопасность яслей, но ничего этого не было. Была только эта боль, ужасающая потеря. Она была пуста. Опустошена.
Но такой она не останется. Ее тело знало. Будут другие ясли. Всегда появляются новые ясли. Она сама их построит. Она – и ее дети. Несмотря на ружья, несмотря на оковы, люди станут их частью. Они станут ей пищей, и она даст жизнь молоди. Она возьмет это место силой. Как было всегда. Как будет всегда.
«Нашей конструктивной безупречности соответствует только наша же враждебность. Даже людей восхищает чистота нашей породы. Мы – вид, выживающий в любых условиях, незатуманенный ни совестью, ни сожалениями, ни моральными заблуждениями.
Идеальный организм…»
4
В столовой Гэдиман сидел напротив Рипли, но на несколько стульев дальше. Он хотел дать ей личное пространство, даже если уединенность и была только иллюзией. В столовой, служившей заодно и комнатой отдыха, они оказались единственными посетителями. У двери стояли два охранника, но они были настолько обыденной деталью интерьера на «Возничем», что Гэдиман едва их замечал. И сомневался, что Рипли обращает на них внимание.
Она все еще была ограничена в движении, но за последние несколько дней люди несколько ослабили узы, чтобы дать ей большую подвижность. С тех пор, как ей показали изображение маленькой девочки, она стала странным образом пассивной и смотрела куда-то внутрь себя. Она ничему не сопротивлялась, и больше не выказывала склонностей к жестокости. Рэн считал, что изображение ребенка разбудило в ней достаточно воспоминаний, чтобы к ней вернулась часть ее прежней личности. Она была офицером флота, сказал Рэн. Она знала, как подчиняться и следовать приказам. Гэдиман же в этом сомневался.
Увеличившаяся свобода позволила Рипли первый раз самостоятельно поесть. Гэдимана это радовало. Кормить ее насильно было неприятно, и он не верил, что им удавалось впихнуть в нее достаточное количество питательных веществ. Однако теперь, когда у нее появился шанс поесть самой, она не проявляла к этому особого интереса. Что-то она съела, но, по большей части, просто перекладывала еду в тарелке с места на место. Блюдо было для корабля типичным – из обработанного и обезвоженного сырья, которое позже снова перерабатывалось так, чтобы хотя бы отдаленно напоминать узнаваемую пищу, – но Рипли не выказала большого аппетита. Гэдиман волновался, что у нее депрессия. Рэн отмахивался от его переживаний.
Гэдиман почти доел свой завтрак, когда заметил, что она изучает вилку, выказывая к ней куда больше интереса, чем к еде. Он вытер рот.
– Вилка, – услужливо сказал он. Ему отчаянно хотелось поговорить с ней, установить хотя бы базовое понимание. Если бы ему это удалось, то он мог бы узнать, что творится у нее в голове – то, чего не было возможности исследовать. Что она помнила? Что знала? Гэдимана пожирало желание это узнать.
Слегка прищурившись, Рипли искоса поглядела на него. Она всегда избегала прямого зрительного контакта. Слово она повторила, но тихо и неправильно:
– Дилдо.
Гэдиман смутился и был рад, что этого никто не слышал.
– Вилка, – мягко поправил он.
Выражение ее лица изменилось. Ему даже почти показалось, что она сейчас улыбнется, но этого не произошло. Вместо того она удивила его вопросом:
– Как вам?..
Казалось, что разговор требует от нее таких усилий, что он предугадал остальное.
– Как нам удалось тебя заполучить? Благодаря тяжелой работе. Образцы крови. Образцы тканей, взятые на Фиорине 161 и хранившиеся в лазарете на холоде.
