Если бы не я. И жили они долго, счастливо и далеко друг от друга

© Лана Хомякова, 2019

ISBN 978-5-4483-1106-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

«Я выхожу замуж», – мысленно повторила Ева, рассматривая себя в зеркале. Её свадьба до сих пор казалась ей чем-то нереальным, несмотря на месяцы подготовки и вызванные ими конфронтации с мамой. Они хотели одного и того же, но настолько привыкли противоречить друг другу, что платье, ресторан, блюда, алкоголь, гости становились поводами к неизбежным разногласиям.

С минуты на минуту приедет он, и начнётся выкуп по всем правилам. Эта традиция казалась ей глупой, старомодной и бессмысленной. Однако она почему-то согласилась на неё. Это было одно из тех спонтанных решений, которые она принимала под воздействием сиюминутных желаний. Правда, теперь Ева не знала, чего именно хотела, когда заявила о своём намерении сыграть свадьбу по всем традициям. Скорее всего, это было сделано вопреки желаниям жениха, который в принципе испытывал неприязнь ко всякого рода традициям, навязывающим определённый образ действий.

Зная его, Ева и не предполагала, что он так скоро предложит ей и руку, и сердце, и прочие органы и части тела. С обеих сторон не было ни намёка на готовность провести большую часть жизни бок о бок друг с другом. Просто однажды он попытался запретить ей участвовать в съёмках для рекламы нижнего белья, на что она сказала: «Ты мне кто? Отец? Брат? Может быть, муж? Так помалкивай. Я твоего разрешения не спрашиваю». Тогда он, не колеблясь, сделал ей предложение: «Выходи за меня замуж». Ева и согласилась так, назло, чтобы словами не бросался, поэтому она немало удивилась, когда на следующий же день он потащил её в загс подавать заявление.

И вот долгожданный день свадьбы. Она выглядит великолепно. Красивее неё невест не было, и быть не может. Маме хоть и не нравится жених, но она тоже рада этому событию, поскольку превосходно знает, что её дочка далеко не подарок. Сёстры завидуют ей белой завистью и ведут себя образцово-показательно. Трудно поверить, что когда-то они едва ладили друг с другом.

На свадьбу приглашены друзья, но тех людей, с которыми Ева хотела бы разделить свою радость, рядом нет. Она потеряла лучшую подругу, сильно обидев её и так и не набравшись мужества попросить прощения, поэтому свидетельницей стала однокурсница, которая прежде годилась только разве что на совместный шопинг. Нет ещё одного человека и тоже исключительно по её вине. Вспомнив о нём, Ева не смогла сдержать эмоции: по её щеке потекла слеза. Этот человек был нужен ей, так как до сих пор она ощущала зияющую дыру, которая образовалась в её сердце, когда он перестал звонить ей, заботиться о ней, просто перестал быть частью её жизни.

Вовремя опомнившись, что ей нельзя плакать, иначе макияж поплывёт, а времени поправлять его нет, Ева вытерла щёку и улыбнулась своему отражению в зеркале. Она много ошибалась. Уроки давались ей непросто, но теперь Ева знает, чего она хочет, и поэтому не хватается за что попало. Она желает быть счастливой. Без условностей.

Глава 1. Если бы не жаркое лето…

Ева любила острые ощущения и никогда не признавала полутонов, втихаря презирая тех, кому достаёт самообладания сдерживать свои чувства. Если чувство можно скрыть, значит это вовсе не чувство, а так, выходки от головы. Впрочем, она была уверена, что вообще все беды происходят из-за того, что люди слишком много думают. Во-первых, это упущенное время. Во-вторых, разум гораздо порочнее сердца: он порождает целую компашку падших девиц, среди которых ложь, корысть, меркантильность и зависть.

Когда Андрей навалился на неё всем телом, Ева почувствовала такой восторг, какой может испытать оказавшаяся в сильных мужских руках женщина, рождённая для любви. Как здорово быть молодой, способной испытывать ощущения со всей волнительной остротой, когда сердце то замирает в предвкушении чего-то важного, то начинает бешено колотиться, как будто готово вырваться из груди с тем, чтобы расплескать то огромное счастье, которое удалось накопить всего за мимолётный взгляд, долгий поцелуй и короткое прикосновение человека, на ком сосредоточено всё внимание, о ком все мысли, с кем время останавливается, и есть только настоящий момент.

