Коммуникативные агрессии XXI века
Следовательно, можно признать, что постправда – это новая форма хорошо известной общественной лжи, ответ на заказ многочисленных групп людей, которые ищут прежде всего подтверждение собственным эмоциям в восприятии мира. Современные Интернет-медиумы, которые могли бы служить познанию, расширяют пропасть между знанием фактическим и медийной картиной действительности, которые могли бы стимулировать готовность к поиску решений во многих сферах общественной жизни, особенно в политике, на деле распространяют постправду через новые медиумы, создают общности, опирающиеся на фальшивые представлении о мире и фобии.
По всей видимости, новое качество постправды заключается в том, что это ложь, будто бы случайно вводящая в заблуждение, но полностью конструирующая новую действительность. Это уже не ложь, служащая безотлагательным целям, достижение которых возвращает к подлинной действительности. Картина мира, данная в постправде, не минует нас и не дает себя опровергнуть, ибо раз поверив в ложь, мы убегаем от познавательного диссонанса. Мы можем, следовательно, понимать постправду в значении организованной лжи, которая, по мнению Ханны Арендт, специфична для тоталитарных систем83. Теперь она появляется как инструмент политического маркетинга, и это происходит в равной мере как в системах, которые мы признаем системами консолидированной демократии, так и в тех, которые – как нам кажется – всего лишь намереваются пойти этой дорогой. Можно и так рассудить, что растущее пустозвонство в культуре Запада и сопутствующая ей постправда являются не только эффектом усталости бытия, ибо постправда отмечается как в странах, где демократия функционирует 200 лет, так и в странах, возраст демократии в которых не свыше 20 лет. Мы придерживаемся мнения о том, что постправда родственна, прежде всего, новым средствам коммуникации, в последние годы демонстрирующим свою силу творения картин действительности. Практика общественных медиумов показывает, что приспособленная к ним информация начинает жить собственной жизнью, творит / возбуждает долгий ряд комментариев по ее поводу, комментариев к комментариям и т. д. Потом уже трудно найти непосредственный источник – самого первого отправителя, ответственного за содержание сообщения. Такая безответственность, а также призрачная анонимность, порождает у пользователя сети уверенность в том, что можно создавать альтернативные картины мира, даже такие, которые имеют мало общего с действительностью или совсем с ней не связаны.
Рассматривая затронутые вопросы через призму эмпирических исследований, отметим, что большинство (58%) опрошенных нами студентов выразило уверенность в заинтересованности политиков в таком использовании Интернета, при котором происходит поляризация политических взглядов общества. Самый высокий уровень убежденности в таком намерении политиков фиксируют студенты политологии (70%), а самый низкий – студенты журналистики (52%).
Если говорить об оценке верности распространяемой информации о России, то 41% опрошенных молодых людей посчитали, что она не объективна, и только 2% оценили ее как достоверную; «скорее объективной» назвали 29% анкетируемых. Ниже других объективность этой информации оценили студенты отделений безопасности и международных отношений – по 44% опрошенных назвали ее необъективной. В то же время только 16% студентов политологии сочли сообщения Интернет-СМИ о России недостоверными. При этом исследователи попросили студентов оценить объективность медиумов. Оценки распределились следующим образом: объективность медиумов на уровне 100% отметили 3% всей совокупности опрошенных, главенствовала оценка на уровне 50% объективности – так заявили 45% студентов; наивысшую объективность на уровне 100% указывали 9% студентов политологии и 1% – студенты журналистики.
Влияние медийных сообщений на представление молодежи о России ведет к тому, что решительное большинство (56%) опрошенных негативно оценило их в той части, что касается картин России как государства и его граждан. С таким мнением соглашаются 59% студентов политологии, а также 55% студентов журналистики. Изображение России как отрицательное оценили 31% совокупности опрошенных, о недостаточной информации о ней заявили 41% студентов. Влияние изображения России в медиумах на свою оценку показали 47% совокупности опрошенных (студенты политологии – 36%, 58% – студенты управления государством). В анкетах утверждается, что картина России в польском медийном пространстве имеет влияние на ее восприятие гражданами – 68%. В этом более всего убеждены студенты международных отношений – 74%, менее всего студенты политологии – 68%.
Большинство студентов (73%) считает, что отношение к России, а также характер касающейся ее информации изменились под воздействием власти, в результате контроля публичных медиумов, установленного партией «Право и Справедливость». Чаще других такой факт контроля СМИ отмечают студенты национальной безопасности (86%), студенты журналистики гораздо реже (69%). Негативную оценку изображения России в СМИ подметили 31% опрошенных: высший коэффициент зафиксирован среди студентов политологии и управления государства – 34%, самый низкий – у студентов журналистики (26%).