Такое простое объяснение такой сложной работы. Беспрецедентной работы. Образцы оказались достаточно разнообразными, и клеток было в изобилии, но ДНК представляла собой хаос. Они сделали удивительное открытие, когда обнаружили, что на момент, когда у Рипли были взяты образцы крови и тканей, эмбрион чужих, уже находившийся внутри, на том не остановился. Он, подобно вирусу, поразил все живые клетки носителя – все до единой – и вынудил их измениться, чтобы ему было удобнее расти и развиваться. Это был глобальный прорыв в адаптивной эволюции. Гарантия, что любой носитель, – абсолютно любой, – обеспечит эмбриону все необходимое, даже если тело носителя не отвечало требованиям.
Смешение ДНК Чужого и Рипли позволило им вывести ее саму и эмбрион внутри нее. Но это было не просто. Им пришлось разобрать ДНК вплоть до РНК, пересобрать ее и постараться заставить функционировать… Это был труд, невероятно тяжелый и полный разочарований, и на него ушли годы.
А теперь она сидит тут, как обычный человек, и ест еду, как обычный человек. «А ее жуткий ребенок, уже теперь…»
– Фиорина 161… – тихо сказала Рипли, словно пробуя слово на вкус, перекатывая его во рту. – «Ярость»?..
– Это о чем-то напоминает? – надавил Гэдиман. Если бы только она с ним поговорила. – Что ты помнишь?
Она не ответила на вопрос, а только снова искоса взглянула на ученого.
– «Оно»… растет?
Гэдиман удивленно моргнул.
– Если «оно»…
«Она спрашивает о зародыше, который мы из нее извлекли… Да, должно быть о нем!»
– Да, «оно» растет. Очень быстро.
– Это королева, – решительно заявила Рипли, откладывая вилку в сторону. Тарелку она тоже оттолкнула от себя.
«Она же была под анестезией. Как?..»
– Откуда ты знаешь?
– Она будет размножаться, – без эмоций произнесла Рипли. Впервые она посмотрела ему прямо в глаза. – Вы все умрете. Все в… – она глянула на вилку, – …долбаной… Компании умрут.
Она продолжила смотреть на вилку.
– В Компании?
«О чем она говорит?»
– «Вейланд-Ютани», – пояснил Рэн. Он вошел в столовую, и обошел Рипли сзади, но Гэдиман был настолько поглощен разговором с ней, что этого не заметил.
У Рэна на лице была все та же покровительственная улыбочка – выражение, которое он всегда носил, имея дело с Рипли. Гэдиману подумалось, что это странно, учитывая, что следы, которые она оставила на горле босса, все еще были заметны.
Главный ученый храбро сел рядом с женщиной. Он не был заинтересован в том, чтобы оставить ей личное пространство. Вместо этого казалось, что он намеренно в него вторгался, и словно давил на нее – как если бы хотел увидеть, нападет ли она на него снова. Гэдиману это не нравилось, но он не мог ничего поделать. Не то чтобы Рэн его когда-нибудь слушал.
Пока Рипли искоса на него смотрела, Рэн нагло взял еду с отставленной ею тарелки, в той же манере, как кто-то из родителей мог бы доесть за своим ребенком.
– Компания «Вейланд-Ютани», – пояснил он Гэдиману, – была предыдущим нанимателем Рипли. Образовавшийся на Земле конгломерат; были у них и какие-то оборонные контракты под эгидой военных. Задолго до тебя, Гэдиман. Они разорились десятки лет назад и их купил «Уол-Март». Такое вот везение.
Он вернул внимание женщине, холодно улыбнулся:
– Ты увидишь, что с тех пор все изрядно поменялось.
На ее лице снова промелькнуло то выражение, которое заметил Гэдиман. Почти улыбка.
– Сомневаюсь, – сказала она.
Рэн не стал притворяться, что не понял ее.
– Мы тут не вслепую летаем, знаешь ли. Это военные силы Объединенных Систем, а не какая-то жадная корпорация.
«Как будто он не стал бы работать на жадную корпорацию, позволь ему заниматься подобными исследованиями», – подумалось Гэдиману, но он придержал мысль при себе.
Рипли уставилась в свою тарелку. Ее слова прозвучали безжизненно:
– Нет никакой разницы, – было похоже, что слова разбудили в ней какое-то воспоминание, от чего она нахмурилась и задумалась. Затем, она договорила: – Вы все равно умрете.
