Прыгнула на качели, оттолкнулась от земли. Всё выше и выше, резко прыгнула вверх и взлетела, приземлилась, едва удержав баланс. Ладони сжались в кулаки, резкое движение вверх, тело выстрелило, как пружина. Раз-два, стукнула невидимую боксёрскую грушу. Хоп! Поймала мяч от пинг-понга и бросила обратно вымышленному партнеру.
Ноги отяжелели, и я медленно согнула ногу в колене, поднимая всё выше и выше, чтобы с силой опустить и раздавить всё, что попадется мне под ногу. Такой удар может проломить в земле огромную дыру в ад. Привет, Аид!
Я великан. Под моими ногами взлетали капли росы с травинок. «Трепещите, маленькие зелёные человечки! Вы мне ничего не сделали, вы ни в чём не виноваты… никто не виноват, кроме меня».
Грудь мою пробила невидимая пуля, потом ещё одна, ещё и ещё. Тело сотрясалось, как от ударов электрическим током, и я упала в мокрую траву, чтобы разбиться на тысячи осколков. Дыхание сбилось, в висках шумело, голова кружилась от послевкусия музыки. Над головой вилась и жужжала муха. Возможно, отец прав, лучше бы я умерла, чем дала умереть ей. Я во всём виновата.
Весной я впервые увидела «крамп-батл». Возле пожарной каланчи собралась огромная толпа, слышалась взрывная электронная музыка, крики. Сначала было непонятно, что происходит. Я думала, драка, и, видимо, не только я. Тётушки возмущённо шептались: «Безобразие! Куда только смотрит полиция?», «Да вон полиция стоит!», «Вон они, окаянные! Стоят, ничего не делают!» Мужики молча смотрели и не вмешивались, удовлетворённо хмыкая. А я стояла заворожённая: казалось, что парни выплёскивали всю свою «тёмную энергию» резкими движениями и сумасшедшими трюками. Это было одновременно и похоже, и не похоже на танец. Трое парней в одинаковых чёрных трико и белых футболках с какими-то надписями крутились на руках, выделывая всякие фигуры ногами. Один из них надел чёрную шапку и закрутился на голове. Я была в полном восторге от их выступления и дома незамедлительно нашла несколько видео этих парней. Мне понравились и другие направления уличных танцев: хип-хоп, поппинг, брейк, локинг. Они были не похожи на те, которые преподавала мама. Ребёнка, то есть меня, ей девать было некуда, поэтому с ранних лет я посещала танцы: сначала народные, потом классическую хореографию, потом увлеклась и контемпом. Танцы были для мамы всей жизнью, и для меня тоже.
Мне было лет пять, я дрыгалась перед зеркалом, щеголяя новым купальником с прозрачной юбкой. Я долго выпрашивала у мамы именно такой, бледно-розовый, как у балерины.
Мама засмеялась, а я повернулась и совершенно серьёзно сказала:
– Ну, что ты смеёшься?
– Просто я хочу танцевать с тобой, – сказала она и схватила меня, закружила по комнате.
– Я тоже хочу! Всегда! И чтобы «всегда» никогда не кончалось! – кричала я у мамы на руках.
– Глупенькая, – сказала она, остановившись. – Так не бывает, чтобы было «всегда» всегда.
Теперь-то я это точно знаю.
«Я не живу, существую. Зачем? Совершаю эти бессмысленные ритуалы: ем, хожу в школу, стираю бельё, мою посуду, зачем?» Размышляя, я мёрзла в капроновых колготках и короткой чёрной плиссированной юбке, глядя на унылое очарование августа, от которого хотелось спрятаться за чёрными стеклами солнцезащитных очков. Солнце ещё не успело прогреть воздух, и меня немного потряхивало, то ли от волнения, то ли от холода, то ли от того и другого вместе взятых.
Бабушка ворчала:
– …и не имела даже малейших мыслей пререкаться со старшими!