Крепкие, богатырские руки Андрея обнимали её так нежно, как никогда, казалось, не обнимали чьи-то другие. Ева, далёкая от фантазий, не обладала склонностью к впечатлительности, но полные обожания глаза Андрея волновали её, а его мускулистый торс стимулировал работу воображения. У неё мурашки пробежали по коже, когда она провела ладонью по его груди, и подкосились ноги, едва Андрей прижал её к своему горячему телу. Ева упивалась Андреем, его запахом, сочетающимся с нотками цитрусовых туалетной воды, его большими миндалевидными светло-серыми глазами, его губами причудливой формы, которые иногда складывались в правильное сердечко. Высокий широкоплечий смуглый Андрей – само воплощение идеала, который Ева держала у себя в голове, не надеясь оказаться у него в руках. Впрочем, Андрея она повстречала задолго до того, как он вдруг стал её идеалом.

Это же Андрей Воронцов! Тот самый мальчишка, с которым Ева познакомилась, когда они оба учились в седьмом классе. От несуразного заучки-лицеиста, который умел собирать приёмник из хлама и смущался, разговаривая с девочками, осталось только имя. Прошло всего три года с окончания школы, в течение которых Ева и Андрей так ни разу и не увиделись, ослеплённые блеском студенческой жизни. Всего за три года Андрей набрал мышечную массу, благодаря чему его доселе тщедушное тело стало чертовски привлекательным. Тот Воронцов постоянно сутулился, и отсутствие осанки производило ложное впечатление, будто бы он не так уж и высок. Хотя неизменными остались отпечатки приключений Андрея – многочисленные шрамы. Один из них располагался небольшим полумесяцем под левым глазом, что придавало лицу Андрея ещё большую притягательность, хотя оно и без того не отличалось симметричностью. А кисти рук были полностью покрыты шрамами от ожогов: произошло в биографии Воронцова-младшего событие, когда он горел в отцовском гараже. К счастью, загорелись только перчатки, и огонь не перекинулся на футболку.

Андрей, которого Ева знала раньше, был под постоянным прессингом, чему он отчаянно, но тщетно сопротивлялся. Дело в том, что у Андрея есть родной старший брат Саша. У них разница два года, но они похожи если не как близнецы, то как двойняшки точно, а уж Ева в близнецах разбиралась, как-никак её Ася и Викуся были как две капли воды похожи между собой. Братья Воронцовы очень близки, они дорожат друг другом, и их кровная связь чувствуется во всём. Но при этом Саша, того не желая, стал главной бедой Андрея. Как младшему Андрею постоянно наказывали ровняться на брата, который интересовался математикой и физикой, занимался музыкой, отлично учился в школе. Хотя мозг Андрея был устроен также, то есть как у типичного физматика, и он с лёгкостью щёлкал как математические, так и физические задачки, его это не так уж и занимало. Андрей всю школьную жизнь шёл по пятам Саши, как прицепленный вагон за локомотивом, которому некуда деться с рельсов.

Андрей окончил музыкальную школу по классу фортепиано с отличием, как Саша, преуспевал в школе, хотя, в отличие от брата, имел одну единственную четвёрку по химии. Но при всём этом, Андрей не испытывал наслаждения от того, к чему он прилагал усилия. Саша жил математикой – Андрей же выполнял минимум требований при максимуме запросов к нему, как к брату Саши. Саша реально любил играть на фортепиано – Андрей превосходно овладел техникой, но не мастерством, поэтому играл выразительно, но без души. Саша кропотливым трудом преодолевал те предметы в школе, которые ему давались нелегко, а Андрею не была свойственна усидчивость, поэтому он не морил себя книгами и без зазрения совести получал трояки время от времени.

Андрей – своенравный и своевольный человек по натуре, поэтому в прошлом Ева, знающая его как облупленного, не переставала изумляться тому, как неохотно, но прилежно он копировал жизнь брата, чему пришёл конец, когда Андрей уехал учиться в Москву.

Теперь в свете постигших Андрея перемен он казался Еве особенно привлекательным, а потому она вдруг, к своему удивлению, влюбилась в него. Это чувство было тем прекраснее для неё, чем большей пикантностью оно обладало. А пикантность состояла в том, что Ева уже год встречается с молодым человеком и в объятия к Андрею упала, воспользовавшись его временным отсутствием в городе.

