Улица почему-то была уверена, что он пойдет в верхний город. Что такому статному господину делать в рыбацкой стороне или нищих кварталах? Да и чем удивить его там? То ли дело праздничная разнородность ремесленной слободы, основательность торговых зданий, скверы и парки богатого района.
Дорога стелилась под ноги путнику, лужи, словно живые, расползались по обочинам, а красота вокруг притягивала взор. Возможно, и с вами бывало такое: идёшь куда-то по делу и друг проникаешься городской мимолетной прелестью. Словно заворожённый, делаешь шаг за шагом и оказываешься где-то совсем не там, где планировал. Так действует уличная магия. Так она сработала и сейчас.
Цветочная сияла от счастья, лучилась гостеприимством и ликовала оконными бликами. Сама не своя под полуденным солнцем, опьянённая новым знакомством, трепещущая от странного наваждения, она вдруг ясно поняла, куда надо привести этого таинственного господина. И сразу его туда повела. А тот любовался красотами и шёл за солнечными зайчиками, совершенно потеряв голову от весеннего воздуха, блеска витрин и красот города.
В доме на углу с улицей Каменных Львов жила вдова Миранда Нэйтон. Молодая, но уставшая от длительного одиночества леди. Цветочная любила её тихую доброту, лёгкую поступь и ласковый голос. Любила её за предсказуемость и точность, знала заведённый распорядок, и каждый день провожала вдову на прогулку по самым красивым местам. Порядок был всегда один и тот же, ошибиться было невозможно: в полдень открывалась дверь дома, туфли с небольшим устойчивым каблуком ступали на брусчатку, и прогулка начиналась.
Так произошло и сегодня. Но замыслам улицы сбыться было не суждено, и это послужило причиной размолвки между ней и неизвестным господином, знакомство с которым казалось столь чудесным до этого момента.
Бом! Открылась дверь дома вдовы.
Бом! Новый знакомец вздрогнул и остановился. Уличная магия больше не действовала, и пришло осознание, что вышел он из дома по важным делам.
Бом! Вдова сделала привычный шаг.
Бом! Мужчина лихорадочно заозирался по сторонам.
Бом! Туфля соскользнула с последней ступеньки крыльца.
Бом! Взмахнув руками, вдова полетела вперёд.
Бом! Цветочная спутала камни брусчатки.
Бом! Мужчина сделал шаг и запнулся на ровном месте.
Бом! Двое сплелись в стремительном и неожиданном объятии.
Бом! Потрясённый взгляд карих глаз встретился с ошеломлённым взглядом голубых.
Бом! Мужчина отпрянул.
Бом! Завершили отсчёт ратушные часы.
– Где это я? Что, чёрт возьми, происходит! Я же опоздал! – мужчина топнул. Цветочная возмутилась, вдова испуганно присела на ступеньку. – Где Ратушная площадь? – мужчина требовательно посмотрел на женщину, нетерпеливо постукивая набалдашником трости по ладони.
– По этой улице два квартала и налево, – Миранда поднялась, отряхнула пальто и снова посмотрела на невежливого джентльмена. Точнее, на то место, где он только что стоял. Сам джентльмен совсем несолидно бежал по направлению к ратуше.
***
Сэр Монтгомери Ферлис был человеком основательным и очень ответственным. Настолько ответственным, что при всем нежелании и настойчивости в поисках причин для отказа не смог найти аргументов, чтобы не явиться в Ратушу по вызову стряпчего.
Время пути было рассчитано по карте, поправка на плохое знание местности была внесена, маршрут построен, документы собраны. Ровно в 11.05 мужчина распахнул дверь на улицу, поёжился на холодном ветру и уверенно свернул в сторону Ратушной площади. И пропал.
Взгляд его упал на выступ соседнего дома, украшенный живописным орнаментом, скользнул по рельефу кладки, взлетел к небу за линиями островерхой башенки, дальше, дальше… Ноги словно сами понесли его за солнечными зайчиками, скачущими из окна в окно, из витрины в витрину. Да и весь мир превратился в один большой радужный блик, в сиянии которого нет-нет, да и мелькали прелестные клумбы с едва пробивающейся травой, кусты и деревья с только народившейся листвой, лужи, отражающие весеннее высокое небо, памятники, фонтанчики, стайки птиц, здания причудливой формы и свет, свет, свет. Мир закрутился в подобии карусели, блистая и маня бесконечной радостью, которую Монтгомери Ферлис не испытывал с самого детства. С ней было невозможно бороться, да он и не пытался.