Бабушка взялась за нравоучения с самого раннего утра, можно особенно не вникать в её фразы. Ничего нового я не узнаю, осталось только кивать в знак согласия иногда или говорить: «ага, да поняла я уже». Мы миновали «сковородку» и уже шли по проспекту Мира.
– Катька, привет! – кто-то налетел на меня сзади.– Тебя и не узнать! Розовые волосы? Ты что, серьёзно? Здрасти, тётя Люся!
– Здравствуй, – улыбнулась бабушка.
Голос был очень знакомый. Я резко вывернулась из чьих-то цепких рук. На меня лукаво смотрела выразительными карими глазами-бусинками высокая девчонка с длинными чёрными волосами. Она удивлённо крутила меня как куклу:
– Блин, а очки тебе зачем в такую дождину?! Ты б ещё купальник надела, сестрёнка!
– Лариса?
С Лариской мы в прошлом году провели целую смену в санатории, куда нас вывезли родители поправлять здоровье. И Лариса, и я, по мнению наших мам, были «часто болеющими детьми, которым просто необходим отдых от городской суеты и пыли на лоне природы». Кроме процедур, которые проходили в основном утром, в санатории заняться было абсолютно нечем, поэтому мы провели время, ухаживая за тремя рыжими брошенными котятами, скармливая им столовские сосиски и котлеты. Ну и, конечно, устраивая с ними разнообразные игры: в дочки-матери, школу, больницу. Во что только не начнёшь играть от скуки.
Я невольно потянулась к волосам.
– Да, покрасила весной… – Мне было неловко от такого пристального внимания. Волосы я и правда покрасила весной назло бабушке, которой вздумалось укорять меня за отсутствие интереса к жизни. Она-то, конечно, думала, что я брошусь покупать розовые кофточки, а я взяла и голову покрасила. Она еле-еле уговорила завуча не выгонять меня из школы, думаю, Мария Андреевна ей в этом здорово помогла.
– Как ты меня узнала?
– По бабушке, – хихикнула Лариса.
Лара схватила меня под руку и потащила в толпу, треща по пути как сорока:
– Я выиграла городскую олимпиаду по биологии, не поверишь, наградили меня дипломом и путёвкой в лагерь. Лучше б денег дали. А ты тоже едешь в «Городок достижений»?
– Типа того, – невнятно проговорила я, неуверенно оглядываясь на бабушку. Мы неслись прямо в толпу, которая уже образовалась возле Комитета по делам молодежи, разрезая её, словно катер волны. – Куда мы так несёмся?
– На регистрацию, сестрёнка, – засмеялась Лариса. – Пошли быстрее, матушка не в духе. Опять с утра орала, – она оглянулась и громко зашептала почти в самое ухо. – Бесит она меня, вечно орёт. А твоя?
Я резко остановилась.
– Да тоже бесит! Представляешь, умерла!
Лариса замерла, удивлённо распахнув свои карие глазищи. А я с дурацкой жестокостью наблюдала за её вмиг вытянувшимся лицом. Я видела уже такую реакцию. У своих одноклассников. Мы стояли в толпе, недовольно огибающей препятствие из двух застывших фигур.
– Умерла? – беспомощно хлопая ресницами, переспросила Лариса.
– Какое странное слово, да?
Нас догнали запыхавшаяся бабушка и высокая темноволосая женщина в синем пальто.
– Куда вы так несётесь? Как на пожар! – негодовала мама Ларисы.
– Ну вы и разогнались, девочки. Так, Катерина, стой тут, я пойду к столику регистрации. Непонятно, куда нам с тобой записываться. Ты посмотри, нет ли тут Марии Андреевны? Может, она подскажет?
Я тоскливо оглянулась. Лариса с мамой тоже отошли к столу регистрации, и это дало мне время выдохнуть и подумать. «Может, я зря так сразу с ней поступила? Уж отбрила, так отбрила…»
Высокий парень в бордовом жилете вожатого, в центре орлятского круга, закрыв глаза, старательно пел:
«Звонкой струною звенит, послушай:
Песня ровесников завтрашних дней.