У Глеба бешеный нрав. Ева легко выводит его из себя, иногда даже специально, чтобы позабавиться его налитыми вскипяченной кровью глазами. Она считала его дрянным человечишкой, но встречалась с ним, поскольку давала объективную оценку себе. Это была своего рода забота об окружающих: сволочи должны держаться вместе и не портить жизнь другим людям.

И тая под горячими губами Андрея, Ева испытывала исключительно удовольствие без намёка ни то что на муки совести, даже на её немое присутствие. В ней, как в тринадцатилетнем подростке, проснулась тяга к запретному, хотя в своём отрочестве Ева вела безупречный образ жизни. И сейчас она не могла себя поругать за безнравственное поведение, ибо целоваться, зная, что тебе потом за это оторвут голову, удивительно здорово.

А ведь Еве очень повезло с бурей страстей, которая внезапно ворвалась в её однообразную и приевшуюся жизнь. Друг, числившийся в списке контактов в социальной сети, и с которым она не обменялась ни одним сообщением, неожиданно предстал перед ней семь дней назад, спустя три года с их последней встречи.

Лето выдалось жарким. Смог от горящих торфяников, сгустившийся над Москвой и соседними по отношению к Тульской областями в августе перестал доставлять неприятности бедолагам, которым так и не удалось выбраться из города ни к морю, ни к горам, ни к прочим объектам туризма как в России, так и за её пределами. За это Ева тихонько возненавидела Глеба, который подрядился представлять свой факультет в приёмной комиссии вуза, а потому не мог рассчитывать на отпуск летом.

Ева купила себе на распродаже летний сарафан, превосходно подчёркивающий красоту её лица и великолепие тела, и устроилась в кафе в торговом центре, сетуя на то, что лето кончается, и в этом году обновку надеть не удастся, так как буквально через неделю температура опустится до пятнадцати градусов по Цельсию, что характерно для середины августа в Туле. Она пила безалкогольный мохито и смотрела на панораму центра города, и при этом возникало желание свалить из этой провинции раз и навсегда.

К ней со спины подкрался видный молодой человек, закрыл своими огромными ладонями ей пол-лица и прошептал банальнейшую фразу таким голосом, от которого у неё внутри всё перевернулось, поскольку в его тембре было что-то цепляющее, истинно мужское:

– Угадай кто.

– Моя эротическая фантазия, – Ева не припоминала, чтобы у кого-то из её знакомых был такой голос с хрипотцой, поэтому осмелилась сделать комплимент незнакомцу.

– Ты как всегда! – рассмеялся он. – Испорченная девчонка!

Тут-то её осенило, хотя она отказывалась верить своей догадке.

– Воронцов?! Неужели ты?

Андрей убрал свои руки с её лица, она быстро обернулась и увидела его во всей красе. Сцена выглядела постановочной, хотя реалистичности передаваемых лицами молодых людей эмоций Голливуд всё-таки позавидовал бы. В окна кафе било солнце. Она сидела за своим столиком одна, безумно красивая и печальная. Её что-то тревожило, и даже по-летнему тёплое солнце не проливало света в её душу. Тут появляется он, уверенный в себе настолько, насколько может быть уверенным в себе молодой высокий парень с обаятельным лицом и шрамом на щеке, имеющим загадочную природу происхождения. Он сразу увидел её и с несвойственной крупным людям лёгкостью подошёл к ней, чтобы она пока не заметила его. Они давно знакомы, но долго не виделись. Он закрыл ей глаза. Они обменялись парой фраз, и вот она обернулась. Идеальное совпадение места, времени и действующих лиц, чтобы им обоим зажгла сердца влюблённость.

Всё так, правда, гармоничности было отведено всего мгновение.

– Как я погляжу, тебя таки шарахнуло током, и ты сменил отвёртку на спортзал! – это был комплимент, чуть завуалированный, но от грубиянки Евы вообще сложно услышать похвалу.

– Ты тоже похорошела. Куда же делись плечи? – как бы невзначай заметил Андрей.

– Убью, – сквозь зубы проговорила Ева.

Ева с шести до шестнадцати лет занималась плаванием, и половина её жизни проходила в бассейне. Когда ей стукнуло шестнадцать, у неё внезапно открылись глаза на свою фигуру. Юная девушка заметила, что в ширине плеч опережает нескольких своих одноклассников, и, боясь казаться мужеподобной, в борьбе за женственную фигуру бросила плавание. Теперь у неё была отличная физическая форма, хотя из-за прекращения нагрузок в бассейне она стала выглядеть намного женственнее.

