Книга Злая Москва. От Юрия Долгорукого до Батыева нашествия (сборник) - читать онлайн бесплатно, автор Наталья Павловна Павлищева. Cтраница 12
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Злая Москва. От Юрия Долгорукого до Батыева нашествия (сборник)
Злая Москва. От Юрия Долгорукого до Батыева нашествия (сборник)
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Злая Москва. От Юрия Долгорукого до Батыева нашествия (сборник)

– Глупости про него говорят, что он толстый! – неожиданно заявила Кучковна. Муж даже обомлел:

– Когда это ты успела разглядеть, какой он?

– Так ведь в шубе и я толстая, и ты вон какой, глянешь – кажется, что на кобыле не объехать. А князь вовсе не толстый. И нос у него не кривой, а просто крупный, и он сам крупный…

– Тю, сдурела, князя обсуждать! Тебе что, за него замуж идти или дочь выдавать?

– Мне, может, и нет, а тебе?

– Замуж? – вытаращил глаза Кучка.

– Сам сдурел! Улиту за князя пристроить.

– Замолчь, чтоб я этих речей больше не слышал. И Улите голову не морочь, какая из нее княгиня, девке только двенадцать минуло.

Жена чуть помолчала, а потом все же возразила:

– А простой люд князя любит!

Кучка, отвернувшийся было к стене, повернулся обратно:

– Простой любит. Да только не волей простого люда на Руси дела делаются, как бояре скажут, так и будет.

– А в Новгороде? Там вече…

– А на вече кто громче всех кричит? Кто боярами куплен или должен им больше других. Князь, конечно, молодец, что земли свои крепит и населяет, только с боярами тоже дружить нужно, иначе может и погибнуть…

Кучковне от этих слов стало страшно. А муж ее снова отвернулся к стене и еще долго возился, устраиваясь своим упитанным телом поудобней.

Если бы только он знал, что так и будет, только через много лет и не в Ростове или Суздале, а в Киеве.


Что заставило князя ехать в Смоленск не привычным путем, а прямиком через леса? Неужели желание все же глянуть на владения Степана Кучки, а еще на его красавицу-жену? Наверное, и то, и другое вместе.

Несмотря на неприятности, настроение у Юрия Владимировича было хорошим. Он рассчитывал на поддержку племянника, Ростислава Смоленского, тот мог помочь договориться с остальными своими братьями против Всеволода Ольговича, даже с Изяславом, сидевшим во Владимире-Волынском.

Возможно, сыграло роль и третье – нежелание, чтобы Всеволода предупредили раньше времени, а так… поехал князь по владениям своих бояр и поехал… кто знает, где он и каким путем движется? Ивану пока приказано с дружиной подождать в Ярославле. Тоже дело, никому в глаза бросаться не будут.

Дорога оказалась, к удивлению, наезжена, видно, боярин Степан Кучка частенько возил в Ростов свои товары. Ну и женку в Ростов – развлечься…

Сказать, что и место, на котором стояло Кучково, и сами его владения понравились, значило бы не сказать ничего. Все то, о чем они столько говорили с Шимоновичем, то, что он старался ввести у себя в суздальских землях, Кучка ввел в своих. Так ладно да складно было все в кучковых деревнях, на кучковых полях, на дороге, на сходнях к реке, всюду, куда только мог дотянуться взгляд. Казалось, даже лес рос по хозяйскому замыслу!

Боярин исправно посылал князю дань, была она немалой и вопросов не вызывала, хотя Шимонович когда еще твердил, что Кучки недодают, у них хозяйство столь справное. Что брать можно больше. Но Юрию не хотелось тягаться с этим веселым толковым боярином, одним из немногих в Ростове, с кем не было вражды, пусть даже скрытной. Он дорожил хорошим отношением со Степаном Кучкой, которое стоило дороже большей подати.

