Первый раз

Глава 11

Боль скучала. Заняться было абсолютно нечем – тело, предоставленное в полное ее распоряжение, валялось в отключке. Причем в полной. Причем уже очень давно… Великолепная, глубокая и рваная рана на предплечье. Пусть ее и обработали, наложили швы и забинтовали, но болеть будет! Боль хихикнула и потерла потные лапки. М-м-м, а вот эти два сломанных ребрышка, а вывихнутая лодыжка правой ноги и растянутые связки левой! А многочисленные порезы и ссадины! А чудненькая гематома в пол-лица! А… Стоп, пора. Пациентка приходит в себя.

Саша открыла глаза. И, задохнувшись от боли, снова зажмурилась. Попытка пошевелиться привела к новой волне незабываемых ощущений, ей почудился даже чей-то возбужденно-азартный взвизг.

Почему-то вспомнилось слово «отбивная». Слово превратилось в указательную стрелку и повернулось носиком к Саше. А вот и неправда, отбивная – это распластанный на разделочной доске кусок мяса, отдыхающий после близкого знакомства с мерзким зубчатым молотком. Ну, и разве это похоже на меня?

Стрелка хихикнула и стала еще больше. И указывала на Сашу еще демонстративнее.

– Идиотство какое-то! – простонала «отбивная» и решилась снова открыть глаза.

Возможно, из-за того, что боль, пыхтя от усердия, рассредоточилась по разным частям ее тела, а может, Саша уже успела притерпеться к этой мерзкой энтузиастке, но у нее получилось. У Саши. Глаза открыть. И даже осмотреться. Интересно, что это за комната такая убогая? Откуда она в замке Фридриха? И интересно, где все? И что это недавно так бумкнуло? И куда подевался мой воздушный шарик?

А действительно, что произошло? Почему Саша лежит в марлевом коконе, забинтованном так тщательно и туго, что пошевелить возможно только ресницами? Хотя нет, еще и губами. Вот и надо все это задействовать, чтобы поскорее увидеть родные лица, чтобы узнать наконец, в чем дело? Самой вспомнить не получается. Последнее, что осталось в Сашиной памяти, – Славка, пританцовывающий на переднем сиденье автомобиля. А дальше – густая, вязкая темнота.

– Слава, Вика, вы где там прячетесь! – Она постаралась позвать их как можно энергичнее и веселее.

Хм! Слышали когда-нибудь, как выходят остатки воздуха из развязанного воздушного шарика? Не тогда, когда он весело скачет по комнате, а когда опускается вялой тряпочкой и делает «Фс-с-с». Вот приблизительно так же энергично получилось и у Саши.

Наверное, поэтому никто и не пришел. Не услышали ее, естественно. Хотя странно, ведь так тихо вокруг… Даже слишком тихо. Как в склепе.

– Анетка! – предприняла еще одну попытку Саша.

Она даже рискнула приподняться, но оказалось, что риск – дело не всегда благородное. Иногда это тупая и кретинская затея, приводящая к плачевным последствиям. К настолько плачевным, что от слез намокли бинты у нее на голове.

А в комнате по-прежнему никто не появлялся. Просто безобразие какое-то! А еще – отвратительное безразличие со стороны близких людей, безразличие, граничащее с безрассудством.

Так, Сашура, похоже, тебя переклинило на приставку «без». Что там еще есть, подходящее к случаю? Безопасность, бездарность, безобразное поведение, бездна…

Бездна! Сашу затрясло. Почему это слово, растекшись в смолянисто поблескивающую тягучую лужу, начало обволакивать ее тело липким ужасом? Почему в голове звенит чей-то крик: «Прыгайте!»? Откуда этот тонкий, страшный, пронзительный вой? «Это я? Это я так кричу? Что это за люди вбегают в комнату? Я их не знаю! Зачем этот шприц? Не надо, пожалуйста, не надо!»