Рэн сцепил ладони перед собой, в «докторской» манере.
– И что ты по этому поводу чувствуешь?
Рипли пожала плечами:
– Это ваши похороны, а не мои.
Рэну ответ не понравился. Его нетерпение начало становиться заметным. В кои-то веки он перестал разговаривать с ней педантичным тоном, словно с ребенком:
– Мне бы хотелось, чтобы ты поняла, что именно мы пытаемся сделать. Потенциальная польза этой расы превосходит в сравнении любое городское «умиротворение». Новые сплавы, новые вакцины!.. Им нет подобного ни на одной известной нам планете.[1]
Он остановился, словно осознав, что раскрывает карты слишком сильно.
Гэдиман видел разочарование на лице начальника, но знал, что Рипли не сможет понять или оценить их замыслы. В общем-то, мечты подобного рода могли оценить только ученые, хотя в общем и целом Рэн был прав – потенциал тут безграничен. На то, чтобы разобраться с генетическими тонкостями существ, и тем, каким образом генетический код, способный на производство кислотной крови и силиконовых панцирей, возможно приспособить для нужд других форм жизни, могут уйти десятилетия. Знание о том, каким образом паразитический симбионт модифицирует своего носителя на генетическом и химическом уровнях, продвинет развитие биохимии и биомеханики на сто лет вперед. Работа, которую они проделали, чтобы создать Рипли и ее чужого, уже вытолкнула технологию клонирования на этот срок!
Покровительственный тон Рэна вернулся обратно:
– Ты должна гордиться.
Рипли рассмеялась – горько и неприятно:
– О, я горжусь!
– И животное само по себе удивительное. – Теперь Рэн пытался ее приободрить. – Они станут бесценными, когда мы их приручим.
Пристальный взгляд Рипли, напоминающий лазер, заставил его отшатнуться.
– Это раковая опухоль. Вы не сможете обучить ее трюкам.
К удивлению Гэдимана, Рэн не нашел, что ответить.
Рипли принялась вертеть вилку в пальцах и задумалась. Гэдиману очень хотелось знать – о чем. Но к сказанному она добавила только одно слово:
– Их.
Ди’Стефано следил, как небольшой частный корабль движется по вектору сближения с «Возничим». До сих пор это была очередная скучная вахта, и он убивал время в командном отсеке. Солдат заметил приближающийся корабль в протоколе данных, после чего отослал генералу официальное уведомление. Он никогда прежде не видел здесь частное судно. Не в такой близости к «Возничему». Конечно, это и отдаленно не было столь волнующе, как инцидент с этой женщиной из пробирки в лаборатории на прошлой неделе. Но как часто такое будет случаться?
Официально, после того как он сделал доклад, ему ничего не рассказали, но между делом Винни слышал, что заряд, которым он угостил дамочку, определенно улучшил ее отношение к окружающим. С тех пор она ведет себя кротко, как ягненок. Фактически, он слышал, что вчера ее совсем освободили. Даже выделили ей немного места «на погулять». С его точки зрения это было нормально, поскольку ее все равно всегда охраняло двое солдат. А после того, как все услышали о его действиях, остальные тоже начеку. Это была тут самая интересная работенка – охранять дамочку из пробирки. Ну и служба!
Практически тут же он получил ответ на свой рапорт.
– У приближающегося судна есть разрешение генерала Переса на стыковку, – произнес искусственно смоделированный мужской голос Отца, жутко звучащий в маленьком отсеке. – Код доступа шесть-девять-девять-три. Служба безопасности в полной готовности.
«Интересненько», – подумал Ди’Стефано. Частные посудины редко – если это вообще когда-либо случалось – привозили грузы или припасы на «Возничий». Он ведь был супер-ультразасекреченным кораблем. У твоего пропуска должен быть свой пропуск, просто чтобы доставить еду. И тут этот мелкий слепень вдруг пришвартуется, а?