Может, потому и в его землях на Москове да Неглинной никогда не бывал, чтобы не убеждаться, что Шимонович прав? Но пришло время и сюда добраться.

Полюбоваться было чем, а потому князь не торопился, к тому же давая возможность хозяину встретить. К Степану Кучке и правда примчался кто-то из челядников с криком:

– Князь едет!

– Кто?! – ахнул Кучка и тут же приметил, как блеснули глазки у жены. Все понял, рыкнул: – Ты позвала?!

– Нет, сам спросил и обещал.

Кучка не поверил, но делать что-то было уже поздно. Выскочил на крыльцо, краем глаза примечая, все ли в порядке. В порядке было все, у Степана Ивановича иначе не бывало.

А князь с малым числом сопровождающих (чего бояться в своей земле?) уже въезжал во двор. Навстречу бросился, заливаясь лаем, огромный лохматый пес. Юрий Владимирович рассмеялся:

– Неласково нас твой охранник встречает.

Кучка рассмеялся в ответ:

– Служба у него такая… – Цыкнул на пса и поклонился: – Милости прошу в дом.

Челядники подскочили к князю и его людям, принимая поводья лошадей, а из двери уже выплывала сама Кучковна с большим блюдом и чарочкой на нем:

– Милости прошу отведать нашего хлеба-соли…

Мысленно подивившись: и когда успела, Кучка поддержал супругу. В конце концов, что дурного в том, что князь заехал к своему боярину, с чего беды ждать? Напротив, может, сразу грамоту и выправит?

Приняв чарочку и сладко расцеловав хозяйку прямо в сахарные уста, Юрий довольно крякнул:

– Благодарствую…

Он с явным удовольствием разглядывал и двор Кучки, похвалил:

– Такого справного хозяина еще поискать надо. Вот все бы так…

Все шло хорошо, не понравился хозяину только поцелуй, вроде к чему и придраться, обычай таков, да и князь известен своей любовью к красивым бабам. Но вот показалось Степану Ивановичу, что не впервые они целовались, неизвестно с чего, но показалось… И мысль эта не давала покоя.

Потом они еще долго осматривали двор, сидели за богато накрытым столом, вкусно ели, сладко пили, смеялись и жаловались друг дружке на все подряд… И все равно что-то тревожило Кучку. А Юрию Владимировичу так понравилось, что решил задержаться на пару дней, все посмотреть.

От крестной из соседней деревни вернулись сыновья и дочь. Юрий Владимирович восхитился мальцами, и по тому, как приветствовали его сыновья, было понятно, что в Ростове они тоже беседовали по-доброму. А княгиня говорила, что только вскользь. Почему? От сплошных тайн вокруг становилось не по себе. Решил строго расспросить обо всем жену позже вечером.

А пока князь разглядел и Улиту, ахнул:

– А ведь женка твоя, Степан Иванович, правду говорила, краса писаная! Женишок-то есть?

– Что ты, князь, мала еще.

– Хм, а у меня сын Андрей неженат до сих пор.

Кучка вспомнил сразу и разговоры жены, и самого Андрея. Вот уж кого он вовсе не хотел бы для своей любимицы! Сыновья князя удались в деда Аепу, скуластые, носы широкие, глаза узкие. Кучка представил, что и у него внуки могут быть такими же, мысленно ахнул и решил пока время потянуть, отвлечь князя другим, а Улиту спешно отдать за кого другого.

Но Юрий Владимирович и не настаивал, видно, мысли были заняты другим…

Сам Кучка все размышлял, как бы напомнить про грамотку-то?

Уже вечерело, в небе появились первые звездочки, когда князь с боярином вышли на берег Неглинной, постоять, посмотреть вокруг. И тут Кучка вдруг понял: Юрий до сих пор не сказал ни куда, ни зачем едет! Не в гости же явился. Если бы так, то давно сказал бы, но князь явно собирался дальше, а куда дальше, если там лишь лес и дорога на Смоленск через него.