Чтобы зажечь ребячьи души,
Огня не жалей, огня не жалей.
Чтобы зажечь ребячьи души,
Огня не жалей, огня не жалей»1.
Ребята в кругу подпевали ему на разные голоса, сбивчиво, одни всю песню, другие только на повторяющихся словах.
Рядом со мной громко и жалобно говорила женщина:
– Как он там будет один?
Ей раздражённо возразил мужской голос:
– Да он и здесь один большую часть времени, болтается неизвестно где!
– Вы можете говорить потише? – осведомился раздражённо голос подростка недалеко от меня, а потом снова женский:
– А ты не заметил, что он до сих пор хромает? Как он будет там справляться?
– Так же, как и здесь. У него две ноги, две руки, голова на плечах, дай ему немного свободы. Он, может, оттого и бесится, что ты ему проходу не даёшь!
– Не кричи на меня, и так сердце с утра болит, – запричитала плаксиво женщина.
– Мы его не в армию провожаем и не на улицу выкидываем, как котёнка!
Я оглянулась, чтобы разглядеть говоривших. Около меня стояли трое: полный мужчина, элегантно одетый, деликатно держал зонт, закрывая свою спутницу и стоящего рядом с ними парня от моросящего дождя. Красивая светловолосая женщина поминутно поправляла что-нибудь на парнишке: снимала невидимые пылинки, тёрла рукав куртки, поправляла воротничок. Её глаза блестели от слёз, нос покраснел. Всем своим видом парень показывал, что он вроде как не с этими двумя. Парень как парень, совершенно обычный, только с тростью. Он почти не опирался на неё и пытался отдать её то матери, то отцу, но трость всё равно оказывалась у него в руках, и ему приходилось держать её. Коротко стриженные русые волосы топорщились ёжиком, чёрные джинсы, кеды с белой шнуровкой, синяя куртка без капюшона – вот и весь его прикид. Он кого-то высматривал в толпе. Наши глаза встретились. У него был внимательный тревожный взгляд, от которого стало неловко. Я отвернулась и поспешно отошла.
На противоположной стороне дороги, над цирком нависла огромная туча, похожая на летающую тарелку из фильма «Прибытие». Мой взгляд скользнул ниже, по эту сторону дороги луч солнца озарил людей, горы чемоданов, пакетов, сумок. И замерло всё: повисли в воздухе капли дождя, переливаясь брызгами света, словно бриллианты, пропали звуки и даже дыхание остановилось. Я увидела её в толпе. Она прошла мимо ребят, играющих в «Арам-шим-шим». Да, да, сомнений быть не может: русые волосы, струящиеся по плечам, серый плащ, туфельки с блестящими застёжками – мама снова их надела! Она задумчиво шла в ритме толпы, спешащей по своим делам, нас разделяли жалкие несколько метров. Я бросилась следом за ней, перепрыгивая через сумки и пакеты. Мама перешла дорогу на светофоре. В моей душе едва теплилась надежда. Я уже почти догнала её, в последнюю секунду, перед тем как она села в автобус, дотронулась до её рукава. На меня посмотрела совсем чужая женщина.
– Что-то случилось? – спросил обеспокоенный голос.
– Нет… нет, – пробормотала я.
Автобус тихо закрыл двери, а мне захотелось идти куда глаза глядят, не разбирая дороги, лишь куда-нибудь. Из-за слёз всё сливалось, кружилось. Остановилась только у фонтана и вдоволь наплакалась возле него. Никто не обращал на меня внимания. Не знаю, сколько я там просидела. Слёзы постепенно высохли. «Что мне теперь делать? Наверняка автобусы уже уехали в лагерь. А как же бабушка? Блин… Наверное, мне нужно пойти домой, не убьёт же она меня?»
Я подняла мутные глаза и увидела бабушку и Марию Андреевну. Психолог обняла меня без слов и прижала к себе.