Винни услышал автоматическое уведомление, которое послал приближающийся корабль, – номер регистрации и свое имя – «Бетти, а?» – и вбил названные женским голосом компьютера цифры в свою консоль.
– Регистрационный код приближающегося судна не существует, – проговорил Отец. – Произошла ошибка. Пожалуйста, введите код заново.
«Черта с два я ошибся», – раздраженно подумал Винни. Но вбил код еще раз, более тщательно.
– В перечне Объединенных Военных Систем такого номера не существует, – заявил ему Отец. – Если не произошла ошибка при вводе, значит, приближающийся корабль не зарегистрирован.
«Невозможно», – подумал Винни. Он тут же снова уведомил генерала, после чего связался с подлетающим кораблем и потребовал от него код доступа, прежде чем разрешить финальную часть сближения. «Даже если это так… У них кишка тонка вот так прилететь на военную базу!»
Винни ждал, что разрешение «Бетти» тут же аннулируют. И это было бы любопытно само по себе. Тогда кораблик с подобающей скоростью изменил бы курс, либо, если ему действительно нужно причалить из-за поломки или проблем с персоналом, он бы запросил помощь сигналом бедствия. И если Перес не даст согласия…
«Если он не даст согласия, я мог бы их подстрелить!» Ди’Стефано обдумал эту мысль. В его распоряжении было достаточно огневой мощи, чтобы распылить маленький кораблик на атомы. Он следил за тем, как пришелец увеличивается в размерах.
Но того, что он услышал, он не ожидал. Голос генерала Переса – «Сам Старик!» – пролаял через динамик наушника:
– Я дал этому кораблю разрешение войти в док, солдат, – Перес говорил с раздражением. – В чем проблема?
Услышав голос Переса, а не автоматический отклик – Винни всегда считал, что их дает какой-то другой офицер, – Ди’Стефано основательно удивился и смутился. Он даже запутался в словах:
– Э, прошу прощения, сэр, тут просто… регистрационные номера, э… – Он сглотнул, и сосредоточился. – Сэр! Нет проблем, сэр! Сейчас начнем заход в док, сэр!
– Смотри, чтобы так и было! – резко бросил ему Перес.
Винни уставился на приближающееся судно. «Это же пират – настоящий долбаный, стопроцентный, незаконный пиратский корабль. Без регистрационного номера. Без официального чего-либо. И он летит по личному приглашению Переса. Как вам такое!»
С легкой ухмылкой Винни вспомнил, что перед этим назначением говорил ему командир: «Едва окажешься там, мальчик, запомни: не спрашивай. Не говори. Ничего. Чтобы они потом не пришли ко мне и не сказали, что я плохо тебя выучил». Даа, эта работенка просто обязана стать трамплином для более серьезных вещей – если, конечно, он еще раз не проколется со Стариком.
«Уж будьте покойны, второй раз такого не случится. Теперь лучше позаботимся о своей заднице».
Маленький кораблик спокойно шел на сближение. Винни теперь хорошо его видел. Он даже выглядел, как пират – выкрашенный в тусклые камуфляжные цвета, которые скроют корпус, если вдруг придется лететь низко над покрытой растительностью планетой. Универсальная посудинка – явно разработана для космоса, но по бокам у нее угловые отсеки, которые легко можно трансформировать в аэродинамические крылья для полета в атмосфере, плюс хвостовое оперение, чтобы обеспечить бо́льшую подвижность в воздухе. Но корабль был старым, грязным и побитым, с многочисленными заплатами и неродными деталями. Он выглядел полной противоположностью огромному, темному «Возничему».
Винни моргнул, вглядевшись в рисунок на фюзеляже. «Что за черт?..»
Затем он начал смеяться. Он был любителем культуры периода Второй мировой войны, так что мгновенно узнал стилизованное старомодное изображение с полуодетыми красотками, из тех, что раньше назывались пинапом. Прямо под именем корабля, на фюзеляже красовалась крутобедрая и полногрудая женщина в скудном, подчеркивающем формы одеянии, недвусмысленно сидящая верхом на древней ракете.