Смоляная лужа добралась до рта…

Эта темнота не была такой вязкой и сплошной, как в прошлый раз. Она тяжело ворочалась в голове у Саши, периодически выталкивая на поверхность искаженные картины. Что-то кричит Аннета, с трудом удерживая на дороге взбесившуюся машину. Испуганное лицо Славки, ее ребеныша, ее родного мальчишки, попавшего в смертельную ловушку. Она сама, последним, невозможным усилием выталкивающая сына из уже вздымающей в полете машины. Треск, грохот, она – не Саша, она – горошина в погремушке. Но погремушка оказалась с дыркой – задняя дверь, через которую ей удалось вытолкнуть Славку, держалась за корпус лишь первые секунд десять. А потом очередное дерево, не желавшее ломаться по прихоти невесть откуда взявшейся железяки, прицельным хуком справа обломала железяке весь кайф. Утащить с собой одного из человечишек, возомнивших себя хозяевами жизни, машине не удалось. Буквально за пару мгновений до финала человечишка выпал из ловушки. Причем даже опалить жертву огнем не удалось, поскольку жертва ухитрилась, оставляя на траве и деревьях кровавые следы, плюхнуться в реку одновременно со взрывом.

Это было последнее, что вспомнила Саша: обжигающий удар огня и ледяной воды одновременно. Удар, забирающий сознание.

А теперь – вот это. Незнакомая комната, незнакомые люди. Почему рядом с ней нет никого из близких? Ага, кто-то идет. Надо спросить.

Саша собралась было открыть глаза, заслышав приближающиеся шаги. Но обрывок разговора, вернее, то, что ей удалось понять, пинками выгнал неподходящее желание вон. Рано еще сообщать миру о своем втором пришествии, рано! Сначала надо послушать дальше. И сообразить, о чем идет речь. Почему она испытывает такую неуверенность в собственной сообразительности? Да потому, что разговаривали вошедшие на английском. На языке, о владении которым Саша в анкетах писала – «со словарем». Эх, сейчас бы хоть плохонький словарик! А то понималось как-то «овощевато», сплошной «хрен с лимоном столовый протертый».

Те слова, которые ей все же удалось ухватить за верткий хвост и перевести, сложились в странную картину. Похоже, Сашино присутствие здесь очень сильно напрягало одного из вошедших мужчин. Он общался с собеседником исключительно на повышенных тонах, щедро усыпая свою речь однообразными ругательствами. Дилетант убогий! Слышал бы он профессионалов мата, крановщика Ивана Свидригайло, к примеру, иди грузчика Василия! Они такой мастер-класс ему устроили бы! А то он бухтит тут и бухтит: секретный объект у него, видите ли. Интересы США под угрозой! Каким это образом Саша умудрилась встать на пути у прущих «свиньей» интересов США?

Не открывая глаз, Саша возмущенно засопела от обиды. И только потом до нее дошло. США?! Дошло, постучало, озадаченно почесало затылок и ушло. Понятно только одно: ничего не понятно.

Видимо, вошедшие обратили внимание на странное пыхтение, доносящееся со стороны помехи интересам Соединенных Штатов Америки. Они замолчали. Затем шаги приблизились к ее кровати.

Саша почувствовала, что еще несколько минут – и взгляды этих типов просверлят дырку у нее в щеке. Или во лбу. Или в носу. Везде – одинаково противно. А, была не была, надо сдаваться. Раз-два-три, Сашенька, смотри!

Эмоции, удобно устроившиеся на лицах двух мужчин, были совершенно разными. Тот, что стоял ближе к кровати, рассматривал Сашу с плохо скрытым отвращением. На себя посмотри, ушлепок! Тощий, с серыми, зализанными через лысину редкими волосенками, глаза за очками такие же невразумительно серые, застиранные. Как, впрочем, и весь облик в целом – серый и незапоминающийся.

В глазах второго мужчины Саша с удивлением увидела… сочувствие? Она так удивилась, что даже не смогла толком разглядеть неожиданного союзника. Кажется, он довольно высокий, загорелый (или просто смуглый?) и кареглазый. Волос у него на голове побольше, чем у серого ушлепка, и они, волосы, темные.

– Are you OK? – брезгливо поинтересовался серый.

– Ну почему вы, американцы, всегда задаете этот идиотский вопрос? – разозлилась Саша. Очень уж противный мужик попался! – Во всяком случае, если судить по вашим фильмам! Подходит очередной супергерой к груде костей, крови, кое-где украшенной остатками одежды, и жизнерадостно интересуется: «Ты в порядке, Боб?» Да, конечно, о чем разговор! Сплошной ОК, разве не видно?!

– Stop, stop, I don’t understand, – поднял ладонь серый.

– Жаль, – буркнула Саша и посмотрела на второго.

А вот он, похоже, все понял: рассмеялся и подмигнул ей. Затем залопотал на английском с ушлепком. Тот удивленно поднял брови:

– Russian?