4. Агрессия в языке политики
Статьи, касающиеся вопросов политики, высказывания политиков, но особенно инспирированные ими Интернет-комментарии, в большинстве заведомо агрессивны. Политик может «атаковать» своего оппонента изысканной метафорой, а затем отмежеваться от нее далеко заходящей ее интерпретаций, чтобы даже в заседании суда нельзя было доказать оскорбительных намерений в употреблении метафоры. «Агрессивные действия, в том числе языковые, являются сознательно примененным средством достижения преобладания над адресатом высказывания и склонения его к действиям, ожидаемым отправителем»84. Доходит даже до того, что языковая агрессия, нашедшая свое выражение в определенных словах, которая должна пониматься как помеченное в словарях отрицательное отступление от нормы (языковая девиация), начинает восприниматься как свойство желательное, приписываемое энергичному, динамичному, мужественному и предприимчивому человеку, который ее применяет. Персональные выпады нередко сформулированы в приемах, перешагивающих всякие действующие нормы публичного языка, а подчас просто основы хорошего воспитания. Однако озадачивает факт, если политик, будучи политическим оппонентом кого-либо, не изъявляет охоты реванша, потому что став пассивным оппонентом, он будет воспринят не как лицо культурное, мирно настроенное, а скорее как беспомощное и неумелое.
Политики – полагают лингвисты – теперь руководствуются все более агрессивным языком и непрестанно «накручивают спираль присущей языковой агрессии жестокости». Язык политики подчинен медиумам и ограничениям, вытекающим из «массовой культуры». Надо высказываться выразительно, сочно, но при этом прямо, не употребляя сложного языка, аргументация не может быть слишком обширной. Следствием этого становится создание примитивной картины действительности, укрепление стереотипов, что, естественно, не объясняет факты информационных сообщений, тем не менее, является желательным. Средства массовой информации моделируют агрессивный примитивизм своих получателей между прочим, через «притупление ощущения жестокости и ее последствий»85. В результате насыщения медиакоммуникаций вульгарным языком, адекватным слову агрессии, происходит эмоциональная нейтрализация аудитории, которая, в свою очередь, влечет за собой другие серьезные последствия. Языковеды подчеркивают, что приучение себя к агрессивным формам высказывания (через частый контакт с ними) ведет к тому, что мы сами, сознательно или бессознательно, начинаем употреблять их в ежедневном общении.
В настоящее время СМИ являются самой большой силой в распространении картин сотворенной действительности. Язык, а его употребляют не только информируя нас об окружающем мире, воздействует на эмоциональный характер сообщений в момент их получения реципиентами; влияет на формирование «повестки дня» в общественном мнении, функционируя как эффективный инструмент убеждения или манипуляции.
Перенося теоретические представления об агрессивном поведении в медийной среде в плоскость практики, подчеркнем некоторые результаты нашего исследования: 61% совокупности опрошенных показали, что неоднократно встречались в медиумах с негативными суждениями о России; при этом самый высокий коэффициент показателя у студентов национальной безопасности (71%), а самый низкий – у студентов журналистики (53%). Поставленный перед студентами вопрос был конкретизирован другим – о характере этих высказываний, возможности их отнести к языку ненависти. Большинство, а это 54% совокупности опрошенных, отнесло их именно к этой категории. Выше всего оценили такие суждения как речь ненависти студенты национальной безопасности (64%), ниже всех – студенты журналистики (47%).
5. Агрессия в новой медийной среде
XXI век принес динамичное развитие новых возможностей коммуникаций, основанных на функционировании Интернета. Этот новый медийный потенциал тут же нашел себе применение в способах, которые удаляют его от возникших было идеалистических представлений о положительных эффектах невиданного прежде канала коммуникации, который должен был прийти на помощь талантам с их потребностями в разностороннем и быстром сообщении с миром. Новый медиум со всей силой обнажил сидящую в человеческих существах жажду подглядывания, агрессивно критического комментирования и эксгибиционизма – обнажения себя. Сидящие в индивидах комплексы, расстройства, травмы и общественные недостатки нашли новый выход в их анонимном, публичном изъявлении. Исполненные ненависти и агрессии комментарии ранее находили себе место на городских стенах или опорах мостов и виадуков, теперь мы видим их в Интернет-форумах, в общественных порталах.