– Почему ты ушла? Мы с ума сошли… – начала недовольно бабушка, но осеклась.
– Ну что, Катюшка? Всё нормально? – как можно веселее спросила психологиня. – Ребята уже в лагере, вовсю заселяются и знакомятся, пока мы тут рыдаем у фонтана. Давай, вытирай слёзы и едем, я на машине.
Бабушка хотела что-то возразить, но Мария Андреевна была непреклонна:
– Людмила Васильевна, вы идите спокойно домой, всё будет хорошо! Я вам позвоню, как только доедем.
Мне было абсолютно всё равно, куда ехать, лишь бы меня оставили в покое. Я вытирала руками слёзы, повторяя про себя как заклинание: всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо.
Я дошла до машины и села, даже не глядя на бабушку и Марию Андреевну, снова нацепила на нос солнечные очки. Не знаю, сколько мы тряслись по плутающим сельским дорогам, я смотрела на проносящиеся мимо берёзы, на капли дождя, медленно стекающие по стёклам, и не заметила, как, наконец, подъехали к лагерю.
Мария Андреевна припарковала машину у разноцветных ворот. Дождь словно дал людям и природе передышку, в воздухе парила свежесть, чуть дальше от ворот столовая манила приятными ароматами, от которых во рту образовалось целое море слюны. Я вспомнила, что не ела с самого утра, а сейчас уже два часа дня.
– Давай сначала пообедаем, – не спрашивая, а ставя перед фактом, сказала Мария Андреевна.
В столовой царило единодушие, стучали ложки, кругом ели и болтали мальчишки и девчонки, вожатые. Некоторые уже уходили, торопились куда-то.
Мария Андреевна поймала за руку высокого худощавого парня, жилетку которого украшало огромное количество значков:
– Кто распределял детей по отрядам?
– Не знаю, может, Дина Александровна…
– Увидишь, попроси ко мне подойти, надо узнать, в каком отряде девочка. Ешь, Кать, – она пододвинула ко мне тарелку с супом.
Глава 5
После обеда мы пошли в административный корпус. К нам подбежал низенький плотный парень, которого, судя по бейджу на груди, звали Антон, и, нервно поправляя большие круглые очки, спросил:
– Мария Андреевна, мне сказали, ещё один ребёнок приехал?
– Да, вот, Катя зовут. Она у тебя в отряде, что ли?
– Да, у меня. Слава богу, а я по всему лагерю бегал как сумасшедший, понять не мог, куда ребёнок пропал!
– Вот видишь, как хорошо! Не надо никого искать. Иди, заселяйся, – потрепала меня по плечу Мария Андреевна.
Мы вышли на улицу.
– Я учусь на втором курсе исторического факультета, – говорил Антон. – Летом у нас обязательная практика в лагере. А ты где учишься?
– В двадцать девятой школе.
– Давай я тебе расскажу, где тут у нас что, – улыбнулся Антон, – там клуб, – махнул он рукой в сторону одноэтажного синего здания, стоящего недалеко от столовой. – Послезавтра там для вас откроются кружки: театральный, танцевальный, песенный. Ты чем увлекаешься?
Я пожала плечами. Как-то даже растерялась от этого вопроса, в театральный кружок меня и палками не загонишь. Да и пою я не очень. Танцы тоже отпадают, на сцену я не выйду, это выше моих сил.
– Не может быть, чтоб такая девчонка, как ты, ничем не увлекалась. Не переживай, здесь не обязательно петь как Басков, – пошутил Антон. – В клубе будут и мероприятия всякие проходить, праздники, конкурсы.
Я совсем сникла. «Надеюсь, меня не будут заставлять во всём этом участвовать и удастся отсидеться где-нибудь в неприметном уголке. Все эти конкурсы и мероприятия мне в школе осточертели, ещё тут будут на мозги капать».
Антон тащил мой чемодан и небольшую синюю спортивную сумку, я бы и сама могла, но он отобрал и не желал отдавать. Впервые за мной ухаживали, и от этого я тоже немного растерялась.