В Смоленск обычно шли водой, так проще, с чего вдруг князь поехал верхами? Юрий что-то говорил, спрашивал, Кучка отвечал, думая совсем о другом. Не хочет, чтобы его на волоках гнездовских видели? Почему? Степан Иванович понял: случилось что-то очень важное, о чем князь уже знает, но пока молчит. Почему и что это могло быть?

И вдруг Юрий Владимирович стал говорить, видно, поверив боярину. Он рассказал о том, что Всеволод изгнал Вячеслава и сам сел на Киевском столе. Об этом Кучка уже знал и ломал голову о том, как это надолго.

Но заботило суздальского князя совсем не то, живут братья и племянники далеко за лесами (хотелось сказать, что это они сами далеко), и пусть живут. Юрий Владимирович стал говорить о том, что не все пока получается в Суздальской земле, много сделано, но сколько еще предстоит.

Да уж, сделано было очень много, пустая, укрытая лесами земля заселялась на глазах, прослышав о помощи и податных льготах на первое время, сюда шли и шли люди. И из соседних княжеств, вызывая злость у черниговских, рязанских и муромских князей, и даже от булгар и мордвы. Кому же, не имеющему земли и хозяйства, не хочется пусть и тяжким трудом, но обзавестись таким, встать на ноги? Добрые люди труда не боятся, знать только должны, что не нападет враг завтра, что не сожгут свои же князья, придя на соседскую землю разором, что не заберет все боярин…

Набегов давно уже не было, как сходил Юрий Владимирович на булгар, так и сидят спокойно. Новгородцев и без него славно побили на Ждане-горе, ни черниговский, ни смоленский князья тоже не налезают, потому как у Юрия с ними никаких споров нет.

Такого спокойствия бы на сотню лет… На ноги встать можно так, что никаких походов с богатой данью не нужно.

Слушал Кучка мечты своего князя и посмеивался, но на ус мотал. Верно говорил Юрий Владимирович – трудом да тщанием большего достичь можно, чем набегом. Ты напал, значит, жди ответного разора. Хоть и привыкли к этому, особенно те, кто ближе к Степи жил, но каждый мечтал пожить без ежегодной рати.

– Вот ты, Степан Иванович, потому спокойно и хозяйствуешь на своих землях, что никогда их враг не разорял, и воля тебе дана большая.

Кучка напрягся: вот оно! Неужто князь такие долгие разговоры вел, чтобы заставить дань платить большую. Тогда к чему, сказал бы просто и прямо, а не ходил вокруг да около… Но Юрий добавил совсем другое:

– Хорошему хозяину и не жаль дать воли большой. Любо-дорого глядеть, как у тебя все разумно устроено, вот бы мне так во всем княжестве сделать?

Кучка облегченно выдохнул:

– Да… слышал я, Юрий Владимирович, и у тебя недурно устроено, в твоих владениях.

Сказал, а сам затаенно ждал, вдруг ответит, что все княжество его владения. И снова ошибся боярин.

– Тоже стараюсь. Еще Шимоновичем все заведено да налажено. – Юрий сладко потянулся. – Ничего, Степан Иванович, будет и наша Суздальская земля, а твоя вон, Кучковская, тоже заселена и обжита, как Киевская…

Что ж, после таких речей не грех и пир в честь князя закатить. Но Юрий от пира отказался:

– Ехать поутру пора, дела не ждут.

– Куда ехать-то, Юрий Владимирович?

– В Смоленск, – просто ответил князь. Он ничего не скрывал. – Нужно убедиться, что не предаст меня племянник, да с новгородцами снестись, чтобы позволили Ростиславу мне помочь в случае надобности.


Юрий Владимирович уехал на встречу сначала с сыном Иваном, который вел свою дружину из Суздаля, а потом действительно в Смоленск. Ему не удалось заручиться поддержкой племянника и новгородцев тоже. Новгородцы, почувствовав, откуда ветер дует, тут же переметнулись к Великому князю, слезно просили вернуть им на княжение Святослава Ольговича, а сын Юрия, Ростислав, не только не смог помочь отцу, но и вынужден бежать из такого строптивого и неверного города.