Растерянный, восхищённый увиденным мужчина вдруг оказался на углу какой-то совершенно незнакомой улицы. Предчувствие обещало волшебную встречу, и он огляделся, пытаясь понять, что же это за место. И в этот момент раздался первый удар ратушных часов.
Бом! Он вспомнил про назначенную встречу!
Бом! Остановился, огляделся.
Бом! Паника накрыла с головой.
Бом! Карты в кармане не было.
Бом! И адресных табличек на домах тоже.
Бом! Да вот же одна.
Бом! Шаг.
Бом! Запнулся о камень.
Бом! Падение. Внезапное столкновение, тепло, удар сердца.
Бом! Взгляд глаз цвета весеннего неба.
Бом! Встреча!
Бом! Нужно бежать!
– Где Ратушная площадь? – Монтгомери едва мог устоять на месте. Его ждали! Он опаздывал! А куда идти, было совершенно неясно. Наконец, направление указали, и он бросился бегом, не поинтересовавшись состоянием дамы и не сказав слов прощания. Вокруг словно сгущался воздух, и чувствовалось чьё-то недовольство, но думать об этом мужчине было некогда. Он безбожно опаздывал.
В ратуше всё прошло на удивление хорошо – хвала бюрократии и очередям. Кто бы мог подумать, что пунктуальный сэр Ферлис когда-нибудь будет за это благодарить. Вступление в права наследования было назначено на следующую неделю, что означало ещё одно посещение ратуши, а стало быть, выход из дома.
Сэр Ферлис не любил терять времени даром, но и пренебрегать обязанностями считал ниже своего достоинства. Закон вынуждал его явиться, значит, придется снова оторваться от чертежей.
Прошла ночь, за ней утро, но сосредоточиться на работе почему-то не получалось. То и дело мысли улетали к той беспечно-радостной прогулке, так не похожей на его размеренную, распланированную жизнь, и к собственному неподобающему поведению с дамой. Когда мысли вернулись к этому случаю третий раз за час, Монтгомери окончательно смирился с тем, что придется прервать работу раньше положенного. Прямо сейчас.
Ровно в 11.05 распахнулась дверь на улицу, мужчина поёжился на холодном ветру и уверенно ступил на мостовую. Новый лакированный ботинок встретился с лужей, ноги промокли, брючины окрасились в неблагородную коричневую крапинку. Скрипнув зубами, сэр Ферлис скрылся в недрах дома.
Ровно в 11.25 распахнулась дверь дома на улицу, мужчина поёжился на пронизывающем ледяном ветру, перешагнул лужу и направился в сторону Ратушной площади. На первом же перекрестке от случайного столкновения с бочкарём сломалась трость, и запачкалось пальто.
Ровно в 12.00 распахнулась дверь дома на улицу, мужчина в зимнем пальто перешагнул лужу и направился в сторону Ратушной площади. Перед вторым перекрестком порыв ветра сорвал с головы шляпу и швырнул её прямо под колеса экипажа.
Ровно 12.55 распахнулась дверь дома на улицу…
Ровно в 13.40 распахнулась дверь дома…
Ровно в 15.00 распахнулась…
В 16.14…
В 16.57…
В 17.43…
В 18.34…
В 19.12…
– Да что, чёрт возьми, происходит?! – сэр Ферлис негодовал. Очередная попытка дойти до угла Цветочной и улицы Каменных Львов потерпела крах, а подошвы ботинок ощутимо попахивали конским навозом, словно по волшебству оказавшимся под ногами.
Прошлая прогулка была чудесной, эта же превратилась в сущий кошмар. Мужчина увидел все самые грязные и дурнопахнущие закоулки (и вытер большую часть из них своей одеждой), пересчитал все неровности мостовой, узнал, где располагаются самые большие лужи, и дважды заблудился! Что вообще было невероятно, ведь он шёл точно по карте.
День клонился к закату, а настроение к отметке «Уныние». Впервые за многие годы Монтгомери не достиг поставленной цели. И в этот вечер компанию ему составляли невесёлые мысли и явное недовольство собой.
А за окнами старого дома в центре ремесленного квартала Цветочная улица медленно, но верно сдвигала самую большую лужу к порогу сэра Ферлиса.
