Шанс для киборга

Вдруг я услышала шорох и, положив дневник обратно, накрыла его сложенными вещами Дмитрия. Окинув комнату критическим взглядом и понимая, что всё выглядит, как нельзя лучше, я вылезла в открытое окно и понеслась домой. Отец сильно ругал меня, но смягчился, узнав, что я помогала Дмитрию Николаевичу, так мы все его тогда называли. Папа был очень болен туберкулёзом, и не хотел ехать в город, чтобы лечиться. Всегда не любил врачей, считая, что всем им нужно только напичкать человека всякими таблетками. Дмитрию чудом удалось убедить его отправиться на лечение в город. Он поговорил с ним, и папа понял, что болезнь может убить его, а я останусь совсем одна. Помню, как тогда отец чуть не заплакал, этот прежде крепкий и суровый мужчина. Да, болезнь никого не делает сильнее и лучше. Мне показалось, что ему стало стыдно от минутной слабости и, выйдя из комнаты, я оставила их наедине. Позже, Дмитрий сообщил, что отец согласился поехать в город, пройти обследование и полный курс лечения, пока болезнь не убьёт его. Я так благодарна твоему отцу, и надеялась, что он тоже испытывал ко мне какие-то чувства, потому, что ощущала его не навязчивую заботу, ласковый взгляд, который он пытался скрыть, когда я, поворачиваясь, смотрела на него. Мы никогда не говорили о чувствах, как будто что-то мешало нам открыться. Целый год ходили друг другу в гости и даже не целовались, хотя каждый не мог и дня прожить без встречи. Нас очень сблизил мой несчастный случай, когда я, возвращаясь со станции, упала и сломала ногу. Вечер был тогда чудесный, морозный воздух. Я спускалась с пригорка и смотрела на звёздное небо и огни деревенских домов, тогда я была мечтательницей, как ты сейчас. – Марина Карловна погладила дочь по руке и продолжила: – Не знаю, что произошло, последнее что помню, как завертелось перед глазами и жуткую боль в ноге. Очнулась я в доме Арбенина, он услышал мой крик и, выбежав, увидел меня распластавшуюся на снегу без сознания. Тогда он сказал, какое счастье, что его дом на краю посёлка, и именно в этот момент, он вышел во двор покурить. Иногда совпадения бывают, и это спасло меня, так как был сильный мороз и неизвестно, чем кончилась бы моя история. Придя в себя, я не сразу поняла, где нахожусь и только склонённое надо мной любимое лицо, заставило улыбнуться, это было так глупо, улыбаться, когда нога разламывалась от боли. Он спросил, что я здесь делала одна в поздний час. Отругал, что поздно возвращалась. Я сказала, что была в Ангарске у отца и смогла сесть только на последний поезд. Дмитрий, помню, сурово смотрел на меня. Как сейчас помню, серьёзные карие глаза и сведённые на переносице брови. Потом он улыбнулся, и мне казалось, что боль уходит и никакого перелома нет. Радость оказалась преждевременной. Сапог не снимался, и его пришлось разрезать. Дмитрий, осмотрев ногу, сказал, что это закрытый перелом и мне придётся остаться у него до утра. Я возмущалась, говорила, что соседи подумают, а он, улыбаясь, выслушал меня и сказал, что он как врач оставляет этот вопрос на стационарное лечение.

– Ты дома одна, о тебе позаботиться некому, а это серьёзный перелом, как только станет немного лучше, нужно сделать рентген, жаль, что здесь пока нет этой установки, а пока… нужно вправить кости и накладывать гипс.

Он дал мне обезболивающее, но всё равно я помню, как это было ужасно, Дмитрий сказал, что вправить кости необходимо, а то не правильно срастётся, и буду я хромой красавицей.

– Я не понимаю, —прервала её Катя, – если вы любили друг друга, что могло помешать вам?

– Не знаю, – Марина Карловна опустила глаза. – Есть одна догадка, но от этого никому не лучше. Было всё прекрасно, я надеялась, что после всего того, что произошло между нами, он сделает предложение, я была уверена в этом, и отец часто стал намекать на то, что уже вся деревня говорит о нас.