«Даа. Бетти, точно. Тут становится все интереснее и интереснее».
А на борту «Бетти» всегда было интересно. Во всяком случае, для ее капитана Фрэнка Элджина – тощего, как тростинка, угловатого мужчины за сорок, чьи темные глаза и выдающийся нос придавали ему сходство с хищником. Он поерзал в кресле второго пилота, уперся ногой в ботинке в консоль. У него только что спросил код доступа какой-то зеленый рядовой солдатик, у которого еще молоко на губах не обсохло! Капитан повернулся к соседнему креслу и легко рассмеялся. Его пилот Сабра Хиллард, высокая, сильная женщина, ухмыльнулась в ответ и покачала стриженой головой.
Как будто где-то мог быть код доступа для этого корабля, осуществляющего эту перевозку, с таким грузом. Ну конечно!
Капитан снова удобно откинулся в кресле. Ревела любимая музыка Сабры – какофония новомодного бита отдавалась даже в полу. Но Фрэнк не делал попыток убавить звук. Музыку выбирает пилот. Если на борту «Бетти» и существовали правила, то это было одно из них.
Элджин обратился к рядовому по коммуникатору:
– Мой код доступа – «иди на хрен», сынок.
Рядом хохотнула Сабра. Элджин заметил, что, пилотируя корабль, она одновременно играет в какую-то видеоигрушку с космической битвой. Поразительно, сколько вещей может делать одновременно эта женщина. От одной этой мысли у Фрэнка разгорячилась кровь. Он поймал ее взгляд и выразительно на нее посмотрел. Она ответила тем же.
– А теперь, открой нам чертов ангар, – сказал он солдатику, – а то генерал Перес станцует индейский танец на твоей девственной попке.
Судя по всему, генерал уже успел сказать то же самое, потому что автоматический голос компьютера «Возничего» уже давал Хиллард необходимые ей координаты.
– Заводи нас по курсу на три-ноль, – сказал Фрэнк пилоту. – Параллельно.
– Милый, все уже сделано. – Она так и не оторвалась от игры.
Элджин выбрался из кресла, пока космическая станция разрасталась по мере сокращения расстояния.
– Не врубай осевые, пока не останется метров шестьсот. Пусть слегка перетрусят.
Перед тем как уйти, он погладил ее по щеке, и Сабра ему подмигнула.
Элджин мельком оглядел кокпит, заваленный разнообразным самодельным оборудованием вперемешку с устаревшими играми, предметами одежды и прочим барахлом членов команды. Посреди этого организованного хаоса стоял Кристи. Массивный, но привлекательный темнокожий мужчина зрительно уменьшал любое пространство, где он находился. «Здорово иметь такого за своей спиной, – подумалось Элджину. – Разумеется, если он на твоей стороне».
Кристи был занят прилаживанием обмундирования: сложного приспособления с хитрыми микроблоками и приводами того же цвета, что его темная кожа. Вся механика была собрана по собственной схеме здоровяка. Пристегнутое к его мощным предплечьям под локтями, оно буквально исчезало, и позволяло нести оружие там, куда другие обычно даже не думали смотреть.
Элджин подошел ближе.
– Мы идем внутрь. Пришло время немного насладиться генеральским гостеприимством.
– О, великолепно! – насмешливо ухмыльнулся Кристи. Его выразительные темные глаза прямо-таки сочились презрением. – Армейская жратва!
Элджин помог ему закрепить последний ремень.
– Зато мы продержимся до тех пор, пока не загоним семейную телегу спекулянтам. Разумеется, если местные настроены дружелюбно.
Кристи услышал то, что Элджин не сказал.
– Ждем неприятностей?
Капитан помедлил с ответом.
– От Переса? Сомневаюсь, но лучше быть начеку.
Кристи больше не задавал вопросов и вообще ничего не говорил. Он просто один раз кивнул, тряхнув львиной гривой дредов, и остальное было понятно без слов.