Агрессия, а ее современное общество пытается ограничивать в своих проявлениях, нашла новый канал экспрессии, который в силу своей природы не желает подчиняться никаким ограничениям. Интернет – это медиум не только свободный в возможностях придавать любую форму информационному сообщению, но и в произвольном взаимодействии с социальной реальностью. Индивид способен нести в Интернет, и несет в него, негативизм, ненависть, агрессию.
Проблемы, которые в истории человеческого общества казались возникшими от его начала, могут быть по-современному интерпретированы, а тем самим и переживаются по-новому, в прежде невиданных масштабах. Публичная сфера, как никогда ранее, стала настолько широкой, что понятие «мировой деревни», введенное в научный оборот Маршаллом Маклюэном, нашло новые возможности интерпретации в условиях Интернет-коммуникации. Медийная публичная сфера освободилась от предписанного ей деления на роли отправителей и получателей. Анонимным отправителем информации, а также комментатором интересующих общество событий, может стать каждый. В этой связи особого внимания заслуживает та плоскость общественной жизни, на которой всегда возникает больше всего спорных проблем, – политика. Эмоции, которые будят политики, и их действия переносятся на агрессивные высказывания и комментарии Интернет-пользователей, скрывающихся под дающими анонимность никами. Хейтерство стало теперь формой политической борьбы, нейтрализации поддержки противников и дискредитации их изображений.
В способе функционирования современных медиумов, которые завлекают массового потребителя, очевидно сосредоточение на всем шокирующем, агрессивном, выходящем за пределы общественных и моральных норм. Протежирование такого поведения гарантируют высокий интерес со стороны медийной аудитории. И этот способ действия медиумов указывает дорогу всем, кто желает любой ценой существовать в медийном пространстве.
Обратимся к некоторым связанным с Интернетом примерам медийной практики – к сообщениям, оказавшим огромное влияние на формирование общественного мнения. Нужно заметить, что примеры касаются дел чрезвычайных, пространства современной мировой политики, межгосударственных донесений, хозяйственных дел, а также сообщений, направленных против отдельных лиц, с намерением их дискредитации, создавая из персон объекты всеобщей насмешки с последующей их депортацией в «политическое небытие». Общественное мнение новейшего времени очень быстро реагирует на информации с крайне негативным содержанием. Даже в случаях, когда выявляется, что сказанное не более чем обыкновенная ложь, восстановление утраченного авторитета практически невозможно. За сугубо опасной и крайне безответственной ложью нужно видеть риторику, известную с периода холодной войны, с ее запугиванием общества, когда над миром нависли серьезные угрозы, включая ядерную войну.
По оценке Виктории Бэчек, Дональд Трамп во время избирательной кампании оказался «неисправимым вруном». Исследователь приводит информацию, занимающегося политическим анализом портала Politifact, согласно которой почти ¾ проанализированных высказываний Трампа – частичная или полная ложь. Во время только одного из прений кандидат в президенты США многократно солгал, между прочим, насчет скрытия своих налоговых данных, мнимой ответственности предыдущей администрации президента Обамы за восстание ISIS, нью-йоркской преступности, а также глобального потепления, отрицая научные мнения на эту тему и возлагая ответственность на Китай за учреждение ложных теорий86. Интерес общества к ложной информации рос по мере приближения даты выборов. По Бэчек, «чем ближе выборы, тем больший интерес в сети вызывали ложные сообщений, который в последние три месяца перед голосованием обогнал интерес к правдивой информации». Стороны, подчинившие себя определенной политической цели, изобретали новости с сенсационными заголовками, которые распространяли в массовых масштабах, затем заинтересованные ими читатели сами массово распространяли их в сети. Среди фальшивых информаций максимально возможным интересом пользовались статьи о мнимой поддержке Папой Римским кандидата на пост президента США – «Римский папа Франциск поразил мир
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
1
Макаревич Э. Ф. Последний бастион. Глобальная культура коммуникаций. – М.: Дрофа, 2011. С. 6.
2
Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. Т. 1. Критика новейшей немецкой философии в лице ее представителей Фейербаха, Г. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице различных его пророков // К. Маркс, Ф. Энгельс. Собр. соч. Изд. 2. – М.: Госполитиздат, 1955. С. 35, прим.
3
Володенков С. В. Интернет-коммуникации в глобальном пространстве современного политического управления. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 2015. С. 245.