Мы шли по аллее, вдоль которой теснились домики из белого кирпича с просторными застеклёнными верандами. От каждого домика узенькие тропинки стекались к одной широкой асфальтированной дороге. Она вела к столовой и клубу, напротив столовой – открытая сцена и небольшая площадка.
– А здесь проходит дискотека? – спросила я, чтобы прервать молчание.
– Не-а, зарядка, – оживился Антон. – А там, в конце аллеи, возле «грибка» – спортплощадка. Там будем играть в футбол, волейбол и настольный теннис.
Мы дошли до корпуса, через стекло веранды я увидела ребят.
Левой рукой я судорожно сжимала пакетик мармелада в кармане куртки. «Ну же, смелей, всё будет хорошо, тебя там никто не съест». Я помедлила немного: «Что меня ждёт за этой дверью?» – а потом перешагнула порог веранды вслед за вожатым.
– Ну вот, располагайся, знакомься, – бодро сказал он, подкатывая чемодан к двери, ведущей к комнатам. – Если что, обращайся сразу ко мне. Я всегда буду рад помочь. – Антон улыбнулся и потрепал меня дружески по плечу.
– Спасибо, – промямлила я. – Если что…
Я окинула взглядом уютную веранду, манящую теплом после промозглой улицы. Ребята словно муравьи были заняты каждый своим делом: кто-то рисовал за столом, кто-то на лавке сочинял стихи в уголке, двое парней украшали стены и окна смешными картинками и вдохновляющими лозунгами, приклеивая их на двусторонний скотч. Один парень сидел на лавке у окна и задумчиво перебирал струны гитары, тихонько напевая себе под нос:
«Дым на небе, дым на земле,
Вместо людей машины,
Мёртвые рыбы в усохшей реке,
Зловонный зной пустыни.
Моя смерть разрубит цепи сна,
Когда мы будем вместе…»2
На лавочке возле двери сидела, закинув ногу на ногу, девчонка в розовом спортивном костюме. Я отметила её полную фигуру и яркую внешность: невероятно длинные ресницы, нежно-розовые губы, сложенные «утиным клювиком», и русые волосы, закрученные в слегка растрёпанный пучок.
Девчонка увлечённо писала в блокноте, на секунду она подняла взгляд. Увидела нас и легко вскочила:
– Антошечка! Что-то случилось?
– Всё ок, Анжел, новенькую привёл, знакомьтесь, не обижайте. В какой комнате есть свободная кровать?
– В нашей. Я провожу, – проворковала Анжела, – ни о чём не беспокойся.
Она так хотела привлечь его внимание к себе, но он как будто не замечал и, помахав мне рукой, вышел на крыльцо.
– Привет, я Катя, мне сказали, что буду в этом отряде.
– О, это здорово, – равнодушно бросила Анжела. – Знакомься: Соня, Маша….
Я смотрела на её розовые губы, когда она перечисляла имена ребят. Неужели она решила, что я с ходу их запомню? Я стряхнула с себя невольное оцепенение…
– …Рома, и я – Анжела! Сегодня по плану вечер «Здравствуйте!» – продолжала она, даже не глядя на меня.
Прослушала, блин, как тут кого зовут. Парень показался мне знакомым, это тот самый, чей разговор с родителями я подслушала перед отъездом. Кажется, его зовут Рома.
Три девчонки за столом шептались и смеялись, поглядывая в нашу сторону. Не люблю, когда вот так поглядывают. Будто обсуждают, какие у меня смешные уши, дурацкая причёска или короткие ноги. Нестерпимо захотелось поправить волосы.
– Ничего себе, какая конфета к нам приехала! – отбросив скотч на лавку и раскрыв объятья, направился ко мне обаятельный парень в белой рубашке с расстёгнутым воротником, обнажая такие же белоснежные зубы. – Как тебя зовут-то?
Он небрежно положил мне руку на плечо и притянул к себе.