Он пропал внезапно, ноябрьским утром в 1978 году, когда я весело напевая, поднялась на крыльцо его дома и увидела распахнутую дверь. Арбенин уехал. Я стояла, оцепенев от мысли, что будет со мной, когда все узнают, что Дмитрий оставил меня. Войдя в дом, я надеялась найти хоть записку или прощальное письмо. Ничего. Всё так, будто здесь его никогда и не было, ничего не осталось, ни фотографии, ни носового платка или авторучки. Я ходила из комнаты в комнату и думала, что, наверное, мне всё приснилось, и я его себе выдумала. Долго плакала и не находила себе места, но не могла вернуться к отцу и сказать, что произошло. Одно обстоятельство не давало мне на всё махнуть рукой и решительно сказать себе, что нужно забыть Дмитрия. В то утро я бежала к твоему отцу, чтобы сообщить о том, что жду ребёнка, нашего ребёнка… Это была ты… Об этом никто не знал и это ужасно – родить ребёнка без мужа, за кого бы меня стали считать в посёлке, меня перестали бы уважать. Первым желанием стало покончить со всем этим и опьяневшая от слез боли и дикого разочарования, я вышла из дома Дмитрия и направилась к станции. Домой я вернуться не могла.

Становилось холодно, был уже конец ноября, и мелкий моросящий дождь превратился в снежную крупу. Стеклянными глазами я смотрела перед собой, и у меня появилось одно желание, дойти до станции и покончить с болью и стыдом, который обрушится на меня, когда все узнают об исчезновении Дмитрия и о том, что я беременна.

Когда я, мокрая до нитки, трясущаяся от озноба, подошла к станции, меня спасла одна женщина, видя моё состояние, она поняла, что я не в себе. Это станционная смотрительница, тётя Вера. Я её видела раньше, но мы не были знакомы. Она отвела меня к себе в каморку и, напоив горячим чаем, заставила переодеться, так как я промокла насквозь. Бывают же добрые люди, и одна такая женщина спасла не только меня, но и тебя, доченька. Как я ей благодарна, что у меня есть ты.

Катя нежно взяла маму за руку и, чувствуя, что сейчас расплачется, спросила, почему же она ей ничего не рассказывала, почему она страдала одна, не находя утешения ни от подруг, ни от единственной дочери.

– Она спросила, что случилось, и я ей выложила всё, как на духу, может потому, что это был чужой человек, и она спасла меня от роковой ошибки. Она долго молчала, а потом сказала:

– Все в жизни бывает, пожалей дитя, оно ни в чём не виновато. Утихнет непогода, я попрошу мою сменщицу заменить меня, и провожу тебя домой. Я знаю тебя, как хорошую девушку, никто тебя не осудит, никто не посмеет сделать тебя несчастной. А ребёнок сделает тебя счастливой и жизнь твою наполнит смыслом.

Всё так и вышло. То, чего я так боялась, не случилось, все наоборот сочувствовали мне и заступались перед отцом за меня. Отец, правда, очень переживал и… умер этой же зимой. Так я осталась совсем одна, если не считать односельчан, которые мне очень помогли в первое время.

Я долго винила себя в смерти отца и понимала, что всё, что произошло, подтолкнуло его к преждевременной смерти.

Когда же получила письмо от твоего отца, была готова разорвать его, не прочитав даже, но потом всё-таки решила узнать, что в нём. В моей душе на тот момент не осталось ни капли любви к этому человеку, только ненависть и презрение. Я обвиняла его во всех бедах, в смерти отца, один Бог знает, как мне удалось пережить всё это. Только ты, как сказала тётя Вера, давала мне силы, она не ошиблась, и я ей всю жизнь буду благодарна, что она тогда удержала меня от опрометчивого шага свести счёты с жизнью.

После долгих раздумий, я решила ответить ему. В письме, я сообщила, что у него родилась дочь, но он её никогда не увидит, даже если мир перевернётся. Я ему всё высказала, что думала и больше не читала его писем, которые он долго присылал. Потом, он начал слать денежные переводы, которые я отсылала обратно, а потом спросила себя, зачем я это делаю. Шли годы, всё менялось и с каждым годом мне становилось труднее, хотелось для тебя лучшего, а не всегда получалось. Я стала принимать эти переводы, но спросишь, простила ли я его тем, что приняла эти деньги? Нет, никогда и, боюсь, что если увижу его, я… Не знаю даже что сделаю… Теперь, тебе известно всё, не знаю, что побудило твоего отца сбежать не оставив даже объяснения. В письме он ответил, что тогда были такие обстоятельства, и он не мог, хотя очень хотел остаться. Теперь, спустя много лет, я понимаю, что он очень сожалел обо всём, но от этого никому не легче, ни мне, ни тебе, ни тем более ему.