4
Дзялошинский И. М. Экология медиасреды: этические аспекты. – М.: Изд-во АПК и ППРО, 2016. С. 402.
5
Столяров А. М. Освобожденный Эдем. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ; СПб.: Terra Fantastica, 2008. С. 216.
6
Макаревич Э. Ф. – Указ. соч. С. 94.
7
Володенков С. В. Указ. соч. – С. 119.
8
Lasswell H. Propaganda in War and Crisis. – N. Y., 1951. P. 22.
9
Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / пер. с англ. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. С. 432–433.
10
Назарчук А. В. Идея коммуникации и новые философские понятия ХХ века // Вопросы философии. 2011. № 5. С. 157.
11
Sidorow Wiktor. Пролегомены к ценностному анализу коммуникативных агрессий XXI века // Rocznik Prasoznawczy. Rok X/2016. S. 41–54; Sidorov Viktor, Ivanyan Rusanna, Kurushkin Sergey and Nigmatullina Kamilla. Communicative Aggression in the Russian Media Sphere: Background and Manifestations // Indian Journal of Science and Technology, Vol 9(36), DOI: 10.17485/ijst/2016/v9i36/102032, September 2016; Сидоров В. Коммуникативные агрессии современности: предтечи и состояние // Век информации. Медиа в современном мире. Петербургские чтения: Материалы 56-го международного форума (13–14 апреля 2017 года) / отв. ред. В. В. Васильева. 2017. № 2 : в 2 т. Том 1. – СПб.: Высш. шк. журналистики и массовых коммуникаций, 2017. С. 165–167; Сидоров В. А. Коммуникативные агрессии XXI века: определение и анализ предпосылок // Вестник Санкт-Петербургского университета. Язык и литература. 2018. № 2.
12
Междунар. научная конференция «Culture and russian society», Университет Хельсинки, Александрийский институт, 21–23 октября 2015 г.; Междунар. научная конференция «Europa XXI wieku» 1–5 февраля 2017 г.: Университет им. Адама Мицкевича (Познань, Польша); Междунар. научная конференция «Europa XXI wieku» 1–2 февр. 2018 г.: Университет им. Адама Мицкевича (Познань, Польша); Между-нар. научный Форум «Медиа в современном мире. 56-е Петербургские чтения» 13–14 апр. 2018 г.: СПбГУ, Институт «Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций»; V междунар. науч.-практ. конференция «Стратегические коммуникации в бизнесе и политике» STRATCOM–2017 22–23 ноября 2017 г.: СПбГУ, Институт «Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций»; Междунар. научный Форум «Медиа в современном мире. 57-е Петербургские чтения» 19–20 апр. 2018 г.: СПбГУ, Институт «Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций»; Междунар. научная конференция «Communicative aggression of the XXI century» 12 окт. 2017 г.: Белградский университет, факультет политических наук (Сербия).
13
Макаревич Э. Ф. Указ. соч. – С. 76.
14
Бернейс Э. Пропаганда. – М.: Hippo Publishing, 2010. С. 95.
15
Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. 1992. № 1. С. 35–67.
16
Берковиц Л. Агрессия: причины, следствия и контроль. – СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2001. 512 с.
17
Бэрон Р., Ричардсон Д. Агрессия. – СПб: Питер. 2001. 352 с.
18
Сидоров В. А. Медиавирусы как средство коммуникативных агрессий // Гуманитарный вектор. 2016. Том 11. № 5. С. 122–129.
19
Ноэль-Нойман Э. Общественное мнение. Открытие спирали молчания. М.: Прогресс-Академия, 1996. 352 с.
20
Baron R. A., Richardson D. R. Human Aggression. New York: Plenum 1994. 2nd ed.
21
Bushman B. J., Anderson C. A. Is it time to pull the plug on the hostile versus instrumental aggression dichotomy? Psychological Review 2001. 108, 273–79.
22
Collins A. M., Loftus E. F. A spreading activation theory of semantic processing. Psychological Review 1975. 82, 407–28.
23
Berkowitz L. Pain and aggression: some findings and implications. Motiv. Emot 1993. 17, 277–93.
24
Zillmann D. Arousal and aggression. See Geen & Donnerstein 1983, 75–102.
25
Bandura A. Psychological mechanisms of aggression. See Geen & Donnerstein 1983, 11–40.
26
Huesmann L. R. The role of social information processing and cognitive schema in the acquisition and maintenance of habitual aggressive behavior. See Geen & Donnerstein 1998, 73–109.