– Отвали, – тихо, пытаясь не привлечь всеобщее внимание, произнесла я. Всегда стараюсь сразу отшить нахалов, чтобы у них не было ложных надежд на мой счёт.
– Хм, у тебя необычное имя! – смеясь произнёс парень, обдав моё лицо лёгким ароматом ментоловой жвачки. – Ладно, не ломайся, скажи, как зовут?
– Зовут зовутка, а кличут утка! – весело крикнули из угла веранды. Кто именно, я не увидела.
– Да она тебе не ответит. Вишь, какая дерзкая, – сказал паренёк с орлиным носом и чёрными глазами. – Сними очечи, не месяц май.
– Ох, как же от неё приятно пахнет конфетами… кажется, леденцами, – сказал красавчик.
– Так бы и лизнул? – усмехнулся парнишка с орлиным носом.
– Гош, тебе дать, ты бы лизнул.
Парни покатились со смеху. Красавчик в белой рубашке убрал руку с моего плеча и отошёл.
– Вот же дураки. Чё они ржут, как кони?! – пожав плечами, гневно произнесла кудрявая девчонка, подняв на секунду взгляд от стенгазеты. Кажется, это Маша.
– Ну и пошляки, – фыркнула рыженькая круглолицая девчонка, рассеянно ковыряя потрескавшийся синий лак с ногтей.
Я отправилась в комнату, чтобы там распаковать чемодан, как же они меня выбесили – КВНщики, блин, недоделанные.
– Ой, ну всё, не пугайте новенькую, – слышался строгий голос Анжелы. – Развесьте флажки. Макс, что у тебя за характер, сразу лапать девчонок? Да и вы все хороши, налетели. Гоша, Рома, делом занимайтесь, всего два часа до мероприятия!
Комнатка крошечная. Я нажала на выключатель, разлился мягкий жёлтый свет. Единственное окошко занавешено зелёными тюлевыми занавесками, свободная кровать оказалась у двери, на ней уже кто-то посидел: бежевое покрывало смято, подушка валяется на другой кровати. Поискала постельное бельё, оно оказалось на самой верхней полке старенького скрипучего шкафа, у которого до конца не закрывалась ни одна дверца. Аккуратно постелила розовое бельё с принцессами, на их лицах красовались счастливые улыбки. Везёт вам, девочки, нет у вас моих проблем. Тяжело вздохнула и накрыла смеющихся принцесс покрывалом. Комната слишком тесная для четырёх человек, кроме постельных мест, тумбочек и шкафа сюда бы больше ничего не влезло. Вот бы не выходить отсюда до конца смены, в мыслях крутилось монотонное: «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку…»3. Я упрямо тряхнула головой. Положила зубную щётку и пасту в тумбочку, мыло, сменку, рулон туалетной бумаги, косметичку и сладости, только после этого вышла снова к ребятам.
Застеклённая веранда была идеальным местом для отрядного уголка. Вдоль стен стояли лавочки, застеленные разноцветными покрывалами и украшенные декоративными подушками с котятами, посередине длинный стол, который при желании можно было пододвинуть к стене. Парни, постоянно подшучивая друг над другом, увлечённо развешивали над дверью флажки. Я ловко проскользнула между ними и уселась на лавку недалеко от хромого Ромы, невольно слушая его тихое пение и оглядывая ребят.
Основная работа кипела за столом: Маша рисовала стенгазету, ещё две девочки, рыженькая и русоволосая, вырезали цветочки и картинки из журналов, приклеивая их в хаотичном порядке.
– Маш, название отряда пока не пиши, думаю ещё, – важничая, сказала Анжела.
– Ой, девочки. У нас столько Ромочек, аж три, давайте назовемся «Ромашки»? Это так романтично, – томно сказала, немного картавя, русоволосая девчонка в сером свитере с медвежонком Тэдди, вырезая сердечко вместо цветочка.
– Обожаю ромашки! Мои любимые цветы! – поддакнула вторая и скосила глаза на мальчишек.