– Нет, – мстительно ухмыльнулась Саша, – предположение неверное.

– Но ведь вы говорите по-русски! – Акцент у кареглазого был едва заметен, не чета Фридриху.

– Ну и что, – хамить этому мужчине Саше почему-то не хотелось. – У нас, в Беларуси, большинство граждан говорит на русском языке.

– Так вы из Белоруссии?

– Да.

– А как вы оказались в реке у самой границы с Австрией?

– Автомобильная авария. А что, если бы в реке у границы с Австрией оказалась чешка, это было бы нормальным ходом событий? – съязвила Саша.

– Не совсем, – улыбнулся кареглазый. – Но белоруска все же гораздо экзотичнее. Кстати, из реки вас вытащил я.

– Спасибо, – Саша попыталась нацепить на лицо вежливую улыбку, но улыбка цепляться не желала, растекаясь вялой гримасой. – Но, похоже, ваш собеседник не в восторге от такой рыбацкой удачи.

– Так вы слышали наш разговор? Значит, вы все-таки знаете английский язык? Тогда почему не захотели ответить на вопрос Стивена?

– Не частите, пожалуйста! Отвечаю по порядку. Разговор слышала. Английский знаю плохо, в пределах школьной программы, разговаривать на нем практически не могу, кое-что понимаю. А если бы и умела, то отвечать этому ушлеп… ой, простите, Стивену все равно не стала бы.

– Почему? – рассмеялся кареглазый.

– А мне не нравится человек, который недоволен тем, что я осталась в живых, – Саша постаралась произнести это надменно и спокойно, но губы ее предательски задрожали, а просохший было бинт на лице намок опять.

– Ну что вы, зачем? – собеседник оттолкнул Стивена, присел на край кровати и взял Сашу за руку. – Не плачьте. Что случилось, то случилось, ничего уже не поправить. А силы вам еще понадобятся. Кстати, я не представился. Меня зовут Винсент. А вас?

– Александра. Я вас очень прошу, Винсент, сообщите, пожалуйста, моим близким, что я жива, – умоляюще посмотрела Саша на своего спасителя. – Они там с ума сходят, думают, я погибла.

– Я… – начал было тот, но тут в их разговор вмешался Стивен, которому надоело изображать предмет меблировки.

Он раздраженно заговорил с Винсентом, тот ответил, переводя, похоже, сказанное Сашей. Когда прозвучало «Белоруссия», тощий посмотрел на Сашу уже с интересом. Затем он прищелкнул пальцами, бросил пару совершенно непонятных фраз и вышел. Винсент тоже поднялся.

– Постойте, – Саша попыталась удержать кареглазого за руку, – я же вам еще не сказала, куда позвонить и кому!

– Извините, Александра, – почему-то отвернулся тот, – но ни я, ни кто-либо другой из здешнего персонала никуда звонить не будет. Во всяком случае, пока.

– Но почему?!

– Так надо. Поверьте, мне очень жаль.

И Винсент, коротко кивнув ей, вышел.

Глава 12

Где-то через полчаса после ухода Винсента в комнате появилась команда людей в белых халатах, действовавших неторопливо, но очень слаженно. Они осторожно переместили марлевый кокон, из которого испуганно выглядывала Саша, на каталку и покатили все это великолепие по коридору.

Неизвестно, что натолкнуло Сашу на мысль, что, стоит ей покинуть убогую каморку без окон, как она сразу же поймет, куда попала. И эта мысль, и то, что ее толкало, – оказались жалкими профанами. Ни коридор, ни новая комната, равнодушно распахнувшая перед Сашей двери, не обладали никакими особыми приметами и мемориальными табличками. Не было даже инвентарных номеров на казенной мебели, из чего опытный разведчик сделал бы сокрушительный по своей профессиональности вывод: «Это не Россия!» И, устало откинувшись на подушки, гордо посмотрел бы по сторонам.

Правда, и так понятно, что, упав в реку, юрко петляющую на границе Чехии и Австрии, было бы сложно рассчитывать попасть в Россию. Мокрую и полумертвую Сашу ее спаситель не мог увезти далеко, даже в Клатовы. Так где же она?