Марина Карловна отвернулась к окну, чтобы скрыть набежавшие слезы и, вынув из пачки сигарету, закурила.

– Поэтому будь осторожна, дочка, не надо слишком доверять своим чувствам, жизнь такая штука, что от неё можно ожидать всякого.

– Я хотела бы увидеть своего отца, – вдруг сказала Катя, и это стало неожиданностью для Марины Карловны. Она непонимающе глянула на дочь, не в силах, что-либо ответить. – Я хочу сама всё выяснить, почему он нас бросил, – она с вызовом посмотрела на мать, – тогда он перестанет быть в моих мечтах героем.

Мать, снова заплакав, опустила голову, на этот раз, ругая себя за то, что призналась дочери.

В Кате что-то изменилось, она так близко восприняла эту историю, что единственным её желанием стало поскорее найти отца. Она спросила маму, где он сейчас.

– Последние лет пять в Москве, но я не думаю…

– Нет, мам, не беспокойся. Мне нужно окончить институт, и я не настолько глупа для необдуманных поступков.

– Что ты задумала?

– Всё нормально, – Катя попыталась придать спокойное выражение лицу, но мать сразу поняла, что дочка что-то замыслила, и это её насторожило.

* * * *

Был конец февраля. Зима никак не хотела отступать, а разгуливалась сильнее, трескучие морозы щипали щёки и нос, а пронизывающий ветер пробирал до костей.

Человек с короткими седыми волосами, вышел из автомобиля и, подойдя к почтовому ящику, бросил туда письмо. Это высокий, крепкий мужчина приблизительно пятидесяти лет, с тёмными глазами, в которых тоска и какая-то недосказанность. Словно не боясь мороза, он закурил и ещё немного постоял на улице. Потом, сев в машину отправился дальше.

В его голове столько вопросов, он долго не решался написать это письмо, но бессонные ночи всё-таки сделали своё дело и вот, оно лежит в ящике и дожидается почтальона. Арбенин хотел отправиться в Ангарск, чтобы расставить все точки над «и», теперь, когда его дочь стала взрослой, и когда он отошёл от дел. Тем более он очень хотел увидеть сына, которого не видел вот уже почти семнадцать лет. Сколько бед принесло его соглашение с ГРУ о разведывательной деятельности в Ми-6.

Вспоминая те дни, Арбенин снова становился молодым и полным сил, но именно тогда, когда ему нужна была поддержка, почва уходила из-под ног, сначала жена, затем сын, а потом его лишили и её… Он вспомнил Марину. Белокурая тростиночка с васильковыми глазами, такой он её запомнил навсегда. Хотя, конечно, понимал, сейчас она другая, как и он – все изменились. Искренности, светящейся в глазах Марины, Дмитрию больше не доводилось видеть ни у кого. Он влюбился, хотя пытался побороть свои чувства. Знал, что в Серёдкине ненадолго и что в любой момент, его могут вызвать обратно в Москву, на Лубянку. Не смог совладать с собой, потерял голову от Маринки. Как это ужасно, без объяснений оставить её, тем более, когда она хотела сообщить ему радостную новость. Спустя пять лет он понял, что это была за новость, теперь она смотрела на него с немым упрёком больших карих глаз, с той самой фотографии, которую он смог достать спустя годы. Как будто в напоминание, дочь точная его копия, и Дмитрий сам поражался, как они похожи.

Как всё нелепо и скомкано получилось в 1976 году, в тот проклятый ноябрьский вечер в лаборатории библиотеки. Эта непонятная женщина – агент ЦРУ и несчастный случай, повлёкший за собой смерть Мелвилла. С того самого дня, Арбенина начали преследовать неудачи, когда он подобрал дневник Дейла, а потом отправился к миссис Вайс в Хиклиброу. Именно в дневнике он прочитал о таинственном веществе, и сам не зная того, стал единственным обладателем этой сверхъестественной субстанции.

Ещё в Москве, на международном семинаре по нейрохирургии, к нему подошёл английский учёный. Они познакомились, и между ними завязалась интересная беседа. Дмитрий не помнил даже имени этого англичанина, но тот предложил ему выгодное сотрудничество. Со словами я подумаю, они расстались, и Дмитрий знал, что этот разговор его ни к чему не обязывал, однако на следующее утро в его кабинете появились два молодых человека в серых костюмах представительного вида. Они очень хотели познакомиться с перспективным учёным, которого приглашают для работы за рубеж.