Разозлившись на непостоянный город, Юрий захватил Новый Торг (Торжок), стоявший на торговом пути Новгорода, и снова запретил возить туда хлеб. Но было лето, это не зима, новгородцы сразу запрет на торговлю не почувствовали, к тому же теперь они были друзьями с Великим князем и хлеб подвозили по Днепру. А к осени бог весть что еще будет…

Это была тяжелая потеря для Юрия Суздальского, он остался один против всей остальной Руси. Хотя он вовсе не был против, князь хотел одного – чтобы его не трогали, чтобы его Залесье жило спокойно и мирно. Это было время, когда Юрия Владимировича даже не интересовал Киевский престол. Позже за особое рвение в Киев из далекого Залесья он даже получит прозвище – Долгорукий. Но ведь тянуться будет только тогда, когда будет иметь на это право, ни у Мстислава, ни у Ярополка, ни у Вячеслава, ни даже у Всеволода Юрий Киев не оспаривал, бороться за него начал только тогда, когда на престол попробовал сесть его племянник Изяслав, с которым у Юрия были особые враждебные отношения.

С Изяславом еще до Киева ему предстоит столкнуться, и их противостояние развалит Русь на три части – Киевскую, Залесскую и Волынскую – окончательно. А Новгород снова будет, как капризная невеста, выбирать, к кому же выгодней преклонить голову. Метаться будет до тех пор, пока Московский уже царь Иван не увезет вечевой колокол в знак полного подчинения города.

А ведь могли еще тогда договориться с Юрием Суздальским, и была бы земля столь сильная, что никому и ничем не взять… У Низа (как чуть позже стали называть Залесье) был хлеб и Волга, а у Новгорода – меха и Ганзейский торговый союз. Но строптивый город предпочел иное…


Авдей приехал к Кучке среди ночи, даже не сразу пустили на боярский двор, все не могли понять, кто это. Кучка вышел к свату заспанный, осоловевший, тем паче предыдущий вечер провели со старшим сыном и зятем за медами и разговорами. Но даже им Кучка не раскрыл своих разговоров с князем, мало ли как после повернет…

Сват сипло кашлял, видно, застудился где-то, Кучка поморщился:

– Эк тебя разобрало. Может, баньку велеть истопить?

– Не-е… – помотал головой Авдей, – сначала поговорить.

– Чего случилось-то? – крестя зевок, поинтересовался боярин.

– Дело есть.

– Де-ело… Да какие дела посреди ночи могут быть? До утра подождать не мог?

– Недосуг, мне поутру надо обратно, чтобы успеть к Якиму.

– Чего это?

– Ты, Степан Иванович, лучше челядь свою отправь досыпать да послушай, чего скажу…

Разговор, видно, предстоял тайный, Кучка, ворча, что ежели хотел втайне, так не надо было и шуметь, точно на торгу, все же сделал нужные распоряжения. Его челядь свое дело знала, тут же на столе появилось холодное мясо в большой миске, куря верченное, кусками рыба, соленые грузди, рыжики и еще много чего, словно за стол собиралась сесть вся Кучкова родня сразу. Сват от медов или заморского вина отказался:

– Сказал же, что по делу приехал.

– Так после…

– Вот после и подашь.

– Ну, говори, с каким таким делом ты ко мне среди ночи прибыл.

Авдей чуть помялся, но потом вскинул свои крохотные колючие глазки и почти шепотом поинтересовался:

– Степан Иванович, у тебя грамотка на твои земли есть?

– Хм, нет, так будет.

– Откель будет?

Не хотелось Кучке говорить, но пришлось, уж больно прилипчив Авдей, не отвяжешься.

