Озеро: воскресшие

– Последние печатные экземпляры, купленные до запрета на бумажные издания, – кивнул Райан.

– Сколько тебе было, когда ты прочел мою «Меланхолию соития»?

– Шестнадцать, – признался Райан.

– Ух! Надеюсь, я не покалечил твою юную психику? – засмеялся Акира.

– Нет, но добавил пару эротических снов в мою подростковую копилку. А, Мэри?

Они оба повернулись к Мэри. Она их почти не слушала – книги были ей мало интересны. Но Акира Ито ее поражал – он был особенным, весь, до кончика ухоженной остроконечной бородки.

– Райан только и говорил о тебе, за завтраком, обедом и ужином, – вздохнула Мэри. – Мне даже не пришлось читать твой роман, я и так все о нем знала.

– В те дни тебе было шестнадцать, мне двадцать пять. Мне и сейчас столько же, а ты теперь намного меня старше. Если бы я мог предположить нечто подобное, написал бы об этом, – сказал Акира.

Когда Райан и Мэри оставили его на мосту, Акира поправлял красный платок в нагрудном кармане жилетки, глубоко о чем-то задумавшись.

Они поднялись на холм, с которого за деревьями были видны высокие башни Замка. Райан достал планшет, отсканировал подкожный чип на запястье, и часть зеленого дерна отъехала в сторону, обнажив стальную дверь. Как обычно, Райан первым спустился в крипту по узкой железной лестнице. Мэри вошла следом. В проходе над их головами одна за другой зажигались лампы, озаряя путь вниз, глубоко под землю. Ровно сорок ступеней. Каждый раз Мэри пересчитывала их все. Эта привычка казалась Райану забавной игрой, но Мэри знала: считая ступени, она просто успокаивает себя перед встречей с очередным добровольцем.

Колонны поддерживали высокий сводчатый потолок, десяток светильников наполняли зал светом. У дальней стены крипты стояла панель управления с тремя виртуальными мониторами, проекцией клавиатуры и вращающимся рабочим стулом. Посреди зала, на возвышении, царствовало белое кресло экстракции: отрегулированное в полулежачее положение, будто памятник на постаменте, оно было главным. Вне всяких сомнений.

– Доброволец только что подъехал. Я открою ворота. – Динамики коммутатора заговорили голосом Четверки.

Райан проверял оборудование: виртуальные мониторы запестрели вереницами цифр и кодов. Все было готово.

Мэри заняла свое место возле белого кресла, прикрыла глаза, глубоко дышала. Сегодня ей было не по себе. Впервые за все время работы с добровольцами она осознала, что их воскресшие могут быть не так безобидны, как кажется. Ночная история с Эштоном все еще будоражила память яркими, пугающими всполохами. Она посмотрела на вторую дверь, через которую входили добровольцы. Дверь вела прямиком к выходу с территории Замка, к воротам, чтобы добровольцы могли зайти в крипту, минуя сам Замок и сад.

Никому из посторонних Райан не дозволял появляться на своих землях и тем более смотреть на живущих там воскресших до тех пор, пока его проект не будет полностью завершен. Увиденное вряд ли могло уложиться в голове непосвященного. Место, населенное давно ушедшими в мир иной людьми, чем бы они сейчас ни были, – это зрелище не для слабонервных.

Райан делил добровольцев на две психологические группы. Одни были уверены в своей правоте и необходимости того, что собираются совершить. Ждали дня, часа, когда наконец смогут сесть в кресло экстракции памяти и снова увидеть потерянного навеки человека, ощутить его присутствие. Другие же, наоборот, боялись. Добровольцам этого типа казалось, что они нарушают естественные и божественные законы, взламывают основы бытия, чтобы поставить их с ног на голову. Страх путал их воспоминания, сбивал коды, встряхивал верные алгоритмы и выворачивал их наизнанку.

Женщина, что вошла в зал, робко озиралась по сторонам. Увидев белое кресло, она едва заметно вздрогнула и застыла на месте, не решаясь сделать шаг к постаменту. Второй тип. В таких случаях Мэри была незаменима.