– Это был просто разговор, товарищи, – улыбнулся Дмитрий, ещё не зная, что его судьба решена.

– Нам известно, что вы ни в чём не замечены, у вас безупречная репутация, – говорил первый. – У нас есть встречное предложение. – Он открыл портфель, вынимая какие-то документы и фотографии.

– Ознакомьтесь с этим, – добавил второй, протягивая Арбенину какой-то бланк, – завтра в восемь пятнадцать вас будут ждать. Этаж и номер кабинета указаны в пропуске.

– Конечно, вы можете отказаться, но завтра вас будут ждать, даже в случае отказа.

Весь вечер Арбенин просматривал отчёты, фотографии, статьи о войне во Вьетнаме. Зверства американских солдат, массовое уничтожение вьетнамских крестьян, женщин, детей. Ужасы напалмовых бомбардировок и страшные последствия этих экспериментов над людьми. Фотография довольно улыбающегося сержанта с отрезанными у своих жертв ушами, нанизанными на струну.

Арбенин до конца не понял, что от него хочет этот неизвестный на Лубянке. Причём здесь война во Вьетнаме, о которой известно лишь из скудных новостей. Сколько она длиться? Почти девять лет. Зачем мне нужны эти ужасные фотографии и цифры уничтоженных деревень и городов. Надминь, Винь, Фули, Данго, их так много… Что-то тут не так.

На следующее утро Арбенин отправился на Лубянку. В портфеле тяжким грузом лежали фотографии, напечатанные смертью, и Дмитрий почти уверен, что от него хотят.

Когда он вошёл в кабинет на втором этаже, его встретил секретарь в строгом костюме, взял пропуск, внимательно оглядел Арбенина и, доложив своему шефу, сообщил, что его ждут.

В кабинете царил полумрак, и только на столе горела лампа. Дмитрий не видел лица человека сидевшего за длинным столом и, кашлянув, двинулся к нему.

– Присаживайтесь, – прозвучал голос где-то над ухом, Арбенин обернулся, но никого не увидев, подошёл к столу и сел на стул, стоявший рядом.

Напротив него в кресле, сидел уже не молодой человек. У того умное лицо и проникновенные глаза, буравящие стальным взглядом.

– Здравствуйте, Дмитрий Николаевич.

– Доброе утро, – ответил Арбенин, пытаясь не выдать жуткого волнения.

– Вы просмотрели документацию? – спросил незнакомец, не удосужившийся представиться.

– Да, – кивнул Дмитрий, расстёгивая портфель и, вынув увесистую папку, положил её на стол.

– Что вы думаете по этому поводу, Дмитрий Николаевич?

– Я в шоке. Даже не задумывался, что во Вьетнаме происходит такое.

– Поэтому, наше правительство считает необходимым извещать нужных нам людей о происходящем. Америка не успокоиться Вьетнамом, пока весь мир не ляжет у ног её алчных империалистов. У вас есть шанс помочь своими знаниями, тем более, что вы работаете в секретной лаборатории одного из московских НИИ.

– Я согласен. Что мне нужно делать? – с готовностью спросил Арбенин, он знал, что другого выбора нет. Отступление равносильно предательству, не лично этому инкогнито из ГРУ, а интересам правительства СССР. Дмитрий, недолго думая, решился, тем более терять ему уже нечего. Семьи у него нет, только секретарша Лера из его института, а с ней его ничего не связывало. Арбенин в упор глянул на своего собеседника и почувствовал, как по спине пробежали мурашки. – Я ничего не знаю о методах вашей работы. Я просто врач.

– Это ничего, научиться можно всему. – Голос собеседника потеплел. – Да, забыл представиться, – как бы спохватился он, протягивая руку Арбенину: – Савченко Аркадий Кузьмич, перейдём сразу к делу, так как времени у нас чрезвычайно мало.

Он сел к себе за стол и, вынув бумаги, продолжил.

– Нашему ведомству стало известно, что с вами беседовал агент британской разведки. Это вам неизвестно, конечно, поэтому этот факт не должен смущать вас. Он предложил сотрудничество и что вы ему ответили?

– Я сказал, что подумаю, но я ничего не имел в виду, это просто слова.

– Но не для него. Линдон Ройс – агент Ми-6. Это разведка Великобритании. Его заинтересовал ваш доклад на семинаре, в котором вы участвовали, и он решил поговорить с вами.

– Но… я подумал, что это один из учёных, он так грамотно изъяснялся по вопросам нейрохирургии, что мне и в голову не могло прийти, что-то подобное.