– Князь намедни тут был проездом, обещал написать.

– Во-о-от! – почему-то довольно ткнул в боярина пальцем Авдей. – Ты от Юрия Суздальского намерен грамотку получить, так?

– Ну, так, его же княжество-то…

Кучка не мог понять, к чему это клонит сват, а тот был явно доволен услышанным.

– А про то, что Мономашичи с Ольговичами издревле не дружат, знаешь?

– Эк удивил.

– Но нынче князь Всеволод Ольгович и Мономашичей к себе переманил, всех, кроме нашего Юрия. Во как!

– И что?

– А то, что когда супротив самого Олега Святославича все русские князья поднялись, то и выгнали его прочь с Русской земли, недаром же Гориславичем прозван.

– Ты не темни, говори толком. Мыслишь, и Юрия могут погнать?

– А как же! – снова обрадовался кучковской сообразительности сват. – Вот он ныне поехал в Смоленск, а племянники-то его не подде-е-ерживают… О том, что князь Новый Торг захватил, про то еще не ведаешь?

– Не ведаю. Ну, и молодец, что захватил.

– Ага, только кто ему тот Торг простит? Как навалятся все вместе, так и пропал твой Юрий.

– Да не мой он! Чего ты-то хочешь? Не страшилки же ночью рассказывать приехал?

– Нет, только завтра надежный человек поедет к Великому князю Всеволоду, письма повезет с просьбой грамотку написать на земли…

– Да ведь это предательство! Можешь не любить князя, только к чему предавать, крест же Мономаху за него целовали?

– А где предательство? Разве мы от Юрия отказываемся? Нет, только просим Великого князя подтвердить, что земли наши. Выстоит Юрий, и ладно, получишь и у него грамотку, будешь хранить обе. А ежели нет, тогда как? Придут на твои земли другие, покажут Всеволодову охранную – и иди отсюда? А так у тебя уже есть готовая и раньше свары выданная.

Кучка слушал Авдея и понимал, что тот прав, хоть как-то надо охраниться от загребущих рук, но все равно качал головой:

– Узнает Юрий, не простит, и того, что есть, лишиться можно.

– Откель узнает-то? С Великим князем он ныне в ссоре, им вместе не жить и мира не будет. Коли другой Великий после Всеволода Ольговича будет, так и грамоту можно будет сжечь. А человек поедет надежный…

– Ростовские бояре удумали?

– Не-е… ростовские умней нас с тобой, у них давно такие грамотки выправлены, как только Всеволод сел, так и сделали. На всякий случай… А ноне мы с Тимофеем узнали и себе решились. До утра только думай, после поздно будет. Завтра гонец через твое Кучково поедет, я решил вперед прибежать да тебе предложить.

– А с чего это ты ко мне приехал, сам-то отправляешь письмо?

– А как же! Тоже земли утвердить прошу да дары шлю.

Кучка задумался, Авдей пока рвал зубами мясо, хрустя луком и капустой. Он ловко подхватывал соленые рыжики и один за другим отправлял в рот, причмокивая:

– Хорошо у тебя грибки солят, ей-богу…

Кучка вздохнул, до рыжиков ли? Он понимал, что сват прав, если получить грамоту от Великого князя, это будет хорошей защитой перед другими, но перед Юрием совсем наоборот. Что делать, если Юрий Суздальский узнает? Тогда ничего хорошего не ждать.

– С огнем играешь, узнает Юрий – не простит. Голова полетит с плеч.

– Да откель узнает-то, ежели сам не скажешь?

– Ох, Авдей, не сносить нам с тобой головы…

У Кучки все нутро противилось такому делу, но сват раз за разом твердил одно: надо отправлять и себе письмецо с просьбой к Всеволоду подтвердить грамоткой земли, если этого не сделать, то, одолев Юрия, Великий князь или кто-то из тех, кто с ним, непременно отберут Кучково. А ежели Юрий выстоит, так и сам напишет грамоту. Как обещал.