– Добро пожаловать, Анетта.

Мэри подошла к ней и уверенно протянула руку, приглашая, успокаивая, всем своим видом показывая, что все будет хорошо.

Четверка стояла за спиной добровольца, ее сосредоточенный взгляд казался застывшим. Она просматривала на внутренних мониторах файлы и скачивала программы, необходимые Райану для настроек.

Анетта опустила глаза, она явно хотела что-то сказать, но еще не решилась.

– Прошу вас, не стесняйтесь спрашивать, – попросила Мэри.

Взяв Анетту под руку, она подвела ее к креслу экстракции, помогла сесть поудобнее. Женщина слегка улыбнулась, посмотрела вокруг с интересом.

– Я так много читала о вашем проекте, – сказала Анетта, повернувшись к Райану. – Если у вас все получится, кажется, вы создадите рай на Земле.

Ее голос разносился по крипте, отдаваясь легким эхом от белых стен.

– До сих пор не могу поверить, что я здесь. Это приглашение в Замок… Я бросила работу, мужа, взяла билет на самолет и на следующий день была в Дублине.

– На следующий день? Мы ждали вас неделю, – удивилась Мэри.

– Еще бы! В Дублине я вдруг запаниковала: что, если я не имею права, что, если мой воскресший будет страдать? Дорога до Килларни заняла у меня так много времени… Я останавливалась на каждом перекрестке, в каждом отеле по пути, просто сидела и думала, не совершу ли я преступление, приехав в Замок?

Не теряя времени, Мэри надевала нейронный дешифратор на голову Анетты. Райан создал его специально для программы воскрешения – шлем декодировал мыслительные процессы человека в понятные компьютерам символы и отсылал прямиком на сервер.

Повернувшись к женщине вполоборота, не особенно прислушиваясь, Райан просматривал входящие от Четверки данные. Сама же андроид стояла как вкопанная у входа, все еще занятая внутренними программными процессами. Но Анетта ничего не замечала, она говорила словно сама с собой, то ли ободряя себя, то ли оправдываясь за смелость быть здесь.

– Но сегодня утром с дороги я увидела башни Замка. Не смогла сказать себе «нет».

Женщина молитвенно сложила руки, привстала.

– Мистер О’Коннелл, мисс Мэри, пообещайте, что моя дочь ни на секунду не испытает те боль и ужас, которые были с ней в ее последние минуты. Поклянитесь мне!

В таких случаях Райан предоставлял слово Мэри, а сам отводил глаза, поворачивался к мониторам. Ему нравилось, как спокойно Мэри говорит с растерянным добровольцем, как расставляет все точки над «i», как поток ее мягкого голоса уносит прочь страх и сомнения. Вскоре Мэри, как обычно, сказала «мы готовы», и Четверка, подсоединившись к серверу, дала старт процессу экстракции памяти.

Свет в крипте погас, только пара ламп горела над приборной панелью, едва рассеивая тьму, превращая ее в уютный полумрак. Анетта крепко сжала подлокотники кресла. Она все еще страшилась того, что будет дальше.

– Мэри, вы можете взять меня за руку? Если не трудно, – попросила Анетта.

Ничуть не удивившись, Мэри приблизила свой стул к креслу экстракции. Холодная кисть Анетты подрагивала.

Нейронный дешифратор работал как надо – крипта преображалась, предметы и стены размывались, исчезая, будто в густом тумане. Когда первые очертания проявились вокруг, Анетта ахнула. Она сидела в том же кресле, но посреди собственной лужайки, повернувшись лицом к своему дому. Над ее головой синело чистое небо Лос-Анджелеса, солнце яростно припекало, по траве полз зеленый жесткий шланг для полива – садовник тянул его к альпийской горке в другом конце двора.

– В моей станции виртуальной реальности все тоже как настоящее, – привстала Анетта. Она потрогала прогретую солнцем кожу; свесившись с кресла, провела рукой по влажной от полива траве. – Но там только игры, придуманные комнаты и прочая ерунда. Я никогда не видела собственный дом в виртуальной проекции!