Саша старательно разглядывала свое новое место обитания, пока молчаливая команда опутывала ее датчиками, подключая ее организм к многочисленной аппаратуре. Аппаратура весело подмигивала разноцветными огоньками и жизнерадостными кривульками, приветствуя пациентку попискиванием. Попискивание Саши, вскоре влившееся в этот общий хор, вовсе не было ответным приветствием. Просто в ход пошли иголки. Нет, не под ногти. Инъекции, капельницы, катетеры и прочая медицинская дребедень, имеющая высокое предназначение – быстро и интенсивно доставлять лекарства к месту назначения. Но болючая дребедень, зараза!

В общем, когда врачи оставили наконец Сашу в покое, сил у их пациентки не осталось даже на вдумчивое осмысление увиденного и услышанного. Саша самым банальным образом заснула. Хотя, может, и не совсем банальным – кто их знает, врачей, мало ли, что ей вкололи!

До вдумчивого осмысления очередь дошла лишь через три дня. Вроде бы. А может, и через неделю. Точно Саша сказать не могла, поскольку часов у нее не было, окон в ее комнате – тоже, судить о времени суток можно было только по включению и отключению света. И по перерывам между едой. Большой – значит, это ночь была, маленький – все еще день. Да и это все очень относительно, поскольку бóльшую часть времени Саша спала.

Но в этот раз после очередного пробуждения Саша с удивлением обнаружила, что она практически здорова. НЕ болело больше НИЧЕГО! Она осторожно пошевелилась, прислушиваясь к своим ощущениям. Ощущения радостно отрапортовали: «Класс!» Саша прикоснулась к голове, ожидая найти там привычный марлевый шлем. Пусто. Не в смысле – в голове, а на голове. Волосы, правда, на месте, это радует. Эх, зеркало бы сейчас! Может, стоит встать и поискать? Тем более что общение с «утками» Сашу очень напрягало.

Так, ладно, встать-то попробовать можно, вот только надо проверить, чего и сколько к ней еще присоединено. М-да, хватает! Самой вряд ли получится снять, особенно иголки. Ну что ж, погорланим.

– Эй, кто-нибудь! – Ха, к ней и голос вернулся! Уже не сиплое клекотание получилось, а очень даже полноценный ор.

Но «кто-нибудь» не появился. Ладно, придется понервировать господ врачей. Саша присмотрелась к дружелюбной аппаратуре, нашла сердечный ритм, похожий на неуклюжие каракули в прописях первоклашки. «Тэ-э-экс, а где же провода, ведущие от этой штукенции к моему бедному и несчастному телу? Ага, вот они». Дерг!

Аппаратура зашлась истерическим воем, ломаная линия упала в обморок и выпрямилась. Снаружи послышался топот, и в следующую секунду в комнату вбежал встревоженный доктор.

Между прочим, невольно отметила Саша, с любопытством наблюдая богатую палитру чувств, поочередно сменяющих друг друга на лице эскулапа, в этом заведении служат одни мужики. Даже младший медицинский персонал, даже уборщики. Ну ни одной дамы. Во всяком случае, Саша их не видела. Куда же все-таки ее занесло?

Озабоченность, тревога, недоумение, досада прекратили наконец толкаться на физиономии врача, уступив место возмущению. Которое и не замедлило выплеснуться фонтаном слов.

– Не надо орать! – в свою очередь, вызверилась Саша и обалдела от удивления. И даже как-то раздвоилась. Одна Саша продолжала ошарашенно таращиться на другую Сашу, на АНГЛИЙСКОМ языке учинившую разнос врачу: – Я вас звала, но никто не появился! А мне необходимо встать! Срочно! Немедленно!

– Но зачем? – Вот доктор, похоже, совсем не удивился тому, что пациентка общается с ним на одном языке. Впрочем, он мог и не знать, кто такая Саша и откуда она взялась.

– Идиотский вопрос! В туалет хочу, ясно?!

– Вам рано вставать, мистер МакКормик велел соблюдать постельный режим еще хотя бы пару дней, для закрепления результата.

– Кому велел?

– Мне.

– Вот вы и соблюдайте постельный режим, как велел МакДональд…

– МакКормик! – Врач растерянно наблюдал за тем, как Саша отдирает присоски аппаратуры.

– Неважно, – отмахнулась Саша и, покончив с присосками, задумчиво посмотрела на капельницу, судорожно вцепившуюся иголкой в ее левую руку. – Я же все равно встану, так что, если вам и вашему МакТормозу, по непонятной мне причине, дорого мое здоровье, помогите избавиться от этой гадости!