Мял рукой бороду Степан Кучка, скреб затылок, ходил взад-вперед по горнице, кряхтел и маялся, но написал-таки уж под утро то, за что так ратовал Авдей.

Поутру у него глаза были красные от бессонницы. Голова, одуревшая от разных мыслей, может, потому и не заметил, как переглянулись отец с дочерью, когда Авдей собрался ехать и увидел свою Завею – сношеньку кучковскую.

– Ну, смотри, Авдей Ефремыч, коли что, на тебе грех будет…

Не выдержал сват, вздрогнул, чем добавил сомнений в душу Кучки, но тут же закрестился:

– Что ты, что ты, Степан Иванович, господь с тобой! Одной веревочкой же повязаны…

– Ладно, чему быть, того не миновать.

На том и разъехались.


Два гонца отправились вперед, один повез тайные письма к Великому князю в Киев, а второй… куда поехал второй, не знал никто, кроме отца и дочери…


У Юрия, когда прочел прошение Степана Кучки ко Всеволоду, в глазах потемнело. Давно ли сидели на берегу Московы. Князь перед боярином душу раскрывал, о своих планах рассказывал, как дальше мыслит ставить грады на земле Суздальской, как новых насельников расселять, льготы им давать, чтобы на ноги встали, как торговлю мыслит развивать… Говорили о том, что Кучково хорошо стоит, если постараться, то центром стать может, пусть не по рекам, неудобно, так дороги прямоезжие прорубить, просеки. Чтоб из Кучкова в одну сторону к Суздалю, в другую – через Козельск к Дебрянску и там к Чернигову быстро идти можно было.

И этот же Кучка, стоило только княжьей дружине скрыться за поворотом, написал к Всеволоду, прося у того грамоту на свои земли. Что это, не доверяет своему князю или… от следующей мысли стало совсем тошно на душе, неужели решил за спиной супротив выступить?!

Большая рука смяла письмо так, что и не расправить, но к чему оно Юрию? От тоски хотелось волком взвыть, крикнуть:

– За что?!

Разве он что плохого сделал тому же Кучке? Столько лет и не заглядывал в его владения, понимая, что обманывает его боярин, платить дань меньшую, чем должен бы, но закрывал на это глаза, оберегая Кучку от своего гнева. Но оказалось, зря…

А Ростову он что худого сделал? Сам в Суздале живет да новые грады ставит? Чем они Ростову мешают, да и боярам проще без князя в своем городе жить. В поход на булгар ходил удачно, добычу и полон большой привели все, кто хотел, бояре брали богатеев и выкуп за них, какой хотели, сам князь только работных людей да будущих насельников, кому как выгодней показалось.

Почему его так не любят в том же Ростове, почему предал Кучка? Из-за того, что не желает свою выю под боярскую волю гнуть? Но на то он и князь, самих бояр-то под себя не гнет, вольно жить дает.

Чем больше думал, тем обидней становилось, может, потому и рванулся вдруг с места в Кучково, сам посмотреть в глаза Степану Ивановичу, спросить, почему предал, почему не поверил. Была даже мысль, что обманом у боярина такое письмо выманили, что подговорил его кто дурной, неразумный, что если снова поговорить по душам, так и передумает Кучка, станет помощником и опорой, как совсем недавно сговаривались?


Князя с дружиной приметили далеко на подходе, пока он броды на реках искал да болотца обходил, к Кучке умчался человек предупреждать. Юрию бы задуматься, вдруг сбежит Кучка, но он, напротив, только хмыкнул:

– Пусть приготовится к приезду…

Юрий даже сыну Ивану, который вел с ним свою дружину, ничего про письмо не сказал, если поймет Кучка, что натворил, и разберутся меж собой, ни к чему остальным о его предательстве знать. А если сбежит, значит, делал все сознательно и никаким помощником никогда не будет. Тогда это враг, причем враг в своем же доме.