Монтгомери Ферлис был человеком проницательным и склонным к размышлениям. Утром следующего дня, запасшись терпением, осторожностью, зонтом, двумя картами и сменной шляпой, он решительно подошел к входной двери и сверился с часами.
Ровно в 10.30 распахнулась дверь, мужчина с тревогой осмотрел огромную лужу от крыльца до противоположного дома, отпрянул, вздохнул и отступил.
Ровно в 10.40 распахнулась дверь, показалась первая доска, за ней вторая, третья. Через некоторое количество досок из двери появился сам сэр Ферлис и решительно принялся настилать над лужей мостки.
Лужа разливалась до первого перекрестка и даже за его пределы. Оценив перспективы и сверившись с картой, Монтгомери решительно свернул в Ткацкий переулок и направился к месту назначения в обход.
Вопреки дурным предчувствиям, путь до улицы Каменных Львов оказался спокойным и даже немного скучным. В 11.47 он стоял на нужном перекрестке в ожидании внезапно свалившейся ему в руки дамы. Ждала и Цветочная.
Бом! Пробили часы на ратуше.
Бом! Распахнулась дверь дома вдовы.
Бом! Миранда шагнула на мостовую.
Бом! Взгляды карих и голубых глаз встретились.
Бом! Пересёк невидимую черту между улицами сэр Ферлис.
Бом! Обрадовалась Цветочная. Теперь мужчина снова был в её власти.
Бом! Один из камней брусчатки попал под колесо экипажа, изменив его траекторию.
Бом! Брызги с ног до головы окатили мужчину.
Бом! Бом! Бом! Бом! Длилась немая сцена.
– Ну, знаете ли! К вам очень сложно добраться, оставаясь в приличном виде! – в сердцах бросил сэр Ферлис и развернулся, чтобы уйти.
– Быть может, зайдёте на чай? Моя экономка очень искусна в деле выведения пятен, – Миранда старалась сдержаться, но смешинки то и дело сверкали в её весенних глазах. – Не хотите же вы, и правда, идти в таком виде?
В таком виде идти Монтгомери не хотел. Он почему-то совсем не хотел никуда идти. Разве что в этот дом с белой дверью и медной ручкой. Хотел расположиться в удобном кресле, выпить ароматного чая и принести, наконец, извинения. О том, что потом надо будет уходить, думать совсем не хотелось. И, с не свойственной ему беспечностью, сэр Ферлис шагнул вперёд, поклонился и представился.
Как прошёл визит сэра Монтгомери Ферлиса к Миранде Нейтон, Цветочная не знала, и автор считает себя не вправе нарушать домыслами сей благопристойный тет-а-тет, наполненный доброжелательностью, смехом и теплом. Важно отметить лишь то, что возвращался сэр Ферлис в чистой одежде и с не свойственной ему мечтательной улыбкой на лице. Он даже не заметил, что за весь путь ему не встретилось ни одного препятствия.
***
Работа между тем так и не ладилась: инструменты валились из рук, а чертежи расплывались перед глазами, заслоняемые прелестным женским ликом. Лишь врождённое упорство позволяло ему не бросать дела.
Говоря правдиво, большую часть последовавших за судьбоносной встречей дней он проводил в обществе Миранды или за планированием будущей семейной жизни. Но одно обстоятельство вдруг поставило всё под угрозу.
– Нашелся другой наследник? Но как это возможно? У дяди не было иных родственников. Даже дальних. Следует разобраться!
Однако в Ратуше печальное известие подтвердилось.
– Сожалею. Сэр Арчибальд Коин предоставил все документы, и, имея в виду особенности завещания, а именно его отсутствие, вступает в права наследования как ближайший родственник покойного.
Сэр Ферлис плохо помнил, как вышел из ратуши, как оказался возле фонтана и как долго сидел, наблюдая за медлительными красными рыбами, размеренно шевелящими плавниками.
Нет, Монтгомери имел собственный приличный заработок, вполне достаточный для холостяцкой жизни. Но жизнь семейная требовала гораздо больших расходов и средств к их покрытию. И как человек педантичный и ответственный в делах финансовых, он был вынужден отказаться от ещё недавно столь достижимых целей.
В душе воцарился сумрак, а в сердце отчаяние и безнадежность. И как ни пыталась Цветочная отвлечь мужчину от грустных мыслей, играя солнечными бликами на поверхности воды, ничто не могло разогнать эти тучи и утишить тоску.