– Да именно благодаря этой, как вы изволили выразиться, гадости, вы сейчас… – запальчиво возмутился было врач, но вдруг резко замолчал, поджал губы и пробормотал: – Впрочем, как вам будет угодно.

И он осторожно освободил Сашину руку от стального жала, аккуратно заклеив место прокола пластырем.

– Но я немедленно доложу мистеру МакКормику о вашем поведении! – сухо сообщил он Саше пугающую новость и стремительно вышел из комнаты.

– Как вам будет угодно, – передразнила его вздорная пациентка и, сопя, предприняла попытку сесть.

Получилось! И никакой слабости в теле, никакого головокружения. Так, а если встать?

Саша осторожно спустила ноги с кровати и только сейчас обнаружила, что на ней надета больничная сорочка с завязочками на спине. И больше ничего! Щеки ее запылали от совершенно неуместного чувства стыда. Саша даже рассердилась на свои щеки – было бы с чего! Ей же не пятнадцать лет, чтобы стесняться своей обнаженности перед врачами. И санитарами. И медбратьями. И… Щеки победили, уверенно приобретя вид и цвет спелых помидоров.

Сделав пару шагов, Саша все же ухватилась за спинку кровати – ее слегка штормило. Надо все же приучать тело к вертикальному положению постепенно, а то и вестибулярный аппарат, и мозг явно привыкли к удобной и надежной горизонтали. Оба барахлили. А может, они развлекались от безделья? Хм, ничего себе шуточки у мозга – раз, и вытряс на Сашу мешок с английским языком! Интересно, а что еще у него в запасе – суахили?

Логично предположив, что если одна из двух дверей, угрюмо смотревших на Сашу, ведет в коридор, то вторая должна таить за своей пластиковой спиной чудеса цивилизации – сантехнику, Саша осторожно понесла себя туда.

Ура, это действительно оказался санузел, такой миленький, кафельно-фаянсовый! И даже зеркало имелось, в которое Саша заглянула с некоторой опаской – мало ли что она увидит? А под рукой у нее нет ни валерьянки, ни корвалола.

Ну что ж, могло быть и хуже. Ага, а почему же тогда она ойкнула и зажмурилась? Саша приоткрыла один глаз и снова посмотрела на чучело, кривлявшееся в зеркале. Если бы все пятна, покрывавшие это существо, были черного цвета, тогда можно было бы предположить, что оно имеет какое-то отношение к далматинским догам. Но пятна переливались всеми оттенками болотных цветов – от зеленого до желтого.

Глаз вскоре запротестовал – почему это он должен отдуваться за двоих, глядя на все это безобразие? Пусть и тот сачок полюбуется!

Сачок – второй глаз – открылся и полюбовался. И внес конструктивное предложение: а может, после душа все будет не так уж плохо?

Предложение было с восторгом принято. Еще больший восторг вызвало у Саши наличие в санузле шампуня, геля для душа, зубной пасты и щетки, фена, набора расчесок и апофеоза блаженства – пушистых махровых полотенец и халата. В кармане халата Саша нащупала какой-то маленький картонный прямоугольник. Это оказалась открыточка с забавным медвежонком и надписью: «Don’t worry, be happy!». Саша грустно улыбнулась. Легко сказать – не беспокойся и будь счастлива! А вот как это сделать? Как не сходить с ума от беспокойства за детей? Как можно быть счастливой, зная, что дочь и сын считают ее погибшей? Но веселый медвежонок смотрел так ласково и приветливо, что хотелось верить – все будет хорошо. И Саша полезла в душ…

Саша протерла рукавом запотевшее зеркало. На этот раз собственное отражение показалось ей гораздо более похожим на первоисточник. Она порозовела, посвежела, волосы снова распушились и заблестели золотом.

Все это добавило Саше оптимизма. Ну в конце-то концов, не убьют же ее, верно? Если ее так интенсивно и старательно лечили, если побеспокоились о том, чтобы создать для нее максимальный комфорт в этих спартанских условиях, значит, она зачем-то нужна. Да и медвежонок этот… Саша снова достала открытку. Интересно, кто ее положил в карман? Вряд ли серый ушлепок или этот нервный доктор. Скорее всего, Винсент. Он один отнесся к ней с сочувствием. Вот только его слова перед уходом… Почему ему искренне жаль ее, Сашу?