Человек от дальней заимки, увидевший княжью дружину, примчался и впрямь быстро, боярина нашел сразу, единым духом выпалил, что князь с дружиной близко и очень торопится…

Кучка понял все: князь либо узнал о послании Всеволоду Ольговичу, либо даже перехватил его. Это была гибель. Что он мог сказать в ответ? Что бес попутал? Что без всякой мысли написал только потому, что хотел застолбить за собой свои же владения?

И вдруг обожгла мысль: кто?! Кто его выдал?

Метнулся к жене, та смотрела на взъярившегося, красного от бешенства мужа с ужасом:

– Что случилось?! Ты точно с пожара…

– Ты?!

– Что – я?

– Князю ты про меня передала?

– Да что передала-то?

– О том, что я Всеволоду в Киев письмо писал?

Кучковна ахнула:

– Ты писал?! Совсем разума лишился, хочешь сам погибнуть и нас погубить?! Али не ведаешь, что Мономашичи с Ольговичами смертным боем бьются?

Он не поверил, ни на мгновение не поверил ее крику, за руку потащил к порубу:

– Туда ее и держать, пока не разрешу выпустить!

Княгиня орала благим матом, а рядом, не понимая, в чем дело, кричали младшие дети. Кучка грязно выругался непонятно на кого и с перекошенным лицом бросился прочь. Никто не рискнул его догонять, когда хозяин сердился, остальным лучше попрятаться.

Степан ушел на берег Московы, долго стоял, пытаясь хоть как-то успокоиться и понять, что делать дальше. Выход видел теперь один: пока не вернулся из Смоленска Юрий Владимирович, надо бежать. Прихватить детей и злата побольше и бежать. С тоской огляделся вокруг на свои поля, заливные луга, где шел второй уже укос, так хорошо встала в этом году трава. Невольно посчитал копны сена на другом берегу, приметил, что ближнюю полоску ржи сжали чисто.

Все вокруг было его, поставлено его волей, его разумом, его тщанием. Если бы не его отец, не он сам, разве был бы здесь такой городок, такие поля, переправа на Москове, огороды вон за Неглинной… здесь ничего бы не было, сплошной лес, ну, может, кое-где распаханные поля, но не так, как ныне!

И это все бросить? Оставить только потому, что сглупил, послушал свата, метнулся в сторону? Брала невыносимая досада на себя, на свата, на жену, на всю такую нелепую жизнь, заставляющую сначала совершать дурные поступки, а потом за них жестоко расплачиваться. Тоска захлестнула душу.

Но тоскуй не тоскуй, а уезжать срочно придется, князь не простит связи с его врагом после того, как открыл душу. Кучка усмехнулся: а сам он простил бы? Тоже нет. Начал понемногу успокаиваться, чем дольше и спокойней размышлял, тем явственней становилось понимание, что нужно не бежать, а просто покаяться, объяснить, повинную голову меч не сечет, простит его князь, не так много у Юрия Владимировича ныне верных людей. Снова усмехнулся: а он верный, выходит? Если такие верные, то никаких врагов не нужно. Еще раз обругал себя за бездумное следование чужим советам.

Но от этого ничего не изменилось, а день клонился к закату, пора было возвращаться, не сидеть же и ночь на берегу. Понимал, что в доме никто ни о чем не спросит, не рискнут. Что жену придется выпустить, но и ей ничего объяснять не собирался. Оставалось придумать, как оправдываться перед князем.

Ладно, утро вечера мудренее, может, что ночью в голову придет…

Он шел к своему двору и уже точно знал, что никуда бежать не станет, что ему слишком дороги вот этот терем, этот двор, все его хозяйство, его владения, вложенные труд, мысли и даже душа. Уже утвердился в намерении преклонить голову перед Юрием Владимировичем и просить пощады, только чтоб оставил жить вот тут, оставил за ним Кучково.