Андрей знал, почему Ева завязала с большим спортом, причём сам догадался, так как бывшая пловчиха предпочла бы отрезать себе язык, нежели поделиться с кем-нибудь правдой о своих комплексах, которые убили в ней спортсменку. Временами она очень злилась на Воронцова, за то, что он со свойственным ему везением угадывает истинные мотивы её поступков, а иногда обожала его за это, так как с ним чувствовала лёгкость, непринуждённость и могла говорить, не подбирая правильные слова. Бывало, Ева его обижала, бывало, он её обижал, но они всегда быстро прощали друг друга, потому что оба знали: в их дружбе есть что-то особенное, чего никогда не будет в общении с другими людьми.

И вот эта дружба кончилась летним августовским днём, когда оба осознали, что им недостаточно некогда привычных дружеских объятий.

Ева больше никогда не вспоминала эту встречу. Она вообще не отягощала свою голову ни воспоминаниями, ни планами, всецело отдаваясь настоящему. Так было и теперь, когда Ева оказалась в гостях у Андрея, который медленно расстёгивал пуговки на её рубашке.

И вот её синяя рубашка с кружевной спиной упала на пол, Андрей подхватил девушку на руки, не переставая целовать, как вдруг, когда до мягкого дивана оставался один шаг, в коридоре послышался скрежет открывающегося замка. Ева замерла, отстранив лицо от Андрея и в оцепенении уставившись на дверь. Она-то думала, что только её дом полон подобных неприятных неожиданностей в лице мамы, Аси и Викуси, которые отправляют вечер, обещающий быть богатым на впечатления, псу под хвост.

Меньше всего на свете ей бы хотелось встретиться с четой Воронцовых, хотя ещё меньше девушке пришлась бы по душе встреча с ними в их собственной квартире в тот момент, когда она собиралась переспать с их младшеньким сыном! Ева не считала себя преступницей, но родители Андрея кого угодно заставят усомниться в своей невиновности, поскольку таких строгих правил, какие существовали в их доме, даже не придерживались в монастырях. Таких снобов ещё поискать! К тому же им откровенно не нравилась «эта девочка, которая милой даже казаться не может». А тут ещё неполная семья, троечный аттестат и вызывающая внешность.

Входная дверь захлопнулась шумно, как будто кто-то нарочно с размаху шибанул ей, затем раздались громкие шаги, ещё какой-то грохот и в довершение уж больно неестественный кашель.

– Сань, можешь больше не греметь! Сигнал я уловил, – громко выкрикнул Андрей, оскаливая зубы в грустной усмешке, выразившей всю горечь положения.

Ева бросилась натягивать свою рубашку, спешно подобранную с пола, но злость сковывала пальцы, а потому пуговицы никак не хотели отправляться в петельки. Андрей пришёл ей на помощь, однако в благодарность девушка только сильно шлёпнула его по ладони:

– Не суйся, – процедила сквозь зубы она, поправляя волосы.

Андрей одёрнул руку, но промолчал, понимая, что Ева, девушка высокая и физически крепкая, способна ударить больнее и задумается о последствиях, только если он впадёт в кому после такого удара.

На самом деле, у Евы так просто камень с души свалился. Саша, как хороший брат и тактичный человек, насколько мог, обозначал своё появление, чтобы ненароком не застукать сладкую парочку за неподобающим для глаз третьих лиц занятием. Хотя в его случае было бы лучше вообще не появляться.

– Не смотри на меня так, – потребовал Андрей, которому очень не нравился гневный взгляд Евы исподлобья.

– А как ты мне ещё прикажешь смотреть?!

– Можно подумать, ты одна тут жертва!

– Но не мои сёстры сделали нам game over!

Андрей крепко сомкнул челюсти, мысленно проклиная её характер и Сашку, который всё не ночевал дома и вдруг заявился именно сегодня.

– Не выйдешь поздороваться? – спросил он, приведя смесь своих чувств из разочарования, ярости, желания и обиды в равновесие.

– Больно сдался он мне! – проворчала Ева, подозревая, что общение с Сашей ей ничего хорошего не даст.

– Как остынешь, приходи на кухню.