– Наша станция работает немного иначе, чем игровая. – Райан повернулся к ним в кресле, которое, казалось, тоже стоит посреди лужайки. – Мы считываем ваши реальные воспоминания нейронным дешифратором, который я создал, и сигнал тут же преобразуется в визуализацию. Я написал программу, которая выдает визуализацию экспромтом, декодируя ее непосредственно из вашей памяти.

Хотя Райан никогда не говорил с людьми об их чувствах и прочей душевной мешанине, он обожал рассказывать им о своем главном сокровище, о деле своей жизни. Тут он оживлялся, закидывал ногу на ногу и любовался видениями вместе с ошарашенными добровольцами.

– Если я сейчас встану, то смогу пройти в свой дом? Открыть вон ту дверь и войти? – спросила Анетта, приподнимаясь.

Но Мэри задержала ее быстрым движением руки.

– Потенциально, да. Но вы здесь не для развлечения, а для воскрешения вашей дочери. Мы должны проделать эту работу вместе.

Анетта все еще оглядывала собственную лужайку. Над ее ухом прожужжал толстый шмель. Он опустился на раскрытый бутон розы: важно качал крыльями, семенил по лепесткам.

– Еще мне пришлось усовершенствовать сами станции виртуальной реальности, которые и так есть в каждом доме. Вы видите, слышите, ощущаете, обоняете не какую-нибудь придуманную вселенную, а собственное прошлое, свою жизнь.

– Это совершенно сбивает с толку, кажется таким настоящим. Потому что здесь все мое, все, что я помню. А воскресшие? – вдруг спросила Анетта. – Моя дочь, она будет такой же, как персонаж игры?

Райан подумал немного.

– Благодаря написанной мной программе, она будет такой, какой вы ее помните. Проекцией, как этот дом или куст роз. Только во много раз более сложной.

Анетта покачала головой. Она знала, что, увидев дочь, все поймет сама, и объяснить словами сотворенное Райаном О’Коннеллом чудо, которое скоро произойдет, было невозможно.

К концу его речи Анетта сидела в кресле глубоко и уверенно, руки согрелись, пальцы больше не дрожали – она была готова.

– Ну что, поехали, – скомандовала Мэри.

Она знала, что пройдет не так много времени, прежде чем Анетта поймет, что в технологии Райана таится не только волшебство, но и боль, и чем более реальным кажется все вокруг, тем тяжелее будет встреча женщины со своим прошлым. С тем самым днем.

– Итак, вы впервые принесли ее домой?

Анетта кивнула.

Мимо нее и Мэри проходит коренастая женщина в синей майке, широких штанах и с автолюлькой в руках. За Анеттой семенит кремовый пудель, явно удивленный и до ужаса взволнованный запахом новорожденной девочки. Торопливые шаги по дорожке, кряхтение и ворчание – муж Анетты обгоняет ее, повсюду разносится сильный запах мужских духов – амбра и ваниль. Он забегает на ступени крыльца, тяжелые пакеты, руки заняты. Он и пудель, оба взволнованы одинаково. Где-то здесь прячется простое счастье: в лужайке, автолюльке, тяжелых пакетах, пыхтении и суете. Трое людей и собака исчезают в недрах дома. Вечереет. Цикады, опьяненные жарой, неистово стрекочут.

В визуальной проекции остались только Анетта и Мэри. Не видно ни Райана и Четверки, ни мониторов, ни крипты, – все это словно было сном, и вокруг только темные стены дома и вид с холма на долину Города ангелов.

Вот Еве уже семь, она скачет по дивану вместе с собакой и громко хохочет, вокруг разбросаны игрушки.

Анетта в кресле экстракции памяти зажимает рот рукой, чтобы не закричать и не сорваться с места. Все смещается в сторону, затем вверх, пахнет жареной индейкой, ночь подсвечена гирляндами. Анетта протягивает руку, чувствует деревянные перила лестницы. Одна из десятка фотографий вдоль ступеней висит криво, и Анетта, чуть привстав, поправляет ее с нежностью. Кресло экстракции выезжает на площадку второго этажа. На двери комнаты Евы висит меловая доска, маленькая и вся в белой пыли. «Не беспокой меня. Я серьезно, мама!» Дверь в комнату открывается – за столом сидит Ева, сосредоточенная, сердитая. Она даже головы не поворачивает к матери и Мэри, словно их здесь нет.