Сэр Ферлис начал своё расследование с просмотра старого материнского фотоальбома. Никакого Арчибальда там не было, никого с фамилией Коин тоже – подписи однозначно на это указывали. Это, однако, ничего не опровергало и не доказывало: возможно, другие родственники не попали на фотографии по тем же причинам, что и сам сэр Ферлис – мать много лет не поддерживала связь с семьёй.
– Нужна выписка из архива, – Монтгомери потянулся за пером и бумагой, чтобы по привычке решить вопрос, не выходя из дома, но вдруг понял, что хочет сходить сам: – Так быстрее будет узнать, – удивительно, ведь раньше ему было невыносимо терять время, которое можно посвятить работе, а сейчас было невыносимо работать.
Улица встретила его привычным шумом оживлённого места: гремели колесами экипажи, цокали копытами лошади, переговаривались лавочники и спешащие по своим делам люди. Сэр Ферлис влился в поток, направляющийся в сторону верхнего города, и задумался, отрешившись от происходящего и давая возможность сработать уличной магии. Шаг за шагом дорога ложилась под ноги, мысли крутились вокруг неожиданного родства, перескакивали к завтрашней встрече с Мирандой, затем снова возвращались к наследству. Вокруг всё так же шумело, стучало, иногда грохотало, изредка позвякивало. Слабо пахло речной тиной и рыбой. Рыбой?
Монтгомери резко остановился. Его окружали склады, совсем недалеко плескалась река. Это был не верхний город, а другое место.
Цветочная досадовала. До подозрительного типа, которого она обнаружила накануне, оставался всего один квартал, а сэр Ферлис не собирался двигаться дальше. Улица легко водила своими путями рассеянных людей, но людей сосредоточенных сбить с дороги было крайне сложно. Требовались особые меры. Нет-нет, ставить разум Монтгомери под угрозу она не собиралась, зато щадить «типа» причин не было. Приходилось надеяться, что всей оставшейся магии хватит на хорошее внушение.
***
Изучение карты заняло довольно много времени. Этот район города не мог похвастаться многочисленностью и читаемостью табличек, а люди – излишней любезностью. Удалось лишь определить, что это всё ещё Цветочная. Свернув карту, сэр Ферлис собирался уже возвращаться, когда заметил странного мужчину, идущего в его сторону. Мужчина имел весьма солидный вид и совсем несолидную походку. Шёл он, пошатываясь, иногда задевал плечом стены домов, иногда наступал в лужи, совершенно не обращая внимания на пятна грязи на одежде. Говоря правдиво, шёл он как заправский выпивоха, разве что песни не пел.
Любителей пагубного пристрастия сэр Ферлис презирал, но сейчас по какой-то неведомой причине поспешил навстречу странному типу, решив, что тот попал в беду.
– Сэр, вам плохо? Быть может, нужна помощь? Как вас зовут?
– Я? – незнакомец встряхнулся и с недоумением огляделся, как недавно и сам сэр Ферлис. – Я сэр Арчибальд Коин. А вы кто такой? И где мы, чёрт возьми, находимся?!
Сэр Ферлис замер. Неожиданная встреча смешала все карты, и он растерялся. Однако же представиться обязывал этикет, независимо от чувств, его обуревавших.
– Сэр Монтгомери Ферлис. Вероятно, ваш родственник. Во всяком случае, изначально наследником сэра Линдса был признан именно я.
Сказать, что эта новость произвела впечатление – значит серьёзно преуменьшить. Сэр Коин развернулся и бросился бежать к реке. Секунду спустя за ним помчался и сэр Ферлис, рассудив, что человек с чистой совестью бегать от родственников не станет. Цветочная встрепенулась, и груды бочек, стоявших в проходе между домами, словно сами собой раскатились по мостовой.
– Да что б вас! – Сэр Коин неудачно упал в грязь, встал и, не отряхиваясь, забежал в боковой проулок. Выскочил на соседнюю улицу и затерялся в паутине тупичков и проходов. Цветочная потеряла его за первым же поворотом. Зато получила кое-что другое. В луже, где изволил валяться самозваный родственник, что-то белело.
Сэр Ферлис тоже заметил клочок бумаги… или же ему указал на него солнечный блик? Как бы то ни было, но Монтгомери подошёл и вытащил изрядно запачканные документы из грязи. Лишь хорошее качество и вощение спасло бумагу от раскисания в воде.