– Конечно, – усмехнулся Савченко, – на то он и секретный агент, но мы раскрыли его ещё по его прибытию, у нас хорошо отлаженная система по поиску таких типов. Ройс специально приехал в Советский Союз, чтобы завербовать подобного вам учёного. По нашим сведениям в Лондоне готовится проект, под названием «Медуза», в котором участвуют талантливые учёные, работающие над созданием супер солдата. Это может показаться фантастикой, поначалу, я тоже скептически отнёсся к докладу нашего разведчика, из секретной лаборатории Ми-6. У него оказались в руках весомые доказательства в пользу того, что англичане, совместно с американцами, работают над изменением мозговых процессов, для сверхъестественных возможностей человека.

В своё время, над этим трудились нацисты фашистской Германии. Теперь эта эстафета перешла к другим. Враги Советского Союза хотят покорить молодые развивающиеся страны и повернуть их в нужное им русло.

Тот человек, который работал в Ми-6 погиб, – Савченко немного помолчал и продолжил: – Ройс хочет, чтобы вы передавали им сведения о наших научных разработках. Нам же нужно всё досконально узнать о проекте «Медуза», чтобы опередить их в разработке нового оружия – киборга. Киборг – это человек, со сверхъестественными возможностями, которые появились в результате имплантируемых микросхем или чипов. Подробно об этом, вы можете узнать в отчёте того самого погибшего разведчика. Он был учёным, как и вы, из-за одной нелепости его раскрыли и при депортации, произошёл несчастный случай, самую важную информацию он унёс с собой. Его самолёт разбился над Ламаншем, и работа осталась незавершённой. По нашим сведениям, проект «Медуза» будет действовать во Вьетнаме, где американцы давно экспериментируют над людьми. Испробовав новое оружие, странам НАТО, откроется масса возможностей, для осуществления своих планов.

У нас есть несколько месяцев для подготовки, а пока вам нужно наладить контакт с Линдоном Ройсом. Второй его приезд состоится по нашим сведениям, – подполковник, поднял глаза, перебирая мысли в памяти, – четвёртого марта. Хорошо, у нас будет немного времени для подготовки. Пока, это всё, Дмитрий Николаевич, с завтрашнего дня начнётся подготовка, радует, что вы в отличной спортивной форме и хорошо говорите по-английски. Завтра в это же время, вас будет ждать товарищ – Чарыга Алексей Викторович, он займётся вашей подготовкой. Вопросы есть?

– А в институте. Там как мне объяснять свои отлучки, сегодня и завтра я не появлюсь на работе.

– Об этом не беспокойтесь, Дмитрий Николаевич. – Аркадии Кузьмич протянул ему два подписанных пропуска, – вот это вам для завтрашнего визита к Чарыге, а этот, чтобы вас пропустили на выходе, всё понятно.

– Да, завтра в восемь.

– В институте всем известно о вашем новом назначении в Жуковском, вопросов не возникнет, – Аркадий Кузьмич протянул ручку Арбенину, – осталось только подписать соглашение о неразглашении полученной информации.

Дмитрий и представить не мог, что жизнь так перевернётся и закрутится в зловещей карусели, где смерть преследует по пятам, и он сделает всё возможное, чтобы обнаруженное им в дневнике Дейла Мелвилла не стало достоянием спецслужб других стран.

До четвёртого марта его готовили по специальной программе, эту школу прошли все советские разведчики. Арбенину нужно пройти курс разведчика в сжатые сроки, началом его деятельности назначили июнь 1974 года.

За эти месяцы предстояло не только улучшить английский, избавиться от русского акцента, но и хорошо заучить свою легенду. Научиться безошибочно ориентироваться в любой местности и слёту читать всевозможные карты. Постепенно Арбенин втянулся и загорелся тем самым азартом, который делает из простых мальчишек начинающих разведчиков, настоящих героев Родины. Сколько ему тогда было, только исполнилось тридцать лет, самый расцвет сил, и он втянулся в это дело, а законы ГРУ, стали его Кораном и Библией.

Девушка – Лера, с которой он встречался, удивилась его внезапным предложением о свадьбе, она уже не надеялась, что Арбенин – талантливейший учёный и роскошный, по её словам, мужчина, наконец, будет с ней рядом. Дмитрий не сказал, что брак стал необходимостью, так называемой страховкой для ГРУ, но не жалел. Хорошенькая секретарша Лерочка, ему всегда нравилась. Она знала о том, что ему предстоит длительная зарубежная командировка, и с трудом скрывала радость своего положения.