Андрей поцеловал девушку в плечо, которым Ева не преминула двинуть ему в нос, и вышел из комнаты, оставив её наедине со своей злобой, что не на кого теперь обратить. Ева подошла к окну, посопела и подумала о том, будто бы сама судьба, которая сначала пихнула её к Андрею, подразнив, теперь оттягивает от него за уши. У неё ведь есть Глеб…

Испустив тяжёлый вздох, Ева приняла упор лёжа, отжалась тридцать раз от пола, немного подумала, вся ли дурь вышла через физическую нагрузку, и для верности сделала ещё пять отжиманий. После таких упражнений в ней погибала истеричка. Поправив растрепавшиеся длинные волосы, ощутив полную готовность встретиться с Сашкой, она пошла на кухню.

– Привет, Саш! – Ева даже улыбнулась старшему брату Андрея, у которого глаза округлились до размера пятирублёвых монет, стоило ей показаться, поскольку кокетство стало характерной манерой поведения девушки и помогало получать от жизни больше, чем даётся просто красивым и замкнутым леди. – Что тебя удивляет?

– Привет, – Саша был изумлён, но не красоте Евы, а собственно её присутствию. Он знал, что его матери это бы не понравилось, а поскольку его мнение до сих пор находится в распоряжении строгой матушки, то Саша мысленно не одобрил поступок Андрея, хотя и завидовал брату, которого последние три года со всех сторон облепляют красивые девушки, причём Ева дала бы фору любой. – А я тебя видел года полтора назад в ТулГУ в двенадцатом корпусе, но ты не на мехмате ведь учишься?

– Упаси господи меня от вашей математики! Я на юриста учусь, – Ева не постеснялась произнести вслух, что она учится, хотя сопоставляя посещение универа с количеством пропусков, на которые приходилось идти из-за работы, она понимала, что её связь с образованием только условно можно назвать обучением. И в двенадцатом корпусе она тогда оказалась для невыполнимой миссии: пересдать с третьего раза математику.

Ева никогда не стремилась поддерживать беседу из вежливости, но так получалось, что её внешность настолько располагала к ней собеседников, что они сами из кожи вон лезли, дабы девушка не заскучала. Так магически Ева подействовала и на Сашу, который, откровенно говоря, презирал школьную подругу брата. Она была спортсменкой, троечницей и за словом в карман не лезла. Каждое из этих качеств по отдельности в глазах Саши отрицательно характеризовало человека, а в сочетании делали общение с ним неприемлемым.

Ева тоже не питала ничего близкого к симпатии по отношению к Саше. Он всегда был хилым и скучным и таким остаётся. Оторванный от реальности, Саша знал только узкопрофильные анекдоты, например, про квадрат скорости, и не интересовался ничем, кроме физики, ставя при этом себя на несколько ступеней выше таких, каким стал Андрей. А ещё он ненавидел большинство девушек, потому что они всегда выбирают всяких «отбросов», не знающих ни последовательности Фибоначчи, ни единиц измерения энергии, а его считают ущербным.

Впрочем, Еве быстро надоело общество ущербного женоненавистника. Она подмигнула Андрею и вышла в коридор, чтобы вызвать такси. Едва ответил оператор, перед ней нарисовался Андрей, забрал у неё телефон и сбросил вызов.

– Ты куда засобиралась? – он недоумевал, как будто присутствие Саши не требовало того, чтобы девушка поскорее убралась отсюда.

– Пойду искать себе любовника с квартирой, – издевательски заявила Ева.

– Тебя дома всё рано не ждут. Оставайся.

– Он наполнит для меня ванну шампанским, – продолжала Ева свой рассказ, мечтательно закатив глаза вверх.

– Ты ведь обязательно поругаешься с Асей.

– Мы выпьем, а потом будем нежиться на шёлковых простынях.

– А Вика поддержит свою близняшку, поэтому тебе придётся поссориться и с ней.

– Он будет шептать мне на ушко, какая я удивительная, неподражаемая, а ещё скажет, что теряет голову от моей красоты.

– В конце концов, ты огребёшь по полной от тёти Гали за то, что не даёшь житья младшим сёстрам.

– А ещё…

– Хватит, Ева! – перебил Андрей, взяв её ладони и прислонив их к своим щекам.