– Это она создает компьютерный код, с которым выиграла «Имэджин Кап». Я прокралась по лестнице и тихонько приоткрыла дверь в комнату. Ева знала, что я вошла к ней без разрешения, но сделала вид, что ничего не происходит. Только надулась – видите, как пульсирует жилка на ее шее?

Анетта говорит шепотом, а виртуальная проекция, подчиняясь движениям памяти, зафиксировавшей этот момент пятнадцать лет назад, с точностью воссоздает прошлое.

– Если я протяну к ней руку, смогу почувствовать ее? – нерешительно спрашивает Анетта.

– Да, вы ее коснетесь. Но не стоит. Это лишь иллюзия, хотя невероятно реальная. Сейчас вы дотронетесь до миража, а не до дочери, – пояснила Мэри, и Анетта опустила руку.

Комната вокруг поплыла, преобразилась. Многолюдный зал, повсюду преподаватели и судьи комиссии, известные разработчики и охотники за головами из Кремниевой долины. Круговерть из людей и звуков: гул голосов, щелчки фотоаппаратов, скрежет передвигаемых по полу стульев, удушливый запах чистых рубашек и сладких энергетиков. Красные от бессонницы глаза участников обратились к Еве. Высокая, волосы выкрашены в ядовито-зеленый цвет, с пирсингом в носу, она на возвышении, настраивает презентацию на ноутбуке.

– Здесь ей шестнадцать. Я начинаю забывать, какой красивой была моя девочка, – громко сказала Анетта, чтобы Мэри услышала ее за гулом голосов. – Всю неделю мы с ней не разговаривали, потому что она заявилась домой с пирсингом и пьяная в стельку. Ева думала, я злюсь на пирсинг, хотя, если честно, он ей очень к лицу. Я психовала из-за того, что она напилась где-то и я нашла в ее сумке косяк. Но ничего не сказала, думала, она сама догадается, что дело не в серьге, а в чем-то посерьезнее. Но в тот день я все равно пришла ее поддержать.

Ева посмотрела в зал, близоруко прищурившись. Участники рассаживались по местам. Увидев мать, Ева успокоилась, ее движения стали уверенными и решительными.

Картинка снова начала меняться, но туман никак не рассеивался.

– Вы готовы к тому, что сейчас будет? – спросила Мэри, глядя Анетте в глаза.

– Я снова увижу ее смерть? – спросила женщина обреченно.

– Нет, нам не нужен именно тот момент. Лишь все, что было до него. Мы остановимся за пару минут до ее смерти.

– Слава богу! – вздохнула Анетта.

Она уже была сама не своя, перестала различать явь и иллюзию, навеянную Райаном. Данные из ее воспоминаний о дочери, даже те, которые не были визуализированы, скачивались через приложенные к голове электроды. Их должно было хватить для создания совершенной виртуальной копии Евы.

Туман рассеялся. Кресло, в котором сидела Анетта, и стул Мэри оказались посреди узкого коридора. В заполненном зале, оставшемся позади, стоял тот же гул, но Ева уже закончила презентацию и вышла за перегородку, прижимая к себе ноутбук. Анетта шла рядом с ней, медленно, они о чем-то беседовали, едва слышно посмеивались.

– В тот день она выиграла грант на разработку своего проекта. Самый молодой программист, получивший предложение работать в «Нейроник текнолоджис». Ее победа была объявлена, когда Евы уже не было в живых, через полчаса после ее презентации.

Анетта смотрела на свою широкую низенькую фигуру и на тонкую, высокую фигурку дочери, идущие рядом по коридору к запасному выходу.

– У Евы вдруг сильно разболелась голова, я повела ее на крышу, проветриться. Сейчас мы идем с ней вот так, плечо к плечу, думаем, что она просто переволновалась или выпила слишком много энергетиков.

Когда Анетта открыла и придержала тяжелую лестничную дверь, Ева пошатнулась и приложила руку ко лбу.