По удивительно счастливому стечению обстоятельств, то оказались выписки из архива о родственниках сэра Линдса – покойного дяди сэра Ферлиса. В одном экземпляре выписки никакого сэра Коина не было и в помине, в другом он уже появился.
– Подделка! – возмущение, недоверие, радость и надежда захватили Монтгомери. Окрылённый, он поспешил в Ратушу.
Стоит ли упоминать, что дело о наследстве пересмотрели и вынесли решение в пользу законного наследника? Более никаких препятствий, ни явных, ни вымышленных, к бракосочетанию сэра Монтгомери Ферлиса и Миранды Нейтон не нашлось. И оно состоялось погожим осенним утром под аплодисменты голубиных крыльев, овации листвы и ликование немногочисленных приглашённых гостей, а также незримых свидетелей этого счастливого события: Цветочной улицы и ветерка.
Осыпав молодожёнов золотыми листьями на прощание, улица проводила их в медовый месяц. А после него с радостью встретила и довела до дома.
С тех пор Цветочная регулярно сопровождала чету Ферлисов на прогулку по самым красивым местам, придавала их настроению оттенок детской радости и волшебства, но, конечно, без той навязчивости, которую не сдержала при первой встрече с таинственным незнакомцем.
Сэр Ферлис так и не догадался, кто способствовал разоблачению фальшивого родственника. Возможно, у Миранды были мысли по этому поводу, но вслух их никто не высказывал, и нам остается только догадываться, как близко она была к отгадке.
На этом историю можно было бы и закончить, но самые любознательные читатели, вероятно, будут настаивать, чтобы автор привёл тут разговор, который услышала Цветочная, и который сыграл весьма важную роль в этой истории. И так как ранее для него не нашлось места, приведем его здесь – в конце. Итак, рыбацкий квартал, один из тупиков Цветочной:
– Арчи, ну, что? Всё выгорело? Когда будут денежки? – весьма известный в городе ростовщик и прохиндей разговаривал с солидным и уже знакомым нам джентльменом.
– Для тебя сэр Арчибальд Коин! – представившийся поморщился от вида затхлого и грязного места встречи. – Да, всё удалось. Другой претендент и правда дрожит перед решением закона и безразличен ко всему, кроме своей работы. Он какой-то там изобретатель.
Далее последовали малоинтересные нам подробности получения и передачи денег, спор о поддельных документах и немного ругани. Весьма недовольные друг другом, но в надежде на обоюдную выгоду, собеседники разошлись. По счастью, оба мошенника жили на Цветочной, так что и эта информация была быстро ей разведана.
***
Любая улица знает, каждая дверь – это портал. Портал в чужую жизнь, судьбу, историю. Дверь может стать входом в бездну одиночества, печали и боли или же возможностью прикоснуться к любви, нежности и теплу. За каждым порогом живут свои чувства, мысли, совершаются поступки ради высоких целей, проявляются и исчезают низменные порывы.
Дверь в эту тайну мы с вами приоткрыли, но вот пришла пора её закрывать. И пусть не всё оказывается таким, как представлялось, веселье бывает не совсем к месту, а случайности имеют закономерности, но искренние чувства и высокие помыслы всегда найдут поддержку – пусть иногда и незримую.
Крадник
Счастье каждой улицы – в счастье людей, живущих на ней. Улыбаются, радуются люди – и улице становится чуть теплее, чуть светлее. Хмурятся, злятся живущие – и тень печали ложится на мостовую. И пусть один человек не вносит большого вклада, но общее настроение кварталов, сторон, слобод заполняет проспекты, площади и закоулки города. Как река в берегах плескалась, текла, стремилась к морю, так и чувства Цветочной искрились, сверкали и несли в город беспечность, радость и умиротворение.
Весной улица полнилась ожиданием чуда, надеждой на лучшее и бесконечной лёгкостью. Ощущала себя пёрышком, что может взлететь в бескрайнее голубое небо от любого дуновения ветерка. Лето приходило с радостью, ликованием и блаженством, словно одиночные трели в одночасье сливались в многоголосый птичий хор, славящий солнце и саму жизнь. Осень начиналась с весёлой суеты сбора урожая, сменялась заслуженной спокойной усталостью и обещанием, что все отдохнут, когда белое одеяло укроет леса, поля и город. А зимой приходило время спокойствия, уюта и тихого счастья, которое, как снег, сияло под лунным светом, прогоняя тьму из мира и душ.