Валерия всегда не равнодушна к финансовому благополучию мужчин. А Арбенину светило перспективное будущее, поэтому молодую жену радовало, что между ними не только чувства, но и солидная прибавка к его институтской зарплате.

Слепящий свет фар встречной машины вернул его снова в 1998 год и, Дмитрий, подъехав к подъезду своего дома, припарковал автомобиль. Поднявшись на третий этаж, и войдя в свою квартиру, он вспомнил, как много было надежд, когда они с Лерой въехали в эту просторную трёхкомнатную. У него как всегда мало времени, частые командировки в Англию, но он считал себя самым счастливым, узнав, что Лера ждала ребёнка. Полностью поглощённый работой, Дмитрий всегда укорял себя, что слишком мало уделял внимания жене. Он никогда не забывал привозить ей дорогие подарки и ценил каждую минуту, каждый день и час их коротких встреч.

Вздохнув, Арбенин подошёл к холодильнику и, достав несколько кусков пиццы, сунул их в микроволновку. Сварил крепкого кофе и, налил рюмку коньяка. Откинулся в удобном кресле и, закрывая глаза, снова окунулся в воспоминания.

В голове всё пронеслось вспышкой молнии – вся его сумбурная жизнь, радости и неудачи не дававшие покоя. Он плохо засыпал, да и сердце начинало сдавать последние годы, пропала былая твёрдость рук, и это портило настроение. В душе, Дмитрий всё тот же тридцатилетний парень, полный энергии и желания сделать работу для своей страны, как нельзя лучше. Теперь он понимал, что не всё получалось как надо, и если бы в ГРУ знали, что он скрыл, об этом было бы страшно подумать даже ему – бесстрашному когда-то разведчику. Он спрашивал себя, смог бы он сейчас проделать всё, что осуществил в тех семьдесят пятом-семьдесят шестом годах. Улыбнувшись, Арбенин, поднялся с кресла и, вытащив пиццу из печки, принялся за еду.

* * * *

Катя долго не могла заснуть, в голову лезли всякие мысли об отце и о том, что рассказала мама. Она не могла понять его, почему он так поступил, что побудило его бросить любимую девушку. Это не то, что сейчас, всё равно с кем, и от кого ребёнок подчас не поймёшь, а тогда в 78 году в глухой таёжной деревушке – это происшествие могло навсегда остаться несмываемым пятном на репутации бедной девушки. Катя и представить себе не могла, как её матери было тяжело. Наконец с этими мыслями она и заснула.

Марина Карловна, сидя на кухне, довязывала свитер, который готовила к Восьмому марта для Кати и чувствовала что, поговорив с дочерью, облегчила свою душу. Она уверена, что Катя не станет искать Дмитрия. Глупая затея – начинать поиски отца, она не верила, что это может стать проблемой для их маленькой семьи. Где-то в глубине души знала, что если Катин отец объявится, то не сможет прогнать его и наговорить кучу гадостей, как хотела того раньше. Время – лучший лекарь, и оно постепенно залечивало душевные раны. Тем не менее, Марина Карловна с уверенностью знла, что этот разговор не пойдёт дальше слов о желании найти отца, и ей не придётся жалеть о своей откровенности.

На следующее утро, Катя, наскоро позавтракав, отправилась к Лизе, она была её самой близкой подругой. Девушка не знала, что ей делать со всеми нахлынувшими на неё чувствами. Через пятнадцать минут, Катя стояла у подъезда Лизы, где столкнулась с Лёшкой.

– Ты тоже к Лизке?

– Да, кстати, о тебе спрашивал один очень симпатичный молодой человек.

– Тебе стали нравиться парни? – приподняв брови, Катя, наиграно улыбнулась. Бабенко, нисколько не обидевшись, покачал головой.

– Да брось ты, а… к Лизе ты надолго? – перевёл он разговор на другую тему.

– Не знаю, мне с ней очень поговорить нужно, Лёш, а ты что в такую рань?

– Соскучился, – улыбнулся он, показывая крупные зубы, – ну, что мы стоим в проходе, пойдём.

Они поднялись на четвёртый этаж, где жила их общая подруга. Бабенко не ожидал столкнуться с Катей именно тогда, когда хотел заскочить к своей девушке, у которой родители ушли на работу и раньше полудня, никто не появился бы.