– Она отшутилась, сказала «гномик стучит по черепку, того и гляди пробьется наружу». Ей было плохо, но кто придает этому большое значение в шестнадцать лет? – Анетта тяжело дышала. – За эти годы, мне казалось, я как-то смирилась. Никто не мог знать, никто не виноват. Просто так случилось. Но меня каждый день мучает то, что я не успела сказать ей: Ева так и не узнала, что мне очень понравился ее пирсинг.

Дверь за Евой и Анеттой захлопнулась, коридор опустел, и виртуальная проекция событий пятнадцатилетней давности рассеялась, будто дым.

Райан потирал руки, довольный результатом. Ева должна была получиться такой, какой помнила ее мать. И пройдет еще достаточно времени, прежде чем Анетте придется пройти через самое трудное испытание в своей жизни. Снова отпустить дочь в небытие, на этот раз навсегда.

– Мы должны будем попрощаться сегодня?

Когда Анетта снова увидела стены крипты, ее тело обмякло, обессилело.

– Не сегодня, – заверила ее Мэри. – Воскресшая будет жить в Замке до тех пор, пока мы не завершим работу над пробной серией программы. Придет день, мы позовем сюда всех добровольцев, приведем их в наш сад, и все вы проститесь с любимыми. Скажете все, что не успели сказать, обнимете так, как не смогли обнять при жизни. Вы отпустите терзающих вас призраков и подарите себе покой.

Анетта покорно положила голову обратно на подголовник, посмотрела на высокий арочный свод крипты.

– Нам пора, – проговорила Четверка, сверяясь с данными загрузки.

Было уже темно. Анетта удивилась, что провела в крипте так много часов, – ей казалось, что экстракция прошла быстро. Вечер был спокойным и безветренным. В одной из башен Замка зажегся свет.

– Кто-то из воскресших сейчас в Замке, – тихо сказала Четверка Райану. Анетте не обязательно было знать, что происходит внутри дома.

Райан вел Анетту, Четверку и Мэри узкой тропой, обсаженной густой изгородью желтого дрока. Тропинкой, с которой ничего нельзя было разглядеть, кроме верхних этажей Замка. Ни сад, ни воскресшие, бродившие по нему, отсюда не были видны. Окутанные ночной прохладой, Райан и его спутницы углублялись во владения О’Коннеллов.

Тропа вела прямиком к широкому, казавшемуся черным, озеру, с берегов которого открывался вид на спящую за пределами земель Замка вересковую пустошь и темную гряду деревьев на горизонте. Вода была спокойна, только мелкая рябь, поднятая ветром, то и дело пробегала по ее поверхности.

– Я ничего не вижу, – сказала Анетта, всматриваясь в черную гладь.

Райан сверился с планшетом. Загрузка 98%.

– Она поднимается к поверхности, – сказал он спокойно.

Озеро вздохнуло, вода качнулась и замерла.

– Поклянитесь мне, что ей не больно! – взмолилась Анетта и в упор посмотрела на Мэри, требуя немедленного ответа.

– Мы никогда не причиним боль тому, кто вам дорог. Клянусь, – ответила Мэри, и Анетта снова устремила взгляд на темную поверхность воды.

Как и все добровольцы до нее, Анетта так и не осознала до конца, что поднимается со дна озера на самом деле. Воскресшие, созданные Райаном, казались такими реальными, живыми. Трудно было поверить, что это лишь виртуальные проекции, добротные, гениальные, почти не отличимые от настоящих людей.

– Надо еще раз объяснить ей, кто такой ее воскресший, – прошептал Райан на ухо Мэри, и она почувствовала на щеке тепло его дыхания. – Это же просто усовершенствованная компьютерная программа. При чем тут боль!

– Не надо, – твердо возразила Мэри.