Его взгляд был мольбой, которой тем больше хотелось внять, чем меньше было желание оказаться дома. Андрей был отчасти посвящён в семейные дрязги девушки, хотя она бы предпочла, чтобы о них не знала ни одна живая душа, а потому точно описал, что её ждёт дома. Ева радовалась тому, что Андрей хотя бы не знает, с каким скандалом разошлись её родители, что мама не обмолвилась с отцом ни словом с тех пор, а прошло уже девять лет, что она не общается со своим папашей пять лет, что её сёстры – не просто скверные девчонки, а исчадья ада.

– Как трогательно! – Саша воспользовался моментом излить свою желчь, выглянув из кухни.

Андрей силой впихнул его обратно и закрыл дверь.

– Не уезжай, – опять взмолился он.

Он смотрел с обожанием на эту всегда жизнерадостную студентку, всё больше убеждаясь, что природа создала это совершенное творение для любви, иначе щедро не одарила бы её огромными чернющими, как ночь, глазами, роскошными длинными тёмными волосами, отливающими медью на солнце, у неё не было бы таких соблазнительных розовых губ и бархатистой, словно лепесток цветка, кожи, которой Андрею хотелось коснуться. Рослая, эта девушка обладала идеальными пропорциями. Казалось, её атлетическое тело было вылеплено скульптором по правилу «золотого сечения». Её округлые бёдра притягивали восхищённые мужские взгляды, и рядом с ней мужчины невольно чувствуют себя безвольными существами, прикованными к своей госпоже.

И Еве было достаточно одного этого взгляда, чтобы осознать всю свою власть над Андреем. Она была в его объятиях, а его судьба – в её руках. Пагубное ощущение власти укоренило решение Евы уехать, чтобы Андрей больше ценил её близость, ну, и немного помучился. Ева искренне считала себя доброй, ведь она любила животных, но в отношениях с мужчинами порой проявляла жестокость, не отдавая себе в этом отчёта. Андрей пока не знал этого, а потому ужасно боялся, что больше Ева не вернётся.

– Андрюш, не смотри на меня так жалобно! У меня сердце сжимается от боли, – врала Ева, чувствуя, что её начало клонить в сон и сдерживая зевоту. – Ты понимаешь, что я не могу остаться. Я не нравлюсь Саше, а ещё больше боюсь, что нагрянут твои родители.

– Они не приедут. Останься. Ты Сашиного присутствия даже не заметишь. Мы просто посмотрим какой-нибудь фильм и поболтаем. Вдвоём, – уговаривал Андрей.

Ева опустила глаза, делая вид, что сомневается, однако просмотр фильмов и болтовня в компании Андрея в её планы не входили, поэтому решительно ответила:

– Нет. Я поеду. У нас ещё будет время.

Андрей сдался, как показалось Еве, слишком быстро. Она надеялась, что он ещё поуговаривает её. Но финальным ляпом стала инициатива, которую он проявил, вызвав такси на домашний адрес Евы: она-то всё равно домой не собиралась, но сообщать об этом Андрею было бы слишком неразумно, как-никак она влюблена в него и дорожит им, а ему вряд ли понравится её задумка.

– Крепись, – прошептал на ухо Еве Андрей, усаживая её в такси.

Ева страдальчески искривила лицо. Её боль выразилась так правдоподобно, поскольку она представила, что её ожидало бы дома, вернись она туда сейчас. «Остановись! Ты никогда не давила на жалость Андрюхе! Он же не идиот, он знает тебя!» – говорил голос здравого смысла.

– Всё будет хорошо. Я тебе позвоню, – бодро пообещала она и показала в улыбке свои жемчужные зубки.

Едва машина тронулась, Ева обратилась к водителю:

– Нам придётся изменить маршрут. Едем на улицу Энгельса.

Водитель усмехнулся и связался с диспетчером.

– Без проблем!

– Спасибо.

– Ох, женское коварство, – пробубнил он себе под нос.

Ева бросила на него испепеляющий взгляд, так как она совсем не была коварной по отношению к Андрею, ведь она уезжает от него не к другому мужчине, а всего лишь к Славке, своей совести. Так уж поучилось, что по мере взросления Ева окончательно расплескала чашу с этим чувством-наказанием, но ей, увы, удалось его обрести в лице своего студенческого друга Славы. Так, она жила порознь с совестью, не испытывая никаких мук, когда приходилось лгать, хамить, оскорблять или делать маленькие необходимые пакости.