Размышления эти были прерваны самым беспардонным образом. А чего еще ждать от желудка? Смысл его бурчания был прост и незатейлив: «Жрать хочу!»

И ведь не успокоится теперь, пока свое не получит, гнусный вымогатель!

Саша вышла из ванной, собираясь позвать кого-нибудь из персонала, чтобы попросить завтрак. Но звать никого не пришлось. На вмонтированном возле кровати выдвижном столике уже стоял поднос, густо заставленный тарелками с разнообразной снедью. А от аромата кофе у нее даже слегка закружилась голова.

Желудок буквально вынуждал Сашу жадно наброситься на всю эту вкусноту и уничтожить ее, чавкая и повизгивая от удовольствия. Нет уж!

Саша неторопливо подошла к кровати и приступила к завтраку. Можно даже сказать – к изысканной трапезе, насколько это было возможно в таких условиях.

Глава 13

В комнате, обилием аппаратуры больше напоминавшей рубку управления боевого космического крейсера, сидели двое. Перед ними мерцали экраны многочисленных мониторов, являвшихся, несмотря на всю их немыслимую навороченность, обычными замочными скважинами. Теми, куда, сопя от напряжения, трепеща от сопричастности к жизни соседей, заглядывают обитатели коммунальных квартир. Эта страсть к подглядыванию не является особенностью менталитета какой-то одной нации, это явление международного масштаба.

Но интерес сидевших в комнате мужчин отнюдь не был праздным, как у подглядывающих соседей, скорее он был профессиональным. Обычно в этой комнате находился дежурный, в обязанности которого входил мониторинг поведения подопечных. Вернее, подопытных. Но в данный момент дежурного отправили пообедать. Чтобы он не мешал.

– Скажи, Винс, как тебе это удается? – не отрывая взгляда от одного из мониторов, усмехнулся Стивен МакКормик, глава секретной лаборатории ЦРУ, расположенной «где-то на краю Галактики». Или на задворках Империи, что было ближе к истине.

– Что именно? – Его визави приподнял левую бровь. (На что тут же обиделась правая – обычно хозяин поднимал ее.)

– Ты всегда умудряешься даже из ошибок извлекать выгоду.

– Для кого на этот раз? – хмыкнул Винсент Морено, «рядовой» сотрудник ЦРУ.

– Согласен, – МакКормик оторвал наконец взгляд от монитора, причем Винсенту при этом явно послышался чмокающий звук, – на этот раз твои инстинкты настоящего мачо преподнесли сюрприз мне. Вернее, нам.

– Ты и меня имеешь в виду? Отобрал игрушку у мальчонки, да еще и издевается! – Морено достал из пачки, лежавшей на столе, сигарету, закурил и увлеченно занялся выдуванием колечек из дыма.

– Прекратил бы, а? – поморщился Стивен. – Забыл, где находишься? Окон здесь нет, а я табачный дым не выношу.

– Не гунди, – небрежно махнул рукой Винс. – Да тут такая мощная вентиляция, что я даже не успеваю дымный пончик сделать – его тут же утягивает. А не курить я не могу, разнервничался очень. Я в воду прыгаю, костюм порчу, почти простужаюсь, потом выслушиваю вопли и визги возмущенного павиана…

– Но-но!

– Хорошо. Ощущаю недовольство наиглавнейшего специалиста в области производства живых роботов.

– Так уже лучше.

– Не перебивай. И не уводи разговор в сторону. Забрал мой улов себе – и радуется! А орал-то как, Господи боже мой!

– Ну правильно, – МакКормик отхлебнул кофе из бумажного стаканчика. – А чего ты ожидал? Один из лучших специалистов-универсалов ЦРУ, опытнейший сотрудник, мой незаменимый помощник – и такой ляп! Притащить на секретный объект постороннего!

– Постороннюю! – подняв палец, уточнил Винс.

– Да какая разница!

– Да большая! Я же не могу быть двадцать четыре часа в сутки спецагентом ЦРУ…

– А надо бы!

– Иди ты! Какой, к черту, спецагент, когда едешь в классной машине после успешно выполненного задания, вокруг горы, лес, солнце светит…

– Птички поют! – саркастически поддакнул Стивен.

– Нет, Селин Дион, – спокойно продолжил Морено. – Хорошо поет, душевно. И так хочется чего-то светлого, доброго! Пушистого такого!