27
Tedeschi J. T, Felson R. B. Violence, Aggression, & Coercive Actions. Washington, DC: Am. Psychol. Assoc 1994.
28
Mengü, M., Mengü S. Violence and Social Media. Athens Journal of Mass Media and Communications 2015, 1 (3), pp. 211–227.
29
Yanıkkaya, B. Gündelik hayatın suretinde: öteki korkusu, görsel şiddet ve medya [The representation of daily life: the fear of the others, visual violence and the media]. In B. Çoban (Ed.), Medya, Milliyetçilik, Şiddet [Media, Nationalism, Violence]. İstanbul: Su 2009.
30
Roberto, A. J., & Eden, J. Cyberbullying: Aggressive communication in the digital age. In T. A. Avtgis, & A. S. Rancer (Eds.), Arguments, aggression, and conflict: New directions in theory and research (pp. 198–216). New York, NY: Routledge 2010.
31
Aboujaoude, E., Savage, M. W., Starcevic, V. & Salame. W. O. Cyberbullying: Review of an old problem gone viral. Journal of Adolescent Health 2015. 57, 10–18.
32
Eveland, W. P., & Hively, M. H. Political discussion frequency, network size, and “heterogeneity” of discussion as predictors of political knowledge and participation. Journal of Communication. 59(2), 205–224.
33
Hmielowski, Jay D., Hutchens Myiah J. & Cicchirillo, Vincent J. Living in an age of online incivility: examining the conditional indirect effects of online discussion on political fal ming. Information, Communication & Society 2009, 17 (10), pp. 1196–1211.
34
Lindsay, M., & Krysik, J. Online harassment among college students. Information, Communication & Society 2012. 15(5), 703–719.
35
Collins Dictionary (No Date) Troll | Definition, Meaning & More | Collins Dictionary. Available at: http://www. collinsdictionary.com/dictionary/english/troll, accessed March 2, 2018.
36
Phillips, W. This Is Why We Can’t Have Nice Things: Mapping the Relationship between Online Trolling and Mainstream Culture. Cambridge, MA: MIT Press, Information Society Series 2015.
37
Coleman, G. Phreaks, Hackers, and Trolls: The Politics of Transgression and Spectacle. The Social Media Reader 2012. 5, 99–119.
38
Dahlberg , L. The Internet and Democratic Discourse: Exploring The Prospects of Online Deliberative Forums Extending the Public Sphere. Information, Communication & Society 2001. 4(4), 615–633.
39
Datat , B. Belling the Trolls: Free Expression, Online Abuse and Gender. Open Democracy. August 30, 2016.
40
Политические партии России в действии: методология, инструментарий проекта и описание данных. Коллективная монография / под ред. Д. С. Мартьянова и М. В. Невзорова. – СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2014.
41
Wendt A. Constructing International Politics // International Security. 1995. Vol. 20. No. 1. P. 71–81.
42
Тульчинский Г. Л. Объяснение в политической науке: конструктивизм vs позитивизм // Публичная политика. 2017. № 1. С. 76–98.
43
Соловей В. Д. Информационная война и медиаманипулирование: что, почему, кто // Российская школа связей с общественностью: ежегодный альманах. 2015. Вып. 6. C. 108–127.
44
Сморгунов Л. В. Сравнительная политология в поисках новых методологических ориентаций: значат ли что-либо идеи для объяснения политики? // Полис. 2009. № 1. С. 118–129.
45
Farrell T. Constructivist Security Studies: Portrait of a Research Program // International Studies Review. 2002. Т. 4. № 1. С. 49–72.
46
Мартынов М. Ю., Габеркорн А. И. Роль конструктивистской трактовки формирования гражданской идентичности и патриотизма в современной символической политике // Журнал политических исследований. 2018. Т. 2. № 2; Малинова О. Ю. Конструирование смыслов: Исследование символической политики в современной России. М.: ИНИОН РАН, 2013; Русский медведь / Под ред. О. Рябова и А. де Лазари. – М.: Новое литературное обозрение, 2012.
47
Сидоров В. А., Нигматуллина К. Р. Ценностная поляризация медиасферы России: тенденции и признаки // Zeitschrift für Slavische Philologie. 2016. Т. 72. № 2. С. 413– 447.
48
Балахонская Л. В., Быков И. А. Речевая агрессия в политических блогах радиостанции «Эхо Москвы» // Вестник Санкт-Петербургского университета. Язык и литература. 2018. Т. 15. Вып. 3. С. 492–506. https://doi.org/10.21638/spbu09.2018.313
49