Двигательный отсек «Бетти» делил пространство с грузовым ангаром. Именно там Аннали Колл и Джон Врисс сосредоточенно работали, пытаясь вздохнуть еще немного жизни в антикварный кусок механизма, который они в шутку называли стабилизатором. Колл знала, что Врисс ждет этой стыковки. Их сейчас действительно прижало – часть оборудования устарела слишком сильно, чтобы его можно было хоть как-то подновить. Все члены команды старались изо всех сил, но Элджин надеялся, что Армия подкинет им каких-нибудь запчастей – в качестве маленького бонуса за хорошо выполненную работу. И Колл и Врисс надеялись, что Элджин окажется прав.
Колл – стройная женщина с тонкими чертами лица – стояла у квадратного блока, и ее изящные пальцы были запущены вглубь темпераментного механизма. Тем временем Врисс – плотный мужчина среднего возраста, обладавший крепкой челюстью, мясистым носом и начинающими редеть светлыми волосами – лежал на передвижной платформе. Когда он закатил себя под механизм, чтобы заняться им снизу, Колл при помощи магнитного подъемника опустила верхнюю часть стабилизатора на место. У них ушли часы – снова – на то, чтобы пересобрать мозг машины. Теперь надо было объединить его с механическим основанием и заставить гармонично работать вместе.
Когда Колл соединила механизмы и размагнитила подъемник, она задумалась о своем напарнике. Ей нравилось работать с Вриссом. Он был трудолюбивым, изобретательным и сосредоточенным на своей работе куда больше, чем можно было сказать о других членах команды. Она отсоединила цепи от стабилизатора, и проследила, как подъемник возвращается на свое место под потолком.
Из-под механизма послышалось насвистывание Врисса – мелодия, которую они подцепили в каком-то баре во время прошлой остановки. Колл улыбнулась, вспомнив тот вечер. Это была еще одна причина, по которой ей нравилось работать с Вриссом. Обычно он отличался жизнерадостностью, и с ним было легко.
Она тоже начала насвистывать, подхватив мотивчик, и экспромтом у них получился неплохой дуэт.
Затем Колл отстраненно заметила, что в ангар вошел еще один человек. Она продолжала насвистывать, стараясь не напрягаться и не транслировать свои чувства. Потому что если она не будет осторожна, то Врисс заразится от нее напряжением. К тому же она не хотела отвлекать напарника, пока он работает. Так что женщина насвистывала, а человеку, шагавшему по мосткам наверху двигательного отсека, уделяла самое минимальное внимание.
Это был Джонер. Имени его Колл не знала, да и было ли оно вообще? Впрочем, ей было плевать. Плевать, если бы Джонер умер. Она его ненавидела. Ненавидела все, чем он был, все, что он делал. Бывали дни, когда ее основная работа на борту «Бетти» заключалась в том, чтобы Джонер не понял, насколько он ей не симпатичен. Это понравилось бы ему слишком сильно, а она не хотела доставлять ему такое удовольствие.
Жилистая женщина-техник старалась, чтобы присутствие Джонера не отвлекало ее от работы. Он осыплет ее насмешками, если она выронит болт или обдерет костяшки пальцев из-за невнимательности. А еще ей не хотелось, чтобы Врисс узнал, что Джонер здесь. Может, если они оба его проигнорируют, он просто уйдет восвояси.
«Без шансов», – подумала Колл, когда высокий, крепко сбитый и сильный мужчина остановился прямо напротив них. Он ухмыльнулся – его узкие, льдисто-голубые глазки напоминали ей свиные. Без сомнений, этот тип был самым уродливым человеком, какого она когда-либо видела, и уж тем более его не красил рваный шрам через все лицо. Джонер ухмыльнулся еще шире – шрам исказил улыбку, превратив ее в отвратительное подобие нормальной – и тоже подхватил мелодию. Только его версия песни звучала с гаденьким, грубым, уродливым оттенком, что хорошо подходило его внешности.