– Я скажу позже, как будет называться наш отряд… – сухо сказала Анжела. – Пока наша задача – украсить отрядный уголок. Кто делает «Листок чистоты»?
– Предлагаю назвать отряд «В засаде»! – внезапно высказался парень в штанах цвета хаки, даже не отрывая взгляда от альбомного листа, на котором что-то чертил.
– Ром, ну и как нас будут называть? «Взасадцы»? Или «Взасадники»?
На веранду стремительно ворвался вожатый Антон. Бордовый жилет вожатого он сменил на серый, поверх него надел чёрный плащ с капюшоном. Метла мешала передвигаться в небольшом пространстве веранды, поэтому он тут же поставил её возле двери:
– Катюшка, как дела? Освоилась?
Я вымученно улыбнулась. Анжела нахмурилась и начала яростно чёркать в блокноте.
– Как у нас дела с названием отряда? – спросил Антон.
– Придумываем уже. Есть несколько вариантов, – деловито отчиталась Анжела. – Антош, ты не беспокойся, всё будет.
И тут поднялся такой галдёж! Ребята наперебой начали выкрикивать названия:
– Давайте назовёмся «Новое поколение»!
– Нет, «Поколение Х»!
– Давайте «Бойцы»! Я и лозунг уже знаю! «Когда мы едины, мы непобедимы!»
– Кто про что, а Войнов про войнушку!
– Тогда уж лучше «Заводные апельсины»!
– Сонь, какие ещё апельсины? Придётся всю смену ходить в оранжевой одежде, а у меня такой нет, – запричитала Маша.
– А как же «Ромашки»?
– «В засаде»!
– «Ромашки»!
– Ладно, – сказал Антон. – Мне нужно отбежать на внеочередную планёрку, а потом на репетицию. Сочиняйте песню про наш отряд, какие мы все дружные и как здорово в лагере. Я скоро вернусь и проверю. Катюшка, не грусти, выше нос!
Антон поправил очки, схватил метлу и выбежал с веранды.
– Кажется, он на новенькую запал, – громко прошептала Маша, потом увидела, что я на неё удивлённо смотрю, мгновенно густо покраснела, чуть не слившись по цвету со своей красной водолазкой, и занялась снова стенгазетой.
– Ни на кого он не запал. Вообще, нехорошо вожатого обсуждать, – сказала Анжела, смерив Машу презрительным взглядом.
– Улетел наш Гарри Поттер… А разве он не должен нам хоть в чём-то помогать? – спросила рыженькая Соня.
– Ой, да что мы, сами не справимся? Вера, Рома, нужно сочинить песню. Мотив на ваше усмотрение. Можно взять любую современную и переделать. И, кстати, нужно придумать, как мы к Ромам будем обращаться.
– Да, а то повернулись все трое сейчас, – забавно морщась, сказал Гоша. – Я придумал, – он показал на парня с гитарой, – тебя мы будем звать Пират.
– Ага, Капитан Крюк, – подхватил Макс.
– Он хромой, а не однорукий, – осадил его Гоша.
– Ты будешь – Капрал, – показал он на парня в военных штанах.
– А я? – спросил худой прыщавый белобрысый парень.
– А ты – Сопля.
Под болтовню и смех ребят я забилась в самый дальний уголок веранды, подложила под спину подушку.
«Говорят, время лечит. Так ли это? Душевные раны, как и раны телесные, не могут кровоточить бесконечно. Рано или поздно раны затягиваются, но не все они исчезают бесследно. Некоторые оставляют рубцы, которые напоминают нам о пережитой боли. Сколько времени понадобится человеку, чтобы пережить горе от потери близкого человека? Мне кажется, я не выйду из этого состояния никогда, хоть мне и твердят, что всё проходит и это пройдёт».
Про меня все забыли, размышляя, даже задремала. Я резко проснулась от боли в плече. Надо мной нависла странная расплывчатая фигура в чёрном плаще. Через несколько мгновений очертания прояснились.