Эта зима была промозглой, холодной и особенно ветреной. Мороз забирался за воротники, оседал наледью от дыхания на шарфах, расстилался под ногами сплошным гололёдом. Стылая зима, нехорошая. Всё в этот раз было не так: не согревало дома тепло, не радовались ничему люди, даже коты – воплощение уюта – выглядели особенно ободранными и угрюмыми. Тут и там вспыхивали ссоры и склоки, ругались соседи, родственники и просто случайные прохожие. Не бегала, смеясь, детвора. Все сидели по домам. А если уж приходилось выйти, то старались побыстрее закончить дела и спрятаться обратно, забиться в свой угол, отгородиться от мира и сидеть в одиночестве, глядя, как гаснет огонь в камине.
Стояла уже середина зимы, когда Цветочная, наконец, поняла, в чём дело.
– Ах ты ж, несчастье! – в ремесленном квартале мужчина поднимался с земли, отряхивал от снега пальто и на чем свет стоит костерил кота, послужившего причиной падения. Такие сценки были не редкостью на зимней улице. Но слово, брошенное в сердцах, вдруг прогремело набатом, предвестником дурного, указало на то, что давно уж пора было заметить – на Цветочной улице пропало счастье.
Счастье пропало, и холод пробрался в сердца жителей. Кое-где по-прежнему мерцали тёплые огоньки привязанностей, искры уюта и светлячки радостных встреч, но многие дома захватила стужа. Больше всего тепла осталось в бедном районе заречья и в богатых кварталах высокого города, а меньше всего в рыбацкой стороне. Там царил душевный холод, что пробирает до костей сильнее трескучих морозов, сковывает добрые намерения и отнимает саму человечность. И все, кого ещё не настигла беда, чувствовали растерянность и страх.
Беспокоилась Цветочная, каждым булыжником предчувствуя перемены, прислушивалась у дверей и порогов, есть ли ещё тепло в домах или сгинуло, как камень в реке. Она любила своих людей, жила ими, заботилась и получала заботу в ответ. И сейчас в это холодное время приходила греться туда, где ещё сияла яркая любовь к жизни: к домику на краю леса, к особняку лорда Говера и к городской ратуше. Но и туда постепенно поникало волнение.
Тревожилась ведьма в своём маленьком домике, призывала птиц, да и отпускала обратно в небо без новостей. Ощущал беспокойство лорд Говер, сидел перед камином и нервно постукивал ногой, читая газеты. С отчаянием смотрел на груду заявлений молодой констебль Дарем: городская стража сбилась с ног, разбирая преступные случаи, сыплющиеся как горох из прохудившегося мешка. И мерк свет над городом.
***
Этим утром лорд Фредерик Говер встал рано – часы ещё не пробили семь. Жена спала. Хмурилась чему-то, но, к счастью, не кричала больше. С каждым днём снотворные порошки помогали всё хуже, а сны становились страшнее. Пришла пора попробовать иные методы. И хотя семейный врач отговаривал лорда от использования колдовских зелий, он всё же решил сходить к ведьме.
Сабрина Дюпон жила на самой окраине, почти в лесу. Карету пришлось оставить в бедном квартале, где закончилась не только дорога, но даже воспоминания о ней, и идти не меньше мили. Перед лесом и без того узкая тропинка превратилась в едва проходимую, и последний участок пути наградил Фредерика промокшими сапогами и снегом за воротником пальто. Так что в дверь старой, но крепкой избушки стучал не холёный аристократ, а скорее фольклорный морозник – коварное лесное существо, охочее до людской горячей крови.
Дверь открылась бесшумно, но за порогом никого не оказалось. Только цветастый половик и лавка сбоку от двери.
– Проходите, – приятный женский голос раздался откуда-то из глубины домика. – Только снег отряхните с одежды. Щетка на лавке.
Лорд Говер послушно переступил порог, взял в руки щётку, недоумённо покрутил её и провёл пару раз по плечу. Часть снега с пальто упала на пол, часть как будто ещё глубже забилась в ткань. Решив, что результат в целом удовлетворительный и можно больше не тратить на это время, Фредерик разделся и прошёл в комнату.
Ведьма сидела за столом и вглядывалась в расклад. Четыре ряда по десять карт. Кое-где в рядах виднелись пустые места.
– Присаживайтесь, я скоро закончу, – мадам Дюпон показала на стул напротив, даже не взглянув на гостя.