Мэри не было стыдно. Она позволяла Анетте, как и всем добровольцам, верить в собственные заблуждения. Разве могла она разрушить чудо момента, когда под тяжелой поверхностью воды поднимается к лунному свету давно упокоенный с миром человек? Посмотреть в глаза Анетте и вдруг, как приводящей в себя пощечиной, объявить, что перед ней не ее собственная дочь, а нечто иное. Нет, Мэри не могла так поступить. И всякий раз Райан упрекал ее в малодушии, а Мэри удивлялась, как он не понимает таких простых вещей, как вера в чудо, не проникается красотой рождения воскресших, нарушить которую было бы преступлением.

Вокруг благоухала ночь. Несмотря на зимний месяц декабрь, в саду цвели цветы, а с поля доносился терпкий аромат розового вереска. Жаркий день так прогрел землю, что ветру пришлось отдать всю прохладу, какая была у него в запасе, чтобы немного облегчить зной.

Озеро наконец заволновалось. У его края, там, где под толстыми стеблями осоки, сбиваясь с ритма, квакали лягушки, поднялась высокая волна, захлестнувшая берег. Жабий хор тут же умолк. У Анетты задрожали колени. Мэри и Четверка поддерживали ее под локти, не давали упасть. Далеко, едва различимая в темноте, над поверхностью воды появилась маленькая точка. Она росла и росла, округляясь. Прикрытая мокрыми волосами голова. Голова приближалась, из воды появилась шея, угловатые плечи шестнадцатилетней девушки. Майка с надписями, черные потертые джинсы, кеды. Ева! Анетта, обмякшая в руках Четверки и Мэри, вдруг с силой рванулась навстречу своей дочери. Мэри и андроид были к этому готовы.

Все добровольцы в минуты воскрешения вели себя одинаково, словно были запрограммированы одним и тем же кодом. Державшие Анетту руки не ослабили хватку, а наоборот, еще крепче сжали ее локти. Мать рвалась навстречу дочери, она кричала, умоляла отпустить ее. Девушка уже поравнялась с ними, с ее зеленых волос капала вода. Она прошла так близко, но лишь удивленно посмотрела на собравшихся, не понимая, что происходит, кто перед ней стоит и почему, заливаясь слезами, кричит женщина. Огни сада манили ее – Ева исчезла среди кустов. Райан ликовал.

Анетта еще всхлипывала, Мэри обнимала ее, поглаживала по спине.

– Она не узнала меня! Разве такое возможно? – спросила Анетта.

– Воскресшие «развиваются» постепенно, им нужна хотя бы неделя, чтобы закачанная в виртуальное тело программа расставила в их памяти все по своим местам, – успокоил ее Райан.

Райан и Четверка ушли обратно в крипту, чтобы закончить дела, а Мэри повела Анетту к воротам Замка. Весь обратный путь женщина смотрела себе под ноги, не задала ни одного вопроса. Казалось, переживания этого дня лишили ее последних сил. Четверка предусмотрительно вызвала такси. Оно ждало Анетту за решеткой увенчанных золотыми вензелями ворот.

– Я свяжусь с вами, когда придет время. Не волнуйтесь, воскресшим хорошо в Замке. Вам нужно отдохнуть, осмыслить то, что сегодня произошло, – сказала Мэри, когда Анетта уже сидела в такси-беспилотнике.

– Она выглядела точно так же, как там, на крыше, когда я держала ее, потерявшую сознание, на руках. Не уверена, что смогу пережить это снова, – Анетта уже не плакала, только смотрела на Мэри с выражением смертельной усталости в глазах.

– Вам и не придется. Тот страшный день навсегда остался в прошлом. Но вам нужно пережить его иначе: попрощаться с дочерью, обнять ее, сказать ей все, что вы не успели. И ваша жизнь продолжится, – уверенно сказала Мэри.

– С того дня у моей жизни нет продолжения, только медленное, тягучее движение времени вперед. Я была уверена, что этого нельзя исправить. Замок стал моей единственной надеждой. Когда я ехала сюда, то думала, что здесь для меня свершится чудо. Но пока я испытываю лишь страдание…

Мэри стояла неподвижно, смотрела вслед удаляющемуся автомобилю. Она обернулась на Замок: черная глыба, упавшая с хмурого неба сотни лет назад. Глыба, в которой маленькие упрямые человечки снова и снова воскрешают свою боль.